Охота на Чапаева

тояло лето пламенного 1919 года. Воздух пах свинцом и гарью. Уральское казачество упорно, отчаянно сопротивлялось на своей земле красным ордам. Борцы «За Веру, Родину, Яик и Свободу» были вынуждены отступать под натиском подавляющего численного превосходства красных (Уральская Армия — 20 000 человек, Туркестанский Фронт РККА — 114 000 человек). Территория Яицкого Войска имела высокую стратегическую ценность — через тылы уральцев шли пути, соединявшие Вооруженные Силы Юга России Деникина и восточный фронт Колчака, да и сама земля была богата — казаки кормили весь регион своим зерном.

Части 4-й и 11-й красных армий проникали все глубже и глубже в тыл уральского казачества; территория войска была сожжена, разграблена, разорена. Генерал-лейтенант Русской Императорской Армии, Кавалер орденов Святого Георгия, Святого Владимира, Святой Анны, Святого Станислава и последний атаман Яицкого (Уральского) Казачьего Войска Толстов собрал совещание, на котором заявил, что нужно обязательно перехватить инициативу у красных и одним удачным ударом остановить их порыв. Старыми командирами был выработан план — безумный, наглый, хитрый, гениальный. Чисто русский.

Уральцы решили сколотить малочисленный Сводный Отряд из лучших бойцов Уральской Белой армии. Согласно плану, задачей отряда было незаметное проникновение на красную территорию, а затем внезапная, сеющая панику атака. Второй задачей спецотряда стоял захват станицы Лбищенской, местонахождения штаба Чапаевских частей, а также огромных складов с оружием, боеприпасами и продовольствием. Белый ударный отряд должен был сокрушить гарнизон Лбищенска, перебить всех красных, захватить склады и пленить/ликвидировать самого Чапаева. Сам отряд представлял собой сводное подразделение из казаков 1-й дивизии 1-го Уральского корпуса полковника Сладкова и добровольцев-крестьян из Саратовской губернии под командованием подполковника Познякова. Всего отряд состоял из 1192 бойцов, 9 пулеметов и 2 орудиий. Командиром назначили полковника Бородина, ветерана трех войн и обладателя Георгиевского оружия «За храбрость».

Охрана Лбищенска, с другой стороны, состояла из 4000 отборных красноармейцев, большого количества ДОТов, господствующих над всем окружающим пространством, и даже двух аэропланов, которые кружили над территорией. Лбищенск окружала голая степь — секретное продвижение было, кажется, невозможным. Но в 1919 году слово «невозможно» оказалось под запретом. Реальность стала глиной в руках бойцов с железной волей, создавших на одном лишь русском упрямстве весь Уральский Фронт, который красные считали самым опасным после ВСЮР. В сумерках 31-го августа уральский космодесант выдвинулся из поселка Каленого в степь. Рейд начался. На протяжении всей операции казаки скрывались от красных. Запрещено разжигать костры. Запрещено курить. Разговаривать громче шепота. Кашлять. Зевать. Каждый шорох мог стать тем звуком, который услышит красный часовой... Скользящие в темноте белые спецназовцы старались даже не дышать («Господин полковник, мне нужен воздух!» — «Отставить!»). Казачьи колонны двигались с огромной скоростью на грани человеческих возможностей. Сводный отряд уходил глубоко в степь. Красные следили за каждой травинкой. За каждой песчинкой. Весь следующий день казакам пришлось лежать в траве под палящим сибирским солнцем, так как над их головами кружили красные аэропланы. Каждый раз, как появлялся аэроплан, казаки быстро кидались в траву, забрасывали пулеметы и орудия травой и лежали. Ждали. Старались не дышать и не двигаться. Как только стемнело, начался следующий этап рейда: форсированный марш-бросок к дороге Лбищенск-Сломихинск, находившейся в 12 верстах от самого Лбищенска.

Уже оказавшись около самой станицы, наши разослали конные разъезды по всем направлениям. Отборные казаки сработали на отлично и взяли в плен несколько красноармейцев (вместе с обозом). Те доложили белым, что Чапаев действительно находится в Лбищенске, и один из них даже предложил показать само местонахождение краскома. Следующий день для большой части сводного отряда состоял из отдыха — надо же привести себя в порядок перед боем! Выправить мундир, почистить винтовку. «Чтоб заблестеть, где блеск положен». Одновременно усиленные разъезды направились к Лбищенску: белым разведчикам дали задание никого не впускать в станицу и никого не выпускать. Казачья лихость не подвела — ни одна душа не покинула и не попала в Лбищенск.

И здесь начинается комичность. Абсурд. Абсолютно невероятная удача. Несмотря на высочайший профессионализм наших разведчиков, красноармейцы заметили разъезды и даже доложили об этом красному начальству. Но Чапаев, командир дивизии, и Батурин, её комиссар, не придали этому значения. «Товарищ Чапаев, там чужие конники!» — «И чё с того? Ну гуляет кто-то в степи, а мне то чё? Принеси ещё самогона!». Красные глупцы ещё верили в понятие «невозможно» и не допускали возможности столь глубокого и дерзкого белого рейда по своему тылу. Даже захват обоза белыми разведчиками красные командиры проигнорировали — все-таки, Гражданская Война была, помимо всего остального, временем полного разгула бытового бандитизма. Разведовательные аэропланы красных умудрились ничего не обнаружить — так прекрасно замаскировались казаки в родной степи. В этот миг Фортуна улыбнулась нашим.

Общим решением был принят план взять Чапаева живым. Эту сложную и опасную задачу поручили взводу подхорунжего Белоножкина; он должен атаковать Лбищенск в первом ряду и, на взирая на потери или ход боя, прорываться к квартиру Чапаева, стараясь взять его в плен. Альтернативный план предложил отважный есаул Фаддеев (осенью 1918-го он, в чине сотника, в одном бою зарубил лично 30 — тридцать! — красноармейцев, это не человек, это казачий джаггернаут): взвод для пленения Чапаева проникает к помещению комдива быстро на лошадях, дабы добраться до цели раньше боя и схватить Чапаева спящим. Но идею Фаддеева отвергли из-за конкретного опасения: вероятность смерти большинства всадников этого взвода была достаточно высокой (голос из толпы казаков — «И что?»). Есаул Фаддеев выжил, возможно, из-за этого решения. В любом случае, он один из немногих уральских казаков, доживших до конца Гражданской Войны. В эмиграции Фаддеев оставил нам мемуары, свидетельствующие об отчаянной борьбе Яицкого Войска. Вечером 4-го сентября сводный отряд отправился к самому Лбищенску. Приближение к станице сопровождалось обращением полковника Сладкова, который просил казаков не собирать трофеи и не разбиваться на маленькие группы. Такое поведение могло привезти к срыву этой важнейшей операции. Лбищенский Рейд имел не только военно-стратегический вес для казаков, но и моральный: в Лбищенские находился их смертельный враг Чапаев, большевицкий палач и захватчик. Его беспощадность в отношении пленных и мирного населения вызывала ярость и злобу у казаков. Уже два раза казаки пытались ликвидировать красного упыря: в октябре 1918-го (в ходе этой операции Фаддеев стал богом войны, принеся в жертву три дюжины красных душ) и в апреле 1919-го года. В третий раз Чапаев не должен был уйти от справедливой мести.

Перед самим боем снова выдвинулись белые разведчики, эти бесшумные ангелы смерти. Казачьи клинки сделали свое дело, красных часовых сняли без единого выстрела. Танцующие по лезвию бритвы воины Яика заняли окраину станицы. Битва ещё не началась, враг ещё ничего не подозревал. Бойцы в последний раз проверили оружие, офицеры раздали гранаты. Где-то вдалеке лаяла одинокая собака. Вдруг раздался винтовочный залп. Красный караул, находящийся на мельнице, увидел тайный отряд и поднял тревогу. Немедленно казаки кинулись в атаку.

Существовал очень четкий план действий — отряд Познякова атакует центр станицы, оттеснив красных к Уралу, текущему вдоль станицы. В это время казаки бьют по флангам, освобождая боковые улицы от красных. Командиры сотен получили приказ собирать свои сотни повзводно, чтобы зачищать от врагов каждую улицу по отдельности. Неимоверный натиск казаков-берсерков вызвал всеобщую панику (напомню: запаниковали отборные красноармейцы из 25-й стрелковой дивизии Чапаева, большевицкая гвардия) и ряды красных дрогнули. Большинство обратилось в бегство. Как позже вспоминал есаул Фаддеев: «Двор за двором, дом за домом очищали взводы, сдававшихся мирно отправляли в резерв. Сопротивляющихся ожидала участь быть разорванным бомбой или разрубленным шашкой». Пленных оказалось столько, что просто не знали, что с ними делать. Сначала расстреливали — но их оказалось очень много, казакам не хотелось тратить патроны впустую. В конце концов их начали передавать резервным частям, которые согнали трудящихся в одну большую толпу на окраине станицы. Из некоторых окон велся беглый огонь, но белые быстро забрасывали такие окна гранатами. В целом, сопротивление оказалось вялым — внезапный, беззастенчивый удар железным кулаком сломил боевой дух красных частей. Даже дух красных комиссаров, этих большевицких демонов лжи и безумия, был сломлен окончательно. Казак Погодаев описывает картину пленения шести комиссаров следующим образом:

«...У одного прыгает челюсть. Они бледны. Спокойнее держат себя двое русских. Но и у них застыла обреченность в глазах. Они с испугом смотрят на Бородина. Их дрожащие руки тянутся к козырькам. Отдают честь. Это получается нелепо. На фуражках — красные звезды с серпом и молотом, на шинелях нет погон.»

Оцепив станицу и загнав красные отряды в тесное кольцо, белые начали продвигаться в сторону центра. На этом этапе боя вялое сопротивление красных окончательно превратилось в панический побег. Без оружия, даже без одежды, они бежали на улицу, прыгали из окон и терялись: ведь стрельба шла со всех сторон, всюду пули, шашки, штыки, гранаты... Те красноармейцы, которые успели схватить оружие, начали стрелять — но толку от этого огня было мало, его жертвой стали сами товарищи красноармейцев. Используя страх красных, подхорунжий Белоножкин, ответственный за пленение Чапаева, повел своих солдат в бой. Однако судьба показала свое непостоянство и сохранила «Чапаю» жизнь: вместо того, чтобы штурмовать дом, показанный пленным «языком» как квартира Чапаева, Белоножкин помчался сразу к штабу дивизии. Воспользовавшись этой ошибкой, перепуганный Чапаев побежал. Белоножкин выстрелил в него, но попал лишь в руку. Страх, дикий, звериный страх гнал адреналин в кровь Чапаева, так, что он даже не заметил ранения. Он наткнулся на горстку своих солдат и начал их собирать в контратаку, подкрепленную пулеметами (которых у Белоножкина не было). Античапаевской группе пришлось отступить, красные во главе с Чапаевым заняли здание штаба. Чапаев отнюдь не командовал обороной штаба, как нам рассказывал советский агитпроп. Он был ранен в живот и ждал переправы через реку — командование принял в это время начальник штаба, Ночков. Раненный Чапаев успешно переправился через реку, после чего скончался от полученного ранения. Основные силы белых к центру Лбищенска ещё не подошли, так что тело Чапева осталось у красных. Но меткая яицкая пуля свое дело сделала, оборвав жизнь садиста. Большевицкий зверь был ликвидирован.

Красные солдаты Ночкова, засевшие в штабе, перекрыли плотным пулеметным огнем все пути к центру станицы и наши не могли овладеть Лбищенском. Параллельно, Батурин (комиссар дивизии) во главе расстрельной команды и идейных коммунистов занял партком с другой стороны Лбищенска. Белые оказались окружены адским огнем с двух сторон. В этот миг хорунжий Сафаров погнал свою тачанку к зданию штаба, надеясь уничтожить засевших там красных пулеметным огнем в упор — но храбрые казаки сами погибли в свинцовой буре. Командир Сводного Отряда, полковник Бородин, кинулся к ним, пытаясь спасти раненого казака, выжившего чудом, но также был сражен пулей большевика. Герой Бородин сгинул при попытке спасти жизнь своего солдата — коммунист узнал полковника по блеску его погон в солнечном свете, прицелился и выстрелил ему в голову.

Командование принял полковник Сладков. Храбрый и отважный офицер, он приказал своим казакам залезть с двумя пулеметами на крышу соседнего дома, откуда они превратили здание парткома в гору мяса, крови и дерева. Сопротивление кончилось. Все силы белых были брошены на штаб дивизии, где люди Ночкова до сих пор держали оборону. Так как основные силы белых подошли к центру станицы, то вслед за ними наконец подтянулась батарея. Красные не выдержали артиллерийского огня и побежали, бросив своего раненого командира, Ночкова, тут же убитого казаками. Красные поняли, что все потеряно, и обратились в бегство, на этот раз окончательное. Они бросались в Урал, где их отстреливали наши победители. Выжили единицы.

«...Красные бегут к Уралу, на ходу сбрасывают одежду, сапоги. Вся река, насколько хватает глаз, покрыта плывущими людьми. Сотни голов и взмахивающих рук. Тут-то и началась потеха. Казаки выкатили пулеметы. Свинцовые струи резали воду, и там, где проходила струя, там исчезали навеки под водой люди. Из плывущих мало кто уцелел.»

Не подозревая об исходе битвы, в станицу прибыл карательный отряд красных в полном составе — вместе с отрядами факельщиков (специальные подразделения для выжигания целых городов) и расстрельными командами. Парализованные от страха, каратели даже не додумались убежать. Под казачьими шашками красные эсесовцы нашли свою смерть.

Сводный Отряд показал, что тысяча солдат может на одном лишь русском натиске свести на нет усилия целого фронта. Штаб Фронта был уничтожен, связь потеряна, Чапаев убит. После столь сокрушительного удара, у уральцев появился шанс разгромить весь Туркестанский Фронт РККА, но им было не суждено совершить этот подвиг. Не мощь красных полков победила казаков, нет. Крушение фронта Колчака и страшные, совершенно немыслимые эпидемии тифа, которые выкосили две трети личного состава Уральской Армии, стали причиной гибели великого Яицкого Войска. Выжили десятки. Мемуары оставили единицы. Поэтому мы и знаем так мало об одном из самых ярких эпизодов Белой Борьбы. Как гласило старинное предсказание: «Яицкое войско на крови зародилось, на крови и погибнет».

Тем не менее, мы будем помнить о невероятном рейде, когда всего лишь 1000 казаков полностью разгромила 4000 отборных большевиков, совершив невозможное.