История Ост-Индской компании: от акционерного общества до государства в государстве

Вся серия

Новая часть Ост-Индского цикла Сергея Махова. У первой мегакорпорации планеты серьёзные проблемы, которые она решает оригинально: с торговли хлопком переключается на торговлю опиумом. Англичан ждут бешеные прибыли, китайцев — зависимость. Мешает только одна деталь: продавцов опиума в Китае принято ЧЕТВЕРТОВАТЬ прямо в порту.

Цикл читается абсолютно как «Игра Престолов», только настоящая.

И в таком антураже (морские баталии, финансовые махинации, раджи, офицеры-авантюристы, слоны, сокровища, тигры, пиратские республики), что непонятно, почему компания HBO ещё не сняла про это сериал.

Экономика, 1775–1800 годы

Поражение в Индии от Хайдера Али и Типу вызвало в Англии волну расследований деятельности Ост-Индской компании. Правильнее даже сказать — под компанию начали копать с 1760-х, сразу после того, как она вмешалась в правление Бенгалией и стала, по сути, государством в государстве. Поэтому прежде чем продолжить рассказ о противостоянии Майсура и ОИК, давайте сначала немного поговорим об экономике и о процессах, которые оказались определяющими в 1780–1800-е годы и для Индии, и для Компании, да и для всего остального мира.

Начнем, наверное, с бывшего служащего Британской ОИК Уильяма Болтса, который был уволен из Компании в 1768-м, а в 1772 году написал книгу «Соображения по делам в Индии». Эта книга стала неприятным откровением как для директоров ОИК, так и для британского общества. К примеру, Болтс писал: «Мотальщики шелка-сырца, называемые „нагаады“, столкнулись с тем, что их заставляют работать за еду, как рабов, и некоторые отрезали себе пальцы в знак протеста и чтобы не работать на Компанию». Кстати, в поздних исследованиях по истории ОИК некоторые историки сильно модифицировали эти данные — в их изложении уже злобные англичане рубили пальцы ткачам, чтобы поддерживать определенное количество рабочих текстильной промышленности в колонии. Тем не менее это ложь, причем абсолютно нелогичная. Ибо большее число ткачей позволяло англичанам сбить закупочные цены, и в уменьшении количества рабочих рук они были совершенно не заинтересованы.

Книгу Болтса подхватила на щит оппозиция, и Индией напрямую занялся Эдмунд Бёрк, поэт, просветитель и видный деятель вигов. Бёрк говорил разумные слова: ОИК до 1759 года и ОИК после 1759 года — это две разные компании. В 1600 году королева Елизавета выдавала право на монопольную торговлю с Индией коммерческой компании, сейчас же ОИК — это синдикат, который одновременно занимается коммерцией, собирает налоги, плюс использует частную военную силу, неподконтрольную государству. Другими словами, Компания стремительно становится независимой от государства, и задача государства — поставить Компанию под свой тотальный контроль или просто сделать государственной. Бёрк говорил: мало того, что ОИК в Индии взяла на себя функции государства, она еще и плохо управляет страной, примером чему — голод в Бенгалии 1769–70 годов.

В 1781 году в палате общин был образован особый комитет по расследованию дел в Бенгалии, и в апреле 1783 года комитет представил парламенту законопроект о создании парламентской комиссии для контроля над деятельностью ОИК в Индии. Компания пробовала было отбиться, но тут вмешалась… природа.

В 1783 году в Исландии произошло несколько крупных извержений вулкана Лаки (Лакагигар) — они начались в июне 1783 года и продолжались до февраля 1784 года. Всего вулкан выбросил до 12 миллиардов кубических метров лавы, и в атмосферу попало более 122 миллионов тонн двуокиси серы и токсичных газов. В самой Исландии погибло до 9000 жителей.

Эти извержения отразились на климате всей планеты. Так, во Франции из-за этого извержения лето 1783 года выдалось аномально теплым, без дождей. 20 июня 1783 года облако серы накрыло Париж, а в Гавре туман был настолько густым, что ничего не было видно даже в 5 метрах.

В августе начались бурные штормы с торнадо и градом. А зима была аномально холодной. В Париже температура опускалась до минус 19 градусов, озимые замерзли практически во всей Франции. Летняя засуха 1784 года, а потом смерчи и грады убили летние посевы. А еще одна аномально холодная зима окончательно уничтожила озимые.

Нил не разливался два года, что оказалось губительным для экономики Египта. По самым скромным подсчетам, там умерло от голода до 2 миллионов человек.

В Индии же повышение температуры воды в экваториальной части Тихого океана (также известное как течение Эль-Ниньо) привело к мощной засухе. Муссонные ветра просто высушили почву, за лето не было ни одного дождя. Земля превратилась в камень и растрескалась, и на гигантской территории между 15 и 35 градусами северной широты в Индии начался настоящий голод, который охватил множество регионов, в том числе Дели, Пенджаб, Раджпутану, Кашмир, Бенгалию, и т. д., а на юге — Майсур и Мадрас.

Чуть ранее, в 1781–82 годах, Британская ОИК скупила или изъяла в качестве налога все излишки хлеба в подконтрольных ей княжествах и не торопилась помогать голодающим. Более того, когда к ней обратились индийские государства (те же маратхи), Компания решила не продавать хлеб и рис независимым государствам Индии, чтобы ослабить своих прямых или потенциальных конкурентов. Уже знакомый нам Уоррен Гастингс цинично называл эту политику «искусством выживания». В конце концов, служащие компании не выдержали: когда цена на зерно и рис достигла 3–5 рупий за фунт, клерки самовольно начали продавать запасы, сколачивая себе миллионные состояния.

Как результат, в 1783–1784 годах в Индии умерло, по разным оценкам, от 10 до 14 миллионов человек, в том числе на подведомственных англичанам территориях — до 4 миллионов индийцев.

Когда Англии достигли вести о новом голоде в Индии, палата общин единогласно проголосовала за Индийский акт, предложенный Уильямом Питтом-младшим (мы уже упоминали об этом), а Гастингс был срочно вызван в метрополию, где предстал перед судом. Слушания длились всю зиму 1786–1787 года, и 21 мая 1787 года Уоррен Гастингс был признан предварительно виновным, взят под стражу и доставлен в палату лордов, где ему были предъявлены обвинения.

13 февраля 1788 года началось слушание дела в Вестминстерском зале в присутствии членов палаты общин. Со стороны обвинения выступал Эдмунд Бёрк, речь которого затянулась на четыре дня. Сам Гастингс позже вспоминал, что «речь Бёрка произвела на меня неизгладимое впечатление, и уже через полчаса я чувствовал себя самым виноватым человеком на земле».

Защита просила отпустить подсудимого под залог, но Бёрк воспротивился этому, говоря, что «этот негодяй может сбежать из страны с теми богатствами, которые награбил в Индии».

Далее выступили Шеридан и Чарльз Фокс, а потом и еще 16 членов «Комитета импичмента», как назвали группу обвинителей Гастингса. Каждый был многословен, оперировал и фактами, и цифрами, поэтому процесс сильно затянулся. Уже началась Французская революция, потом Революционные войны, а Гастингс всё был под следствием, конца которому не было видно.

Закончилось все неожиданно — из Индии вернулся лорд Корнуоллис, новый генерал-губернатор ОИК, который заявил: мол, чего вы Уоррена мурыжите, я вот у индийцев спрашивал — они Гастингса и знают, и хвалят, и вообще были довольны его правлением. Естественно, никто у индийцев переспрашивать ничего не стал, ибо джентльменам верят на слово.

Проверка счетов Бенгальского отделения ОИК, большая часть которых таинственным образом потерялась, также не дала возможности обвинить Гастингса в растратах. Поэтому 23 апреля 1795 года все обвинения с Гастингса были торжественно сняты, но Уоррен Гастингс тяжело пережил это следствие, к тому же он разорился на адвокатов (по разным оценкам, потратил на защиту от 70 до 80 тысяч фунтов стерлингов), и после 1795 года не занимал государственных должностей. Эдмунд Бёрк также тяжело переживал свое поражение в суде и умер в 1797 году, через 2 года после окончания следствия.

Согласно закону Питта, деятельность Британской ОИК была разделена на несколько направлений. В чистую коммерцию государство не вмешивалось, а вот функции управления и политики теперь согласовывались Компанией с государственными представителями. По сути Индийский акт предусматривал совместную эксплуатацию Индии Компанией и государством. При этом де-юре за все политические решения в Индии отвечала Великобритания, а де-факто — все осталось как прежде, и претворяли эти политические решения в жизнь клерки ОИК. Генерал-губернатор Индии теперь был всего один — в Бенгалии, Мадрасское и Бомбейское губернаторства аннулировались. Кандидатура генерал-губернатора выдвигалась Компанией и утверждалась членами правительства, при этом полномочия его были поистине диктаторскими — он имел решающее право голоса в Совете по Индии, вел собственную внешнюю и внутреннюю политику, был главнокомандующим всеми войсками в Индии и отчитывался только премьер-министру напрямую.

Помимо этого, каждый чиновник ОИК был обязан в течение двух месяцев со дня опубликования Индийского акта предоставить декларацию о доходах и подтвердить легальность происхождения собственных средств. Для коррумпированных клерков были предусмотрены конфискация имущества и тюремное заключение. Однако — и это опять особенности Компании как государства в государстве — рассматривать эти декларации должен был не независимый аудиторский комитет, а Совет директоров ОИК, то есть по сути это была проверка лояльности директорам Компании. Лоялен чиновник — и на его воровство можно закрыть глаза. Нелоялен — и вполне можно обвинить его в коррупции.

Стоит сказать еще об одном моменте, который очень сильно отразился на Индии. Речь о промышленной революции. В 1764 году Джеймсом Харгривсом была изобретена «прялка Дженни» — первый полумеханический ткацкий станок. В 1771 году промышленник Ричард Аркрайт сделал его полностью механическим, изобретя водяной привод (water frame). В 1779 году была изобретена прядильная машина (spinning mule), и теперь английские фабрики могли вырабатывать хлопок такого же качества, как в Индии, но гораздо больше.

Соответственно, промышленное лобби пробило в парламенте закон, который облагал любую ввозную индийскую ткань драконовскими тарифами (до 300% от стоимости груза), и при этом снизило стоимость ввоза хлопка-сырца до 10–12% акциза за партию. Таким образом, теперь Англии требовались не индийские изделия из хлопка, а хлопок-сырец, и индийские ткачи с 1785 года стали методично лишаться крупнейшего рынка сбыта. Это аукнулось уже в 1800-е годы, когда индийские ткачи, оставшись без заказов, начали массово умирать от голода, причем никакого неурожая или погодных аномалий не было — просто людям в один момент стало не на что жить.

Прялка Дженни с механическим приводом. Позже колесо крутил гидравлический привод или паровая машина.

Индийская хлопковая ткань в результате промышленной революции постепенно лишилась всех своих конкурентных преимуществ — низкой цены, более высокого качества, больших объемов выработки. Теперь фабрики английского Ланкашира могли производить изделия из хлопка и лучше, и дешевле, и в большем количестве. Но решающее преимущество будет позже, а пока что, в 1780 году, Англия могла удовлетворить свою потребность в текстиле внутренним производством лишь на 3%, что, конечно, было больше, чем 0,5% в 1750-е, но все равно безумно мало в масштабе страны. Однако производство хлопковых изделий в Англии росло гигантскими темпами, прибавляя по 10,8% в год, а экспорт рос даже по 14% в год. Сначала английский текстиль бурным потоком рванул в страны Европы. Британские промышленники, пользуясь подписанным с Францией «договором Идена» о беспошлинной торговле, буквально завалили своим дешевыми изделиями из хлопка соседнюю страну, выкачивая из нее золото и серебро, словно гигантским насосом. Далее под напором британского хлопчатобумажного текстиля пали Германия, Австрия, Голландия, Россия. Недалек был тот час, когда экспорт хлопчатобумажных изделий рванет и в Индию. Нет, ну а что? Это же нормально — из колонии вывозится сырье, а в колонию — готовые продукты, изготовленные из этого самого сырья.

Далее произошло еще одно событие, которое также в скором времени отразится на судьбе Британской Индии. Ост-Индская компания, не будь дурой, увидев тенденцию роста импорта хлопка-сырца, подняла на него цены, и английские купцы, в четком соответствии с законами конкуренции и свободного рынка, обратились к американским и бразильским плантаторам, которые цены на хлопок, наоборот, понизили. В результате к началу 1810-х годов экспорт хлопка-сырца из Индии упал в 10 раз, что, естественно, наихудшим образом отразилось на индийцах.

Однако это будет позже. Пока что хлопковая ткань из Гуджарата, Пенджаба, Бенгалии и с Коромандельского берега высоко ценилась, ее покупала не только Европа, но и Афганистан, Восточная Персия и Средняя Азия, города Персидского залива, Египет и Османская империя, Китай.

В период 1771–1774 годов Англия экспортировала из Индии 928 429 штук полотна, в период 1775–1779 годов — 830 607 штук полотна, 1785-1789 — 803 464 штуки полотна, и 1790–1792 — 936 866 штук. Таким образом, экспорт этот был примерно постоянным в 1770–1790-е годы и оставался таким в основном за счет роста реэкспорта индийских тканей из Англии. Если в период 1772–1774 годов ОИК реэкспортировала индийского текстиля на 701 тысячу фунтов стерлингов, то в 1794–1796 годах — уже на 1,148 миллиона фунтов.

В 1779 году состоялась первая поставка опиума с Малабарского берега в Китай. Произошла она не от хорошей жизни, как бы странно эти слова не прозвучали. Дело в том, что Китай был самодостаточным государством, которое европейские товары не привлекали. Так, например, в 1782 году Британская ОИК закупила в Кантоне 1408 тонн чая, 80 тонн шелка, 20 тысяч штук хлопкового полотна, и все это на сумму в 350 тысяч фунтов стерлингов серебром. В 1772 году ОИК тратила на закупку в Китае 364 044 таэля (1 таэль — 37.5 грамм серебра, фунт — 120 грамм серебра), в 1785-м — уже 577 368 таэлей. В 1798 году Компания тратила на закупку в Китае 1,217 миллиона фунтов стерлингов серебром, в 1826-м — уже 2,437 миллиона фунтов, то есть Китай просто перекачивал в себя все запасы серебра в Европе. При этом Китай ревностно охранял внешнюю торговлю, для коммерции был открыт только один порт — Кантон, где для европейцев выделили кусочек земли, который англичане прозвали «Тринадцать Факторий» (Thirteen Factories).

Общий оборот торговли между Китаем и Англией возрос более чем в два раза: если в 1769–1770 годах он составлял 3 415 314 фунтов, то в 1785–1786 годах — уже 7 518 165 фунтов.

Естественно, такое положение дел дельцов из ОИК не устраивало. Изначально пробовали ввозить в Китай индийский хлопок, но китайцы предпочитали покупать его у независимых индийских княжеств, британские же поставки их не заинтересовали, поскольку англичане не провели полноценный анализ китайского рынка и не выяснили, какое качество, какое количество и по каким ценам Китаю нужно.

И англичане нашли товар-заменитель. Как мы с вами помним, в 1780 году в войну с Англией вступили Франция, Голландия и Испания, звонкая монета стала редкостью, а закупки в Китае производить хотелось, ибо спрос на чай в Европе рос бешеными темпами. И англичане решили сыграть на пороке, ведь издревле известно, что быстрые деньги зарабатываются на сексе, наркотиках и алкоголе. Сексом и алкоголем китайцев не удивить, этого у них было в избытке, а вот наркотики пришлись ко двору. Уже в 1780 году в Китай было поставлено 1460 ящиков малабарского опиума.

В 1782 году в Кантон было послано два судна — «Нонсач» и «Бетси» — загруженных 3000 ящиков с опиумом. «Бетси» был перехвачен французскими каперами, а «Нонсач» смог сбежать, и 1600 ящиков опиума были проданы за 100 000 песо, на которые был закуплен чай для продажи в Европу.

Однако прямая продажа опиума в Китае была признана слишком опасным предприятием — согласно китайским законам, груз от 2000 сундуков опиума и выше тянул на «отягощающие обстоятельства», компания, чьи купцы ввезли наркотик, выплачивала очень крупный штраф, весь конфискованный товар уничтожался на месте, а купца, продавшего такую партию, четвертовали прямо в порту.

И было решено следующее: опиум в Китай будут ввозить формально независимые купцы, которые официально никак не связаны с ОИК, при этом Компания, если они будут пойманы, открестится от них сразу же. Но за такой риск ОИК была готова почти половину вырученной суммы отдавать владельцу судна. Так, капитан шхуны «Нонсач» Генри Уотсон получил из вырученных средств — для себя и своей команды — 41 853 песо, а Компания — 58 147 песо. И это все равно отбило затраты, ибо производство этой партии обошлось в 32 780 песо.

Так началась политика «свободных торговцев», и ОИК стала продавать лицензии на право торговли опиумом с Китаем. Большей частью этими «свободными торговцами» стали китайские, индийские или малаккские лидеры криминального мира — история нам сохранила имена некоторых из них — Хоукуа, Моукуа, Энкуа. В Китае таких купцов прозвали «хоппо», производное от «хубу» (таможня). Эти коммерсанты имели большие связи на китайской таможне, и за взятку договаривались с чиновниками о ввозе опиума. ОИК формально была ни при чем, она продавала наркотик каким-то торговцам, а уж что они с ним потом делают — вообще не дело компании.

Привычка курить опиум пришла в Китай в XVII столетии вместе с маньчжурами из династии Цин. Курение опиума вызывает ослабление зрения и опиумный сон. Опиумные сны могут быть яркими видениями, примером опиумного сна может служить лирический фрагмент «Кубла-хан», приснившийся английскому поэту Сэмюэлу Тейлору Кольриджу. Перед тем как принять наркотик, Кольридж читал о сооружении дворца императора Кубла-хана. Вот как он описывает ощущения:

Во сне случайно прочитанный текст стал разрастаться и умножаться, спящему человеку грезились вереницы зрительных образов и даже попросту слов, их описывающих; через несколько часов он проснулся с убеждением, что сочинил, или воспринял, поэму примерно в 300 строк. Он помнил их с поразительной четкостью и сумел записать этот фрагмент в 50 с чем-то строк, оставшихся в его сочинениях. Нежданный визит прервал работу, и потом он уже не смог припомнить остальное.

Русский путешественник Миклухо-Маклай рассказывал, что в подобном состоянии у человека нет никаких желаний. Мыслительные процессы притупляются, сознание становится тяжелым и туманным.

Надо сказать, что непосредственный эффект от такого употребления сравним с тем, что дает умеренная доза легкого наркотика вроде марихуаны, то есть он был скорее расслабляющим и тонизирующим, чем опьяняющим средством. Английские военные врачи неоднократно наблюдали, как сипаи в армии Ост-Индской компании после тяжелого марш-броска глотали на привале опиум-порошок, чтобы быстро восстановить силы. О разрушительном действии наркотика на организм — эффекте привыкания, до конца XIX века никто не задумывался. Европейские врачи применяли опиум для лечения едва ли не всех болезней: диареи, дизентерии, астмы, ревматизма, диабета, малярии, холеры, лихорадки, бронхита, бессонницы. Применяли его и просто для снятия болей любого происхождения. Часто за болезнь принимали наркотическую ломку, но врачи, прописывая больному новую дозу опиума, этого не понимали и радовались, что лекарство так хорошо помогает. Всевозможные успокоительные капли на основе опиума продавались в обычных аптеках. В одну Англию в первой половине XIX века ежегодно ввозилось до 20 тонн опиума, причем абсолютно легально. Общество гораздо больше волновала проблема пьянства, и по сравнению с дешевым джином опиум казался совершенно безобидным, даже полезным продуктом. Так, в 1830 году агроном-любитель из Эдинбурга получил престижную сельскохозяйственную премию за успехи в выращивании опийного мака в Шотландии.

С точки зрения современной медицины, употребление опиума выглядит следующим образом. Во-первых, привыкание наступает достаточно быстро: человек стремится вновь и вновь испытывать пережитое чувство эйфории. А дальше начинается абстинентный синдром, который в народе зовется «ломка». Человек постоянно зевает, у него начинаются нарушения психики, вылезают симптомы ложного насморка, человек чихает, жалуется на боль в зубах, пояснице, спине, и т. д. Умственные способности ухудшаются, а все лицо у заядлых курильщиков опиума покрывается мелкой сеткой морщин.

Ну а далее — смерть. Самый распространенный случай — остановка дыхания в результате заторможенной работы дыхательного центра головного мозга. Может возникнуть вирусное воспаление печени, опиумная горячка, воспаление вен, ужасающие гнойные заболевания кожи. Некоторые люди умирают в подвалах от гангрены. Иногда наркоманы, не в силах терпеть мучения, заканчивают жизнь самоубийством.

Изначально мак, из которого делали опиум, выращивали в северных областях Китая. Продавали его в виде «сена» или маковой соломки — толкли в пыль высушенные части мака: листья, стебли, коробочки, которую смешивали с табаком, забивали в трубку и курили. К 1729 году употребление опиума настолько распространилось, что император Юнь Чен, опасаясь за здоровье своих подданных, издал указ, запрещающий производство и курение опиума. При этом импорт опиума указ почему-то не запретил. Скорее всего, правительство польстилось на большие ввозные пошлины, которые составляли до 500% на цену товара.

Но привычка оказалась сильнее запрета, тем более что чиновники империи Цин оказались падки на взятки и за скромную мзду закрывали глаза на поставки опиума в Китай. Клерки нашли выход — в декларациях стало указываться, что опиум ввозится в Поднебесную для… медицинских целей. Наркотик действительно использовался как анестезия, но далеко не в тех количествах, в которых его ввозили. И к 1770-м выстроилась схема, где роль наркобаронов принадлежала китайским чиновникам, а роль драгдилеров — аптекарям и врачам. Медики, дабы подсадить своих клиентов на опиум, использовали тот факт, что он вызывает привыкание. Человеческий организм довольно быстро начинает требовать все новой и новой дозы наркотика, и принимавший опий даже для лечебных целей вскоре становится законченным наркоманом, который за дозу готов заплатить любую цену.

Англичане начали ввозить опиум в Китай не в виде «сена», а виде «ханки», опия-сырца — высушенного сока коробочек мака, фасованного мелкими лепешками, которые при желании можно было натолочь в трубку. Наркотик поставлялся в стандартных ящиках из мангового дерева, вмещавших 40 шаров высушенного до нужной кондиции продукта общим весом около 54 кг. В таком виде опиум мог храниться годами и десятилетиями.

Тогда же возник новый ритуал курения опиума, ибо китайцы, наверное, все обставляют ритуалами. Была создана специальная опиумная трубка, шарик «ханки» клался на специальную лампу, где нагревался практически до температуры кипения, а курильщик через трубку вдыхал опиумные пары. Но плохо очищенный опиум, который добавляли в табак, для этого не годился. При разогреве он просто сгорал, теряя большую часть дурманящих веществ.

В результате англичанами была разработана технология очистки опиума. Содержание морфинов в нем было доведено до 9–10%, что в 50 (!) раз больше, чем в смеси табака и опиума в начале XVIII века.

Если до этого курительные смеси с добавлением опиума действовали примерно как марихуана, вызывая прилив сил и эйфорию, то теперь уже ни о каком «поднятии тонуса» речь не шла — выкурив трубку, человек на какое-то время просто выпадал из жизни. Курильни были очень спокойными заведениями — спокойными, как могила. Аналогия тем более уместна, что, как мы видели, разрушение личности и здоровья курильщика шло стремительно и, как правило, бесповоротно. Для мира, который, напомним, еще ничего не знал о таком явлении, как наркозависимость, курение опиума неизбежно должно было стать страшным бичом. Но прежде всего оно таковым стало для Китая. Уже в 1780-м новый император Цяньлун издает указ, запрещающий ввоз, производство, продажу и употребление опиума. Однако несмотря на указы ввоз в Китай опиума продолжился. С 1785 по 1800 год опиум составил 15% от всей внешнеторговой деятельности Китая.

В Бенгалии ОИК, верная своей практике, организовала монополию на скупку мака, для производства сырца-«ханки» было построено две крупные фабрики — в городах Патна и Газипур (от них пошли два одноименных бренда опиума), причем фабрика в Газипуре существует по сей день и производит опиум и морфин для медицинских целей.

Меж тем в Совете генерал-губернатора разгорелась дискуссия — продолжать ли продажу опиума в Китай или нет. С одной стороны, Компания получала необходимое для закупок серебро. С другой стороны — сильно боялись, что Китай за все эти фокусы с подставными торговцами просто изгонит Англию с китайского рынка, а спрос на чай все рос. И в сентябре 1792 года в Китай прибыл бывший губернатор Мадраса, а теперь — первый посол Англии в Китае лорд Джордж Маккартни. Его сопровождали секретарь Джордж Стонтон, 11-летний сын Стонтона, полиглот, умевший говорить и писать по-китайски, а также художник Уильям Александер, который оставил великолепные рисунки, иллюстрирующие этот визит.

Посольство Макартни на аудиенции у императора Цаньлуна

Маккартни привез с собой подарков на 15 тысяч фунтов стерлингов, в том числе механический астрономический планетарий, и хотел — ни много, ни мало — приёма у императора Цаньлуна.

В сентябре 1793-го Маккартни удалось получить аудиенцию у императора, которому он вручил ценные подарки и письмо от короля Георга III, в котором правитель Британии просил у императора разрешения организовать посольство в Пекине. Стонтон-младший просто поразил Цаньлуна знанием разговорного китайского и каллиграфией, и несколько дней спустя посольство в полном составе было приглашено на празднование 80-летия императора — случай, наверное, уникальный в истории XVIII века.

Вопреки ожиданиям Маккартни, император на празднике так и не появился. 3 октября англичанин получил ответ — к его глубокому разочарованию, Цаньлун отказал британцам в посольстве, сказав, что для контактов с глупыми, невежественными европейцами вполне достаточно Кантона. Зная, что еще раз просить о посольстве не имеет смысла, английский посол попросил снять некоторые торговые ограничения с купцов ОИК. Тем не менее император ответил, что все европейцы должны находиться в равных условиях. Нынешние правила торговли с Европой Китай вполне устраивают.

Таким образом, поставки опиума в Китай продолжились, и хотя они росли гигантскими темпами, пока что основным товаром, который закупал Китай, оставался хлопчатобумажный текстиль. Так, в 1805 году в Китай экспортировалось текстиля на 9 452 619 рупий (909 тысяч фунтов стерлингов), а опиума — на 3 294 570 рупий (317 тысяч фунтов стерлингов). Для примера: следующий пункт списка — жемчуг — давал сумму экспорта всего лишь в 470 561 рупии (45 тысяч фунтов стерлингов).

В заключение стоит сказать следующее. Обвинения англичан конца XVIII века в сознательном насаждении наркомании в Китае выглядят глупо. Наркотических свойств опиума тогда не знали, и британцы смотрели на поставки опиума как на китайскую забаву. Ну, нравится мужикам лекарственное средство курить — да ради бога! Всегда поможем, благо в подчиненных нам областях опиум вполне себе растет. Вспомните афоризм Генриха Гейне: «Чтобы победить самые тяжелые страдания, есть два средства: это опиум и работа».

Первыми забили тревогу наместники в юго-западных провинциях Китая. Так, специальный «антиопиумный комиссар» императора Дао Гуан в 1785 году оценивал число своих соотечественников, пристрастившихся к опиуму, в 4 миллиона человек, и это только на побережье! Описывалось это так: «Торговая и рабочая жизнь в Гуанчжоу встала. Все мужчины средних лет лежат около домов, бессмысленно глядя в небо, и над ними клубится сладковатый запах опиумного дурмана. Рынки не работают, производства встали, все курят опиум». Но людей, подобных Дао Гуану, было мало, чиновники и медики получали немыслимые барыши от продажи опиума внутри Китая. И Поднебесная уже к началу XIX века встала перед выбором — либо она сможет победить коррупцию и заставить своих подданных отказаться от губительной привычки, либо опиум станет гробовщиком Империи.

Эту ситуацию весьма точно охарактеризовал Маркс: «Коррупция, которая пропитала всю систему бюрократии Небесной империи и разрушила оплот патриархального уклада, была вместе с ящиками опиума контрабандным путем ввезена в империю с английских кораблей…»