оговорим о журналистике. Не так давно в медиа-среде вышел заочный спор: одна сторона, представляемая пламенным евреем Ольшанским, доказывала, что журналист должен делать то, что ему нравится (за деньги работодателя). Другая сторона, представляемая в основном чиновниками формата «Последние остатки совести распилил и откатил еще 10 лет назад», настаивала на том, что журналист должен работать на дядю и интересы владельцы издания первичны.
Кто из них прав? Верно, никто. Основа журналистики в западном понимании — расследования в интересах общества, а всё остальное, и личные хобби, и интересы дяди — лишь производное от них. Характерно, что в дискуссии с участием редакторов и медиа-менеджеров о классическом толковании журналистики не вспомнили вовсе. Впрочем, редакторов и менеджеров винить нельзя.
Винить можно и нужно вас, дорогие друзья («Главная проблема музыки в России — это ты»). Почему? Потому что классический журналист — это доктор-диагност, который, зачастую рискуя жизнью, ставит обществу или отдельным его частям диагноз. У вас волчанка. У вас тачанка. У вас миллиард украли и миллионом закусили. Вот справки, снимки и полный набор документов. Диагност ставит диагноз, назначает первичное лечение и, обвесив пациента рентгеновскими снимками с результатами анализов крови, отправляет его к профильным специалистам, после чего радостный пациент («Никогда бы не подумал, что у меня такое!») ковыляет к профильным докторам, в роли которых выступают государственные и общественные институты.
В мире. В России же он так и остается в диагностическом отделении, поскольку и власти, и обществу плевать на то, что у них рак, СПИД и геморрой.
Вообще на всё плевать. Русскую журналистику убивает тот факт, что по итогам публикаций не начинаются расследования, посадки или хотя бы массовые волнения возмущенных парижан. Во Франции сейчас адский скандал — проклятые газетчики пронюхали, что у министра Олланда, публично заявившего «У меня нет и не было иностранных счетов», на самом деле есть заначка в Швейцарии с 770 000 долларов (которые, бтв, он мог заработать легально). И Олланда, и его дружка живьем жгут за то, что министр позволил себе публично сказать неправду (еще раз подчеркну: на данный момент никакого уголовного преступления там пока не выявлено). Мол, доверие к Олланду потеряно, доверие к политическому классу потеряно, если он в глаза всей стране соврал, то страшно подумать, чем он занимается, когда страна на него не смотрит.
Крик стоит такой, что кажется, еще чуть-чуть и баррикады начнут возводить. Сам Олланд, белый как полотно, тихо шепчет: «Господи, только бы кончиться без мучений!»
У нас же самые разные источники, от прессы до независимых организаций и экспертов, многократно, с документами, с цифрами, с записями видеокамер доказали, что выборы в парламент и выборы президента РФ были сфальсифицированы. Не то, что один врач — целый консилиум собрался, буквально весь стол папками завалили: «Да у вас такая волчанка, что хоть стой, хоть падай». Речь даже не о вранье, а тягчайших преступлениях против самих основ конституционного строя РФ.
И что? И ничего. Походили по улицам, помахали ленточками и... разошлись. Хауз ушел, волчанка осталась. Сидит, гавкает, законы сочиняет один за другим. Обществу было доказано массой методов, от пресловутой кривой Гаусса до непосредственных видеозаписей подлога, что власть над обществом узурпировали. Общество подергалось, как эпилептик на дискотеке, попускало пену и... успокоилось. Прошел приступ. «Ну, да, волчанка, рак, СПИД и геморрой. Но это еще не повод что-то делать!»
Действительно, не повод. В Европе (которая сошла с ума и разложилась) одно вранье — повод для отставки и массовых волнений. Трудящиеся с криком «Вива ля Република!» с гранатами под колеса президентского кортежа бросаются. У нас — не повод. Вот если бы они не власть захватили, а стали бы людей на улицах расстреливать, то тогда... то и тогда можно было бы найти оправдание сидеть и ничего не делать.
Неудивительно, что журналисты не мыслят в категориях журналистики, в категориях диагностики. Зачем? Для кого? На себя работать — можно. На дядю — можно. На общество — нельзя, потому что когда ты ставишь и ставишь диагнозы, а в ответ раздается лишь веселый хохот, это немного... сводит с ума. «А нам все равно, что мед, что говно. Мед даже лучше!»
Ну раз всё равно, то и удивляться не надо, что часть журналистов стала заниматься беззастенчивой коррупцией («Им же всё равно, что мед, что говно»), а часть ушла в эссеистику и прочие жанры формата «Как я провел лето», плюнув на общество, не желающее соблюдать даже базовые рекомендации доктора Тыхуйлита.
Главная проблема журналистики в России — это ты, дорогой друг, согласный жить хоть с раком, хоть сраком, игнорируя все попытки медиа вручить тебе снимок, на котором видна бесстыдная зияющая пустота на месте души, сердца и головного мозга.
Мед даже лучше.
Но ненамного.
