Извилистые повороты российской пропаганды многих неподдельно возмущают и удивляют. Как же, мол, так: то про фашистскую хунту в Киеве пели на разный лад 24 часа в сутки, то вообще про неё ни слова, зато Сирия внезапно стала самой близкой и нужной страной, где вершатся судьбы сидящих перед телевизором россиян и остального мира.
Блогер Богемик однажды посчитал, что за XX век средний чех должен был последовательно сменить что-то около семи идеологий. Нетрудно заметить, что в СССР/РФ примерно то же самое — некоторые здесь успели последовательно пожить при:
— Православном монархизме
— Военном коммунизме
— НЭПе
— Великом переломе
— Русском национал-патриотизме
— «Высоком сталинизме»
— Оттепели
— Развитом социализме
— Демократическом социализме
— Рыночном либеральном капитализме
— Суверенной демократии
— Традиционных ценностях
Больше того, нашему несчастном советскому человеку мало было просто колебаться вместе с линией партии: до кучи приходилось громко и восторженно клеймить все или многие предыдущие периоды истории одного и того же государства, доходя в этом и без того не самом осмысленном деле до подлинного абсурда.
Сегодня, за неимением ленинской «аватарки», вынуждавшей советы в какой-то мере соответствовать хотя бы ленинским декларациям, власти и вовсе идут вразнос, раз в пять лет провозглашая с телеэкранов очередной идеологический сюрприз. Абсурдистскую эклектику типа дискуссий о многовековой и сверхтрадиционной недопустимости гомосексуализма в стране, за десять лет до этого отправлявшей на международные песенные конкурсы группу «Тату» и Диму Билана, многие склонны называть пелевинщиной и даже выдавать за некую особенность постсоветской России. По-моему, ничего специфически русского и вообще странного в этом нет — не больше, чем во французском мультикультурализме (Франция подарила миру термин «шовинизм») или в американской политкорректности и позитивной дискриминации. Пропаганда работает исходя из сиюминутной конъюнктуры, конкретные слова или посылы значат мало. О реальности она не говорит, у неё другие задачи.
Поэтому важно не то, о чём говорится с экранов, не вся эта «информационная повестка», значение которой чрезвычайно переоценено (реально это на 90% шоу-бизнес). Важно, о чём с экранов молчат. Причём молчат не в смысле «скрывают», а в смысле принимают как само собой разумеющееся, не требующее никаких обсуждений, и потом из принятого исходят во всех остальных дискуссиях, хоть о Сирии, хоть об Украине, а хоть бы и о сексуальных меньшинствах.
Потому как это и есть подлинная «линия партии», составляющая истинную сущность того, что принято в народе называть «правящим режимом».
Наблюдательные люди могут бесконечно долго и успешно отыскивать эти «аксиомы постсоветской России», но некоторые бросаются в глаза:
1. «Россия vs Запад». Слово «запад» применительно ко всему западнее наших границ вполне имеет право на существование, но среди политических комментаторов преобладает однозначная трактовка времён Холодной войны, где Запад предстаёт неким единым миром, тогда — капиталистическим, сегодня — не вполне понятно, каким, но, как и во времена позднего Союза, близким к вымиранию, агонии и коллапсу. Однако при этом всё ещё сильным и строящим России невероятные козни.
Это абсурдный взгляд на действительность, Запад почти никогда не противостоял России весь целиком, тем более по каким-то иррациональным причинам: даже СССР спокойно воевал в самой что ни на есть западной коалиции против Германии, а уж Старая Россия и вовсе постоянно становилась участницей, а часто и лидером многочисленных военных и экономических союзов с западными странами. Напирать на какое-то цивилизационное единство Запада, противопоставляя его русскому миру, также несколько наивно: Финляндия и Испания входят в ЕС, но финны больше похожи на русских, чем на испанцев, и все они одинаково непохожи на американцев и англичан.
2. «Путин — бог». Президент не ошибается, его нельзя критиковать, он вынесен за скобки политических дискуссий. На самом деле так повелось с самого начала, вплоть до пресловутого отказа Путина участвовать в дебатах. За 15 лет мы ни разу не видели, чтобы Президент с кем-то спорил и дискутировал (включая собственных оппонентов на президентских выборах), отстаивал собственную точку зрения. Мы почти никогда не слышали того, что во всех странах называется «обращение к нации» (особенно в тех случаях, когда такого послания ждали), Президент всегда обращается куда-то в Вечность. Общение с гражданами низведено до прямых линий, где трудящиеся хлопочут, показательно выпрашивая себе всякие ништяки типа новых дорог или детских площадок. Политические комментаторы не обсуждают ошибочность или правильность решений главы государства — патриотическая пресса начинает спорить о том, как их лучше воплотить в жизнь, а оппозиционная на разные лады упражняется в острословии.
Кандидатов в президенты нет, и всё это не диктатура, конечно, — но диктатурка вполне настоящая. Думаю, если завтра Путин умрёт, многие окажутся в растерянности, а самые распропагандированные даже могут заплакать. Смерть царя — дело естественное: человек вообще смертен, вот и государь умер, на престол теперь восходит его наследник, жизнь продолжается. Смерть диктатора, даже тысячу раз хорошего и доброго, всегда двойная трагедия, потому что «непонятно, что будет дальше».
3. «Простой народ и простые люди», а также апелляции к ним со стороны абсолютно всех политиков, включая самых либеральных ультралибералов. Считается, что в России живёт некий «простой народ» с простыми проблемами на уровне ток-шоу Малахова («изнасиловали, бросили, убили, плюнули в харю, спился, спилась, шлюха, подонок, главное пожалеть деток, сел в тюрьму, ограбили, деток пожалейте, мошенник, женился на старухе, вышла замуж за дауна, детки наше всё»). И что у этого народа есть понятные и очень скромные чаяния: краюха хлеба, стакан воды, хоккейные победы, 9 Мая и прочие маленькие радости, о которых обычно выражаются в стиле «вся страна ликовала! (смотрела, плакала, смеялась, далее везде, нужное подчеркнуть)»
Этот народ якобы нуждается в заботе и опеке взрослых, потому как сам по себе слаб и ничтожен (изнасиловали, бросили, убили), и смысл всей внутренней политики сводится к тому, чтобы опеку эту предоставить. Какой-либо самостоятельностью «простой человек» не наделён, все его поступки заранее предсказуемы, продиктованы простейшими инстинктами и школьной программой. Такие люди — это основные, а зачастую единственные адресаты любых телевизионных посланий. Какого-то «непростого» народа, народа сложного, интересного, самостоятельного и сильного, в России либо вообще нет, либо это какая-то презренная «прослойка», с которой надо считаться чисто из соображений высокого гуманизма («могли бы и ножичком по горлу»).
4. Этот пункт прямо вытекает из предыдущего — нет действительно серьёзных и ответственных дискуссий. По ТВ обсуждают всё что угодно, лишь бы оно было максимально далеко от жизни. В идеале вообще не нужно показывать по телевизору никакие общечеловеческие проблемы сложнее бытовых (изнасиловали, бросили, убили, детки). В России нет открытых и честных споров по животрепещущим вопросам — они считаются даже чем-то неприличным, потому что мудрые решения якобы принимаются исключительно узким кругом профессионалов за закрытыми дверями. Это так для большой политики, но в остальном подобный подход безнадёжно устарел и является обыкновенным хамством. 150-миллионное население, наследники Достоевского, Чайковского и прочих выдающихся людей, по сути не имеет собственного рупора и нагло отодвинуто от решения вопросов общественной жизни. Типа, «перебьётесь», послушайте лучше восемнадцатый раз одного и того же эксперта по лезгино-удмуртским отношениям, это сейчас важно для мировой геополитики. Собственно, на программы обычно ходят одни и те же люди, говорящие предсказуемые вещи или способные топить за любую сторону (типа Жириновского).
По сравнению с СССР худо-бедно начали обсуждать семейную жизнь, отдельно от «партийных принципов» и прочих кодексов строителя коммунизма. Больше ничего.
5. Молитвы богу многонациональности. При всяком удобном случае подчёркивается, что Россия уникальная многонациональная страна с тысячами культур и народностей. Причём все они обладают таких масштабов субъектностью, что необходимо постоянно гладить их по голове и радовать плюшками, а то «якуты обидятся». А русские не могут обидеться — такого даже не предполагается.
В этом не было бы ничего плохого, будь это правдой. Но Россия в этом смысле как назло заурядная европейская страна с 80% титульного населения. Причём нацменьшинства рассеяны, в них входят украинцы с белорусами, часть лишь недавно начала отходить от первобытно-общинного строя. В самой Европе меньше 80% титульной нации только в Эстонии, Латвии, Черногории, Боснии и Герцеговине, Македонии и Турции (нетрудно заметить, что в половине этих стран случались гражданские войны). Тем не менее из РФ с несгибаемым упорством лепят «Югославию» с лоскутным одеялом племён.
6. «Братские народы и русскоязычные люди». Почему-то считается, что говорение на русском языке свидетельствует об обязательной принадлежности человека к русскому народу. То есть, Россия лежит с раздвинутыми ногами, куда впускает каждого, умеющего произнести «Я тыба хачу». Более того — тех, кто не хочет, пытается уговорить. На том лишь основании, что человек разговаривает по-русски.
Отчасти это справедливо (из-за общей «литературности» русской культуры), но теперь доведено до полнейшего абсурда. Принадлежать к русским — привилегия, которую инородцу ещё надо заслужить, а тем более её надо заслужить самостийным мазепам. Которых у нас до сих пор (!) именуют «братскими народами», понятие сохраняется в том числе в государственном гимне. Что такое братские народы при этом не объяснено даже на пальцах, «для идиотов», а в ответ на простые вопросы начинаются рассказы про замечательного соседа замечательной национальности, который лучше любого русского.
7. Отсутствие разговора о деньгах. Его нет вообще, в стране не существует коррупции, экономики, налогов. Выгода обывателя от принятия тех или иных политических решений ни во что не ставится и даже считается проявлением какого-то неуместного шкурничества на фоне разговора благородных мужей о высоких материях.
Еще хочется отметить абсолютное отсутствие всякого вкуса, постоянно хамоватый тон по ТВ, вечные перекрикивания, передёргивания, порой даже обращение на «ты» со стороны казалось бы респектабельных экспертов. Телевизор для культурного человека превратился в тяжелый труд, которым приходится заниматься через не хочу.
Иными словами, когда с экранов нам рассказывают про Сирию, Ливию, Донбасс, ИГИЛ, гомосексуализм, Моше Даяна и Голанские высоты, то галдящее хамло в пиджаках имеет ввиду НЕ ЭТО, а вышеизложенные семь пунктов и ничего больше. Важен принцип: слушать не что говорят, а о чём договорились заранее.
Заранее договорились, что под мудрым управлением того, чьи решения нельзя критиковать, в многонациональной дагестанообразной федерации живёт «простой народ», с которым можно разговаривать через губу, на него орать, навязывать ему «братьев» и под видом большой заботы ограничивать его потребности до почти звериных, или во всяком случае максимально невзыскательных. Обсуждать какие-то его социальные проблемы не надо — начальство лучше знает. Про деньги тоже нечего говорить. В общем, всё.
Легко заметить, что даже при обычной замене этих пунктов на прямо противоположные, картина вырисовывается гораздо более человечная и близкая к реальности:
1. Россия — периферия Европы, моложе западной, старше восточной (включая Германию, которую многие полагают столпом Европы, хотя как единое государство она появилась очень поздно и выстроена гораздо кондовее Франции, Англии или России), имеющая американские масштабы и вынужденная взаимодействовать как с собственно Европой, так и с Ближним и Дальним Востоком. Специфические черты у русской цивилизации, бесспорно, есть, но в той же степени, в какой они есть у Франции или Италии.
2. Президент — должность почётная, из-за «монархического» характера русской культуры более разумным форматом видится действительно «президентская республика», но с работающей парламентской системой и развитым институтом как минимум региональных выборов и самоуправления (насколько можно доверять домохозяйкам и слесарям решения вопросов большой политики в Ядерной Державе № 2 — вопрос и правда дискуссионный).
3. Никакой «простой народ» не интересен, а интересны самые талантливые, выдающиеся, культурные и успешные его представители.
4. Разговоры за судьбы мира под водку с солёными огурцами не нужны. Публичному обсуждению с участием экспертов не по телевизионной болтовне, а по затрагиваемому вопросу, подлежат любые более-менее значимые общественные явления от урбанистики и архитектуры до государственной символики и перехода чиновников на отечественные автомобили.
5. «Многонациональность» РФ — пропагандистский абсурд, национальную политику необходимо скорректировать по образцу самых успешных в этом отношении европейских государств со сходным этническим составом, с учётом практик Российской Империи и современного уровня развития малых народов России.
6. «Братские народы» — ещё один пропагандистский абсурд. В обращении с инородцами необходима взвешенная и трезвая политика, украинцев и белорусов можно реинтегрировать (если задаваться такой целью) исключительно после повторной русификации этих территорий. Раздавать всем подряд полноценные права коренных жителей за знание языка — абсурдная практика, унизительная для местного населения.
7. Любые разговоры необходимо сводить к деньгам, общение на любую тему без упоминания финансовых выгод конкретных людей или, наоборот, широких масс — болтовня ни о чём.
В общем, всё, что касается «фигур умолчания» — важно, а что там орёт очередной пропагандист про Донбасс или Дамаск — это всё полная ерунда, у человека такая работа. Такой вот простой принцип, позволяющий действительно услышать, кто и что говорит с телеэкранов, а заодно понять, почему некоторых казалось бы вполне респектабельных людей на эти телеэкраны не пускают, зато других, в приличном обществе почти невозможных, эфирят по разным каналам трижды в день.
Потому что телевидению важно ни в коем случае не допустить разговора по существу. Именно для этого бесконечно обсуждают ценности, геополитические вызовы, глобальные завихрения — иначе говоря, занимаются шоу-бизнесом для несчастных постсоветских обывателей, и в этом смысле шоу «Голос» и «Право голоса» отличаются примерно ничем. Там поют, тут говорят — ну, пусть говорят, пусть поют.
Все, что сейчас говорится с телеэкрана — говорится не чтобы сказать, а чтобы умолчать.
