Всего за полвека испанские конкистадоры стерли с лица земли все крупные империи Южной Америки. Они покинули родную Кастилию, чтобы разгромить туземцев, унести свой вес в золоте, обратить язычников в истинную веру, насладиться местными женщинами, наплодить метисов и учредить поместья и вотчины, в которых новоявленная земельная «аристократия» могла наблюдать за тысячами индейцев, работающих на полях и плантациях. Только примяв песок на пляжах Нового мира, Эрнан Кортес, самый известный из конкистадоров, обещал, что он будет либо ужинать под звук трубы, либо умрёт на эшафоте. И действительно, в следующие десять лет идальго из обнищавшего дворянского рода подчинил себе сотни тысяч людей, громил империи и награбил больше золота, чем можно себе представить. Кем были конкистадоры? Как горстке кастильских солдат удачи удалось поставить на колени целый континент; и о чём они думали, делая это? Мы постараемся ответить на эти вопросы, взглянув сначала на общую картину, а затем на конкретные примеры.
Жестокие завоеватели Кортеса мало похожи на представителей западного рационализма, позволившего европейцам подчинить себе весь мир. Многие из них были самыми настоящими «мракобесами»: фанатиками, твердо уверенными в том, что существует абсолютное добро — любимая дочь Папы римского, Испания, — и абсолютное зло — все остальные. Кастилия XVI века с точки зрения современного либерала была довольно мрачным местом: евреев обижали, инквизиция зверствовала, книги запрещались. Легендарная религиозность испанцев иногда нарушала законы военной и политической логики, но она всегда служила фундаментом поведения как в самой Кастилии, так и в рядах конкистадоров.
То, что испанцы увидели в Южной Америке, только укрепило их веру. Вырезанные из ещё живых детей сердца, пирамиды из черепов, маски из человеческой кожи — суеверные конкистадоры убедились, что перед ними не дети Адама, созданные по образу и подобию Господа, а демоны, семя Антихриста. Что ещё мог подумать верующий католик, взглянув на каннибализм и человеческие жертвоприношения, перед которыми меркли самые чудовищные описания сатанинских ритуалов, выбитые из подсудных «ведьм»? Конкистадоры чувствовали себя не просто крестоносцами, но христианским ополчением в борьбе с легионами ада. Вопреки мнению марксистских и «постколониальных» теоретиков, конкистадоры боролись за души одержимых дьявольскими культами не менее яростно, чем за их золото. Это служило и оправданием для массового истребления индейцев: уж лучше умереть от очищающего меча кастильского рыцаря, чем жить живым рабом Сатаны.
Кастилия находилась в состоянии бесконечных религиозных войн: всего за 30 лет до прибытия Кортеса в Новый мир испанцы завершили Реконкисту. В последующие декады и века они отражали исламские восстания на Юге; находились на передовой в борьбе с Османским нашествием, а также периодически спотыкались о голландских мятежников. Суровые солдаты-колонисты, из которых состояли войска конкистадоров, очень сильно отличались от крестьян и пуритан, поселившихся в Северной Америке. Христианский фанатизм служил естественным щитом Кастилии от мусульман и протестантов. Испанцы чувствовали себя осажденными, вплоть до паранойи: богатые евреи пили кровь католического крестьянства, протестанты могли поднять мятеж, арабы и турки грозили возвращением Кастилии в Умму. Согласно манихейскому мышлению испанцев, лишь инквизиция спасла их родину от уничтожения. Фанатизм, присущий испанской культуре, бесконечные войны и мрачная экономическая ситуация на испанском материке породили невиданную до этого касту воинов: конкистадоров, детей из нищего или безземельного дворянства, ветеранов десятков войн, лютых ксенофобов, готовых стереть в пыль всех врагов своей родины, считая их врагами самого Христа. Латиноамериканским индейцам не повезло в том, что они столкнулись не просто с европейскими социальными низами, религиозными беженцами или уголовниками, как другие колонии, а с самыми дерзкими и ревностными солдатами Европы, с самыми злыми мужчинами, которых можно было найти в Испании на пике её могущества.
Конкистадоров в начальный период завоевания индейцев интересовали ровно две вещи: отпущение грехов за обращение миллионов душ в христианство и материальное обогащение в виде огромных земель. Но превыше всего было золото. Золото всегда было первым, о чём говорили с индейцами; на золото меняли оружие, инструменты, игрушки, ткани, одежду, книги, стекло. Ни внушительные ацтекские орнаменты, ни экзотические птицы и другие животные, — даже серебряные изделия не удовлетворяли испанцев. Золото могло вернуть обнищавшему дворянскому роду былое величие и сделать из авантюриста аристократа; золото поддерживало испанскую экономику в соперничестве с более продвинутыми экономиками других европейских держав; да что там говорить — на золото можно было купить больше оружия и нанять больше колонистов на Кубе или в Веракрусе, чтобы захватить ещё больше золота. Золото было всем: и инструментом, и целью одновременно, и личной наградой для каждого конкистадора, и национальным интересом испанского отечества. Золото платило за корабли, сдерживающие турок; золото кормило армии в Голландии; золотом заманивали всё новых и новых колонистов, готовых порвать со своими прежними жизнями за шанс разбогатеть в Новом мире. Между 1500-м и 1650-м испанская казна на четверть наполнялась за счет золота из колоний. Испанцы мало интересовались впечатляющими золотыми изделиями индейцев: все эти статуи, украшения, ритуальное оружие — всё переплавляли в удобные слитки и грузили на корабли. Ацтеки совершенно не понимали, зачем испанцам нужен этот скучный, мягкий металл; некоторые из них и вовсе полагали, что испанцы питаются золотым песком. Недели и месяцы туземного мастерства в обработке золота не стоили ничего по сравнению с властью и материальными благами, которые приносило золото. Spice must flow!
За несколько лет после открытия Нового мира появился целый культурный пласт, влияющий на сознание аристократов, наемников и купцов. Стихи, настоящие и придуманные рассказы о путешествиях, романтические сказки о морских чудовищах, источнике молодости и золотых городах наполнили головы молодых людей по всей Испании. Конкистадоры отправлялись не только за золотом и славой — Новый мир выглядел миром сказок, наполненный чудесами и приключениями: естественно, каждый уважающий себя молодой рыцарь хотел посмотреть на это. И вот они погнались за амазонками и Эльдорадо. Увы, за пятьдесят лет конкистадоры из острия испанской экспансии стали анахронизмом. До середины XVI века Испанская Америка превратилась в мир бюрократов, шахтеров и священников, в котором не было места отморозкам. И король, и церковь пришли к выводу, что конкистадоры скорее сдерут кожу с овец-индейцев, чем будут их стричь, и сильно постарались приблизить конец эпохи буйных захватчиков. Конкистадоры жили в совершенно ином мире — реки крови отделяли их от миссионеров и чиновников, приехавших обустраивать то, что эти отчаянные храбрецы захватили огнём и мечом.
Но кем же были противники кастильских псов войны, ацтеки? В привычном представлении об ацтеках реальность, мифы и домыслы смешались в кучу, рисуя образ дикарей, похожих на инопланетян и имеющих мало общего с людьми в общепринятом смысле. С другой стороны, марксистские теоретики постколониализма считают ацтеков чуть ли не эллинами Нового Света, носителями света прогресса. Реальность выглядит иначе: ацтеки не были ни зверолюдьми, ни носителями великой культуры. Они являлись безжалостными религиозными фанатиками и империалистами, создавшими рыхлое политическое образование, которое держалось исключительно на терроре и жило за счет дани с завоеванных племён. Ацтекская империя — хрупкая теократия, которая исчезла, как только появились люди, неподвластные религиозному террору языческих культов. Ацтеки не воевали в период между маем и сентябрём (это время сильных дождей), они не воевали ночью, они не дрались в горах и в целом не знали отчаянной мясорубки, которой была европейская война XVI века. Испанцы были готовы сражаться в любых условиях: этот морской народ и его представители, ветераны чудовищных внутриевропейских конфликтов и перманентной войны с мусульманским миром, дрались в любое время года, в любое время суток, в родном городе или в десяти тысячах километров от него, на суше и на море. Ацтеки не знали ни лошадей, ни рогатого скота — да что там говорить, они не знали даже колеса — и полностью зависели от того, что их рабы смогли унести за армией на поле боя.
Большинство войн, начатых ацтеками — так называемые xochiyaoyotl, Цветочные войны. Они велись с целью захвата пленных, которых можно было затем принести в жертву языческим богам. Ацтеки считали, что человеческие жертвоприношения необходимы для того, чтобы не прекращался дождь, луна не упала на землю и т.д. Эти войны часто носили ритуальный, договорной характер; остальные индейцы Южной Америки не сильно отличались в своих религиозных воззрениях от ацтеков. Несмотря на то, что необходимость захватывать пленных для страшных ритуалов признавалась всеми соседями, ацтекам иногда приходилось воевать и по-настоящему — некоторые племена оказывали ожесточенное сопротивление, за что обычно всё население захватывалось и уничтожалось в рамках жертвоприношений, больше напоминающих работу у кровавого станка, чем религиозные ритуалы. Король ацтеков Ауисотль, подавив восстание уастеков в 1487 году, устроил многодневную оргию смерти: в течение четырех дней более 80 тыс. пленных были убиты на пирамидах Теночтитлана. Из-за скудной ситуации с источниками мы не знаем, сколько человек ацтеки действительно приносили в жертву своим идолам, но масштабы в любом случае были чудовищными. Фернандо де Альва Иштлильшочитль, испаноязычный историк из метисов, полагал, что ацтеки ежегодно вырезали сердца каждого пятого жителя своих вассальных государств. Хуан де Сумаррага, миссионер из францисканцев и первый епископ Мексики, приводил менее огромные, но тоже весьма впечатляющие цифры: 20 тыс. сердец, ежегодно брошенных на алтарь хтонических змеиных богов.
Помимо различий в общем этосе войны, ацтеки жили в своём технологическом пузыре, в чём-то похожим на идею жанров вроде стимпанка — доведение до предела одной технологии при игнорировании всех остальных. Не зная колеса, они сумели построить большие пирамиды и снабжать огромные армии; не имея стали, они создавали страшное оружие из обсидиана, которое могло отрубить человеку голову одним ударом; не зная пороха, ацтеки обладали целым арсеналом метательного оружия и луков. Зацикленность на ритуальной войне, целью которой были захват пленных и бессмысленное уничтожение вражеской биомассы, так и не дала ацтекам возможности создать нормальное оружие. Ведь все эти роскошные обсидиановые секиры, копьеметалки и деревянные щиты, украшенные перьями редких птиц, оказались абсолютно бесполезными игрушками, столкнувшись на поле боя с залпами аркебуз и ударами толедской стали. Отсталость ацтекской военной машины нельзя списать на недостаток природных ресурсов: Кортес, захвативший их земли, меньше чем через год стал производить порох, аркебузы и даже пушки. Ряд историков полагает, что сам характер южноамериканских племенных войн подталкивал аборигенов к использованию примитивного оружия: для захвата пленных не нужно высокотехнологичное оружие, а против стоящих на той же степени развития соседей каменных клинков было достаточно. Скорее, дела обстояли наоборот: ацтеки не обладали культурными навыками, необходимыми для производства нормального оружия, и поэтому сосредотачивались на ритуальных и договорных войнах. С тактикой у ацтеков дело обстояло ещё хуже, чем с технологией. Если испанцы были мастерами хитрых военных маневров, набрались тактических и стратегических знаний за столетия войн и угрожали всему миру своими терциями, то их полуцивилизованные противники сражались не более искушенно, чем какие-нибудь зулусы. Их «тактика» заключалась в том, что толпа воинов окружала врага и набрасывалась на него. У ацтеков не было понятия о внезапных ударах и наступлениях, они не знали боевых порядков или системы взаимодействия стрелков и пехоты ближнего боя, отсутствовала четкая иерархия. Последнее особенно помогло Кортесу, но об этом позже. У ацтеков сословная иерархичность заменяла военную: у дворян было больше денег, а значит имелись более качественные оружие и доспехи. У испанцев же царствовала меритократия смерти: кто больше врагов перебил, сохранив жизни товарищей, того и ценили как командира.
Своего апогея противостояние кастильцев и ацтеков достигло в ходе битвы за Теночтитлан, столицу ацтекской империи, на руинах которой вырос город-помойка Мехико. Знойный июнь дышал над стотысячным сердцем индейского Рима, что жил за счет сотен лодок, каждый день привозивших еду из захваченных земель. С высоты птичьего полёта мало что позволило бы понять, что происходило в этом лабиринте из храмов и пирамид. Лишь редкие вспышки орудий, которыми испанцы отбивались от орд яростных аборигенов, наполнявших улицы Теночтитлана словно муравьи, нарушали течение жизни гигантского мегаполиса.
Карта-схема Мехико-Теночтитлана из латинского издания «Реляций» Кортеса (Нюрнберг, 1524). Раскрашена от руки
Ни пушки, ни мушкеты, ни арбалеты не смогли остановить натиск горевших пламенем бешенства ацтеков, наступавших на горстку кастильцев. Уже целую неделю они, в пылу высокомерия приведшие весь свой небольшой отряд в город-остров Теночтитлан, сидели под осадой, и за эту неделю испанцы потеряли всякую надежду на быструю победу. Лишь залповый огонь из аркебуз, конные вылазки и артиллерийский гром позволили отчаянно храброму и решительному Диего де Ордасу пробиться к укреплениям своего вождя и доложить Кортесу, что все улицы перекрыты и выхода из города нет. Лошади топтали ацтекские тела, ломая кости; картечь из орудий превращала атакующих в кровавую кашу; толедская сталь отсекала конечности полуголых индейцев. Однако плотность драки в городском бою и огромное число врагов застали конкистадоров врасплох. Де Ордасу стало понятно, что отвага, технологические преимущества и боевой опыт не помогут ему, если ацтеки продолжат давить испанцев массой, загоняя их в тесные улочки Теночтитлана.
Кортес не хотел возвращаться в окаянный город-левиафан, его вынудили обстоятельства. Там находилось захваченное сокровище, сотни килограмм золота! Там в плену томился император Монтесума, а главное — в центре столицы до сих пор сидел герой Педро де Альварадо со сводным отрядом из сотни лучших бойцов Кортеса. Они остались в Теночтитлане, пока Кортес мчался к берегу океана, чтобы расправиться с другими конкистадорами, решившими перехватить у него инициативу.
Карта похода Кортеса 1519—1521 годов. Показаны также границы штатов современной Мексики, отмечен Теночтитлан и Веракруз на берегу океаа. Кликните для увеличения
Кортес решил вернуться в Теночтитлан, набрав свежих подкреплений в Веракрусе. Разве он не обещал Карлу V захватить столицу Новой Испании? Конкистадоры собрались ворваться в город, сжечь пару идолов, перерезать глотки нескольким ацтекским аристократам, забрать золото и принудить Монтесуму к сдаче города. Увы, все планы рухнули, как только Кортес появился в городе. Отряд был окружен в главном дворце города и тысяча конкистадоров оказалась в котле: на небольшом участке их осадили 200 тыс. яростных индейцев. Когда стало ясно, что император Монтесума потерял контроль над своими подданными, и даже кинжал у его глотки не позволил бы испанцам выторговать перемирие, они приготовились к дерзкой вылазке. В мечтах Кортес уже видел себя губернатором Новой Испании, сжегшим отвратительные змеиные идолы и подарившим любовь Христа миллиону душ. Он уже мечтал о горах золота, которые глупые индейцы, считавшие конкистадоров белокожими богами, поднесли бы к его ногам. Такие фантазии были растоптаны тысячами голых ног озверевших ацтеков, собравшихся возле испанских укреплений.
Хотя Кортес победил своего внезапного соперника — не менее отчаянного авантюриста Панфило де Нарваэс — и позволил его отряду влиться в свой, по возвращении в Теночтитлан всё пошло не так. Потерявший чувство меры Педро де Альварадо начал убивать ацтеков тысячами и позволил кастильцам надругаться над их женами и детьми. Сейчас сложно сказать, что двигало де Альварадо — попытка восстановить запрещенную Кортесом практику человеческих жертвоприношений, паранойя, или просто садистское наслаждение. В любом случае сотня солдат де Альварадо за время отсутствия Кортеса перебила восемь тысяч ацтеков, что вызвало понятное возмущение у населения Теночтитлана. Положение было ужасным. Десятки тысяч ацтеков окружили испанцев, которые несли все большие потери, а по ночам индейцы насаживали трупы погибших конкистадоров на пики и махали ими, словно куклами, чтобы психологически сломить ненавистных пришельцев. Запасы продовольствия и свежей воды кончались, а любая вылазка в поисках оных становилась чистым самоубийством, означающим мгновенную смерть под градом из стрел, копий и камней. Спасения, кажется, не было, а мечты о золотом царстве превратились в ожидание скорой смерти: если не от обсидиана, то от истощения. Кортес впал в отчаяние, но он не собирался сдаваться. Через неделю ситуация казалась безвыходной.
Но Кортес не был бы Кортесом, не придумай он безумный и отчаянный план. Всё-таки испанская картечь сдерживала натиск ацтеков и уничтожала их сотнями, когда они пытались штурмом взять испанское укрепление — один из главных храмов города. Находчивые испанцы, пережившие итальянцев, турок и тысячи вёрст ядовитых джунглей, начали собирать боевые машины и укрепления из подручных средств. Успешной импровизацией оказались деревянные щиты на колесах, позволявшие дюжине конкистадоров отстреливаться от индейских толп. В последней попытке сохранить своим людям жизнь Кортес схватил императора и чуть ли не за волосы вытянул на крышу храма, где заставил приказать своим подданным, чтобы они оставили «белых дьяволов» в покое. Ацтеки были в такой ярости, что попросту забросали своего бога-императора камнями. Одни источники говорят, что Монтесума умер от этих ран; другие утверждают, что его добили озлобленные испанцы. В любом случае последняя, робкая надежда на перемирие исчезла. У Кортеса не было выбора: он повёл людей в атаку. Сначала испанцы одним решительным рывком захватили соседний храм, с которого их обстреливали уже дольше недели. Быстро перебив лучников, конкистадоры продолжили очищать капище от идолов. Всё же испанцы были одержимы не только стремлением выжить, но и христианской ненавистью — всё, что напоминало о чёрных культах, должно было быть уничтожено. Уничтожение идолов оказалось ещё и успешной военной тактикой: вид белых богов, низвергающих змеиных создателей космоса, вгонял страх в сердца ацтеков.
Конкистадоры несли тяжелые потери, ацтеков было слишком много. Запасы пороха и снарядов подходили к концу, и Кортес задумывался, не стоит ли переплавить золото в пушечные ядра. Это было бы вершиной иронии — отстреливаться от врагов тем, за чем он вообще пришёл в эту Преисподнюю. Его люди голодали, а раненые мучались. Продолжающийся обстрел начал разрушать стены храма-крепости, а атаки ацтеков не кончались — они могли спокойно потерять несколько сотен бойцов за каждого убитого кастильца и всё равно уничтожить попавших в капкан завоевателей. У Кортеса оставалось ровно два выхода: убежать с пустыми руками или умереть на горе из золота. Что же он выбрал? Конечно же, третий вариант: не поддающийся осмыслению ночной побег сквозь дождь и туман, унося под бешеным взором ацтеков столько золота, сколько голодающие, раненые, страдающие от болезней и истощения конкистадоры могли унести. Каждому испанцу предстоял выбор — сколько золота брать с собой? Набить кирасу драгоценным металлом и утонуть в реке с ацтекской стрелой в спине или выбраться из города бедным, но живым? Как писали участники тех событий, те из испанцев, которые набрали больше всего золота, погибли первыми. Жадность погубила их, оставшихся лежать с набитыми карманами в этой чужой, враждебной земле.
Последующие события вошли в историю как Noche Triste — Ночь печали. Испанцы чудом выбрались с острова и им почти удалось выбраться из города. Но когда испанцы перебирались через последний канал, отделявший их от спасения, их обнаружили часовые. Сразу же появились сотни каноэ, набитые ацтекскими воинами, начавшими преследовать горстку полуживых испанцев. Неистовые сыны Кастилии бросились бежать, но переносной мост не выдержал отягощенных золотом и доспехами солдат. Конкистадорам пришлось перебираться через воду по телам своих погибших товарищей и лошадей, пока часть ацтеков перекрывала им дорогу, а основные силы индейского войска заходили с тыла. И тут начался ужас: самое страшное европейское поражение в Новом Свете с момента его открытия.
Авангарду, в котором находился и сам Кортес, удалось проскользнуть и выбраться из инфернального котла, но большая часть его отряда осталась в окружении. Кортес, не желавший бросать своих бойцов, собрал полдюжины лучших всадников и бросился в бешеную атаку, прорубаясь сквозь тысячи врагов, пытаясь освободить дорогу для остатков своей армии. Но было уже поздно. Дети Мехико прыгали на кастильцев, сталкивая их в воду и добивая рыцарей дубинами. Сам Кортес был ранен, но в последний момент его удалось спасти: жажда ацтеков взять его живым, а не сразу разрубить на куски, в который раз спасла ему жизнь. Страшный Альварадо, находившийся в арьергарде, держал оборону до последнего. Когда первые лучи солнца прорезались сквозь туман, его отряд практически перестал существовать, а сам он, раненый, сбитый с коня и на грани гибели, каким-то образом добрался до берега.
Последние остатки отряда Альварадо — самые смелые псы войны, самые свирепые солдаты, которых этот континент когда-либо видел, развернулись и побежали обратно в центр Теночтитлана. Они предпочли умереть, стоя на суше, а не быть добитыми толпой, стоя по грудь в воде. Проявив чудеса героизма, испанские спартанцы продержались ещё несколько дней, пока их, наконец, не добили индейцы. До другого берега добралось меньше половины войска конкистадоров. Единственное, что спасло их от уничтожения — железная воля Кортеса, не растерявшегося и быстро собравшего остатки своего отряда в железный кулак, который марш-броском добрался до столицы союзного племени Тлашкальтеков. Несмотря на чудовищную резню, его лучшие люди выжили, среди них зверский Альварадо, потерявший почти всех своих солдат, но на одной демонической злости пробившийся сквозь тысячи ацтеков. Выживание горстки самых опытных воинов обеспечило сохранение ударного кулака, состоявшего из ветеранов отряда Кортеса, той железной когорты, которая приплыла с ним осенью 1519-го. К тому же выжил кораблестроитель. Взглянув на ошметки своего отряда, безумный Кортес заявил: «Ладно, пошли отсюда. У нас всё есть». Испанцы были готовы вернуться в Теночтитлан и показать ацтекам, что такое Гнев Божий.
Кортес потерял все свои пушки, большинство огнестрельного оружия, три четверти лошадей и половину людей. Полгода переговоров с ацтеками были нивелированы шестичасовой бойней, ближайшие союзники из числа аборигенов находились в 150 километрах, а крошечный гарнизон в Веракрусе никак не мог помочь. Однако ночь темнее всего перед рассветом. Ацтеки не понимали европейской войны, они не понимали, что врага надо добивать. В рамках войны на уничтожение отступление Кортеса вместе с армией — гарантия того, что следующий раунд будет злее и более кровавым. Сами ацтеки также понесли огромные потери. Адская резня, устроенная Альварадо, унесла жизни почти всех опытных ацтекских воевод, тысячи или десятки тысяч воинов погибли, преследуя горстку кастильцев, а император был позорно убит, обращаясь к своим подданным. Контуженые ацтеки очищали улицы столицы от трупов и радовались исчезновению испанских безумцев. Но Кортес прекрасно знал, что смерть стольких соотечественников — особенно в связи с жертвоприношениями и каннибализмом — вызовет бурю возмущения среди гордых кастильцев и в сердце каждого честного испанца появится желание предать Теночтитлан огню.
Второго июля армия ацтеков догнала истощенных конкистадоров. Горстка кастильцев, балансирующих на грани физических возможностей, выстроились в фалангу и ожидала своего конца. Стальная когорта не располагала ни орудиями, ни стрелковым оружием, и имела всего 20 лошадей; все без исключения выжившие воины были ранены или страдали от болезней, а ацтеки буквально стократно превосходили кастильцев в этой битве. Сто индейцев, одержимых желанием порвать своих врагов на куски, — против одного сверхчеловека. Ацтеки быстро сумели окружить кастильцев и начали их планомерное уничтожение. Кортес увидел командира ацтеков — грозного воина в украшенных перьями доспехах. Кортес выбрал самых проверенных и смертоносных бойцов из выживших — среди них ставшие легендами ещё при жизни Гонсало де Сандоваль и Педро де Альварадо — и обратился к ним: «Теперь, сеньоры, мы будем прорываться сквозь их ряды и не оставим ни одного из них невредимым». Ацтеки не знали, что такое полноценная атака тяжелой конницы в открытом поле. Полдюжины самых отчаянных кастильских головорезов выстроились в клин — Кортес, конечно же, сам повёл храбрецов — и врезались мечом архангела Михаила в ряды перепуганных дикарей. Испанские копья мгновенно порвали в клочья ацтекского воеводу, залитое кровью командирское знамя оказалось в руках у кастильцев, и тысячи ацтеков в панике побежали в сторону Теночтитлана.
Карта действий испанской армии после «Ночи печали»
Добравшись до Веракруса, Кортес начал лихорадочно готовиться к карательному походу против ацтеков. Пока те тысячами умирали от привезенной испанцами оспы, к Кортесу прибывали свежие подкрепления, а его офицеры усмиряли враждебные племена между Теночтитланом и Веракрусом, чтобы армия конкистадоров могла свободно передвигаться. Помимо европейцев, к Кортесу примкнули тысячи тлашкальтеков, имевших на ацтеков зуб. В апреле 1521 года корабли Кортеса добрались до Теночтитлана. На этот раз он уже не собирался вести переговоры: либо новый император, Куаутемок, сдаст город без боя, либо кастильцы уничтожат Теночтитлан, не оставив камня на камне, а потом отдадут столицу тлашкальтекам на разграбление. Армия Кортеса насчитывала около 50 тыс. тысяч солдат, из них около 800 кастильских пехотинцев, 90 всадников, 120 стрелков и несколько орудий. Кортес лично повёл испано-индейскую армию на Теночтитлан, выкрикивая лозунг «Кастилия, Кастилия! Тласкала, Тласкала!». Не желая повторить ошибок первого боя за Теночтитлан, Кортес сносил на своем пути каждое здание, разрушал каждый храм и заливал кровью каждую улицу. Испанская конница преследовала перепуганных ацтеков и топтала их прямо у домов, а орудия поливали укрепления чудовищным градом из огня и стали. За время осады более ста тысяч ацтеков погибло. В результате голода, вызванного тактикой «выжженной земли», которую Кортес применял против ацтекской империи, умерло свыше миллиона индейцев. В целом голод, война и эпидемии сократили население Мексики с восьми миллионов в год прибытия Кортеса до пятисот тысяч спустя полвека. За два года Кортес захватил огромную часть южноамериканского континента, разбил трех ацтекских императоров и уничтожил целую цивилизацию.
По клику откроется полная версия картины «Взятие Теночтитлана отрядами Кортеса» (1848)
В чём же причина таких невероятных успехов конкистадоров? Первое — это европейский рационализм. В схватке нуса с обсидианом победу одержал разум. Конкистадоры были не безмозглыми фанатиками, а наследниками 2000-летней интеллектуальной традиции. Ацтеки были чужды испанцам, а испанцы были чужды ацтекам — но именно европейцы поняли дикарей и видели их насквозь, а не наоборот. Непоколебимая вера в Бога и Его Сына убеждала кастильцев в том, что религия ацтеков — зло, но именно европейская интеллектуальная традиция позволила им проанализировать её, выявить её слабости и в конечном итоге стереть её с лица земли. Ацтеки в это время так и не поняли, сражаются они с людьми или богами; плывут пришельцы на кораблях или на плавающих горах; вылетают ли из этих странных труб пули или гром. Сам Кортес был достаточно образованным человеком, и можно предположить, что в самый тёмный час после Ночи печали именно его речи перед солдатами, пропитанные ссылками на Цицерона, Аристотеля и Цезаря, не дали войску разложиться. Конкистадоры, конечно, не были интеллектуалами, но они были вооружены самым лучшим оружием Европы и имели опыт войн с маврами, итальянцами и турками. 2000 лет военной науки стояли за ними, и ацтекам буквально приходилось жертвовать сотнями своих бойцов, чтобы убить одного испанца. В случае беды же ацтеки бежали, а испанцы стояли насмерть.
Помимо природных преимуществ кастильцев ещё несколько причин значительно облегчили испанскую победу. Во-первых, чёрная оспа. Ацтеки умирали десятками тысяч от европейских болезней; современные ученые полагают, что до трети населения ацтеков погибло именно от эпидемий. Во-вторых, Кортес, будучи современником Никколо Макиавелли, был блестящим дипломатом. Ацтеки своим религиозным террором настроили против себя всех своих соседей, а Кортес сумел собрать из них дееспособную армию, готовую сотрудничать с конкистадорами. В-третьих, на стороне кастильцев был Кортес. Эрнан Кортес был человеком стальной воли и высокого интеллекта: весьма образованным, хитрым интриганом, талантливым переговорщиком и, конечно же, военным гением. На самом деле, Кортес — это личность масштабов Александра Македонского или Бонапарта; и лишь то, что он совершал свои подвиги на краю света, не дало ему стать одной из центральных фигур европейской мифологии. По сей день походы Кортеса считаются примером борьбы передовой европейской державы с дикарями. 500 кастильцев сломали хребет величайшей империи Южной Америки, стёрли целую цивилизацию — вместе с языком, религией и городом, что был тогда одним из самых больших на свете — с лица земли, и захватили владения, превосходящие по размерам всю Европу. Вступив на южноамериканскую землю обнищавшим авантюристом, испанец Эрнан Кортес заложил фундамент современной Латинской Америки, сотни миллионов жителей которой до сих пор говорят на испанском.
