Какой должна быть стратегия России в ближнем зарубежье? (Pogrom Economics)

В конце мая президент Киргизии Алмазбек Атамбаев заявил, что его страна намерена вступить в Таможенный союз уже до истечения этого года. Присоединению официального Бишкека к ТС противится Казахстан, опасающийся масштабного притока мигрантов с юга. И это неудивительно, ведь гражданам-стран членов организации не нужно получать разрешительную документацию, чтобы осуществлять трудовую деятельность на территории России, Белоруссии и Казахстана. Кремль же, похоже, перспектива полного открытия границ для выходцев из наименьшей по площади среднеазиатской республики нисколько не пугает. Как, впрочем, и из Армении, которая также стремится стать членом Таможенного союза.

По всей видимости, для российских властей евразийская интеграция является имиджевым проектом, ради которого они готовы пожертвовать существенными издержками, как это уже де-факто произошло при создании Евразийского экономического союза: снятие торговых и нетарифных ограничений повлечет за собой рост предоставляемых Россией прямых и косвенных субсидий партнерам до 30 миллиардов долларов в год. Однако если финансовые потери можно попытаться компенсировать за счет повышения налоговой нагрузки на сырьевой сектор, пусть даже это и не находит поддержки среди отраслевых экспертов, то преодолеть негативные последствия излишне мягкой миграционной политики по отношению к государствам бывшего советского Юга чрезвычайно трудно. И дело здесь не столько в том, что за каждый рубль, сэкономленный работодателями на труде иммигрантов, общество платит ростом межэтнической напряженности и повышением нагрузки на системы образования и здравоохранения. Существенно более важным является тот факт, что в долгосрочном плане замещающая миграция ставит под вопрос положение русских как устойчивого национального большинства, а значит, и статус России как страны с доминирующей русской культурой.

Впрочем, действующие элиты копают яму не только будущим поколениям, но и самим себе. За перипетиями нынешнего кризиса на Украине слабо замеченной осталась угроза, которую таит в себе уход американских войск из Афганистана, намеченный администрацией Барака Обамы на нынешний год. Вывод коалиционных сил НАТО из наиболее проблемной страны Большого Ближнего Востока потенциально может обернуться дестабилизацией среднеазиатского региона, что приведет к взрывообразному увеличению числа экономических беженцев, коими сегодня фактически являются приезжие из Таджикистана, Киргизии и Узбекистана. Чтобы не допустить воплощения столь негативного для России сценария, вовсе недостаточно закрыть границы; необходимо радикальным образом менять стратегию в отношении истеблишмента государств бывшего советского Юга. На протяжении последних полутора десятилетий Кремль неизменно пытался вовлечь многолетних руководителей азиатских республик канувшего в Лету Союза в различного рода интеграционные объединения. Платой за согласие Эмомали Рахмона и Ислама Каримова на участие в ОДКБ были множественные преференции со стороны России, главной из которых являлся безвизовый въезд, обеспечивавший минимальный уровень стабильности их режимов.

ec14-06-10-2

Последнее, в свою очередь, ликвидировало стимулы к проведению преобразований в Таджикистане и Узбекистане, что приводило к увеличению разрыва в уровне благосостояния между метрополией и ее наиболее отдаленными провинциями. Для изменения этой конфигурации отношений необходим пересмотр целеполагания внешнеполитической стратегии для бывшего СССР, подразумевающий отказ от интеграции ради самой интеграции в пользу защиты русского зарубежья, к которому относится Юго-Восточная Украина и Северный Казахстан. Как это ни покажется парадоксальным, но с точки зрения сохранения русской нации чрезвычайно важно добиться выхода среднеазиатских и закавказских республик на траекторию устойчивого роста; только это может позволить сократить миграционное давление на Россию. Как показал пример Грузии середины «нулевых», главным условием успешности экономических реформ является вовсе не денежная подпитка из-за рубежа, а наличие высоко квалифицированной и при этом сплоченной команды специалистов, имеющих карт-бланш со стороны политических лидеров. Грузинский опыт реформ примечателен еще и тем, что их архитектор — Каха Бендукидзе — вплоть до Революции роз жил и работал в России.

ec14-06-10-1

Пока что опытом Бендукидзе заинтересовалась только Украина. Однако с позиции интересов русской нации вовсе не принципиально, станет Незалежная интенсивно проводить реформы или нет. Наоборот, тот факт, что вторая по численности республика бывшего СССР испытывала серьезные экономические затруднения, был выгоден России, ведь именно это и вызвало масштабную иммиграцию ее граждан в РФ; этническая и культурная близость русских и украинцев обеспечивает легкость интеграции последних в российском обществе. В этих условиях абсолютно нелогичным выглядит отсутствие облегченного порядка получения паспортов с двуглавым орлом для жителей «Помаранчевой республики». При этом вместо того, чтобы пытаться склонить Украину к членству в ТС, важно добиться с ней глубокой низовой интеграции, предполагающей не только свободу передвижения товаров и услуг, но и наличие русского культурного влияния, добиться которого можно было бы за счет прямого взаимодействия с гражданским обществом, то есть создания благотворительных фондов, культурных центров, русских школ и университетов. Если бы Россия занималась этими вопросами в «девяностые» и «нулевые» годы, то сегодня в Донбассе уровень гражданской политической мобилизации был бы существенно выше.

Однако, как показала состоявшаяся в феврале революция, у юго-восточных регионов фактически отсутствует политическая субъектность. Проведенная в 2002 году перепись населения засвидетельствовала смену идентичности у более чем трех миллионов проживающих на Украине русских. Остановить процесс ассимиляции может только переформатирование русского национализма, поскольку молодому и пассионарному украинскому национализму не может эффективно противостоять советский интернационализм. Задача сохранения идентичности у русского меньшинства будет в немалой степени осложняться наследием текущего военно-политического кризиса: нравится нам это или нет, но события в Донбассе воспринимаются в Незалежной как агрессия со стороны России; а это значит, что у русскоязычных граждан не будет иной возможности доказать собственную лояльность украинскому государству, кроме как выучить мову. Надежда на то, что Украина примет языковое законодательство, аналогичное бельгийскому, призрачно мала. Равно как невелика и вероятность исхода нынешнего противостояния в Донбассе в пользу повстанцев: несмотря на дезорганизацию в рядах украинской армии, у Киева есть ресурсы на зачистку мятежных областей, пусть даже это тяжело обернется для их жителей.

Вместе с тем, даже учитывая накаленность обстановки в Луганске и Донецке, нельзя забывать о русских в других граничащих с Россией республиках, и в первую очередь в Казахстане, откуда в течение последних двадцати лет были вынуждены уехать более двух миллионов наших соотечественников. Наверное, в декабре 1991 года, при урегулировании мирного развода республик, можно было поднять вопрос территориальной автономии для русских городов и областей южных Урала и Сибири, оказавшихся оторванными от исторической Родины. Однако этого сделано не было; как и в случае с Украиной, Кремль сделал ставку на вовлечение элиты крупнейшей среднеазиатской республики в процесс евразийской интеграции. В условиях, когда Казахстан предпринял ряд мер по интеграции северных регионов, не остается практически ничего иного, кроме как начать хорошо финансируемую программу для этнической репатриации оставшихся в стране русских. Что же касается Белоруссии, то важно отказаться от убыточного субсидирования ее экономики и при этом не допустить попытки ее культурной дерусификации; хотя, по правде говоря, последняя практически невозможна, так как белорусский язык де-факто является мертвым, а у белорусских националистов нет собственной Галиции.

Таким образом, цели сохранения русской нации будет отвечать переориентация российской внешней политики на защиту русского зарубежья. Однако совершить смену приоритетов будет сложно до тех пор, пока у власти находятся политики, видящие свою миссию в воссоединении осколков бывшего СССР любой ценой.