одном из недавних материалов «Спутника и Погрома» приведена цитата из интервью Дамир-хазрата Мухетдинова, рассуждающего о нежелательности ассимиляции приезжих, а также разъяснены отличия позиции националистов и либералов в вопросе интеграции. На это условный либерал может заметить: а какое отношение к нам имеет этот странный Дамир-хазрат? Формально, конечно, никакого, но по сути он выразил основной принцип либерального мультикультурализма: интеграция без ассимиляции. Этот принцип разработан в многочисленных трудах либеральных философов и социологов, историков и политологов последних нескольких десятилетий. И именно к ним, как к первоисточнику, нам и стоит обратиться. К тому же, изучение работ идейных оппонентов может только обогатить любого русского националиста.
Знакомьтесь: Юрген Хабермас. Немецкий философ и социолог, родился в 1929 году. В молодые годы был марксистом и сторонником Франкфуртской школы, в зрелом возрасте перешёл на более умеренные социал-либеральные позиции и присоединился к Социал-демократической партии Германии. Пользуется огромной популярностью как в европейских либеральных и левых кругах, так и в таком оплоте россиянского либерализма, как ВШЭ. Но нам он интересен не своими известными разработками в сфере понятия коммуникативного разума, а тем, что является одним из основных идеологов мультикультурализма и «конституционного патриотизма», во многом базового для большинства либеральных концепций наших дней (сразу отметим, что к либерализму XIX — начала XX в. всё это никакого отношения не имеет).
Ключевой работой Хабермаса в интересующей нас сфере является статья «Гражданство и национальная идентичность» (впервые на русском языке издана в сборнике его работ «Демократия. Разум. Нравственность. Московские лекции и интервью» (М., 1995).
В своей статье Хабермас утверждает, что интеграция «отнюдь не должна основываться на фундаменте общих для всех граждан этнических, языковых и культурных истоков. Либеральная политическая культура образует лишь общий знаменатель конституционного патриотизма, который одновременно обостряет ощущение многообразия и неприкосновенности различных форм жизни, сосуществующих в мультикультурном обществе. И в будущем европейском федеральном государстве одни и те же правовые принципы должны будут интерпретироваться исходя из перспектив различных национальных традиций, различных национальных историй».
Создаётся впечатление, что философ, написавший множество умных книжек, не понимает того, что немецкая политическая культура является продуктом исторического творчества немецкого народа, французская политическая культура — французского и т.д. Само собой, на них оказывали влияние и иные силы, но без своего базиса они бы никогда не состоялись. Современная европейская культура в целом, а также, к примеру, такое понятие как права человека, родились из христианства, и в ином культурном контексте или невозможны, или воспроизводятся с серьёзными изменениями и привнесением местной специфики (как в ряде азиатских стран). Попробуйте объяснить кавказцу из аула про гражданское общество, политическую культуру и другие не менее замечательные сущности. «Вах, слющай, какой такой права чилавека?»
Впрочем, даже из цитаты, приведённой выше, видно, что Хабермас понимает необходимость какого-то общего знаменателя, который будет способствовать сохранению целостности общества, распадающегося из-за этнических противоречий. Таким знаменателем он считает политическую культуру: «Демократическое гражданство не нуждается в укоренении в национальной идентичности какого-либо народа; однако, будучи индифферентным к многообразию различных культурных форм жизни, оно требует социализации всех граждан в рамках общей политической культуры».
Выглядеть это должно примерно так: приехавший в Германию турок может ходить в своей национальной одежде, жить в этническом гетто, но при этом он просто обязан проникнуться политической культурой новой родины, проливать слёзы умиления на страницы Конституции ФРГ и мирно жить с представителями иных этносов. А кавказец, приехавший в Москву, должен сохранить свои чудесные этнические особенности (какие именно, полагаю, напоминать не стоит), но при этом должен влиться в дружную семью россиянских народов («политическую нацию россиян», как это дело любит называть идеолог россиянства академик Тишков). Почему турок и кавказец должны поступить именно так, и какими способами можно добиться подобного результата, профессор Хабермас не объясняет.
Продолжим цитировать: «Идентичность политической общности держится прежде всего на укоренённых в политической культуре правовых принципах, а не на особой этнически-культурной форме жизни в целом. Поэтому от переселенцев следует ожидать лишь готовности усвоить политическую культуру их новой родины, не отказываясь при этом от культурных форм жизни, существующих в тех странах, откуда они родом. Необходимая политическая аккультурация не распространяется на всю целостность их социализации».
Идеи Хабермаса, крайне сомнительные в своей научно-теоретической обоснованности, фактически подрывают все существующие национальные государства, которые изначально были основаны на взаимосвязи двух принципов — политики и культуры (в узком смысле, как одной из составляющих частей этничности). Если убрать один из этих кирпичиков, то всё здание рухнет. Политические права крайне важны для существования нации, но они выводятся из культуры народа, давшего своё имя национальной общности. И вполне логично, что до второй половины XX века получение политических прав было связано с ассимиляцией приезжего. Попытка либеральных политиков, вслед за Хабермасом, обратиться к политической интеграции без культурной ассимиляции (а это и есть мульткультурализм) приводит лишь к тому, что европейские страны наводняются дикими массами иммигрантов, не только не желающими интегрироваться, но и расшатывающими политические институты общества, которые они, якобы, должны признавать без особых проблем. Попытки Хабермаса перевести разговор в сферу политических абстракций, таких как общественный договор, тоже выглядят крайне неубедительно: общественный договор не может быть заключён между людьми, которые не понимают друг друга, не способны говорить на одном языке, сопереживать событиям общей истории.
В конце своей статьи Хабермас делает вывод, что «европейским государствам следует объединиться в либеральной иммиграционной политике. Попытка окопаться в наскоро сколоченных укреплениях шовинизма благосостояния, укрывшись тем самым от напора иммигрантов и ищущих убежище, им заказана». Почему же? А потому, что мы почему-то должны исходить из некой «моральной точки зрения, которая обязывает нас судить об этой перспективе непредвзято, т.е. не односторонне, из перспективы жителя региона благосостояния, но также и из перспективы иммигранта». Откуда взялись у европейца эти странные обязанности, Хабермас опять же умалчивает.
Принцип «конституционного патриотизма», согласно которому человек должен быть предан не своему этносу, своей культуре и своей истории, а неким либеральным конституционным принципам, можно довести до абсурда. К примеру, мне Конституция США и их политическая культура нравятся намного больше, чем Конституция РФ и россиянская политическая культура. Значит ли это, что в случае гипотетического конфликта я могу перейти на сторону американцев, и эти действия будут морально оправданы? А если это будут не американцы, а китайцы или кавказские моджахеды? Вот у них политическая культура так культура, почему бы не приобщиться? Как и ранее, Хабермас не даёт определённого ответа.
Впрочем, эти рассуждения сугубо теоретические. А что если посмотреть на практическую реализацию подобных идей? Прав был или нет пожилой немецкий профессор? Ответ вы увидите на освещённых пламенем горящих автомобилей улицах парижских пригородов. Ответ вы услышите в звуках лезгинки в центре вашего города. Ответ вы почувствуете в стали ножа, приставленного очередным «горным россиянином» к вашей шее.
