О русском самодержавии

нтересно, что в русском Самодержавии (я буду писать это слово с большой буквы, потому что при Самодержце я мог получить графа или хотя бы барона, а с вами, демократами, могу быть лишь блоггером) есть грубо говоря две концепции легитимности правящего Самодержца. Первый концепт относится ко временам Московского царства, тесно связан с идеей Третьего Рима и выражается понятием «Святая Русь». «Святая Русь» подразумевает, что Россия уже достигла всего мыслимого земного совершенства, и все, что должен делать Самодержец — это милостью Божией хранить ее от изменений, поддерживая статус-кво. Самодержец в таком случае выступает как проводник Божьей воли, а рабское повиновение Самодержцу — это род рабского повиновения Господу, жизнь в государстве превращается в форму религиозного служения, вся страна выступает как гигантский монастырь, в котором каждый житель несет свое послушание. Конечно, говорить в таком случае о правах, о самой возможности права немыслимо, ее просто нет в самом языке — но зато ты преклоняешься не перед пожилым мудилой, укравшим 10 миллионов голосов, а перед наместником Бога на земле, практически перед самим Богом. Это что-то вроде того, что чувствуют швейцарские гвардейцы, охраняющие Папу Римского, только в масштабах самого большого царства Европы, где грань между земной жизнью и Небесами столь тонка, что, перестав доить корову в своем хлеву и на секунду прислушавшись, ты услышишь пение ангелов. Ты раб, но как можно не быть рабом, когда через твоего Самодержца говорит сам Господь?

Второй концепт возникает в петровские времена и полностью формулируется Татищевым во время династического кризиса 1730 года. Грубо говоря, Россия отстала, ее население дико, необразовано и анархично, и единственное, что может спасти страну — это просвещенный монарх. Самодержец более не выступает как хранитель божественного статуса-кво, Святой Руси, наоборот, Русь признается ставшей уж слишком несвятой, и долгом Самодержца признается необходимость провести, говоря современным языком, авторитарную модернизацию. Ты повинуешься ему не потому, что его послал Господь и все такое прочее, а потому, что ты тупой восточноевропейский крестьянин, который хочет пить водку и играть на балалайке, тогда как Самодержец — просвещенный монарх, несущий тебе зачатки модерна своим европейским правлением. Соответственно, твоя задача не умничать про демократии и права человека (ну посмотри на себя, ну какой ты человек, обезьяна прямоходящая? А Его Величество с Вольтером переписывается, кроет этого Вольтера херами, как бык овцу, так что закрыли варежку и хоп-хоп-хоп), а четко и быстро выполнять короткие отрывистые команды (а в перспективе освоить выполнение длинных команд и даже целой последовательности действий). Лучше всего эту концепцию сформулировал Пушкин в комментариях к известному философическому письму Чаадаева, что, мол, вся ваша критика самодержавия верна, но вы забыли добавить, что правительство — единственный в стране европеец. Ой.

В этой связи интересно, что первые два срока Путина подпадают, конечно, под второй вариант легитимности, сформулированный Татищевым. На смену олигархической республике приходит просвещенный самодержец, который, правда, несет не европейские ценности (критические для всего постпетровского периода русской истории), а ценности ФСБ. Но и они воспринимаются как модернизационное основание — мол, вы тут за 90-ые забыли Бога и Порядок, а это человек, приученный к дисциплине специальными службами, он вас научит повиноваться государственному аппарату и удваивать ВВП. Служба в советской тайной полиции парадоксальным образом превращается в основу легитимности, в постсоветский вариант просвещенной переписки с Вольтером (какие времена — такие и Вольтеры), правительство из «единственного европейца» становится «единственным вертухаем» — но после свободы 90-ых постсоветское общество с радостью принимает вертухая. При этом вертухаизация (по аналогии с европеизацией) страны не является откатом к советскому прошлому — поскольку в СССР спецслужбы ВСЕГДА стояли под контролем Партии (и даже Андропов был партийным выдвиженцем, а не кадровым офицером), и ситуация, когда вся высшая номенклатура комплектуется агентами КГБ, в СССР была невозможна в принципе. Трудящиеся ждали порядка — и трудящимся явился «единственный вертухай» этот самый порядок наводить, черпая свою легитимность именно в этой авторитарной «вертухаизации».

Однако затем потенциал вертухаизации был исчерпан, все вкусное было попилено «единственным вертухаем», и наступала вторая фаза развития — Святая ЧК, она же «стабильность». Максимальная святость, максимальное приближение к Небесной ЧК было достигнуто, и всё, что теперь требовалось от населения и правителя — это поддерживать существующий порядок, ничего не трогая, пока с Небес на землю не вернется Небесный Дзержинский, умерший в буквальном смысле слова за грехи наши (бешеный поляк скончался от сердечного приступа, произнеся полную ярости двухчасовую речь против Каменева и Пятакова). Конечно, в стране были еретики, схизматики и иноверцы, не желавшие в Небесную ЧК на Небесный Допрос, поэтому Стабильность, состояние совершенного божественного покоя, было прервано Белогвардейским Движением, которое можно сравнить с Ересью Жидовствующих, требовавших отменить церковную иерархию, утверждавших, что каждый сам может обращаться к богу и т.д. и т.п. Как и Ересь Жидовствующих, Шествия Жидовствующих были подавлены — но возвращения к состоянию Святой Руси не наступило. И авторитарной модернизации тоже не наступило — «единственный в стране вертухай» явно устал тащить и не пущать, а хочет только пилить и откатывать.

Наступил, иначе говоря, кризис легитимности, неспособность власти объяснить себя населению в рамках двух традиционных парадигм Русского Самодержавия. Не в последнюю очередь он наступил из-за того, что Самодержавие сначала базировалось на религиозно-государственной идее, затем — парадоксальным образом на ценностях просвещения и прогресса, Путинодержание же установилось исключительно на фрустрации обывателя от турбулентных реформ 90-ых, и сейчас, когда эта фрустрация окончательно рассеялась, стоять Путинодержанию не на чем, наступило полное Путинонедержание. Что наиболее ярко проявилось в легендарном ответе журналистки из Владивостока: «Спасибо, Вова».

С царями так не разговаривают. Так разговаривают с «тушинскими ворами».

Очевидно, что страна ждет своего нового Царя — и этим Царем политизированная часть общества выбрала, как ни странно, Навального, от которого люди самых разных убеждений требуют принять, если суммировать общее настроение, скипетр и державу. Прогрессивная часть общества ожидает, что Алексей II Честнейший (без иронии, по аналогии с Алексеем I Тишайшем) по восшествию на престол вновь займет место «единственного европейца», начав насаждать Просвещение, Демократию и Рынок железной рукой, служение ему превратится в форму религиозного служения Общечеловеческим Ценностям, и на Святой Руси снова можно будет, перестав доить корову, услышать, как совсем рядом тихо поют небесные Анна Франк и Егор Гайдар. Консервативная часть ждет, что Алексей II обуздает произвол (ну, «бояр» для них слишком сильное слово, как на Руси называли холопов, захвативших рычаги управления государством? Ах да, никак, потому что таких случаев не было) вельмож и инородцев, железной рукой установив на Руси тишину (его предшественник, Тишайший, был Тишайшим не в том смысле, что он лапочка, а в том смысле, что при нем на Руси тишина стояла, мышка пикнуть боялась) и призовет к Великому Служению — каковое служение уже проглядывает в его словах про Украину. Чекистская часть общества тоже, в общем-то, готова валиться на колени и покаянно бить челом, потому что видит, что нынешний царь-то ненастоящий, а натуральный тушинский вор Володька Куклачев. И только сам Самодержец вместо того, чтобы принять скипетр и державу, говорит о какой-то демократии, честных выборах и ЖКХ, через что у нас и замерла русская история, чьи шестерни не могут зацепить за волю Самодержца и сделать следующий проворот, бессильно захватывая пустой воздух — из-за чего вся страна и застряла в этом странном безвременье.

В Риме надо поступать как римлянин. В России — как русский. У русских принято, чтобы с плеч правителя спадала горностаевая мантия. На Володьке Куклачеве эту мантию проела моль — и всем стала видна его нагота, нагота правителя не по Божественному Праву и не по земному закону, а по трюкам с бумажками и калькулятором, трюкам подлых ростовщиков и целовальников, для Самодержца немыслимых. Не надо рассуждать про демократию в отсутствие среднего класса и массовой земельной собственности, надо принимать тяжесть Шапки Мономаха и, перекрестившись на всякий случай, начинать новые Петровские Реформы. Население за 100 лет такие бороды понарастило, что тут рубить не перерубить, на все царствование Алексея II хватит.