Истоки советского либерализма

ри всём желании нельзя отделаться от навязчивого впечатления, что с либеральной идеологией в России происходит что-то не то. Трагично, но при соприкосновении со здешними либералами в ноздри вместо свежего воздуха евроатлантических ветров почему-то ударяет дух варшавского гетто, насквозь пропахшего мочой и потом. Нормальному человеку свойственно отворачиваться от источника тошноты и не стремиться вернуться к нему вновь. Так и мы заранее отворачиваемся от либералов, не желая вникать в то, что ими движет и каков их генезис. Но так очень легко попасться на удочку советского патриотизма, для которого либералы суть «продажные наймиты Запада» и «антисоветчики».

Антилиберализм в национал-большевистской обёртке («еврейские либерасты развалили наш святой СССР, Сталина на ваши права человека нет!»), наносит удар по тем сторонам либерализма, которые в нём представляют хоть какую-то ценность: приверженность рыночной экономике, декларируемый индивидуализм, неприятие советского прошлого. Для пока ещё толком не сложившегося «антилиберализма справа» в критике либеральной общественности приоритетны совсем иные моменты. И как раз плохо камуфлированная советчина современного либерализма должна стать объектом атаки русского национализма. Но для начала нужно понять либерального Сфинкса, выяснить для себя, почему либерализм принял у нас такие уродливые формы, почему вместо благородного аристократа фон Хайека России достался жуликоватый завхоз Гайдар, а вместо честного Леха Валенсы — горький алкаш Ельцин.

Ситуация начинает проясняться, когда узнаёшь, что в русской истории не было никакого политического либерализма. Не берём в расчёт XIX век с его «освободительным движением», когда «либерал» был эвфемизмом слова «радикал» и означал самый широкий круг левых идеологий, пока ещё не разграниченных перегородками. Минуя «Периклов век России» со всеми его декабристами и народовольцами, начнём обзор со вступления русских в Кали-Югу XX века.

Очевидно, что так же, как и советская литература начала отпочковываться от русской на заре XX века (Максим Горький — первый советский писатель, ставший таковым задолго до рождения СССР), так и советский либерализм стал выделяться из русского в то же самое время. Собственно, никакого либерализма в подлинном смысле, «либерализма в себе», у нас не народилось. Был либо революционный, социальный либерализм, ставший мейнстримом, либо охранительный, консервативный либерализм, не развившийся и умерший в зародыше (такая разновидность либерализма в XIX веке была представлена публицистом, историком, социологом и юристом Константином Кавелиным, автором записки Императору «О нигилизме и мерах против него необходимых»).

Единственная в исторической России либеральная партия, конституционные демократы (кадеты), восприняла идеи социал-либерализма, встав тем самым с правого края бесконечной левой шеренги отечественных радикалов. Глава кадетов, печально известный Павел Милюков, прославился своей поздравительной телеграммой японскому императору в связи с окончанием русско-японской войны и победой «прогрессивной Японии» над «отсталой Россией». Это, тем не менее, не помешало ему пользоваться резко шовинистической риторикой в годы Первой мировой войны, живописать воздвижение «Святого Креста над цареградской Софией» и прочая, и прочая. Немудрено, ведь Павел Николаевич колебался вместе с линией внешней политики Лондона. В конце 1916 г. он взрывает русское общество своей думской речью с обвинениями императрицы Александры Фёдоровны в подготовке сепаратного мира с Германией. Сведения для обвинений были почерпнуты им из немецкой газеты «Berliner Tageblatt», купленной Милюковым на вокзале в Стокгольме, при возвращении из Англии, где Милюков вел переговоры о свержении монархии. Роль этого человека в Февральской революции, в ходе которой Милюков возвысился до министра иностранных дел, сложно переоценить. Вообще, вокруг Февраля ныне создан либеральный ореол, но события той подлой революции, состав Временного Правительства и дальнейший безболезненный переход власти к большевикам разбивают миф о его «либеральном» характере. Кадетско-эсеровский, социалистический Февраль был лишь прологом к Октябрю, а Октябрь, соответственно, «проапгрейженным» Февралём. Ленин — слегка модифицированная версия Милюкова, а Зюганов — это логически завершённая Новодворская, ибо всякий ненавистник старой России обязан придти к коммунизму и поклониться красному Бафомету. Даже если либерал прикидывается антисоветчиком, всё равно ищите в нём коммуниста.

В эмиграции наступила следующая эпоха российского либерализма, ещё наглядней доказавшая, что с либерализмом нам не повезло исторически. Политические карлики, вчера вонзившие нож в спину сражавшейся Империи, теперь вдруг вооружились патриотической лексикой и начали рьяно отстаивать неприкосновенность СССР. На ниве сталинского «патриотизма» подвязались практически все участники Февральской революции. Это звучит несколько странно, но самыми фанатичными защитниками концлагерной системы, вертухаев и чекистов была та самая «либеральная интеллигенция», идейными наследниками которой объявили себя нынешние либералы-антисоветчики. Советская разведка финансировала эмигрантскую лево-либеральную прессу через различные каналы, но прежде всего через Прагу, где заседало лояльное советам правительство Эдуарда Бенеша и где нашли пристанище многие социал-демократы, эсеры и кадеты.

В 1943 году в Праге (Протекторат Богемия-Моравия) вышла книга «Тайные фонды III-ей секции министерства иностранных дел бывшей Чехословакии», материалы которой свидетельствовали в пользу того, что Сталин через Бенеша выдавал огромные субсидии ряду либеральных газет, в т.ч. парижскому органу Милюкова «Последние Новости». Для отработки выдаваемых денег («грантов», как выразились бы красные «борцы с оранжевой чумой»), либералы и социалисты должны были вести оголтелую пропаганду против «пораженчества, превозносить «эволюцию советской власти» и твердить мантру «Сталин — гарант стабильности и целостности России». Комизм в том, что эти товарищи в Первую мировую сами были пораженцами России и получали за это немецкие и английские средства; естественно, пораженцы России быстро переквалифицировались в оборонцев СССР. В 1932 г. Милюков получил от чехов аж 400 000 крон. В 1939 году «отец русской демократии» (не секрет, что образ Кисы Воробьянинова в «Двенадцати стульях» был срисован с Павла Николаевича), отпраздновал свое 80-летие. В «Юбилейный комитет чествования Милюкова» вошло 140 человек, из которых 74 были русскими, 60 евреями, трое армянами и трое лицами неустановленной национальности. Как видим, такие пропорции и поныне сохраняются в советско-либеральном лагере.

Но если дореволюционный и эмигрантский либерализм хотя бы как-то вписывался в общий фон исторической России, выполнял функцию водосточной трубы, куда стекала вся тщедушность и косолапость русского «просвещенства», то диссидентское движение в СССР было всего-навсего альтернативном путём развития коммунистической идеологии. Гнилая кровь — и такой же гнилой, червивый, ненастоящий «антикоммунизм», «антикоммунизм» потомков чекистских палачей и буденновских мордоворотов. Чего стоит один только Пётр Якир, создатель «Инициативной группы по защите прав человека в СССР», сын красного командира Ионы Якира, ответственного за геноцид русско-казачьего населения в Области Войска Донского. А как Вам родословная не менее титулованных правозащитников, Павла Литвинова и Марии Слоним, отпрысков сталинского министра иностранных дел Литвинова-Финкельштейна? Сюда же можно добавить Валерию Ильиничну Новодворскую с её революционным прадедом, основавшим социал-демократическую типографию в Смоленске и дедом, воевавшем в 1-ой Конной против русских национальных войск. Ну и совсем драгоценный экземпляр либеральной советчины, легендарный Борис Стомахин, начинавший с «Комитета за рабочую демократию и международный социализм». Напялив на себя нимб интеллигенции (а интеллигент для неиспорченного, настоящего русского человека и впрямь сродни святому), либералы так и не смогли пойти против генов и убить в себе дух коллективизма. В результате, под именем русских интеллигентов стала орудовать стайка изуродованных совдеповской образованщиной «мелких бесов». На советского либерала за вековую историю русскоязычного либерализма сначала в РИ, потом в эмиграции, потом в СССР, и наконец в РФ, поочерёдно накладывали отпечаток: хамовато-тупой мещанин с «куриным миросозерцанием и проплёванной душой», эмигрант-советофил на подработках у ГПУ, педантичный чекист, внезапно сам очутившийся на конвейере НКВД и, наконец, сын или внук того самого чекиста, поднявшийся на «борьбу с режимом», неотъемлемой частью которого он сам и является. Живым олицетворением единства створок левацкого алтаря современной нео-Совдепии являлась ныне уже распавшаяся чета Александра Дугина и Евгении Дебрянской. Первый, отрастив староверскую бороду, юродствовал о «православном коммунизме», вторая, встав во главе Либертарианской партии, организовала центр с красноречивым ЛГБТ-названием «Треугольник». Разница во взглядах не помешала появлению на свет их сына Артура, который по слухам, также весьма известен в московском ЛГБТ-сообществе. Насколько заинтересован Артур тонкостями построения «Пятой империи», пока неизвестно.

Либерал — это советский человек, законсервированный на уровне первых пост-революционных годов. Он ненавидит старую русскую культуру. Сталинисты её тоже ненавидят (и ненависть их гораздо сильнее и опасней), но либерал-большевики, в отличие от сталино-большевиков, люди творческие и на полном серьёзе пытаются воплотить свои идеалы в искусстве. В итоге получается нечто в духе Хейдиз и Гельмана. Ранний Совдеп, ещё не переживший сталинской стандартизации (которая, кроме недорезанных в 20-ые гг. русских интеллигентов, захватила и часть не уложившихся в её рамки большевиков-харизматиков), — вот где «потерянный рай» советского либерализма. Проще говоря, либерал — это чудом выжившее звено в эволюции homo soveticus’, «снежный человек» коммунизма, выбравшийся наружу в переходный период (вспомните кумира московской либеральной интеллигенции Митю Ольшанского, гордящегося предками-комиссарами и видящего в качестве золотого века советские 20-ые, — это ОНО, в самом чистом виде).

Советским людям нелегко различить в подергивающихся очертаниях либерала своего кровного родственника, хотя и либералы, и сталинисты чудно спеваются в хоре ненависти к исторической, к настоящей, к русской России. Даром различения видов советских демонов обладают исключительно русские националисты, за 95 лет советской оккупации научившиеся разбираться в разновидностях тварей из Красной Преисподней. Либерал для нас —чужак, и сколько бы не распространялся он о своём антисоветизме , смыть ярлык чужака на оккупированной территории Российской Империи ему не удастся. Антисоветчина — дело исключительно русское, таки одесские таки либералы в принципе неспособны понять и вместить нашу огненную Непримиримость. И советскому либерализму, от которого до сих пор веет тлетворным запашком левацкого Февраля, чекистской провокации и пропитанного нечестивыми соками матраса Шендеровича, суждено остаться, пожалуй, единственным смешным анекдотом из новейшей истории русских («Внуки палачей пошли бороться за права расстрелянных дедушек»).

Русского же либерализма, настоящего либерализма, до сих пор нет, но он обязательно появится, поскольку наш народ имеет естественную и неугасимую тягу к свободе — в XX веке миллионы русских людей пошли на смерть ради борьбы с кровавой тиранией, и таких жертв во имя свободы не приносила ни одна нация. Гнусный советский либерализм имени Собчак сгинет вместе с гнусной РФ имени Собчака, оставшись в памяти потомков лишь скверным анекдотом.