Новый президент Соединенных Штатов назвал американские медиа врагами народа. Да, Трамп — мессия новой, неполиткорректной Америки. И как полагается, есть и Предтеча. Зовут его Хьюи Пирс Лонг. Прототип великого американского романа «Вся королевская рать» буквально взорвал политический мир Америки. Нищая юность и взлет на политический Олимп, первая политическая кампания, проведенная практически в одиночку вместе с женой, и создание многомиллионного федерального политического движения. Наконец, гибель в одном шаге от президентства. Хьюи Лонг мог изменить не только Америку, но и мировую историю.
Морской царь
В конце XIX века Луизиана — один из беднейших южных штатов. Ни роскошных особняков плантаторов, ни множества крупных городов в неоколониальном стиле. Лишь болота, фермы и пеликаны. Нищета и патриархальность. Здесь, в простой фермерской семье, родился Хьюи Лонг, которого Рузвельт впоследствии назовет одним из двух самых опасных людей в Америке.
Лонги переехали в Луизиану незадолго до Гражданской войны. Проповедник-методист Джеймс Лонг уехал на Юг из Балтимора по заданию церкви. Его сыновья и внуки стали фермерами. Хью-старший, отец нашего героя, купил 320 акров земли, которые возделывал вместе с женой Каледонией Тайсон.
Относительно соседей Лонги были довольно зажиточными. Средства они потратили на образование детей. У Хьюи было три брата и пять сестер, и все они чего-то да добились в жизни: братья тоже пошли в политику, а сестры стали преподавать (одна даже стала университетским профессором).
Лонги воспитывали детей в религиозном духе. Родители читали с ними Библию, подробно обсуждая каждую из книг. С раннего возраста дети трудились на ферме, учились личной ответственности, честности в отношениях с окружающими и справедливости поступков. Впоследствии Лонг вспоминал, как впервые родительское воспитание столкнулось с реальной жизнью: ферму соседа Лонгов продавали с аукциона за долги в середине лета. Фермер слезно просил отсрочить выплату долга до урожая, готовый взять на себя дополнительный процент. Но хозяйство продали, и вся семья пошла по миру. Восьмилетний Лонг плакал и говорил родителям, что на их глазах произошло преступление.
Лонг полюбил физический труд, но перспектива жизни на ферме его не прельщала. В 17 лет он ушел из школы и стал коммивояжером. В торговле очень помогало знание литературы: он прочитал великое множество книг и просто засыпал клиента интересными историями, проводя аналогию между ним и книжным персонажем. Интересно то, как наш герой вообще пришел к месту разъездного торговца. Пятнадцатилетний Лонг хвалился перед одноклассниками, что способен убедить кого угодно в чем угодно. Дошел до того, что показал на старого негра, отдыхавшего на солнышке, и похвастался, что сейчас убедит купить себе гроб на похороны. Разумеется, ребята попросили ответить за базар. Лонг прочитал вдохновенную речь о жизни и смерти, засыпал негра кучей цитат из Библии. В процессе и у горе-продавца, и у невольного покупателя из глаз ручьем текли слезы. Негр пожелал гроб здесь и сейчас, и маленький Лонг едва смог достать необходимый товар.
Проколесив год по Луизиане, продавая книги и чудо-лекарства, он понял, что умеет и любит убеждать, но ему хочется чего-то общественно значимого и, что уж скрывать, денежного. Лонг записывается на курсы баптистских проповедников при Оклахомском университете, но быстро разочаровывается. Но там встречает свою будущую жену Розу Макконнел, стенографистку в Оклахоме. В 1913 году они сочетаются узами брака. Супруга советует Лонгу попробовать себя в профессии адвоката. Он обращается за помощью к старшему брату Юлию, который уже получил юридическое образование. Тот занимает Лонгу денег на обучение и рекомендует юридическую школу при Туланском университете Нового Орлеана. Обучение дается Лонгу легко, уже спустя год он сдает экзамены на адвокатскую лицензию и получает право вести практику. В 1915-м возвращается в родную деревушку Виннфилд, где и планирует вести дела, защищая местных фермеров.
Получив базовый опыт, Лонг решил выйти на новый уровень и переехал вместе с женой в Шривпорт, один из крупнейших городов Луизианы. Там он продолжает выступать в роли южного Робин Гуда, защитника бедных: ведет дела о возмещении ущерба от деятельности крупных компаний, выбивает компенсации для рабочих. Молодой юрист сознательно берется за те дела, от которых отказываются другие адвокаты, и принимает клиентов, в принципе неспособных заплатить.
Постепенно его главным врагом становится StandardOil, нефтяная компания Рокфеллеров. Лонг не раз заставлял нефтяников оплачивать фермерам урон, нанесенный нефтедобычей. Лонг понимает, что давление крупных компаний на мелкий и средний бизнес прямо проистекает из-за пробелов в законодательстве и сращивания власти и бизнеса на уровне штатов. Но о карьере политика наш герой пока не мечтает. В 1918 году он выставляет свою кандидатуру на пост главы Комиссии железных дорог. Комиссия занималась общественным контролем над деятельностью транспортных компаний и компаний связи.
У Лонга нет ни знакомств, ни поддержки бизнеса или партийных элит. Поэтому всю кампанию он строит на своей близости к избирателю, имидже простого парня. Сам печатает и раздает листовки, с женой рисует плакаты и расклеивает их по городам, колесит по сельской местности. Для Америки это был нестандартный ход. Лонг выиграл и стал уполномоченным Комиссии железных дорог с годовым окладом в три тысячи долларов.
В Комиссии он борется с завышенными тарифами монополий. CTTC, крупнейшая луизианская телефонная компания, необоснованно завысила тариф на 20%. Лонг подал иск, и Верховный суд Луизианы заставил компанию вернуть абонентам 440 000 долларов своим абонентам. Набив руку на ушлых телефонистах, новый уполномоченный переходит к своим старым «друзьям» — нефтяникам. Основной стратегией StandardOil был контроль всего процесса торговли нефтью, от добычи до переработки. Они выкупали нефтеналивные танкеры, перерабатывающие заводы и цистерны для хранения нефти. Это использовалось для давления на рынок и другие нефтяные компании. Лонг решил защитить мелких нефтяников Луизианы от федерального гиганта.
Под его руководством Комиссия подготовила законопроект об общественных нефтепроводах. К ним относились все трубы, по которым шла нефть не только компании-владельца. А так как деньги на строительство нефтепроводов были только у StandardOil, все остальные компании пользовались их инфраструктурой за определенную мзду. И под категорию общественных попали практически все нефтепроводы Луизианы. Законопроект направили на контроль над ценами за транспортировку нефти. У StandardOil больше бы не получилось изменять тарифы для удушения конкурентов. Контора Рокфеллера от законопроекта в восторг не пришла и использовала весь лоббистский потенциал для влияния на губернатора Плезанта, который в итоге и похоронил инициативу. Преемник, губернатор Паркер, все-таки принял «Билль об общественных нефтепроводах», но в сильно урезанном (в пользу StandardOil, разумеется) виде. И Лонг объявил, что отныне «Рокфеллер и его прихвостни» становятся для него врагами на всю жизнь.
К 1924 году Лонг решил — пора. Он обрел твердую почву под ногами, зарекомендовал себя деятельным общественником, другом народа. Настало время входить в серьезную политику, пусть и на уровне штата. Лонг решил не размениваться на мелочи вроде олдерменских должностей или места в легислатуре штата, а нацелился сразу на губернаторское кресло. Сделаем небольшое отступление, чтобы понять, куда же с головой нырнул Хьюи Лонг.
После Гражданской войны и политики реконструкции федерального правительства сформировался феномен так называемого Монолитного Юга. Дикси всегда голосовали за демократов. А после вывода синих мундиров с территории бывшей Конфедерации демократические партийные машины срослись с местной властью. Белые и так голосовали за «ослов», черным доходчиво объясняли за кого голосовать ребята в белых балахонах.
В Луизиане такой партийной машиной была «Старая демократическая организация», членов которой называли «старые кадры» и «новоорлеанская клика». В организацию входили столпы луизианского общества: землевладельцы, финансисты, главы государственных служб, мэры городов. Они полностью доминировали в политике на уровне штата, действуя когда добрым словом (широкие благотворительные жесты и просто подкуп), а когда добрым словом и револьвером (активно привлекая членов Клана к запугиванию неугодных активистов, в основном негров). Старые кадры полностью контролировали избирательный процесс в городах. Не пользуясь поддержкой в сельской местности, они решили и эту проблему. Легислатура штата, подконтрольная демократам, установила единовременный избирательный налог в один доллар (большинство луизианцев столько зарабатывали за день). Фермеры сочли выборы пустой тратой денег и у противников «старых кадров» практически не было электората.
Но ко времени описываемых событий единство старой элиты дало трещину. В 1920 году губернатором избрали Джона Паркера, бывшего члена Прогрессивной партии, перешедшего к демократам. Вначале он действовал вполне себе в интересах новоорлеанской клики, но потом неожиданно начал кошмарить крупную нефтянку и бороться с Ку-клукс-кланом. Лонг увидел шанс.
***
Выставив кандидатуру на выборах 1924-го, Лонг упирал на свой авторитет и опыт в работе в Комиссии железных дорог. Предлагал развивать транспортную инфраструктуру штата и говорил, что это даст заказы строителям и новые рабочие места, а также позволит фермерам снизить издержки продуктовых поставок в города. Кандидат, понимая проигрышность борьбы в городах, нацелился на электорат, который «старые кадры» игнорировали. В речах и листовках Лонг подчеркивал, что стремится завоевать поддержку не партийных воротил, а простых людей.
Каждый день он вставал затемно и с членами семьи и друзьями расклеивал плакаты и приглашения на митинги. Практически каждый день старался где-то выступить или с кем-нибудь встретиться, понимая, что именно в прямом контакте с аудиторией его сила — другие кандидаты спихивали все на волонтеров и доверенных лиц. Именно Лонг стал первым из американских политиков, кто активно использовал радио для предвыборной борьбы. Он не только крутил там рекламу, но и сам появлялся на шоу различного характера, используя любую возможность для саморекламы.
Не хватило опыта и ресурсов. Победу одержал ставленник «новоорлеанской клики» Генри Фукуа. Ударило по позициям Лонга и то, что его предшественник серьезно раздул вопрос с деятельностью Ку-клукс-клана в Луизиане, а сам Хьюи избегал расового вопроса. Он понимал — высказывание любой позиции лишит его голосов либо белых фермеров, либо черных рабочих в городах. Но Лонг вынес из кампании главное — опыт. Теперь он понимал, что делал все правильно, но в недостаточных масштабах. Он нуждался в большой команде и более подробной программе, затрагивающей не только мосты и дороги.
Время между выборами он потратил на укрепление политического влияния, используя концепцию малых дел. Например, в 1927-м он ехал на поезде в Баттон-Руж. Соседкой по купе оказалась молодая девушка. Разговорились. Лонг доверительно показал белый костюм в своем чемодане. «Я давно купил его, — сказал Лонг, — но надену лишь когда стану губернатором». Девушка поделилась тем, что выучилась на учителя и никак не может найти работу, вот и возвращается домой, к матери. Лонг сказал, что на следующий день собирает митинг в Баттон-Руж за таких, как она. И если она придет, то он постарается найти ей работу. Девушка пришла. Лонг увидел ее лицо в толпе. «Это молодая учительница, лучшая в своем выпуске. И она сидит без работы. Ее и вас грабят финансовые магнаты и олигархи», — закричал он. Девушка получила вакансию в школе, а Лонг — верного избирателя.
Спустя четыре года все повторилось, но в больших масштабах. Лонг исколесил весь штат, произнес более шести сотен речей, выступал по пять раз в день в разных местах. Его кампания стала действительно новаторской. Лонг забирался в кузов пикапа и ездил по городу, вещая в мегафон. Он понял то, что примерно в это же время осознал доктор Геббельс — лучше десяток выступлений на сотню человек, чем одно на пять тысяч. Лонг создавал камерную атмосферу на митингах, убеждая слушателей, что он — добрый друг, решивший помочь. Его импровизационные речи длились иногда по нескольку часов. Лонг умел завести толпу, говорил с ней на одном языке. Постоянно подчеркивал: он — простой сын фермеров из деревни, которому все далось с огромным трудом. В поездках активно использовал уловки коммивояжеров. «Я расскажу вам историю Хьюи Пирса Лонга. Это история голодранца из глубинки, который понял, что не поможет себе, если не поможет другим». Завоевать симпатии бедняков помогало и чувство юмора. Политик давал своим оппонентам меткие и обидные клички. «Индейкоголовый», «Свистящие штаны» — Дональд Трамп пошел по проторенной дорожке.
Разумеется, программа была популистской: он обещал снизить налоги для бедных и повысить для богатых, называя обеспеченных сограждан паразитами. Говорил беднякам, что элита бездарно проматывает капиталы, и если отобрать часть, то на эти деньги можно строить дороги, сделать образование и медицину бесплатными.
Главным лозунгом кампании Лонга стала фраза Уильяма Брайана, на рубеже XIX и XX веков возглавлявшего популистское крыло Демократической партии — «Каждый человек король, но никто не носит короны». Разумеется, газеты «старых кадров» травили его, но это только прибавляло Лонгу очков. Он говорил, что СМИ лгут, потому что он кандидат народа, а не кандидат корпораций. На выборах Лонг одержал сокрушительную победу. Пятнадцать тысяч человек приехали слушать его инаугурационную речь.
В 1928-м Лонг начал в Луизиане то, что сделает Рузвельт по всей стране в рамках политики «Новой сделки», а в Германии — один небезызвестный австрийский ефрейтор. Строить дороги. Правда, в отличие от президента США и канцлера Германии, губернатор не просто пытался чем-то занять безработных, а решал реальную проблему транспортного коллапса в Луизиане. К моменту его избрания штат имел лишь 500 километров мощеных дорог, остальные были грунтовыми. Штат обслуживал лишь 20% из них, а 80 процентов находились в ужасающем состоянии. Любой ливень мог полностью парализовать сообщение между городами. Это било по благосостоянию фермеров и горожан. Фермерам было неудобно и дорого возить продукты в город. Соответственно, и цены для покупателей выставлялись космические. Существовала и проблема мостов. Через Миссисипи, делящую штат пополам, навели всего три моста при изрядной глубине реки и ширине в районе полутора километров. За четыре года губернаторства Лонга построили 14 500 километров дорог и 40 мостов. На инфраструктурные проект штат тратил две трети бюджета. В регион, еще недавно считавшийся депрессивным, начали съезжаться люди со всей Америки, чтобы строить дороги.
Вторым приоритетом Лонга стало образование. На 1928-м Луизиана — самый малограмотный штат США. Только четверть взрослых умела читать и писать. Школу посещала, дай Бог, половина детей, а в сельской местности еще меньше. Лонг начал создавать сельские школы, раздавал детям учебники за счет штата, а для взрослых устроил сеть вечерних школ. За два года уровень грамотности повысили на 20%. Немалые средства направили на развитие Луизианского университета, ранее считавшегося третьесортным. К началу войны он занял 20-е место среди вузов США, пригласив новых преподавателей и создав уникальные технические лаборатории.
В Новом Орлеане построили дамбу и аэропорт, новое здание Капитолия и новую резиденцию губернатора. Помимо этого, Лонг еще и снизил налоги. Он освободил от уплаты налогов на недвижимость, снизил тарифы на электроэнергию и транспортный налог. Лонг начал борьбу за отмену регистрационного налога за участие в голосовании, что позволило бы привлечь на участки больше сторонников. Кроме этого, внес мораторий на выплаты долгов по закладным, которые не позволяли банкам продавать с аукционов фермы.
Вам кажется, что в штате Луизиана наступил рай на земле? Куча социальных программ и снижение налогов, еще бы. Но так бывает только в сказках.
Деньги на социалку тратились в кредит. За два года строек века долги штата выросли в пятнадцать раз. Лонг понимал, что пора их гасить. И для этого решил раскулачить бизнесменов. Ввел налоги на деятельность корпораций, начал выпускать газету «Вестник Луизианы» со своими речами, которую обязали массово закупать фирмы с государственными контрактами. Эти же фирмы обязали покупать в газете рекламу. Последней каплей стал новый налог на деятельность нефтедобывающих компаний, под действие которого попадала только StandardOil. Деловую верхушку штата это порядком взбесило, и в 1930-м они запустили процедуру импичмента.
Лонга обвинили в целой куче преступлений разом: он, де, и дает взятки, и берет взятки, и отдает подряды друзьям, и средства расходует плохо и неправильно, а еще неоднократно замечен в богохульстве. После этих обвинений в Законодательном собрании штата началась драка между противниками и сторонниками Лонга. Дело передали в федеральный парламент. Уже на следующее утро штат завалили листовками о том, что «гиеноголовые лоббисты» из StandardOil пытаются уничтожить все мои достижения и вновь начать грабить бедняков». По Луизиане собирались митинги в поддержку губернатора. Лонг не стал рассчитывать лишь на народную любовь. Он заплатил 15-ти нейтральным сенаторам. Голосование провалилось. Противники недооценили Лонга. А он почувствовал достаточно твердую почву под ногами для выхода на федеральный уровень.
В 1930-м через Луизиану проезжал экс-президент США Калвин Кулидж. Лонг встретился с ним за ужином в Новом Орлеане. В ходе разговора иронически поинтересовался у Кулиджа, как он думает, хорошие ли домовладельцы из Гувера и его жены? Кулидж сказал, что да. Лонг очень обрадовался, пояснив это тем, что когда стал губернатором, то резиденция находилась в таком запущенном состоянии, что пришлось ее снести и отстроить заново, а с Белым домом такой фокус вряд ли прокатит.
После провала импичмента губернатор устроил грандиозную зачистку на государственных постах в штате, заменив большинство старых кадров на своих людей. Но противодействие деятельности продолжалось. Например, Лонг обязал банкиров из «новоорлеанской клики» купить облигации для покрытия долгов штата. Те отказались, мотивируя тем, что ранее суд признал выпуск облигаций долгового управления недействительным. Лонг объявил, что теперь недействительны и долги штата перед их банками.
Но к концу лета 1930-го у Лонга появился более могущественный противник. Луизианский вице-губернатор Сир активно противодействовал социальным программам Лонга на федеральном уровне. Лонг заявил, что сам пойдет на выборы в Сенат, и эти выборы рассматривает как референдум по всей своей деятельности. Даже пообещал уйти с поста губернатора в случае поражения.
На митингах Лонг упирал на то, что противники с помощью своего положения в федеральном парламенте саботируют его социальные проекты. Губернатору повезло. Его конкурентом на выборах оказался Джозеф Рандселл, который в Сенате в основном протирал штаны, да и вообще был как будто персонажем из лонговских агиток: хлопковый плантатор из старого аристократического рода, до Гражданской войны владевшего рабами.
На митингах Лонг говорил: «Кто должен править в штате — народ или „новоорлеанская клика“ вместе со своими лживыми газетами? Есть ли здесь кто-нибудь, кто знает имя вашего сенатора в Конгрессе США, моего оппонента? Молчите? Ладно, я скажу вам. Этого парня зовут старина Рандселл. Но когда я буду в Вашингтоне, вы будете знать имя вашего сенатора».
На выборах Лонг набрал почти 60% голосов.
Но ввиду его победы на сенаторских выборах в штате сложилась сложная ситуация. Законы Луизианы запрещают совмещать губернаторскую должность с какой-либо другой. Лонг должен был принести присягу в марте 1931-го, однако не сделал этого, опасаясь, что вице-губернатор Пол Сир свернет реформы. В штате начался вялотекущий политический кризис. К октябрю терпение Сира лопнуло, он объявил губернатором себя. Лонг мгновенно отреагировал, приказав национальной гвардии окружить Капитолий штата и не пускать туда никого. Сам поспешил в Батон-Руж с пистолетом в кармане. Опираясь на гвардейцев, Лонг сместил Сира, назначив исполняющим обязанности губернатора своего сторонника Алвина Кинга. Верховный суд поддержал Лонга, и 25 января 1932 года он принес присягу как сенатор США. «Старые кадры» поняли, что бороться с Лонгом бесполезно, пора договариваться. Поэтому в 1932 году на губернаторских выборах легко побеждает сторонник Лонга Оскар Аллен, на которого работала вся партийная машина «Старой демократической организации». Теперь Лонг мог отправиться в Вашингтон.
25 января 1932 года Хьюи Лонг принёс присягу и занял место в сенате США. Уже в первых выступлениях он обозначил себя как представителя «средних американцев» и критика эгоистических тенденций большого бизнеса, крупных банков и корпораций. Это, собственно, его позиция во время губернаторства в Луизиане, только распространённая теперь на общенациональный уровень.
Первые выступления в Сенате Лонг посвятил опасности чрезмерной концентрации богатств. Он считал, что именно это привело к Великой Депрессии и что в Америке вполне может произойти революция, подобная большевистской. Сначала он критиковал правительство Гувера, неспособное справиться с кризисом, а потом понял, что и его коллеги по партии не особо горят желанием что-то менять. «Единственная разница, которую я обнаружил между демократическими и республиканскими лидерами заключается в том, что одни хотят снимать шкуру с нас, начиная с лодыжек и вверх, а другие желают снимать её, начиная с шеи и вниз. Демократы обслуживают Бернарда Баруха, а республиканцы — Юджина Майера», — говорил Лонг в Сенате.
В 1932 году Демократической партии предстояло определиться с кандидатом в президенты. Главным фаворитом считался нью-йоркский губернатор Франклин Делано Рузвельт. Изначально Лонг выступал против — южанину претило поддерживать ставленника финансовых кругов Северо-Востока. Поддержать Рузвельта его убедили единственные единомышленники в Сенате, Норрис, Уилер и Лафоллет. Они были представителями давно почившей Прогрессивной партии Тедди Рузвельта и сходились с Лонгом по ряду социальных вопросов. Лонг и делегаты от Луизианы поддержали номинацию Рузвельта.
Зная, что Рузвельт проводил в рамках политики «Новой сделки», кажется странным, что Лонг изначально не хотел его поддерживать. Однако сходство у них лишь внешнее. Да, организация общественных работ бросается в глаза. Но суть «Новой сделки» — в создании большого количества федеральных агентств для регулирования экономики. Лонг же чиновников недолюбливал и наоборот призывал «не плодить орду паразитов». Лонг выражал чаяния среднего класса, преимущественно сельского, сильно пострадавшего от Великой Депрессии. Все, чего они хотели — снижения тарифов и налогов при прогрессивном налогообложении капиталов. Программа Рузвельта, которую многие называют социалистической, на самом деле корпоративистская, направленная на постепенное слияние крупного бизнеса и государства. Именно капитанам бизнеса или их ставленникам достались в итоге посты в агентствах-регуляторах. Вроде как люди с экономикой связанные, а значит разберутся, куда ее направлять. То есть президент Рузвельт плодил олигархию, позволив финансистам и промышленникам влиять на экономику не только с помощью рыночных инструментов, но и государственного воздействия.
Окончательный разрыв не заставил долго ждать. Поначалу Рузвельт пытался наладить отношения. Он пригласил Лонга на семейный обед. Гость с порога не снял перед президентом шляпу. Разговор за столом быстро перерос в спор о политике. Лонг не был бы Лонгом, если бы не высказывал свою позицию едко и резко, без особого политеса. Мать Рузвельта прошептала сыну, думая, что их никто не услышит: «Я никогда не видела настолько наглого и неотесанного человека». Но услышали все. В гостиной Белого дома повисло молчание. «Что же, — ответил Лонг, — в вашей семье, господин Президент, куда больше сукиных детей, чем в моей».
Лонг начал активно критиковать политику правительства. Он считал, что Рузвельт идет по пути Муссолини, создавая корпоративистское государство. Лонг громил в Сенате президентские законопроекты. Заявлял, что Рузвельт не спасает экономику, а с потрохами продает страну крупному капиталу: «Этот лживый человек обещал „выгнать менял из храма“, но вместо этого наполнил казначейство людьми Моргана». Он призывал парламент не принимать пакет реформ Рузвельта по регулированию промышленности. «Мы могли бы принять закон об искоренении гангстеризма и назначить его исполнителем Аль Капоне. Президент предлагает регулировать деятельность финансистов с помощью федеральных агентств, руководимых финансистами», — говорил Лонг в своей речи «Наши несменяемые правители». Конгресс не прислушался к доводам Лонга. Все кейнсианские реформы Рузвельта одобрили. Сенатор сказал: «Демократическая партия умерла сегодня».
Он активно занимался и делами родного штата. Лонг любил повторять фразу: «Пусть я маленькая рыбешка в Вашингтоне, но я Царь-рыба в Луизиане». При самом деятельном участии Лонга местные законодатели приняли около четырехсот биллей, включая знаменитый «налог на ложь», двухпроцентное отчисление со всех рекламных материалов в газетах. Рузвельту вся эта активность порядком надоела. Юг был главной цитаделью Демократической партии. Популярный Лонг мог натворить там серьезных дел. Рузвельт сначала инициировал ряд парламентских расследований против Лонга, которые, однако, не принесли никакого результата. Вряд ли Лонг был полностью честен и непогрешим. Скорее хорошо поставил институт круговой поруки в своем штате. Президент всерьез раздумывал над отправкой в Луизиану правительственных войск с целью «восстановления демократии» в штате. Годы проходят, а риторика не меняется. Президент считал, что Лонг — один из двух самых опасных людей в США. И был готов на все, чтобы от него избавиться. Лонгу не осталось ничего, кроме как поставить все на одну карту и самому заявить о президентских амбициях.
В 1933-м он издает книгу «Каждый человек сам себе король». Эта автобиография раскрывает его политические взгляды и программу. Лонг впервые затронул идеологические вопросы, до этого ограничиваясь, преимущественно, яркими лозунгами про «деньги — народу» и «отгоним сволочей от кормушки». В книге Лонг уже не выглядит социалистом. По его мнению, основная причина бедности в США — монополизация производства, вызванная желанием финансистов-спекулянтов полностью подчинить себе рынок. Контролируя как заводы, так и банки, они начинают покупать себе газеты и радиостанции, избираться на государственные должности, постепенно превращая свободный рынок в олигополию, а США — в олигархию. Не в недостатках рыночной системы видел Лонг причины вопиющего неравенства в годы Великой Депрессии, а исключительно в дефектах законодательства, позволявших банкирам с Уолл-Стрит скупать бизнесы и создавать огромные империи с полным циклом производства.
С помощью устранения этих законодательных дефектов, реформы антитрестового законодательства и прогрессивного налогообложения сверхсостояний (свыше пяти миллионов долларов — огромные по тем временам деньги) Лонг предлагал вернуть Америку американцам. Как видите, и тут Дональд Джей Трамп оказался не первым.
Кроме этого Лонг предлагал вернуться к доктрине изоляционизма во внешней политике. Вступление США в Первую мировую войну он объяснял желанием финансовой олигархии получить новые военные заказы и возможностью прокредитовать военные операции американского правительства. Посмотрев на объемы кредитов странам Антанты и военные заказы, поступавшие от них же американским промышленникам, мы поймем, что это была воистину золотая жила. Участие Америки в международных организациях, например, в Лиге Наций или Вашингтонском договоре (об ограничении морских вооружений), он видел посягательством на суверенитет Америки, а инициативы — попыткой Уолл-Стрит поставить на колени не только Штаты, но и весь мир. Такой вот антиглобализм эпохи Интербеллума.
На основе своих идей Лонг стал создавать национальную организацию, которая, по его замыслу, должна была стать конкурентом двум основным американским партиям. Движение получило название «Разделим наше богатство». О его создании он объявил в конце января 1934-го во время выступления в Сенате. Он обрушился с критикой на администрацию Рузвельта. По его словам, политика «Новой сделки» заключалась в том, чтобы «забрать деньги из карманов одних бедных людей и отдать их другим бедным людям». «Демократы не забрали ни пенни у богатых. Они обещали положить конец власти Уолл-стрит, а вместо этого стали регулировать малый бизнес, отдав финансистам посты в правительства и кресла глав новых федеральных агентств. С таким же успехом мы могли бы переизбрать Гувера», — бушевал Лонг. Он предложил Сенату принять билль, включавший основные пункты его программы. Разумеется, предложение отклонили. После этого Лонг заявил, что правительство недоговороспособно и он сам собирается стать правительством.
Лонг выкупает полчаса времени на NBC, крупнейшей американской радиостанции тридцатых. В ходе выступления он публично объявил о начале работы организации «Разделим наше богатство». Лонг сказал, что в решающую стадию входит не только борьба за перераспределение и децентрализацию богатств в Америке, но и борьба за сам американский образ жизни, конституцию и демократию. Он считал, что концентрация богатств в руках нескольких сотен династий не сочетается с принципами Отцов-основателей, а значит скоро Штаты станут диктатурой навроде муссолиниевской Италии или салазаровского «Нового государства». Как ни странно, алармистская речь о грядущем приходе парафашистской системы управления назвали «фашистской демагогией». Старались как либералы, так и социалисты.
Процесс пошел. Выступление Лонга слушали более тридцати миллионов человек, в офис лавиной пошли письма от желающих участвовать в деятельности новой организации. Лонгу пришлось нанять 32 машинистки, чтобы обрабатывать приходящие письма и отвечать на них. В газетных публикациях чаще него мелькали только президент и летчик Чарльз Линдберг, национальный герой Америки.
Принципы работы на национальном уровне у Лонга остались те же, что и в ходе луизианских кампаний. Сначала выпускалась и широко пропагандировалась определенная платформа. Потом людям сообщали, что вообще-то «есть такая партия», ей помогайте, за нее голосуйте. Для организации шага номер один Лонг начал издавать собственную федеральную газету «Американский прогресс», которая содержала выступления Лонга, его комментарии к программным тезисам и репортажи об удачной реализации его губернаторских программ в Луизиане. Тем, кто зарегистрировался в качестве сторонников движения «Разделим наше богатство», газету присылали бесплатно. Начав с тиража в 375 тысяч экземпляров Лонг вскоре начал печатать полтора миллиона.
Низовыми ячейками движения стали своеобразные клубы читателей лонговской газеты, которые так и назывались — «Клубы разделения богатств». За первый месяц в них вступило двести тысяч человек, к концу 1934 года — 3 700 000. Уже даже не сам Лонг, а его приближенные ораторы, вроде луизианского пастора Джеральда Смита, выступали перед миллионными аудиториями. К лету 1935-го в движении состояло семь миллионов человек, объединенных в двадцать семь тысяч клубов. Люди тянулись к простой и доступной программе Лонга, подкрепленной его управленческим опытом. На июль 1935-го он запланировал масштабную пропагандистскую поездку по всем штатам, сродни его поездкам по Луизиане в ходе губернаторской кампании. По итогам этого турне он издал книгу «Мои первые дни в Белом доме», где представил более детальный план своих социально-экономических преобразований.
Однако Лонг прекрасно понимал, что выборы 1936 года станут лишь пробным шаром и победа маловероятна. Выставиться от Демократической партии не удастся, как и набрать денег на качественную независимую кампанию. Он воспринимал выборы как некую промоакцию, которая позволит победить в 1940-м. В дальнейшем планировал создать на базе «Разделим наше богатство» широкую коалицию с участием «прогрессивного блока» Республиканской партии. Также Лонг имел определенные договоренности с отцом Коффлином, популярным католическим радиопроповедником социально-консервативного толка.
Рузвельт верил в Лонга куда сильнее, чем сам Лонг. Его штаб провел исследование, которое ясно показывало — в случае участия сенатора от Луизианы в президентской гонке либо Лонг выигрывает выборы, либо выборы выигрывает Республиканская партия. Это, кстати, любимая тема американских альтернативных историков самых разных взглядов. Либералы считают, что Лонг обязательно пошел бы на союз с Гитлером, консерваторы — что Америка при Лонге сохранила бы минимальное государство. И то, и то маловероятно— человек, создавший негритянскую секцию в своем движении, вряд ли нашел бы общий язык с фюрером (скорее, не вмешивался бы в войну, сохранив здоровые отношения с Японией). А что до минимального государства и точного следования букве и духу конституции — Лонг неоднократно заявлял, что для реализации его программ ему потребуется минимум три президентских срока. Да, история Америки могла пойти по совсем другому пути. Но 8 сентября 1935 года Хьюи Лонга убили.
В Луизиане, в Батон Руж, он решил посетить заседание легислатуры штата. В холле к нему подошел Карл Вейс, хорошо знакомый Лонгу луизианский врач-ларинголог. Между ними завязался диалог, вдруг Вейс выхватил пистолет и выстрелил в Лонга. Охрана среагировала мгновенно. Вейса буквально изрешетили пулями и его белый смокинг полностью окрасился в цвет крови. Одна из пуль телохранителей попала в самого сенатора. Именно она и стала, судя по всему, причиной смерти. Лонга повезли в больницу. По дороге он начал бредить, постоянно спрашивая: «Почему? Почему?». Операция прошла неудачно, и Лонг умер через два дня после покушения. Его последними словами стала фраза: «Боже, не дай мне умереть. Еще столько нужно сделать». В большинстве некрологов из «мейнстримной» прессы его прямо называли фашистом, а убийство Лонга — спасением для американской демократии.
Гибель Лонга до сих пор вызывает много вопросов. Официальная версия — Лонг уволил одного из родственников Вейса. Сомнительная причина для публичного убийства. Большинство независимых экспертов склоняется к тому, что Лонга убила «случайная» пуля охранника, попавшая в почку и неудачная операция. Был ли Рузвельт прямым заказчиком убийства? Кто знает. После смерти Лонга движение «Разделим наше богатство» зачахло, сохранившись лишь в Луизиане, где его возглавил Эрл Лонг, брат покойного, впоследствии также ставший губернатором штата. Вплоть до шестидесятых годов избиратели словно будут задавать каждому из кандидатов в губернаторы вопрос: «За Лонга или против?».
***
Политическая карьера Хьюи Лонга пришлась на переломную эпоху. Американское государство начало семимильными шагами входить в XX век, превращаясь из гаранта конституции в разветвленную социально-экономическую машину, где истеблишмент стал контролировать не только ветви власти, но и рынок. В системе не оставалось места для надежд и чаяний «среднего американца», так любимого Хьюи Лонгом. Государство стало инструментом для элит, стремящихся к контролю всего, что только возможно. Лонга называли социалистом и фашистом, но не всеобщее равенство и не корпоративное государство — его идеал. «Каждый человек сам себе король». Король, свободный от государственного регулирования и диктата монополий. История Лонга — история «среднего американца». Он поднялся из низов и его убили и раздавили медиаимперии врагов. А через 71 год один парень взял картинки с зеленой жабой и отомстил. И за короля, и за всю его королевскую рать.
