Как и многие темы, касающиеся коммунистов, повседневная жизнь сотрудников советских спецслужб довольно длительное время для историков была табуирована. Культ секретности скрывал не только детали, но даже общие темы, которые хоть как-то касались силовиков. Впрочем, под грифом «секретно» была не только жизнь, но и смерть тех, кто был связан с ОГПУ-НКВД. И уж тем более если смерть эта произошла не по естественным причинам. Тема самоубийств в силовом блоке раннего советского государства стала актуальной лишь в начале 1990-х годов. А ведь широкое распространение суицидальных случаев позволяет говорить о них как о характерном и отчасти массовом явлении в повседневной жизни спецслужб.
Пик их пришелся на 1925 год, когда в СССР зафиксировали едва ли не массовые случаи суицида. В самом разгаре был НЭП, когда вдруг по партии прокатилась настоящая волна сведе́ний счетов с жизнью. Это сейчас мы понимаем, что людям как минимум была нужна квалифицированная психологическая помощь, однако в то время никто об этом и не думал. Очевидный тезис о том, что нельзя давить психологически на людей, и так находящихся в состоянии депрессии и почти хронической усталости, коммунисты, естественно, не замечали. Вместо этого… их все глубже загоняли в предсуицидальное состояние. Ну а впоследствии каждый (каждый!) случай самоубийства вызывал яростное осуждение — старшие товарищи относились к самоубийце как к предателю дела революции.
Вы удивитесь, но исследование феномена самоубийств имело традицию в Дореволюционной России. Этой проблемой в практическом отношении занимались не только, скажем, психиатры, но и специалисты в других областях медицинской науки, а также педагоги. Суициды изучали всесторонне, а каждый случай описывался и сохранялся в архивах. В 1920-е годы преемником русской статистической школы стало нагромождение букв, звучащее как ЦСУ ВСНХ, где с 1922 года началась регистрация самоубийств по особым статистическим листам. В этот листок были включены следующие показатели: фамилия, имя, отчество, пол, возраст, национальность, родной язык, вероисповедание, образование, постоянное место жительства, семейное положение, имел ли человек детей и сколько, постоянная профессия, занятие до Октябрьской революции, занятие или ремесло на момент совершения самоубийства, способ совершения самоубийства, место, где совершено самоубийство, время его совершения, причины, не было ли ранее попыток совершения самоубийства. Позднее, в 1926 году, графа «вероисповедание» была заменена графой «партийность». Эти самые листки к указанному периоду наверняка тратились пачками, ибо начальник статистического отдела ЦК ВКП(б) Е. Смиттен в своей справке «О числе самоубийств среди коммунистов» (1925 год) поясняет, что «в числе 616 умерших в первом квартале текущего года коммунистов оказался 81 (13%) самоубийца». Документ дает нам понять, что каждый восьмой из умерших в 1925 году коммунистов самостоятельно свёл счеты с жизнью. Этот уровень даже современные эксперты признают аномально высоким. И конечно при исследовании вопроса нужно обязательно учитывать тот факт, что никто не обладает полными данными по случаям самоубийств: какие-то ведомства сознательно не вели статистику, какие-то специально занижали численность суицидников. Так что общие данные можно смело считать заниженными.
Казалось бы, современная социология с легкостью объясняет статистические всплески самоубийств естественной реакцией общества на психологическую и физическую нагрузку, вызванную, в частности, войной. Известны «вьетнамский», «афганский» и другие синдромы, которые проявляются в обществе не сразу, а через несколько лет. Однако в данном случае речь идет и о других деструктивных причинах и факторах, заставивших людей кончать с собой. Изучавшие проблему в 1920-е годы ученые пытались ответить на сложные вопросы: почему растет число самоубийств в партии и комсомоле, что является причиной и что следует предпринять, чтобы приостановить волну суицидов. Исследования вылились, например, в своеобразную таблицу мотивов самоубийств. И хотя в половине или более случаев причина остается невыясненной, в целом для коммунистов, которые так или иначе относились к спецслужбам, чаще характерны самоубийства из-за нервного расстройства и переутомления, небольшой заработной платы, на романтической почве, а также в результате болезней и пьянства.
Даже в мирное время чекисты работали в условиях жуткого стресса, что приводило к физическим и психологическим перегрузкам. Большевики не щадили ни своих, ни чужих: многие из сотрудников ОГПУ вспоминали, что зачастую находились на работе по несколько суток. Так, некий Я. Колмаков, проходивший службу в ГПУ на транспорте, вспоминал: «Мне приходилось путешествовать все время в поездах. Домой я появлялся только для того, чтобы один раз в неделю хорошо выспаться, сходить в баню и сменить белье». Такой распорядок интуитивно понятен, ведь нужно было расправиться с как можно большим количеством врагов советского государства. Все кадры шли в расход по максимуму.
В советских исследования прочно утвердилось мнение: чтобы выдержать такие жесткие нагрузки по службе, требовалась невероятно высокая идейная убежденность людей в правоте совершаемой ими работы, а значит и в правоте политики коммунистической партии. Мартын Лацис выделил свои принципы отбора идеальных палачей. Вот его цитата по этому поводу:
Членами Чрезвычайных комиссий должны быть коммунисты — вот первое условие успешности работы в наших условиях. Вторым условием успешности работы являются личные качества сотрудников. Чтобы распоряжаться чужой жизнью, надо самому быть выше всяких подозрений как в смысле политическом, так и по личным качествам. Работа Чрезвычайных комиссий требует людей с выдержанным характером, непреклонной волей, объективным взглядом, установившимися политическими убеждениями и хорошей личной репутацией.
А вот такие у него были соображения насчет правосудия:
Мы не ведём войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который мы должны ему предложить, — к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом — смысл и сущность красного террора.
На протяжении 1920-х годов такая корпоративная культура и профессиональное сознание помогали преодолевать бытовые трудности. Так, П. Федосеева, служившая в Калачинске, вспоминала, что ее коллеги по двое суток не уходили с рабочего места:
Работали под лозунгом «Пока чекист на ногах, он остается чекистом», то есть никто не ныл, не жаловался на сложившиеся обстоятельства, материально тяжелые, не уходил с работы до тех пор, пока не выполнит задание.
Исследователь Тяжельникова, анализирующая причины самоубийств в советском обществе, отмечает:
Коммунист, прошедший войны и революции, бесстрашно строчивший из пулемета, не мог понять новой советской действительности с буржуазией, ресторанами и танцами. Но изменить ее он тоже не мог — борьба закончилась, стрелять в буржуев никто не приказывал. Оставалось стрелять в себя, как генералу, проигравшему сражение, потерявшему армию и бессильному что-либо изменить.
Палачи же из ОГПУ, наоборот, продолжали убивать «буржуев», а государство всячески это стремление поддерживало и усиливало. Поэтому именно идеологический фактор был самым мощным мотиватором для поддержания высокой боевой готовности силовиков. Тяготы и невзгоды, лишения и неудачи по службе — все это легко лечила идеология. Но человек — не робот, поэтому работало это далеко не со всеми. И я сейчас не про то, что все заканчивали жизнь самоубийством. Неминуемые и абсолютно закономерные сильнейшие стрессы стали спутниками большинства сотрудников ОГПУ, которые после моральных потрясений менялись навсегда и частично переставали быть людьми. Естественно, справлялись с этими стрессами по-своему. Например, А. Г. Тепляков писал об их образе жизни так:
Чекистский быт был суров и внешне аскетичен, но его разнообразили алкоголь, наркотики, пьяная езда на автомобилях, кутежи в притонах, сожительства с секретными сотрудницами.
Я. Я Веверс, который с 1925 по 1928 годы служил начальником ЭКО Омского окружного отдела ОГПУ, писал буквально следующее:
Некоторые начальники отделений окротдела были не на своем месте, выпивали. Дурные примеры, как известно, заразительны. Выпивали и некоторые рядовые работники. И эти выпивки отрицательно сказались на моральном облике коллектива. Коллектив Омского окротдела ОГПУ был единственным коллективом чекистов, в котором за 40 с лишним лет моей работы в органах госбезопасности я столкнулся с фактами целого ряда самоубийств. За три года 5 случаев самоубийств. В кабинете начальника Особого отделения Гацука застрелился оперуполномоченный Шашерин. Поскольку самоубийство произошло средь бела дня и на глазах начальника отделения — факт произвел очень сильное впечатление на коллектив. Многих женщин-сотрудниц охватила истерика: плакали, кричали, некоторые бились головой об стену, психопатике поддались и некоторые мужчины. Отправил женщин и потерявших равновесие мужчин по домам, работу в отделе остановил: все равно никто не работал, а собирались в кучки и обсуждали создавшуюся обстановку, разжигали панику. Вскоре из ПП ОГПУ по Сибири прибыла комиссия для выяснения причин столь многочисленных фактов самоубийств.
В архивах сохранилась информация о ходе расследования этих самоубийств. Первым застрелился некий Токарев, служивший оперуполномоченным информационного отдела. В предсмертной записке он обвинял в своей смерти начальника — некоего Лавренова, который «оценил его как негодного работника», переведя в фельдъегерское отделение. Этот перевод был понижением по службе, совмещенный с уменьшением заработной платы и изменением статуса в коллективе. Лавренов, выступая на собрании по поводу смерти своего подчиненного, сообщил, что «не считает себя виновником смерти Токарева. Действительно, Токарев и ИНФО не соответствовал, а был лишь хорошим оперативным работником. В силу изложенного, Токарев и был переведен в фелъдотделение».
В материалах было указано, что Токарева считали морально неуравновешенным. Он много выпивал, развелся с первой женой и уже почти женился вторично, но что-то пошло не так. Он также продал револьвер и боялся понести за это наказание. В итоге причиной самоубийства признали проблемы в личной жизни. Однако были и те, кто настаивал на проведение тщательного расследования, так как в коллективе отмечались «ненормальные отношения между начальниками и подчиненными». На собрании присутствовал и Шашерин, который заявил:
Поступок Токарева является малодушным и дискредитирует органы ОГПУ и партии.
Кроме того, Шашерин предположил, что «причиной самоубийства является материальная необеспеченность сотрудников органов ОГПУ, и если не будет увеличена оплата труда, то этот случай не последний и вследствие этого все могут быть там, так как кусать нечего».
Как я написал выше, вслед за Токаревым самоубийство совершил и Шашерин, еще недавно так показательно критиковавший своего коллегу. Он, будучи оперуполномоченным особого отдела, ранее характеризовавшийся исключительно положительно, вступил в конфликт с руководителем, за что и получил понижение в ранге. Его вышестоящий начальник, человек с говорящей фамилией Хренов, был отмазан от разбирательств, и Шашерин с этим подделать ничего не мог. Теперь он не только опустился в звании до помощника оперуполномоченного, но еще и стал существенно меньше зарабатывать. Позднее он пытался уйти из органов, ссылаясь на плохое состояние здоровья и несогласие с понижением по службе. В рапорте он так и написал:
Причины моей просьбы в основном сводятся к двум моментам: во-первых, расшатанность здоровья, которое, находясь на службе в органах ОГПУ, я не имею возможности восстанавливать и в конец подорву, так как работаю слишком долго и много; во-вторых, последний приказ ПП ОГПУ по Сибкраю, назначивший меня помощником уполномоченного, считаю предлогом к увольнению. По должности помощника уполномоченного работать не согласен, так как нахожу, что эту должность я давно перерос, к тому же материальное положение, и без того скверное, естественно ухудшится.
Но, как вы уже могли догадаться, в увольнении было отказано.
Позже выяснилось, что у Шашерина после родов серьезно заболела жена. А лечил он ее у частных врачей в деревне, которым к моменту самоубийства задолжал около 200 рублей. На тот момент он не имел понятия, каким образом сможет отдать эти деньги. Ну а понижение в жалованье совсем добило семью: теперь у них практически не было средств к существованию. Все это привело к нервному срыву, лечению в психбольнице и 45 копейкам заработной платы (с вычетами за переплаченные отпускные). Ну а дальше — выстрел. Вот и вся романтика установления новой, «справедливой» и «трепетно относящейся ко всем ее слугам» советской власти. Красный сюр и параллельный мир.
Спустя какое-то время комиссия вынесла свой вердикт. Кроме частных случаев были найдены другие закономерности среди самоубийц (убежден, что это было характерно для всех регионов страны):
1. Основная часть сотрудников ОГПУ не имеет достаточной возможности пользоваться культурными развлечениями и отдыхом вследствие большой служебной загрузки, тяжелого материального положения и отсутствия организованной культработы при отделе.
2. В коллективе не создано достаточно товарищеских отношений. Есть случаи травли и «подсиживания» между сотрудниками, с одной стороны, и администрацией и сотрудниками, с другой. Ряд товарищей жалуется на формальное к ним отношение и что сотрудники боятся обращаться к Шленову со своими нуждами. Кроме того, условия работы ОГПУ не позволяют привлекать общественное мнение к разрешению отдельных вопросов, а это, в свою очередь, создает у сотрудников мнение о том, что существующие в ОГПУ недостатки не устранить, положение безысходное.
Многими исследователями отмечается, что и партийцы, и силовики тотально страдали неврастенией. Подтверждается это, к примеру, результатами исследований партийно-врачебных комиссий в Алтайском и Нижегородском губернских комитетах. Они констатировали отсутствие здоровых коммунистов, указали основные группы заболеваний в зависимости от рода выполняемой работы (партийная, советская, ОГПУ). Так, проведенное на Алтае обследование охватило 163 человека, из которых 54 были работниками губернского масштаба, 59 — уездного и 10 — районного. После диспансеризации выяснилось, что больных неврастенией и прочими нервными заболеваниями было 124 человека (76,4%). Комиссия признала полностью удовлетворительным здоровье только одного (!) человека. Для нас более всего важен момент, который врач И. В. Григорьев отразил в своем исследовании. Вот его показательная цитата, которая наглядно показывает, насколько «справедливая и народная власть» меняет человека:
Мне не пришлось зарегистрировать ни одного случая застарелой («хронической») неврастении; наоборот, все неврастеники, прошедшие передо мной, есть носители свежих, молодых форм неврастении различной силы и характера, появившихся вследствие реактивного перенапряжения нервно-психической сферы и выражающие собой непосредственный результат влияний революционной работы и связанных с нею биопсихологических мытарств.
Любишь советскую власть — люби и головой болеть.
Для объяснения причин этой «молодой неврастении» существует довольно большой массив как архивных данных, так и материалов личного происхождения. Я приведу цитату из письма, которое автор написал на имя Ленина в 1918 году. О коммунистах он говорит так:
Их взгляд на мораль слишком примитивен, и поэтому посягнуть на любое право человека и даже на самое святое — право на жизнь не представляет затруднений. …Я считаю безумием передавать почти неограниченные полномочия в руки людей, у которых слабо работают сдерживающие центры и у которых к тому же разжигают классовую ненависть, понимаемую ими довольно своеобразно.
В письме подчеркиваются характерные обстоятельства — общая истерия революции и примитивный взгляд на мораль, на право на жизнь. Сочетание этих факторов находило выход в массовом насилии, в котором силовики участвовали и одновременно прокачивали свой «навык убивать». Но в годы относительного затишья, в послестрессовый период, все это неминуемо вело к алкоголизму, депрессивному состоянию и, как следствие, — самоубийствам. Характерный случай описывается в архивных материалах РККА:
Помкомвзвода Гилеев, на почве нервного расстройства, построил своих красноармейцев и скомандовал «Внимание» — и выстрелил в себя.
Одна из последних цитат того самого Шашерина:
Мы замкнуты, никому ничего не можем говорить, нами распоряжаются, как пешками, через общественное мнение разрешить наше положение мы не можем. О нас должно заботиться начальство, но оно нас не видит и не слушает.
Советская власть, которая стала возможной благодаря таким вот Шашериным и Токаревым, не только не защищала их, но и методично сводила в могилу. Красные звери, сорвавшиеся с цепей, без разбора убивали и чужих, и своих. Своих — чуть более гуманными способами и с разной скоростью. Видимо, в качестве бонуса за победу в революции.
