Войков

Споры вокруг личности Войкова достигли абсурдного масштаба. Сторонники советской власти заявляют, что он истинный герой и образец сверхчеловека, противники возмущаются тем, что станция метро названа в честь детоубийцы. Реальная личность Войкова погребена под пропагандистскими наслоениями (как с одной, так и с другой стороны) так глубоко, что разобраться, где истина, а где пропаганда, обычному человеку не так-то просто. Но мы все же попробуем это сделать.

Прежде всего, о Войкове стоит сказать следующее: его биография невероятно скучна. Он никогда не был топовым большевиком и относился к так называемым «примкнувшим». Так можно назвать многочисленных меньшевиков, «межрайонцев», «богостроителей» и прочих представителей небольших фракций, после успеха большевиков (или в последний момент перед революцией) перебежавших к ним. На фоне отдельных личностей той эпохи Войков скучен, как пустой лист бумаги.

Некоторые источники утверждают, что его настоящее имя не Петр Войков, а Пинхус Вайнер, но это довольно сомнительно. Его отец Лазарь Петрович Войков где-то упоминается как металлург-пролетарий, где-то — как директор гимназии или семинарии. Беседовский в своих мемуарах утверждал, что отец героя был монархистом и активистом «Союза русского народа» — в общем, нелегко поверить, что Войков на самом деле Пинхус Вайнер. Помимо всего прочего, у него имелась родная сестра по имени Милица. Это весьма популярное у южных славян имя изредка встречалось у украинцев и русских, но уж точно не у евреев.

Учился Войков в довольно престижной Александровской гимназии в Ялте — там же, где будущий главный советский детский поэт Самуил Маршак. Маршака устроили туда стараниями первой и единственной официальной жены Горького, которая некоторое время работала в гимназии.

Как и многие гимназисты, Войков увлекался идеями революции. В ряде источников указывается, что его брат Павел покончил с собой, предварительно исполосовав ножом портрет императора в здании гимназии. Утверждают, что Войков был одним из организаторов попытки подрыва полицейского участка. Поскольку делом занимались откровенные сопляки, теракт закончился провалом. Подъезжая к участку, они увидели на улице полицейского и так перепугались, что решили метнуть бомбу в него. Неудачно: оба отправились к Аллаху, а больше никто не пострадал.

Имя Войкова упоминается в связи с покушением на градоначальника Ялты Думбадзе, тоже провальным. После этого наш герой бежал в Швейцарию, где и осел. Там он поступил в университет и женился на дочери богатого польского купца. Этот факт упоминает и Беседовский:

Женился на студентке — дочери богатого варшавского купца, получавшей ежемесячно от родителей около тысячи франков — тогда колоссальную сумму. На эти деньги Войков жил со своей женой, занимаясь слегка политической деятельностью. Эта деятельность состояла, впрочем, преимущественно в распорядительских функциях на благотворительных балах и в любительских выступлениях на благотворительных спектаклях.

Стоит отметить, что советские источники ничего не говорят о революционной деятельности Войкова до отъезда в Швейцарию. Официальная версия утверждает, что ему пришлось бежать из-за абстрактных козней царизма и что он состоял в неких социалистических партиях в Швейцарии и Франции.

Как уже говорилось, топовым большевиком Войков никогда не был. Он вообще не был большевиком — состоял в РСДРП, но примыкал к меньшевикам. С началом войны меньшевики разделились на оборонцев и антиоборонцев. Первые стояли на плехановских позициях — победа Германии уничтожит дело рабочего класса во всей Европе, вторые на ленинских — победа русского царизма уничтожит дело рабочего класса, а поражение приблизит его победу. Войков относился ко вторым.

После Февральской революции Петр Лазаревич прибыл в Россию в легендарном пломбированном вагоне. На самом деле этих вагонов было несколько — Войков, как меньшевик, приехал вместе с лидером партии Мартовым, а не с Лениным.

Первое время наш герой работал на временное правительство в должности комиссара Министерства труда. Летом 1917 года его направили на Урал — там он переметнулся к большевикам и попал в состав местного военно-революционного комитета. Этим комитетам полагалось вести подготовку к революции, а после нее взять власть в свои руки и удерживать до формирования новой системы наркоматов.

Хотя историк Волков замечает, что после революции Войков стал комиссаром снабжения Уральского совета и реквизировал продовольствие у крестьян, такие вещи можно не выделять отдельно — одобренная сверху политика т. н. «военного коммунизма» строилась как раз на насильственном перераспределении продовольствия и средств в пользу партии и будущей армии. Нельзя же ставить пирату в вину морской разбой — он пират, и по умолчанию занимается грабежом. Ну а Войков был большевиком-комиссаром: прямой запрет торговли и перераспределение ресурсов при помощи штыка и нагана — это и есть военный коммунизм.

Наконец, мы подходим к самому главному — роли Войкова в убийстве царской семьи. Именно вокруг этого вопроса идут ожесточенные споры: одни доказывают, что Войков — герой и никого не убивал, другие уверяют, что он кровавый палач и детоубийца.

Очень ярко выступил «историк спецслужб» Колпакиди — никакой, конечно, не историк, а просто политрук, вынужденный писать про суперГРУ и гениального Берию. Разберем его пламенную речь по пунктам:

В 1920-е годы сбежал советский дипломат, некий Георгий Беседовский, который опубликовал на Западе свои мемуары. Он одно время (около года) прослужил в нашем полпредстве в Варшаве под руководством Войкова. Ссылаясь на рассказы Петра Войкова, он опубликовал пространную главу, которая сейчас публикуется под названием «Мемуары Войкова».

Беседовский — доказанный факт — жулик и аферист. Пользуясь служебным положением, он украл деньги, когда сбежал из посольства. Он замещал посла, снял со счета крупную сумму в валюте и сбежал в Париж. Он промышлял тем, что публиковал фальшивые мемуары. Он выпустил целый ряд мемуаров, которые получили широкое распространение, но начал он с Войкова.

В этом пункте примерно поровну лжи и правды. Во-первых, никаких «мемуаров Войкова» не существует. Воспоминания Войкова, которым, к слову, уделена всего пара страниц, опубликованы в книге Беседовского «На путях к термидору».

Во-вторых, Колпакиди отстаивает официальную сталинскую версию. В советские времена было принято устраивать кампании очернения всех невозвращенцев. Сразу же — внезапно — выяснялось, что они англо-немецко-китайские шпионы, тратившие миллионы долларов на несовершеннолетних проституток, наркотики и алкоголь.

Беседовский почти десятилетие провел на дипломатической работе, сперва по линии УССР, затем РСФСР. Успел поработать в Польше, Японии, получил назначение в США, но ему не дали визу. В итоге он стал советником советского посольства во Франции. В СССР Беседовского ценили — когда его переводили с Украины в американский Амторг, за него бился Каганович, упрашивая Молотова не забирать столь ценного работника.

Однако вскоре полпредом по Франции назначили Довгалевского. У него сразу испортились отношения с Беседовским. Склока между ними постепенно разрослась до неприкрытой вражды. Довгалевский постоянно слал в Москву шифровки с требованием убрать Беседовского куда-нибудь подальше. Сначала он писал, что тот лентяй, потом начал намекать на его разгульный образ жизни. Однако шифровки не помогали, и тогда Довгалевский лично отправился в Москву. Стоит отметить, что в большевистской иерархии Довгалевский стоял гораздо выше Беседовского: он десять лет до революции прожил во Франции и был членом местной компартии. Для дела мировой революции он выглядел куда полезнее, поскольку имел в стране серьезные связи. В столице Довгалевский добился своего — вернувшись во Францию, с ликованием объявил недругу, что того отзывают домой, где ему придется объясняться по поводу «некоторых своих взглядов и выражений».

Беседовскому пришла шифровка с предложением уйти в отпуск и провести его в СССР. Осторожный дипломат понял, что ничего хорошего это не сулит, и вежливо отказался, заявив, что хочет отдохнуть во Франции. В новой телеграмме говорилось уже не об отпуске:

На предложение ЦК сдать дела и немедленно выехать в Москву от Вас до сих пор нет ответа. Сегодня получено сообщение, будто бы Вы угрожали скандалом полпредству, чему мы не можем поверить. Ваши недоразумения с работниками полпредства разберем в Москве.

В Кремле опасались нового скандала. Совсем недавно председатель Госбанка СССР Шейнман бежал в Лондон, что, к слову, вдохновило Беседовского.

Чтобы замять скандал, из Москвы в Париж отправился товарищ Ройзенман, которого Беседовский считал чекистом. На самом деле он был не из ЧК, а из Рабкрина (Рабоче-крестьянской инспекции СССР) — контролирующего органа, позднее распущенного Сталиным.

Ройзенману полагалось успокоить Беседовского и заверить того, что ему ничего не грозит. Беседовский сделал вид, что верит, а затем сбежал. Сам Ройзенман так вспоминал ситуацию:

Он же во время моей беседы с ним ни слова не сказал, что он хочет сегодня уйти на частную квартиру, и я не давал ему понять, что я об этом знаю, а также о деньгах, которые он взял. Товарищи спрашивают, что же, если он будет выходить с вещами, что делать. Я даю распоряжение: скажите, что т. Ройзенман просит зайти. Он же через десять минут стал выходить через ворота. Ему говорят — Ройзенман зовет. Возвращается и приходит ко мне в комнату, кричит, что за ним следят, что он знает эту технику, что хочет уйти с вещами, с женой и ребенком на частную квартиру, что он больше не хочет здесь жить. Я опять убеждаю его не делать скандала, не давать повод сплетням, что неудобно уйти из дома советского, неудобно такому ответственному человеку, чуть ли не послу, жить на частной квартире, и т. д. Хорошо, говорит, я устал, пройдусь, потом дам ответ. Через некоторое время он опять пытался выйти за такси и уехать. Товарищи стояли возле выхода, говорят ему, что требуется пропуск, что они теперь никого не выпускают и не впускают без пропусков. Он пригрозил им револьвером, говорят, и вернулся, но они не знали — куда. Мне доложили, что он скандалит, и я дал распоряжение беспрепятственно выпускать. Но его уже не было.

Беседовский перебрался через трехметровый забор полпредства и забежал в соседний дом. Там он убедил консьержа проводить его в комиссариат. В полиции он рассказал свою историю и попросил полицейских войти в здание полпредства и освободить его семью, которая все еще оставалась там. Однако полицейские не могли просто так попасть на территорию советской миссии — сделать это можно было только по просьбе советского полпреда. Беседовскому невероятно повезло: Довгалевский оказался в отъезде, и обязанности полпреда фактически выполнял он сам. Полицейские прибыли в полпредство; Ройзенман, опасаясь еще большего скандала, отпустил семью. Беседовский получил во Франции политическое убежище, а в советском УК после этой истории появилась статья о смертной казни за попытку побега за границу.

В СССР Беседовского объявили сумасшедшим, о чем сообщили все газеты. Однако через пару недель линия изменилось — беглеца решили выставить морально разложившимся растратчиком. Прошел скорый суд, который заочно приговорил его к 10 годам за растрату 15 тысяч долларов. Долларов на самом деле было 5 тысяч, но и с ними история довольно мутная. Беседовский никогда не отрицал, что взял деньги, но утверждал, что передал их Аренсу на коминтерновские агентурные дела. По его словам — обычная практика всех советских посольств. Отсутствие же расписок объясняется инструкциями: деньги на подрывную деятельность в документах старались не светить.

Зная эту предысторию, уже не получается однозначно утверждать, что Беседовский — сумасшедший жулик и вор, ради 5 тысяч бежавший из посольства, не так ли? Что касается фальшивых мемуаров, то Беседовский действительно выпускал их (например, фальшивые мемуары Власова), но уже после войны, когда снова встал на просоветские позиции. Его книга «На путях к термидору» вышла в 1930 году, когда он еще соблюдал приличия, и считается более-менее достоверным источником — во всяком случае, насколько эта характеристика применима к мемуарам.

О Войкове, с которым он работал не так много, Беседовский написал небольшую главу:

Под новый, 1925 год Войков решил устроить в посольстве танцевальный вечер для сотрудников. Сначала был ужин, с речами и выпивкой, а затем начались танцы. Войков, выпив довольно много вина, очень скоро захмелел.

Навеселе он удалился к себе в кабинет. Там, в шкафу стояла у него батарея коньячных и ликерных бутылок, которые он быстро опустошал. В половине второго ночи я зашел к нему в кабинет, так как из Москвы поступила срочная шифрованная телеграмма. Войков сидел на диване с серо-зеленым лицом и красными, воспаленными глазами. Он почти не слушал меня. В руках он держал кольцо с рубином, переливавшимся цветом крови, и пристально смотрел на него. Увидев мой взгляд, который я бросил на кольцо, Войков посмотрел на меня мутным взглядом и сказал: «Это не мое кольцо. Я взял его в Екатеринбурге в Ипатьевском доме после расстрела царского семейства», фраза эта заинтересовала меня. До самого своего отъезда за границу я работал на Украине, а екатеринбургская трагедия совершилась за много тысяч километров от Украины. Я знал в общих чертах об убийстве. Но я знал, что имеется постановление Политбюро, запрещающее участникам убийства рассказывать о нем или писать мемуары об этом времени, и мне захотелось из уст Войкова узнать все детали.

Я обратился к Войкову с просьбой рассказать мне о екатеринбургских событиях. Он сначала отказывался, затем, приняв таинственный вид, согласился. Тут же он стал предупреждать меня, что рассказ его является конфиденциальным, так как в свое время он дал формальную подписку молчать о происшедшем.

— Вы знаете, — сказал он, — эта скотина Юровский (Юровского он не выносил) начал было писать свои мемуары о расстреле царской семьи. Об этом узнали в Политбюро, вызвали его и предложили немедленно сжечь написанное, а после этого Политбюро приняло общее постановление, запрещающее участникам расстрела публиковать о нем мемуары. Действительно, из-за Юровского расстрел был произведен так безобразно, что походил на простую бойню, и прямо стыдно рассказывать, как все происходило.<…>

В результате прений областной комитет принял постановление о расстреле царской семьи в доме Ипатьева и о последующем уничтожении трупов. В этом постановлении указывалось также, что состоящие при царской семье доктор, повар, лакей, горничная и мальчик-поваренок обрекли себя на смерть и подлежат расстрелу вместе с семьей. Выполнение постановления поручалось Юровскому, как коменданту Ипатьевского дома. При выполнении должен был присутствовать в качестве делегата областного комитета партии Войков. Ему же, как естественнику и химику, поручалось разработать план полного уничтожения трупов. Войкову поручили также прочитать царскому семейству постановление о расстреле с мотивировкой, состоявшей из нескольких строк, и он действительно разучивал это постановление наизусть, чтобы прочитать его возможно более торжественно, считая, что тем самым он войдет в историю, как одно из главных действующих лиц этой трагедии. Юровский, однако, желавший также «войти в историю», опередил Войкова и, сказав несколько слов, начал стрелять. Из-за этого Войков его смертельно возненавидел и отзывался о нем всегда, как о «скотине, мяснике, идиоте» и т. п.<…>

Юровский, Войков и часть латышей подбежали к ним поближе и стали расстреливать в упор, в голову. Как оказалось впоследствии, пули отскакивали от дочерей бывшего царя по той причине, что в лифчиках у них были зашиты бриллианты, не пропускавшие пуль. Когда все стихло, Юровский, Войков и двое латышей осмотрели расстрелянных, выпустив в некоторых из них еще по нескольку пуль или протыкая штыками двух принесенных из комендантской комнаты винтовок.

Войков сказал мне, что это была ужасная картина. Трупы лежали на полу в кошмарных позах, с обезображенными от ужаса и крови лицами. Пол сделался совершенно скользким, как на бойне. В воздухе появился какой-то странный запах. Юровский этим, однако, не смущался, может быть, вследствие своей фельдшерской специальности и привычки к крови. Он хладнокровно осматривал трупы и снимал с них все драгоценности. Войков также начал снимать кольца с пальцев, но, когда он притронулся к одной из царских дочерей, повернув ее на спину, кровь хлынула у нее изо рта, и послышался при этом какой-то странный звук. На Войкова это произвело такое впечатление, что он отошел совершенно в сторону.

Через короткое время после убийства трупы убитых стали выносить через двор к грузовому автомобилю, стоявшему у подъезда. Сложив трупы на автомобиль, их повезли за город на заранее подготовленное место у одной из шахт. Юровский уехал с автомобилем. Войков же остался в городе, так как он должен был приготовить все необходимое для уничтожения трупов. Для этой работы было выделено пятнадцать ответственных работников екатеринбургской и верх-исетской партийных организаций. Они были снабжены новыми, остро отточенными топорами того типа, какими пользуются в мясных лавках для разделки туш. Помимо того, Войков приготовил серную кислоту и бензин.

Уничтожение трупов началось на следующий же день и велось Юровским под руководством Войкова и наблюдением Голощекина и Белобородова, несколько раз приезжавших из Екатеринбурга в лес. Самая тяжелая работа состояла в разрубании трупов. Войков вспоминал эту картину с невольной дрожью. Он говорил, что, когда эта «работа» была закончена, возле шахты лежала громадная кровавая масса человеческих обрубков: рук, ног, туловищ и голов. Эту кровавую массу поливали бензином и серной кислотой и тут же жгли двое суток подряд. Взятых запасов бензина и серной кислоты не хватило. Пришлось несколько раз подвозить из Екатеринбурга новые запасы и сидеть все время в атмосфере горелого человеческого мяса, в дыму, пахнувшем кровью…

— Это была ужасная картина, — закончил Войков. — Мы все, участники сжигания трупов, были прямо-таки подавлены этим кошмаром. Даже Юровский и тот под конец не вытерпел и сказал, что еще таких несколько дней, и он бы сошел с ума. Под конец мы стали торопиться. Сгребли в кучу все, что осталось от сожженных останков. Бросили в шахту несколько ручных гранат, чтобы пробить в ней никогда не тающий лед, и побросали в образовавшееся отверстие кучу обожженных костей. Затем мы снова бросили с десяток ручных гранат, чтобы разбросать эти кости возможно основательнее, а наверху, на площадке возле шахты, мы перекопали землю и забросали ее листьями и мхом, чтобы скрыть следы костра.

Теперь вернемся к Колпакиди, который отрицает участие Войкова в расстреле:

Как и все члены ВРК, Войков проголосовал за расстрел. Беседовский, который всю эту историю потом раздул, напишет, что Войков якобы лично расчленял трупы царской семьи, когда не смог кольцо снять с пальца, отрезал вместе с пальцем. Я понимаю, в то время люди в эмиграции могли в это поверить, но как сейчас в это верить, когда мы знаем воспоминания непосредственных участников тех событий.

— Но они могли умолчать?

— Нет, не могли, потому что когда они эти воспоминания оставляли в разное время, то это не было санкционировано.

— Потом подправить могли?

— Нет, нет, никто не мог, потому что им выгодно было, чтобы там Войков был. Им выгодно было сказать, что мы вместе с таким человеком убивали царскую семью. Белобородов был троцкист. Расстрелян в 1937-м году, Голощекин тоже расстрелян, а этот был герой. Ему памятники стояли, поэтому они не могли умолчать, что он там был.

Войкова не назвал ни Юровский, ни Никулин, ни Медведев, ни Кудрин. Будучи комиссаром по снабжению, Войков подписал бумагу о выделении кислоты, в которой потом якобы растворяли трупы царской семьи. Он их не убивал. Проголосовал — да, но и все!

Вообще, вопрос об убийстве царской семьи весьма сложен. Большевики, понятное дело, не стремились кричать на весь свет о том, что сделали. Они почти сразу сами сообщили о казни Николая, уже 19 июля в «Известиях» появилась заметка:

18-го июля состоялось первое заседание Президиума Ц.И.К. 5-го созыва. Председательствовал тов. Свердлов. Присутствовали члены Президиума: Аванесов, Сосновский, Теодорович, Владимирский, Максимов, Смидович, Розенгольц, Митрофанов и Розин.

Председатель тов.Свердлов оглашает только что полученное по прямому проводу сообщение от Областного Уральского Совета о расстреле бывшего царя Николая Романова.

В последние дни столице Красного Урала Екатеринбургу серьезно угрожала опасность приближения чехословацких банд. В то же время был раскрыт новый заговор контрреволюционеров, имевший целью вырвать из рук Советской власти коронованного палача. В виду этого Президиума Уральского Областного Совета постановил расстрелять Николая Романова, что и было приведено в исполнение 16-го июля.

Жена и сын Николая Романова отправлены надежное место.

Следующие несколько лет большевики упорно отрицали убийство царской семьи. В СМИ по-прежнему сообщалось, что семья «эвакуирована в надежное место». В ответ на вопросы западных журналистов советские лидеры повторяли эту версию или заверяли, что ничего не знают о местонахождении Романовых и предполагают, что они бежали в одну из капиталистических стран.

Об убийстве всей семьи стало известно из книги английского журналиста Вильтона, работавшего в следственной группе Соколова. Книга была издана в 1920 году на английском, однако ее восприняли весьма сдержанно — в основном из-за отсебятины журналиста про каббалистическое ритуальное убийство и прочей чепухи. Самую адекватную работу об этом преступлении написал следователь Соколов — она вышла во Франции несколько лет спустя. После этого отпираться стало бессмысленно. В ответ большевики начали активно продвигать версию вины Уральского комитета — якобы гуманисты из ЦК не хотели крови, но вмешались местные садисты. Частично версия о самоуправстве до сих пор остается официальной, но это очевидная ерунда: большевики, строжайше выстроенная вертикальная структура, самоуправства не допускали. К тому же самодеятельность уральских красных могла поставить под удар всю советскую власть: немцы могли возмутиться и двинуть свои войска в Россию. Такие вопросы, конечно, не решались на местах. Позднее это косвенно подтвердил Троцкий, который уже в изгнании передал в дневниках реплику Свердлова:

Мы здесь решали. Ильич считал, что нельзя оставлять нам им живого знамени, особенно в нынешних трудных условиях.

Хотя ранее в 1921 году в одной уральской газете появилась статья Быкова (его участие в расстреле до сих пор неясно) о казни семьи Романовых как об окончательном факте, в мировом масштабе о преступлении стало известно из книги Соколова. Быков в ответ опубликовал «Последние дни Романовых» — там просто и дежурно сообщалось, что семья расстреляна, а трупы спрятаны. Ни в статье, ни в книге не приводились никакие фамилии участников расстрела. В статье один раз упоминалась фамилия Ермакова, а в книге — коменданта Юровского.

Тем не менее имена были в книге Соколова, самом беспристрастном расследовании. Соколов, некогда следователь по особо важным делам в Пензе, добрался до белых в Сибири, и Колчак поручил ему расследовать исчезновение царской семьи. До этого расследование уже вел Кирста, однако местные крестьяне откровенно дурили его, рассчитывая на денежное вознаграждение, и рассказывали сказки: дескать, семью не расстреляли, а увезли на поезде, есть очевидцы. Соколов же, опросив множество свидетелей, сразу понял, что произошло.

Он проделал огромную работу (причем ему так и не удалось допросить ни одного из участников расстрела) и на свидетельских показаниях выстроил картину произошедшего, фактически совпадающую с тем, что известно сейчас от непосредственных участников расстрела.

Правда, Соколову не хватило времени найти захоронение (из-за войны) и он предполагал, что трупы уничтожены большевиками: якобы сначала их сожгли, а затем растворили в кислоте. Здесь и появляется фамилия Войкова:

17 июля 1918 года в аптекарский магазин «Русское Общество» в Екатеринбурге явился служащий комиссариата снабжения Зимин и от имени областного комиссара Войкова предъявил управляющему Мецнеру письменное требование:

«Предлагаю немедленно без всякой задержки и отговорок выдать из Вашего склада пять пудов серной кислоты предъявителю сего.

Обл. Комиссар Снабжения Войков».

Кислота была выдана тогда же Зимину, и он расписался в получении ее на самом требовании Войкова.

В тот же день, поздно вечером, Зимин снова явился в магазин и предъявил второе требование Войкова:

«Предлагаю выдать еще три кувшина японской серной кислоты предъявителю сего.

Обл. Комиссар Снабжения Войков».

И эта кислота была выдана Зимину под его расписку на том же требовании.

Всего было выдано кислоты 11 пудов 4 фунта. Деньги за нее были уплачены магазину 18 июля в сумме 196 рублей 50 копеек.

Судя по всему, именно на этом основании канадцы отказались принимать Войкова в качестве представителя СССР, сочтя его причастным к убийству.

В опубликованных уже после войны воспоминаниях участников расстрела Войков нигде не упоминается. Несомненно, однако, что он голосовал за убийство и участвовал в обсуждении способов убийства и ликвидации трупов.

Вместе с тем в рассказанной Беседовским истории нет никаких серьезных противоречий или неточностей — она вполне согласуется с подробностями, всплывшими позднее. Из советских источников Беседовский не мог их узнать, поскольку в опубликованных в СССР материалах никаких подробностей и фамилий участников не приводилось. Теоретически, он мог почерпнуть их из книги Соколова, опубликованной уже после неожиданной смерти последнего. Она вышла в Париже в 1925 году. Но здесь стоит отметить, что данные Беседовского в части уничтожения трупов не содержат никаких противоречий не только с версией Соколова, но и с воспоминаниями участников. В частности, у Беседовского приводится описание процесса захоронения, которого нет у Соколова, и которое фактически совпадает с официальной версией.

Мог ли Беседовский выдумать эту историю на основании прочитанной книги Соколова? Мог, но если выдумал, это получилось у него исключительно правдоподобно.

После Гражданской войны Войков занимал должность заместителя председателя Центросоюза — организации, объединяющей и координирующей все потребительские кооперации в стране. Кроме того, он входил в состав коллегии наркомата внешней торговли, откуда, по словам Беседовского, его уволили за хищения меха. Впрочем, эта история выглядит несколько сомнительной.

Наконец, в 1924 году Войкова назначают полпредом в Польше. Поляки сопротивлялись и затягивали переговоры, но в итоге дали добро на его приезд.

Далее господин Колпакиди снова радует нас откровениями:

Войков, между прочим, поразительной честности человек. Он погиб, как герой, на посту, будучи послом в Польше. Причем опять вранье, что его застрелил якобы монархист-белогвардеец, мстя за царскую семью. Убийца не был русским. Борис Коверда — западный белорус, по идеологии был близок к белорусским эсерам-националистам. Он застрелил, не мстя за царскую семью, потому что был республиканец. Более того, этого человека сейчас превращают в героя и нигде не пишут, чем он занимался в годы Великой Отечественной войны. Догадайтесь?!

— Предатель, видимо.

— Служил в зондеркоманде. Почему об этом никто не говорит?

Политрук лжет! Во-первых, если в первом акте на стене висит ружье, то в последнем оно непременно стреляет. Если уж человек упомянул поразительную честность Войкова, то надо хотя бы немного внимания ей уделить — рассказать, в чем она состояла. Во-вторых, упоминание зондеркоманды призвано сформировать о Коверде мнение как о фашистском палаче и душегубе, потому что ассоциации возникают вполне понятные, на инстинктивном уровне.

Если Колпакиди историк, то он заблуждается, а если политрук, то лжет. Коверда служил не в зондеркоманде, а в Зондерштабе-Р Смысловского. Звучит похоже, а разница колоссальная. Более того, Коверда работал во 2-м отделе, контрразведке по личному составу. Отдел занимался проверкой, трудоустройством и увольнением людей — по сути это было нечто среднее между службой кадров и службой безопасности. Никаких повешенных крестьян и распятых пионеров.

Ну и вообще, если вспоминать, кто где служил, то можно поговорить и о красных — например, бывший комиссар большевицкого продотряда, немецкий военнопленный Роланд Фрейслер, стал в Рейхе председателем Народной судебной палаты и регулярно отправлял политических противников фюрера на смерть. Это вам не кадровик в штабе Смысловского.

В чем заключался героизм Войкова, тоже неясно. У него при себе имелся револьвер, но вместо того, чтобы вступить в перестрелку, герой начал убегать от Коверды, а отстреливаться начал только когда у того кончились патроны. К тому же Коверда пришел один, а Войкова сопровождал Розенгольц, у которого тоже был пистолет… В общем, нельзя назвать это героической гибелью.

Вопрос о том, участвовал ли Войков непосредственно в расстреле царской семьи, остается открытым. В воспоминаниях участников он не упоминается, однако есть вполне совпадающая с реальностью история Беседовского — возможно, вымысел, а возможно и правда. Фамилия Войкова есть в расследовании Соколова. Это значит, что Войков в любом случае принимал участие в решении судьбы царской семьи и как минимум обсуждал способы убийства и сокрытия тел.

Но даже если он напрямую не участвовал в расстреле — какой смысл сохранять его имя в топонимике? У Войкова нет никаких выдающихся достижений, он никогда не был перворанговым большевиком и топовым революционером. Единственным его достижением, как ни странно это звучит, стала гибель. Впрочем, ее все равно было не избежать: не погибни Войков в 1927-м, спустя 10 лет его расстреляли бы в порядке очереди, как и весь «революционный» дипкорпус, и он закончил бы жизнь польско-французским шпионом и вредителем.

Парадокс советской идеологии: Войкова убили в 1927 году, и теперь сталинисты доказывают, что он герой, сверхчеловек, «наша история». Проживи он еще десять лет — и те же самые люди рассказывали бы, что он негодяй, детоубийца, вор, развратник, троцкист и японский агент. Вот такая она причудливая, «наша общая история».