Рождество в современной России — довесок к Новому году. В большинстве западных христианских стран всё наоборот: главные праздники — как раз рождественские, а Новый год — приятный бонус. Как и многие другие культурные отличия РФ от Европы, это отголоски советской власти.
Поговорим о том, как Рождество отмечали в дореволюционные времена, кто такая Снегурочка, и как Новый год вытеснил все остальные зимние праздники.
В Российской Империи Рождество праздновали 25 декабря. Дни от Рождества до Крещения тоже имели особое значение — этот период назывался Святками и его в той или иной форме отмечали все славянские народы Европы. В деревнях Святки сохранились до самой революции — по сути это был отголосок более древних языческих ритуалов, которые под влиянием христианства перемешались с церковными. Святки начинались в Сочельник, вечером 24 декабря, накануне Рождества. Существовали традиционные святочные развлечения — колядование, гадание (особенно у девушек), процессии со звездой и медведем и еще множество других мелких ритуалов, вполне языческих по духу.
Разумеется, формально церковь все это не приветствовала и даже осуждала, но на деле забавные народные обычаи никому не мешали и сохранились в неизменном виде до самой революции. Сейчас они забыты, в основном из-за повсеместной урбанизации. Ряженые колядовщики встречаются до сих пор, но это обычно не продолжение живой традиции, а искусственная попытка её возродить.
В сёлах и в городах Рождество праздновали по-разному. В аристократических и буржуазных кругах были популярны рождественские балы и маскарады. Публика победнее развлекалась балаганами и вертепами, представлявшими сценки на рождественскую тему. Городских и деревенских жителей объединяли всенощные службы в церквях.
К Рождеству заканчивался самый строгий пост, и обычай накрывать богатый стол существовал очень давно. А вот рождественская елка — это уже весьма современный атрибут. Считается, что этот обычай появился в Германии и оттуда распространился по всему миру в XIX веке. В России ёлки появились при Александре I — первую ель установили в императорском дворце для будущей императрицы Александры Федоровны, совсем недавно приехавшей в Россию. После того как её супруг Николай Павлович взошёл на престол, ёлки в Зимнем дворце для детей царской семьи и великих князей превратились в традицию.
Тогдашние рождественские ёлки отличались от современных: их не украшали специальными игрушками, но могли развешивать на ветвях подарки или съедобные мелочи вроде яблок, печенья или пряников, которые детям разрешалось съесть после наступления Рождества. Подарки поначалу дарили открыто, а не от имени Деда Мороза (которого ещё не существовало) или Святого Николая (этот обычай появился ближе к концу века).
На исходе царствования Николая I рождественская ёлка стала общепринятым атрибутом городского Рождества — и у дворян, и у купцов, и у мещан. Ёлками торговали крестьяне, специально привозившие их на ёлочные базары. Поначалу ёлка была второстепенной декорацией, но позже её размер стал важен: чем больше ель, тем солиднее хозяин дома.
В 50-х годах рождественские ёлки стали устраивать в дворянских и купеческих собраниях, офицерских клубах и прочих общественных местах. Праздник постепенно превращался из семейного в общий: горожане с детьми стали ходить друг к другу в гости во второй день Рождества. Зажиточные семьи обычно старались произвести впечатление на друзей — это было своего рода соревнование на самую большую, пушистую и богато украшенную ёлку.
При Александре III появилась новая традиция — император вместе с семьей приходил на ёлку поздравить чинов своего Конвоя и Дворцовой полиции и подарить им что-нибудь. Причем императорская семья приезжала как 25, так и 26 числа, чтобы застать тех, кто 25 декабря стоял в карауле.
Всего за два-три десятилетия рождественская ёлка превратилась в традицию. Ёлки устанавливали в многочисленных общественных заведениях, в частных домах, в гимназиях. Священники устраивали ёлки для своих прихожан (иногда у себя дома). В городах организовывали благотворительные балы и ёлки — выручку от продажи билетов передавали в приюты, больницы и даже тюрьмы.
Постепенно сложился ритуал: праздник встречать в кругу семьи, а после ходить в гости. Как правило, весь второй день проходил в разъездах — нужно было лично поздравить всех друзей и знакомых. В 90-е годы XIX века задачу сильно облегчило появление рождественских открыток. Обычно на них изображали празднующие Рождество семьи или детей на фоне ёлок и зимних пейзажей, встречались и народные святочные мотивы. Открытку важно было подписать как можно более красивым почерком.
В русской литературе сложился особый жанр святочных рассказов. Появились они под влиянием западных, но существенно отличались от них социальным пафосом, характерными для русской литературы. Иностранные рождественские истории обязательно заканчивались благополучно (часто вопреки логике), а русские часто завершались печально. Святочные рассказы с удовольствием писали мастера русской литературы — Достоевский, Чехов, Лесков, Куприн и многие другие.
Наряжать рождественскую ёлку начали в Петербурге. Вскоре мода на игрушки распространилась в Москве и в губернских городах. К началу ХХ века наряженная ёлка стала неотъемлемой частью городской жизни, и даже в селах постепенно стала вытеснять традиционные святки, во всяком случае, в дворянских поместьях.
Русский писатель Иван Шмелев в эмиграции вспоминал о рождественских традициях своего детства:
«Перед Рождеством, дня за три, на рынках, на площадях, — лес елок. А какие елки! Этого добра в России сколько хочешь. Не так, как здесь, — тычинки. У нашей елки… как отогреется, расправит лапы, — чаща. На Театральной площади, бывало, — лес. Стоят, в снегу. А снег повалит, — потерял дорогу! Мужики, в тулупах, как в лесу. Народ гуляет, выбирает. Собаки в елках — будто волки, право. Костры горят, погреться. Дым столбом. Сбитенщики ходят, аукаются в елках: „Эй, сла-дкий сбитень! калачики горя-чи!..“
Темнеет рано. Кондитерские горят огнями, медью и красным лаком зеркально-сверкающих простенков. Окна завалены доверху: атласные голубые бонбоньерки, — в мелко воздушных буфчиках, с золотыми застежками, — с деликатнейшим шоколадом от Эйнема, от Абрикосова, от Сиу… пуншевая, Бормана, карамель-бочонки, россыпи монпансье Ландрина, шашечки-сливки Флея, ромовые буше от Фельца, пирожные от Трамбле… Барышни-продавщицы замотались: заказы и заказы, на суп-англез, на парижский пирог в мороженом, на ромовые кексы и пломбиры…
И в доме — Рождество. Пахнет натертыми полами, мастикой, елкой. Лампы не горят, а все лампадки. Печки трещат-пылают. Тихий свет, святой. В холодном зале таинственно темнеет елка, еще пустая, — другая, чем на рынке. За ней чуть брезжит алый огонек лампадки, — звездочки, в лесу как будто… А завтра!..<…> Топотом шумят в передней. Мальчишки, славить… Все мои друзья: сапожниковы, скорнячата. Им дают желтый бумажный рублик и по пирогу с ливером, а Золе подносят и зеленый стаканчик водки.<…> Позванивает в парадном колокольчик, и будет звонить до ночи. Приходит много людей поздравить. Перед иконой поют священники, и огромный дьякон вскрикивает так страшно, что у меня вздрагивает в груди. И вздрагивает все на елке, до серебряной звездочки наверху. Приходят-уходят люди с красными лицами, в белых воротничках, пьют у стола и крякают».
Большевики, придя к власти, не запрещали Рождество специально — его оказалось просто некому праздновать. В Гражданскую было не до ёлок — люди думали в основном о хлебе и о том, как выжить.
Однако красные невольно изменили дату празднования Рождества. После декрета СНК о переходе на григорианский календарь праздник сдвинулся с 25 декабря на 7 января, поскольку церковь сохранила прежнюю систему. Сложилась абсурдная ситуация: некоторые религиозные праздники остались по старой традиции выходными днями даже в РСФСР, но по новому календарю, и рождественские выходные рабочим давали 25 и 26 декабря, когда церковь ещё ничего не праздновала.
Вскоре после окончания Гражданкой войны и смерти Ленина большевики решили постепенно разделаться и с ёлкой. При вожде пролетарской революции традицию не трогали, поскольку сам Ильич слыл страстным германофилом, а ёлки пришли в Россию из Германии. Потом Ленин превратился в овощ и отошёл от власти, и новый режим повёл решительное наступление на буржуазный предрассудок. Комсомольцам и пионерам рекомендовали отмечать «комсомольские святки»: ёлка та же, но вместо поздравлений — критика подлой сущности буржуазного обычая.
Поначалу красные действовали только пропагандистскими методами, разоблачая чуждый трудящимся праздник проклятого капитала и черносотенного рабства, но люди любили ёлку, и получалось так себе. Поэтому с 1929 года Сталин повел глобальное наступление на религию в СССР — 1928 год стал последним, когда религиозные праздники (Рождество, Пасха, Духов день и Преображение) были нерабочими днями.
Заодно, чтобы два раза не ходить, отменили и Новый год. Продажу ёлок запретили под угрозой штрафа или принудительных работ. Несколько лет праздники приходилось отмечать тайно. Антиёлочную кампанию сопровождала яростная пропаганда. Амосов выпустил целую брошюру «Против рождественской елки»:
«Религиозность ребенка начинается именно с елки, которая, заполняя собой все его существо, заражает религиозным настроением, верой в таинственные силы. Ребенок отравляется религиозным ядом и получает неверное представление об окружающем мире, что в дальнейшем затрудняет его учебу и работу».
«Известия» писали:
«1930 лет гуляет по белу свету несуразная, нескладная рождественская сказка, состряпанная в угоду паразитам услужливыми лапами мракобесов на горе, на унижение угнетённых и обездоленных тружеников, на злое издевательство и надругательство над ними… Надеть ярмо рабочему на шею, ударить революцию крестом по голове — вот подлый классовый смысл рождественской легенды».
В журнале «Друг детей» появилась статья некоего Басса:
«Мы не говорим уже о целом ряде переживаний детей чисто отрицательного характера — о жадности, которая является при виде блестящих украшений, о зависти к детям, получившим лучшие подарки, о слишком повышенном возбуждении, за которым следует реакция, о целом ряде заболеваний, связанных с накоплением детей в душных, нагретых свечами комнатах.
Каждый член общества „Друг детей“ должен принять участие в широкой агитации за упразднение религиозных праздников и елок. К агитации нужно привлечь детские организации. Дружным напором мы должны добиться того, чтобы к концу пятилетки у нас исчез варварский обычай, занесенный немецкой буржуазией — устраивать елки».
Так продолжалось 6 лет — пока Постышев не убедил Сталина вернуть елки, но изменить их суть.
Постышев на тот момент был вторым человеком в Украинской ССР и вдобавок кандидатом в члены Политбюро. Со Сталиным он общался очень близко, сохранились фотографии, где они запечатлены в обнимку. Накануне нового 1936 года Постышев опубликовал в «Правде» призыв к действию:
«В дореволюционное время буржуазия и чиновники буржуазии всегда устраивали на Новый год своим детям ёлку. Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающую разноцветными огнями ёлку и веселящихся вокруг неё детей богатеев. Почему у нас школы, детские дома, ясли, детские клубы, дворцы пионеров лишают этого прекрасного удовольствия ребятишек трудящихся Советской страны? Какие-то, не иначе как „левые“, загибщики ославили это детское развлечение как буржуазную затею. Следует этому неправильному осуждению ёлки, которая является прекрасным развлечением для детей, положить конец… В школах, детских домах, во Дворцах пионеров, в детских клубах, в детских кино и театрах — везде должна быть детская елка!.. Я уверен, что комсомольцы примут в этом деле самое активное участие и искоренят нелепое мнение, что детская ёлка является буржуазным предрассудком. Итак, давайте организуем весёлую встречу Нового года для детей, устроим хорошую советскую ёлку во всех городах и колхозах».
Как это часто бывало в СССР, пропагандистам пришлось переобуваться на ходу. Только что они на все лады проклинали проклятую буржуазную традицию, а теперь пришлось нахваливать её с не меньшим рвением. Поэт Кирсанов на пике антиёлочных репрессий призывал в стихах дать «деду Морозу по шапке, а ангелам — по зубам» и хохотал над «жалким хрюканьем рождественских поросят», а спустя несколько лет так же самозабвенно прославлял советскую ёлку: ай хорошая, ай красивая.
Забавно, что Троцкий, уже убежавший к тому времени за границу, объявил возвращение ёлок признаком окончательного вырождения революции и наступления термидора. Еще забавнее, что Постышева через несколько лет расстреляли как троцкиста.
Чтобы прибавить бывшей капиталистической традиции легитимности, ёлку стали активно увязывать не с буржуазией, а с Лениным. В детских рассказах о Ленине, написанных «Бонч-Бруевичем», имелся весьма популярный сюжет о визите Ильича на детскую елку в Москве. В послевоенные времена в советской живописи даже зародился канонический жанр «Ленин на елке» — вождя мирового пролетариата в различных позах изображали в окружении счастливых детей.
Однако новая елка заметно отличалась от прежней. Во-первых, она стала не рождественской, а новогодней. Рождество и Новый год (до 1947 года) остались рабочими днями. Изменились и украшения — вместо Вифлеемской звезды советские елки венчала коммунистическая красная. Игрушечных ангелочков сменили серпы, молоты, красноармейцы, самолетики и маленькие танки. Тогда же появились два главных героя советского Нового года: Дед Мороз и Снегурочка.
Первое время персонифицированного духа Рождества не существовало, а подарки дарили родители. Ближе к концу XIX века таким персонажем стал Святой Николай. Кое-какие упоминания Деда Мороза в дореволюционной сказочной литературе имеются, однако главным героем рождественским героем он никогда не был. Как и Снегурочка, целиком советский новодел: никакого отношения к Рождеству в дореволюционные времена она не имела и была дочерью Деда Мороза из одноименной пьесы-сказки Александра Островского. Каноническая пара стала непременным атрибутом Нового года только в 1937 году.
Большевики провернули свой любимый приём — сохранили ритуал, но подменили его смысл новым, советским. Это оказалась не первая попытка адаптировать религиозные традиции: когда-то среди евреев пытались пропагандировать «красное обрезание», а среди православных — «красные крестины».
После войны возродилась и традиция рождественских открыток, правда, теперь уже новогодних. На них появился новый персонаж, сейчас забытый — мальчик-Новый год (обычно в компании Деда Мороза, но иногда и в одиночку).
Окончательно современный праздничный канон сложился в брежневские времена: «Голубой огонек» по телевизору, речь генсека/президента, шампанское, мандарины, салат «Оливье» и новогодние концерты.
Что касается Рождества, то оно превратилось в религиозный праздник. В 1990 году в РСФСР его объявили нерабочим днем, но сейчас это просто часть новогодних каникул. Каникулы, кстати, очень напоминают дореволюционные Святки, тоже длившиеся почти две недели.
Забавно, что русские не только адаптировали немецкий обычай наряжать ель на Рождество, но и обогатили праздник новой традицией. Речь, конечно, о балете Чайковского «Щелкунчик». Балет на сюжет Гофмана впервые поставили на сцене Мариинского театра в 1892 году, и с тех пор он превратился в неотъемлемую часть Рождества во всех христианских странах, такую же обязательную, как «Ирония судьбы» в постсоветской России. Особый шик — заполучить именно русскую балетную труппу. Музыка Чайковского к балету на западе входит в пятерку самых узнаваемых рождественских мелодий вместе с Jingle Bells и Silent Night.
Несмотря на возрождение интереса к Рождеству в постперестроечной России, оно так и не смогло восстановить былых позиций, оставшись чисто религиозным праздником вроде Пасхи. Некоторые традиции, такие как балы-маскарады, праздничный стол, открытки, и наряженные ёлки сохранились, но как элемент Нового года. Другие — например, колядование и святочные представления — исчезли совсем.
