Текст: Адам Замойский,британский историк польского происхождения, для Foreign Policy. Перевод: Григорий Николаев, «Спутник и Погром»
Одно из самых неприятных последствий последних польских выборов: «польский национализм» превратился в негативный термин. В статьях о выигравшей выборы Партии Закона и Справедливости слово «националисты» упоминается в одной строке с «ксенофобы» и «популисты».
Понятно, почему этот термин вообще употребляют. Но нужно уяснить, что новое правительство, объявившее себя защитником польского суверенитета, изуродовало и исказило польский национализм. Это плохо по многим причинам, но главная из них заключается в том, что национализм поляков когда-то считался одним из главных достоинств этого народа. Польша, одно из самых старых государств Европы, создала высокую идею своей нации, идею, которая почти тысячу лет вызывала восхищение по всему миру.
Но нынешняя польская правящая партия отказалась от былых традиций в пользу куда более нового и куда менее достойного наследия. Странным образом она приняла ценности и мировоззрение того самого коммунистического режима, с чьим влиянием обещала бороться.
В Средние века польский национализм основывался на верности королевской династии и в этом мало отличался от национальных идей, порождённых другими странами христианского мира. Но с наступлением эпохи Ренессанса национализм поляков развивался в стране, где благодаря стремительным политическим реформам образовалась республика с выборной конституционной монархией и удивительно свободомыслящим обществом. Поляки стали патриотами своей новой страны — республиканской, мультикультурной и мультрелигиозной. Как римские патриции времён расцвета Республики, польская шляхта считала себя членами элитного клуба. Они с жалостью смотрели на своих соседей, вынужденных подчиняться тиранам, платить непосильные налоги, сталкиваться с религиозным фанатизмом и цензурой. Поляки приветствовали членов других наций, которые прибывали в Польшу в поисках новой счастливой жизни.
В XVIII веке польское общество разделилось на две части: одна часть приняла культуру Западной Европы и её вкусы, включая рационализм и секуляризм, а другая, консервативная часть, продолжила цепляться за все более ксенофобскую и узкую позицию, гласящую, что все традиционное и «польское» хорошо по определению. Но к концу века это противостояние ушло в прошлое, потому что польское государство было упразднено, а его земли разделили между собой Россия, Пруссия и Австрия.
Крушение польской государственности означало, что слово «Польша» перестало обозначать страну. Оно стало знаменем — знаменем борьбы за свободу. Эта борьба была направлена против соседей-агрессоров и превратилась (как по идеологическим, так и по практическим причинам) в революционное движение. Национальные восстания ради избавления от ярма иностранного господства — в 1794, 1830, 1846, 1863 годах — происходили при всё более обширном участии польского крестьянства. Восстание 1905 года было порождено настроениями в рабочей среде.
Польские «косиньеры» — партизаны, вооружённые косами во время польского восстания 1863 г.
Все польские националисты соглашались, что освобождение страны невозможно без иностранной поддержки. Но они спорили о том, как эту поддержку заполучить: консерваторы надеялись убедить Британию и Францию вмешаться и возродить польское государство, тогда как их более радикальные товарищи участвовали в революционном движении в соседних странах в надежде на то, что революционные правительства скорее помогут полякам. Именно поэтому польские патриоты участвовали во всех революциях в Европе и обеих Америках, часто состоя в польских отрядах, сражавшихся под знаменем со знаменитым лозунгом «За нашу и вашу свободу». Польский поэт-романтик Адам Мицкевич придал этому движению религиозный оттенок, утверждая, что жертва Польши искупит весь мир. В 1848 году он лично возглавил отряд добровольцев, одетых в туники с белым крестом, сражавшихся за освобождение Италии.
Польский национализм этого периода был щедр, интернационален, инклюзивен и почти метафизически возвышен. Но весь его героизм привёл лишь к гибели десятков (если не сотен) тысяч молодых поляков, а ещё десятки тысяч попали в тюрьмы или были изгнаны из страны. Но они сумели создать легенду, прославленную в стихах, прозе и живописи эпохи романтизма. Их подвиг нашёл отражение даже в музыке Фредерика Шопена. И эта легенда стала фундаментальной частью польского сознания.
Ко второй половине XIX века большая часть польского общества смирилась с невозможностью борьбы против своих угнетателей. Страны, разделившие Польшу, стали могучими империям, опиравшимися на силу своей промышленности и мощные армии.
Приверженцы вооружённой борьбы занялись терроризмом и конспирацией, но большая часть польских патриотов пошла в политику. Три империи, разделившие Польшу, настаивали на ассимиляции польского народа. Методы использовались одни и те же — от запрета на школьное обучение на польском и публичное его использование до, в случае России, принудительного обращения в православие. Поляки ответили на это созданием параллельных образовательных программ, участием в культурной деятельности и выпуском книг, посвящённых польской истории. Большое внимание уделялось реформированию экономических практик и созданию новой трудовой этики. Польский национализм превратился в идеологию саморазвития — физического, интеллектуального и экономического. В движении выросла роль религии. Большую часть XIX века, во время гонений и притеснений польских элит, скромные приходские священники часто были единственными образованными людьми в сельской местности. Они давали советы и учили детей, а церковь стала одним из немногих мест, где можно было говорить и петь на польском. Католическая Церковь стала опорой и троянским конём польского сопротивления. Эту роль она играла и позже, в периоды 1939–1945 и с 1945 по 1989 годы.
Польский священник, 1939 г.
Но на территории Польши проживали не одни только поляки. Ещё до разделов Польша была домом множеству меньшинств, среди которых были литвины, белорусы, немцы и евреи. Многие из них ответили на угрозу ассимиляции со стороны России, Пруссии и Австрии консолидацией вокруг своей национальной идентичности. В результате разные виды национализма, существовавшие в Польше, стали враждовать друг с другом, что усложнило жизнь в получившей независимость в 1918 году стране.
И вновь внешние события — в данном случае Вторая мировая война — повлияли на польский национализм; и в этот раз влияние оказалось негативным. Только что получившие независимость поляки были готовы защищать её. Польша стала одной из первых стран, вступивших в войну с нацистской Германией; и, в отличие от многих европейских государств, менявших стороны или подчинившихся немецким штыкам, поляки верно сражались плечом к плечу с Союзниками до самого конца войны. Но за это им пришлось заплатить страшную цену: Советский Союз и Германия вели выборочный геноцид польского народа, в результате которого погибло более 20% населения, страна потеряла 75% инфраструктуры, а культурное наследие Польши понесло тяжелейший урон. Но хуже всего было то, что с поляками поступили как с проигравшей стороной: Польша потеряла треть своей территории и оказалась под иностранным владычеством на 45 лет — до 1989 года.
Поляки чувствовали, что их предали — в особенности потому, что мало кто в мире сочувствовал их беде. Историю писали победители. Чтобы замять неудобные факты (СССР напал на Польшу в союзе с нацистами), просоветский режим в Варшаве разработал свою версию событий 1939–1945 годов. В этой версии вина за происшедшее возлагалась целиком и полностью на довоенное польское правительство. В советской трактовке оккупация СССР спасла Польшу от «феодальной» и криптофашистской диктатуры.
Те, кто сражался за Польшу, включая героическую Армию Крайову (Отечественную Армию), были объявлены фашистами и нацистскими коллаборантами. Десятки тысяч героев войны казнили, ещё больше — приговорили к долгим тюремным срокам. Выжившие довоенные элиты, как интеллектуальные, так и социальные, подвергались гонениям. На Западе, где престиж СССР после войны был невероятно высок благодаря героическим историям о Сталинградской битве и советской военной пропаганде, московскую версию событий признали истинной. Мало того, на поляков навесили ещё и обвинения в антисемитизме, невероятно преувеличенные благодаря тому, что, дескать, все нацистские лагеря смерти размещались на территории Польши.
Новый коммунистический режим создал собственный извращённый польский национализм, сшитый на скорую руку из лоскутьев национализма прежних времён. Чтобы отвлечь внимание от советских преступлений, появилась легенда о Германии как об извечном враге Польши. Историки выискивали и преувеличивали доказательства этой теории, перенося начало вражды на тысячу лет назад. После шести лет немецкой оккупации подобные истории упали на благодатную почву. Несколько поколений поляков ненавидели Германию, и остатки этой ненависти можно до сих пор увидеть в действиях некоторых польских политиков. Параллельно просоветский режим всячески поддерживал в поляках чувство обиды на западных союзников, не пришедших им на помощь.
Послевоенное польское правительство попыталось обратить романтическую легенду польского интернационального освободительного движения себе на пользу и подверстать его под концепцию международного коммунистического братства стран Варшавского Договора и революционных движений вроде кубинского. Но эта пропаганда не сильно впечатляла поляков, большая часть которых с сомнением относилась к идее вековечной дружбы Польши и России: образованные поляки имели доступ к западным информационным источникам, а остальные видели жестокость Красной Армии и советской тайной полиции собственными глазами. Убийство тысяч офицеров польской армии в Катыни в 1940 году советскими войсками широко обсуждалось в польском обществе, несмотря на все попытки пропаганды переложить вину в нём на нацистов.
Жертва расстрела в Катыни
Для многих именно Катынь стала символом несправедливости того, как поступили с Польшей. Да, вина лежала по большей части на СССР, но виноватыми считались и западные страны, без возражений принявшие советскую версию событий. Для некоторых поляков желание рассказать о Катынском расстреле, о преступлениях, совершённых против их страны, стало практически фетишем, высшей идеей. Особенно это желание обострилось в годы сразу после обретения Польшей независимости, когда новое правительство, само не верившее в то, что поляки наконец свободны, не хотело расследовать преступления советского режима из страха перед соседней и сильной Россией.
Это привело к расколу в польском обществе, последствия которого мы видим сегодня. На одной стороне те, кто участвовал в управлении послевоенной коммунистической Польшей; те, кто не любил советский режим, но смирился с ним; те, кто воспринял пропаганду и поверил в «фашизм» и «феодализм» режима Пилсудского. Среди них много молодых и образованных людей, которые достигли за последние 25 лет профессионального успеха и считают, что Польша должна идти в будущее вместе с Евросоюзом, а к прошлому относится как к прошлому.
На другой стороне — те, кто не могут или не хотят забыть обиды, причинённые их стране; те, кто подобно современным левым, считают, что статус жертвы даёт им моральное превосходство. Множество людей, не сумевших или не захотевших построить лучшую жизнь после 1989 года, с ностальгией вспоминают советские времена, когда работа была у всех, все переживали одинаковые трудности, а о неприятных аспектах жизни, благодаря контролю над СМИ, никто не говорил.
Две партии, участвовавшие в последних выборах — не политические партии. Их позиции по экономическим и социальным вопросам практически неотличимы, и обе они, поражённые советской пропагандой, негативно относятся к предвоенной Польше. Принципиальное отличие между ними лишь одно — как они понимают термин «польская нация». «Гражданская платформа», партия, проигравшая выборы, управляется людьми, весьма негативно настроенными по отношению к Польше прошлого. Больше всего они хотят быть «хорошими европейцами». Победившая на выборах Партия Закона и Справедливости привлекает людей, не могущих или не желающих забыть обиды времён Второй мировой; людей, считающих секулярные и либеральные идеи Запада слишком опасными, и тяготеющих к провинциализму, обёрнутому в религиозные и патриотические цвета. Многие из них попросту терпеть не могут проевропейских и космополитичных членов «Гражданской Платформы». Иными словами, это те же люди, что поддерживают UKIP в Британии и Национальный Фронт во Франции. Эти люди только утверждаются в своих предрассудках, видя враждебность со стороны западных — и особенно немецких — журналистов и комментаторов, так напоминающих им коммунистическую прессу.
Польский национализм имеет свои тёмные стороны, иногда он бывал агрессивен; но по большей части польские националисты всегда защищали польские ценности, а не рассуждали о крови и почве. На протяжении веков именно либерализм Польши вызывал неприязнь её соседей, который чувствовали в нём угрозу. Так было во времена Реформации и Контрреформации; так было и во время советской и нацистской оккупации. По время Второй мировой войны Сталин и Гитлер сделали всё, чтобы уничтожить польскую нацию — они боялись её вольнодумства и понимали, что поляки никогда не примут их тоталитарные идеологии.
Нынешнее правительство Польши мастерски пользуется символами и слоганами мессианства, мученичества и суверенитета, столь привлекательными для тех, кто чувствует себя и свою страну преданными. Привлечение католического клира для «защиты» польских ценностей — великолепный предвыборный ход. Скорее всего, новое правительство продолжит напирать на суверенность Польши, чтобы не терять поддержку населения. Но нужно понимать, что связь Партии Закона и Справедливости с польским национализмом весьма натянута; новое правительство Польши слабо понимает историю собственной страны и превратно судит о национальной миссии поляков. И горькая ирония заключается в том, что ключевые постулаты её политической программы, должные помочь сохранить польскую культуру и историю и не дать внешнему миру повлиять на страну, на деле имеют мало общего с идеями польского национализма; они заимствованы из практики и идеологии того самого послевоенного коммунистического режима, который Патрия Закона и Справедливости так ненавидит.
Оригинал материала на сайте Foreign Policy
