5 июня 1812 года, император Александр I издал манифест о начале войны с Наполеоном. К тому моменту, когда Его Величество дописывало последние строчки манифеста, огромная армия Наполеона уже переправлялась по понтонным мостам через Неман, разливаясь бесконечной людской массой по нашей земле. Начало войны вызвало всплеск патриотизма среди людей неосведомленных — Наполеон до вторжения в Россию успел короновать себя императором, расстрелять горы людей, а также прославиться как тонкий дипломат знаменитой «в жопу пьяной» школы («Ваша империя — старая проститутка, которую насилуют все, кому ни лень!» — Меттерниху, министру иностранных дел Австрийской империи) и потому военный конфликт с ним выглядел как борьба с полубезумным тираном, давно напросившимся на хорошую взбучку — и гробовое молчание среди людей осведомленных.
Дело в том, что общая численность Великой армии Наполеона составляла 675 000 человек + 225 000 резерва в Польше (в советской прессе другие цифры, но я руководствуюсь трудом Ле Донна, профессора из Оксфорда). Численность же войск русской армии составляла 230 000 человек. При этом во главе французов стоял Наполеон, лучший полководец эпохи, окруженный блестящим созвездием блестящих офицеров, с ореолом непобедимости, в то время как наше офицерство, будучи вне всяких сомнений не менее достойным, не имело славы и опыта наполеоновских маршалов. Более того, с начала Наполеоновских войн наши армии успели многократно проиграть наполеоновским войскам и потому имели перед ними определенный комплекс неполноценности. Наконец, даже если взять население двух стран («Трупами закидаем!»), то во Франции (даже без союзников — хотя в союзниках была вся Европа) жил 71 миллион человек, тогда как в России, включая самые отдаленные уголки Империи — лишь 36 миллионов человек. В два раза меньше.
Итого, перед вами лучшая армия Европы, закаленная в десятилетии непрерывных боев, под предводительством лучших генералов эпохи, которая к тому же в три раза больше ваших сил и — как только что сообщили нам наши разведчики — она перешла границы вашей Империи еще вчера. Вы не можете закидать их трупами — у них больше трупов. Вы не можете из перехитрить, переиграть — у них лучше офицерство. Вы не можете пробить их за счет стойкости русских солдат — перед вами выдубленные бесконечными битвами псы войны. Ваши действия?
Правильно, разработать самый блестящий, самый тонкий, самый точный, самый восхитительный стратегический план XIX века. Шедевр, сравнимый с «планом Шлиффена». Поэму — написанную не стихами, но тщательно проработанными маршрутами отступления. Если мы не можем воевать с Наполеоном солдатами, офицерами и пушками, мы будем воевать с ними тем единственным, что у нас осталось.
Пространством. Разработанный немецким генералом Пфулем (начал карьеру еще при Фридрихе Великом, под началом Пфуля служил знаменитый Клаузевиц, один из главных военных теоретиков XIX века), план войны с Наполеоном предполагал планомерное, тщательное, упорядоченное отступление. Верста за верстой. Город за городом. Заставляя Наполеона оставлять гарнизоны. Организовывать заставы. Забывать про отставших и заболевших. Заставляя Великую Армию таять и таять с каждой пройденной верстой. Звучит гениально, логично и просто. С сегодняшней точки зрения. Но, как мы помним, начало войны вызвало прилив патриотизма, а тут вдруг выяснилось, что надо не бить Наполеона, надо молча отступать. Офицеры и солдаты рвались в бой, офицеры и солдаты хотели показать СПАРТУ! А скрюченный желчный немец заставлял отступать, отступать и отступать, без всякогОтступление едва не вызвало бунт высшей знати — у которой помимо патриотического чувства были еще и те соображения, что французы вообще-то немножко грабили их имения — и потребовалось вся железная, нечеловеческая решительность императора Александра, чтобы настоять на выполнении плана стратегического отступления. Тем не менее, на полпути к Москве пришлось сменить главнокомандующего Барклая-Де-Толли, поскольку недовольство населения («Почему отступаем? Ну и что что их в три раза больше! Это война, вам положено бессмысленно героически умирать, а вы что творите! Назад, назад, пошли на Наполеона, пошли!») достигло критической точки. В открытую говорили об измене. Барклая сменил Кутузов, также находившийся под прессом общественного мнения и исключительно из-за мнения вынужденный дать Бородинскую битву, поскольку сдать Москву без генерального сражения было решительно немыслимо.
Часто спорят, кто победил при Бородино, но это не имеет ни малейшего значения. К моменту Бородинской битвы война была выиграна, выиграна на бумаге, первоклассным планом и его первоклассным исполнением. Я боюсь даже представить, какой решительности и непреклонности стоило высшему имперскому руководству игнорировать все требования немедленной генеральной битвы (к которой, к слову, и стремился Наполеон), делая то, что нужно, а не то, чего ждут. По итогам блестящей стратегии Пфуля и столь же блестящей непреклонности Императора вместе с прекрасным тактическим управлением Кутузова и Барклая, Наполеон оказался в Москве 14 сентября 1812 года. В Москве гениальный корсиканский тактик, а также неважный стратег, самозванец, кровопийца, тиран, дегенерат, диктатор и безумец, обнаружил четыре вещи:
1. Скоро зима. Зимой в России холодно и голодно.
2. У него больше нет Великой Армии. Есть просто армия, потрепанная, в стадии сильнейшего морального и физического разложения.
3. Ближайший опорный пункт находится в Варшаве, за 1100 с лишним километров.
4. На коммуникациях орудуют безжалостные отряды русской легкой конницы, поэтому с тем же успехом Варшава могла быть на другой планете.
Еще через два дня начался знаменитый Московский пожар и стало совсем празднично. Наполеон сидел, смотрел на обгорелые руины, среди которых искали остатки еды его тощие солдаты, и пытался понять, как так получилось, что он до сих пор не проиграл ни одной битвы, но при этом полностью проиграл войну. За его плечами тихо посмеивался дух Георгия Победоносца, знавший, что бедный французский дурак впервые в истории Европы столкнулся с тотальной войной, войной не армией, но всем, что было: территорией, населением, временем, пространством, хлебными запасами, в конце-концов. Блестящей войной. Точно продуманной. Точно исполненной. За три месяца уничтожившей самую грозную военную силу Европы, которую до этого 15 лет ковыряли всем Евросоюзом и ничего не могли сделать.
Мне хочется верить, что в этот момент в Петербурге перед Государем и всем высшим имперским светом вышел в белом мундире Пфуль и просто молча поклонился под аплодисменты и крики «Браво!» (на самом деле под давлением лобби «ГДЕ СПАРТА? СПАРТУ ДАВАЙ!» он вынужден был уехать в Швецию, где, впрочем, получил полное благодарностей письмо Императора и вскоре вернулся ко двору).о героизма, но с максимальной осторожностью.
Дальнейшее известно — французская попытка вырваться из московской ловушки, первое поражение у Малоярославца, отступление по выжженной Смоленской дороге, которую сам же Наполеон до этого и разграбил, стычка за стычкой, тающие на глазах войска и 1600 полумертвых солдатиков, переправившихся обратно через Неман 14 декабря, ровно там, где полгода назад начинали вторжение огромной лавиной. Отечественная война, представлявшая беспримерную, беспрецедентную стратегическую операцию, завершилась.
Что лучше всего — по итогам Отечественной войны мы не только отбились от самой страшной армии Европы с минимальными потерями, мы превратились в доминирующую силу на континенте и будем таковой 40 с лишним лет, вплоть до Крымской войны (для сравнения — СССР после Победы просуществовал 46 лет). Пользуясь увертливостью, хитростью, безжалостностью, стальной дисциплиной и непреклонной волей, с одними лишь лесами, полями, снегами и тщательно расчерченными картах, мы заберемся на Европейский Трон и будем затем играть с судьбами Европы следующие четыре десятилетия. Наша геополитическая гегемония выльется в небывалый расцвет русской культуры, русский человек наконец распрямится и скажет миру свое веское слово, русская нация из отдаленного восточного народа станет Держательницей Мира, а наши русские гении, вдохновленные светом Солнца Империи, выплавят золото нашей культуры, включая роман «Война и мир», лучший роман в истории человеческой цивилизации. Отечественная война 1812 года ляжет в фундамент нашего национального сознания, Отечественная война 1812 года станет для нас моментом рождения русской нации, той русской нации, которую мы знаем, любим и храним в своих сердцах.
Все то, что вы подразумеваете под словом «русский», все то, что делает вас русским, все то, что возвышает и высветляет вас над 6 миллиардами человеческих масс, все то, что составляет суть вашей русской души, родилось тогда, в 1812 году.
Склонимся же перед русскими солдатами и офицерами, прошедшими тысячи километров сначала до Москвы, а затем прошагавшими обратно, в сердце Европы. Склонимся перед русскими мужиками, плясавшими, когда их забирали в армию, и встречавшими французских гостей кнутами и вилами. Склонимся перед русскими генералами, ювелирно маневрировавшими войсками, раз за разом сбегая из пасти французского чудовища. Склонимся перед немцем Пфулем, обуздавшим русскую ярость стальным немецким планом. И склонимся перед императором Александром, сохранившим мертвенную решимость в самые страшные дни вторжения.
Их давно уже нет, но есть мы, русские, их духовные внуки и правнуки, и мы будем повторять и славить их имена из поколения в поколение, столетие за столетием, пока на Земле будет звучать наш великий русский язык. Слава России! Слава героям! Слава великому году Огня, выплавившему Русское Золото!
Ура! Ура! Ура!
