Ранее мы опубликовали перевод статьи Эрика Ли из легендарного журнала Foreign Affairs, в которой он утверждал, что демократия Китаю не нужна и что Китай показывает пример принципиально иной, недемократической системы развития, которая способна конкурировать с западными демократиями. Сегодня в продолжение дискуссии как о Китае, так и о необходимости демократии, мы публикуем ответ на текст господина Ли, также напечатанный в Foreign Affairs. Мы рекомендуем нашим читателям прочесть оба текста даже в том случае, если вы не интересуетесь Китаем — дискуссия о необходимости демократического пути развития крайне актуальны для сегодняшней России, и Ли, и Юань приводят множество любопытных аргументов как за демократию, так и против демократии. Именно такие тексты, как эта дискуссия, и составляют суть нашего сообщества. Тексты, которые вы на русском не прочтете больше нигде.
Вся китайская серия: «Закрытая великая держава» — геостратегическая справка «частного ЦРУ» Stratfor; «Жизнь партии» — как работают внутренние механизмы Коммунистической Партии Китая? Чем живет эта закрытая структура и каково ее будущее?
ыступая в 2011 перед Королевским Обществом (британский аналог академии наук), китайский премьер Вэнь Цзябао заявил: «Китай завтрашнего дня будет страной полностью установившейся демократии, верховенства закона, справедливости и правового порядка. Без свободы не бывает настоящего народовластия. Без гарантий экономических и политических прав не может быть настоящей свободы». Эрик Ли в своей статье «Жизнь Партии», напечатанной на страницах этого журнала, говорит о демократии без благоговейного трепета. Напротив, Ли, живущий в Шанхае венчурный капиталист, утверждает, что спорам о демократизации Китая пришёл конец: Коммунистическая Партия Китая не только останется у власти, но, более того, её успех в ближайшие годы «укрепит однопартийную модель правления и бросит вызов западным представлениям о политическом развитии государств». Выводы Ли кажутся несколько поспешными.
Ли считает одобрение обществом нынешнего курса развития признаком того, что китайцев устраивает политическая обстановка в стране. Однако результаты опросов общественного мнения о нынешних руководителях в стране, лишённой свободы слова, весьма предсказуемы. Более глубокие исследования, авторы которых более аккуратно составили опросники, показывают прямо противоположные результаты. Согласно опросам 2003 года, упомянутым в сборнике статей How East Asians View Democracy, 72.3% опрошенных китайцев согласились с утверждением, что демократия «желательна для Китая сейчас», 67% опрошенных согласились с тем, что демократия «подходит Китаю сегодня». Похожие результаты были получены в ходе опросов, проводившихся в развитых восточноазиатских демократиях, таких как Япония, Южная Корея и Тайвань.
Китайцы ощущают потребность в демократии. Конечно, реакционный блок силён в КПК, особенно после событий 1989 года на площади Тяньаньмэнь. Однако в последнее время реформаторы из рядов КПК, поддерживаемые миллионами голосов китайских пользователей интернета, требующих честности, прозрачности и ответственности, набирают политический вес. Новое руководство Китая придерживается более умеренной риторики, чем их предшественники с их гневными предостережениями против вестернизации китайской государственной системы. До сих пор не недостаток спроса, а недостаток предложения удерживал Китай от демократических преобразований. Возможно, это противоречие между руководством и населением будет преодолено в ближайшее десятилетие.
Не такая уж великая стена
Ли признаёт, что у современного Китая есть проблемы: замедляющийся экономический рост, недостаточный уровень социального обеспечения, коррупция, — однако он утверждает, что КПК способна справится с этими трудностями лучше любого демократического правительства. КПК, по мнению Ли, способна принимать сложные решения и претворять свои планы в жизнь благодаря самокритике, внутрипартийной меритократии и мощной народной поддержке.
За 60 лет своего правления КПК перепробовала всё, от коллективизации до Большого Скачка и от Культурной Революции до приватизации. По мнению Ли, это является свидетельством того, что КПК — «одна из наиболее самореформирующихся организаций в новейшей истории». К несчастию, премьер-министр Китая не разделяет уверенности Ли в том, что Пекин учится на своих катастрофических ошибках прошлого и может исправить собственные огрехи. В прошлом марте в ответ на ворох коррупционных и политических скандалов Вэнь заявил, что в отсутствии политических реформ такие трагедии, как Культурная Революция могут произойти вновь.
Большой Скачок и Культурная Революция — катастрофы, нанёсшие страшный урон стране, кажется, действительно остались для современного Китая в прошлом. Однако партия никогда открыто не осуждала и не принимала ответственности ни за то, ни за другое. Не занималось китайское руководство и вопросом, как предотвратить такие катастрофы в дальнейшем. В политической системе, лишённой сдержек и противовесов и не несущей ответственности перед населением, страхи Вэня и сотен миллионов китайцев, переживших ужасы этих событий, имеют под собою реальную почву.
Вдоволь восхитившись приспособляемостью КПК, Ли переходит к восхвалению меритократии, царящей внутри партии. Он напоминает о судьбе Цю Хе, который благодаря своим необычным и эффективным решениям в сфере государственного управления поднялся с низовой должности в отсталом округе до поста заместителя партийного секретаря Юньнаньской провинции. То, что китайское государство достаточно гибко, чтобы позволить людям вроде Цю экспериментировать в сфере управления, действительно удерживает страну от падения. Тем не менее, всё равно странно, что Ли использует пример Цю против демократии. Ведь особенности китайской системы управления, которые дали дорогу инновациям Цю — субсидиарность и федерализм — являются основами всех работающих демократических государств. В отличие от Китая, где правительство является прямым противником субсидиарности и федерализма, большинство демократий благоволят децентрализации государственной власти.
К тому же с историей Цю есть ещё одна проблема: на каждого Цю приходится бесчисленное множество китайских политиков, которых иерархия КПК подняла наверх по менее благовидным причинам. Если внимательно приглядеться к ситуации в Китае, то можно увидеть, что действительность противоречит утверждению Ли о господстве меритократии в китайской политике. Глубокие исследования китайской экономики и политики, проведённые политологами Victor Shih, Christopher Adolph и Mingxing Liu, выявили, что нет никакой связи между хорошими экономическими показателями и скоростью продвижения китайских чиновников по карьерной лестнице. Патронаж и кумовство, которые известный китайский историк и журналист Ву Си называет тайным ключом к партийной иерархии, играют в этом деле большую роль.
Ли отмечает, что с тем опытом и достижениями, которые были у Барака Обамы до его избрания президентом США, Обама вряд ли достиг бы высот в китайской политике. Он прав, но также верно и другое. Возьмём Бо Силая, бывшего члена политбюро, чья жена созналась в убийстве. Он смог неведомым образом оплатить своему сыну недешёвое заграничное образование на чиновничью зарплату. Также он руководил кампанией красного террора против журналистов и адвокатов, в ходе который тысячи людей были брошены в тюрьму и подвергнуты пыткам при полном попрании всяких процессуальных норм. Невозможно себе представить, чтобы кто-то вроде Бо поднялся бы высоко в политической иерархии США. В Китае же такие люди процветают. До своего падения Бо обладал такой же неограниченной властью как Цю и использовал своё могущество для возрождения ужасов времён Культурной Революции, о которых и говорил Вэнь в своей речи.
Также Ли утверждает, что КПК воспринимается народом как легитимное правительство. Но коррупция и злоупотребление властью подрывают легитимность партии в глазах китайцев. Это один из уроков, которые партийное руководство сумело извлечь для себя из истории с Бо Силаем. Примечательно, что и Ху Цзиньтао, уходящий председатель, и Си Цзиньпинь — председатель, входящий в должность, предостерегают, что коррупция может привести к падению партии и государства. Их правота становится особенно ясной в контексте замедления роста Китайской экономики. Всё вышесказанное не значит, конечно, что среди лидеров КПК нет людей, пользующихся уважением простых китайцев. Но эти государственные деятели обыкновенно имеют репутацию реформаторов. Ярким примером такого китайского политика являются Дэн Сяопин, который положил начало рыночным преобразованиями экономики в Китае в начале
Истина где-то рядом
Описав преимущества китайского государственного устройства, Ли переходит к проблемам Запада. По его мнению, все проблемы Запада — разрушение среднего класса, распад инфраструктуры, огромная долговая нагрузка, политики, преследующие интересы отдельных групп — всё это следствие либеральной демократии. Однако подобные сложности удел далеко не только либерально-демократических правительств. Страны с авторитарными режимами сталкиваются с точно такими же проблемами. Вспомним экономические кризисы в государствах Латинской Америки 70-х-80-х, управляемых военными хунтами, или кризис в авторитарной Индонезии в 1997 году. Избежать финансовых кризисов смогли только авторитарные режимы в странах с плановой экономикой, а значит, лишённые финансовых систем как таковых. Вместо циклов роста и спада такие экономики бесконечно стагнируют.
Ли использует данные Transparency International в качестве доказательства того, что многие демократически имеют более высокий уровень коррупции, чем Китай. Опустив всю комичность положения Ли, который использует данные борцов за прозрачность политических систем для защиты закрытого авторитарного режима, можно увидеть более глубокий смысл в его утверждении. Для раскрытия коррупционных схем нужна информация. В однопартийной системе доступ к информации серьёзно ограничен. Сайт I Paid a Bribe, созданный в Индии в 2010 году, позволил индийцам анонимно рассказывать о случаях, когда чиновники принуждали их платить взятки. К ноябрю 2012 года сайт зафиксировал более 21 000 донесений о коррупции в государственных структурах. В Китае же попытки сознательных граждан открыть подобные сайты, например, I Made a Bribe и www.522phone.com, пресекаются властями. Из-за этого бессмысленно сравнивать 21 000 зафиксированных случаев взяточничества в Индии с показателем в 0 по Китаю, и на этом основании утверждать, что уровень коррупции в Индии выше, чем в Китае. А Ли именно это, по сути, и сделал.
Безусловно, существует множество коррумпированных демократических государств. Как Ли справедливо указывает, уровень коррупции в Аргентине, Индонезии и на Филиппинах ужасающий. Но стоит отметить, что безжалостные военные диктаторы правили этими странам десятилетиями, прежде чем там произошли демократические преобразования. Эти авторитарные режимы создали ту атмосферу коррупции, с которой вынуждены справляться молодые демократические режимы. Конечно, демократические правительства можно упрекнуть в их неспособности справиться с коррупцией, но не стоит путать симптом с причиной болезни. Из мирового опыта становится очевидно, что авторитарные режимы более подвержены коррупции, чем демократические. Согласно докладу Transparency International, датируемому 2004 годом, 3 главных вора среди государственных деятелей последних двух десятилетий — это Сухарто, правивший Индонезией до 1998; Фердинанд Маркос, который управлял Филиппинами до 1986 года; и Мобуту Сесе Секо, президент ДРК до 1997. Эти диктаторы на троих награбили 50 миллиардов долларов с нищего народа собственных стран.
Несколько месяцев назад на сайте ЦБ Китая появилась информация, что с 1990 коррумпированные китайские чиновники числом в 18 000 коллективно вывели из страны около 120 миллиардов долларов. Эта цифра соответствует расходам Китая на образование в течение 20 лет с 1978 по 1998 годы. Кроме собственно денежных потерь, коррупция привела к низкому качеству продовольствия в Китае, поскольку чиновники закрывают глаза на нарушения за взятки. По информации Азиатского Банка Развития, 300 миллионов жителей Китая страдают от заболеваний, вызванных плохим питанием. Качество еды не единственная проблема, вызванная взяточничеством. Разрушение мостов и зданий, построенных с нарушений норм, утечки на химических заводах, отравляющие китайскую природу, а также сокрытие информации об этих инцидентах — всё это следствия коррумпированности китайского чиновничества.
Проблема не в том, что государство мягко обходится с коррупционерами. Казни проворовавшихся чиновников — норма в Китае. Наказания не обходят стороною и руководителей высокого ранга, таких как Чен Кецзи, который был председателем ВСНП до того, как был казнён в 2000 году, или Жень Сяою — директора управления качества пищевых продуктов и лекарств, расстрелянного в 2007 году. Проблема в отсутствии системы сдержек и противовесов, которая бы ограничивала власть чиновников, а также прозрачности и свободной прессы — лучших средств в борьбе против коррупции.
Демократия наступает
Несмотря на то, что Ли утверждает, что безраздельное правление КПК — лучшее, что может быть с Китаем, он всё равно предлагает некоторые разумные реформы для улучшения политической устройства Китая. В списке его предложений: поддержка общественных объединений, которые помогут государству улучшить качество предоставляемых услуг; более независимые СМИ, которые помогут бороться с коррупцией; а также элементы так называемой внутрипартийной демократии, которые позволят партии разобраться с некорректным поведением чиновников. Это действительно разумные предложения. По иронии судьбы, это всё признаки работающей демократии.
Государство не может принять основные элементы демократии, рано или поздно не приняв её, как систему своего устройства, целиком. Невозможно проводить предварительные выборы, как в Айове, но иметь при этом центральное правительство с повадками Сталина. Возьмём, например Тайвань, где демократия развивалась постепенно. В начале
И это хорошо. Ли прав, говоря, что Китайское государство достигло огромных успехов в экономике и социальной сфере за последние несколько десятков лет. В то же время, оно оказалось неэффективно во втягивании всех слоёв общества в прогресс, в уменьшении неравенства в доходах, в борьбе с расхищением средств и предотвращении урона экологии. Пришло время дать шанс демократии. Как доказали David Lake и Mathew Baum, демократии лучше авторитарных режимов обеспечивают государственными услугами население. Более того, страны, переходящие к демократии, ощущают улучшение в качестве управления сразу. В Китае уже можно видеть положительные эффекты демократизации: исследование Nancy Qin, экономиста из Йельского университета, показало, что учреждение выборов в китайских деревнях сделало власть более ответственной, а расходы на нужды населения увеличились.
Вряд ли демократический Китай сможет обогнать нынешний в росте ВВП, но, по крайней мере, больше китайцев смогут ощутить этот рост на себе. Доходы пойдут не только в карманы правительства и небольшой группы олигархов, а будут использованы на нужды большинства населения КНР, поскольку работающая демократия стремится достичь максимального блага для наибольшего числа людей.
Два аспекта китайской экономики предсказывают, что страна находится на пути демократизации. Первый аспект — ВВП на душу населения. КНР уже превзошла тот уровень ВВП на душу населения, за которым, по мнению социологов, общества начинают двигаться в сторону демократии — между $4000 и $6000. Как отмечает китайский учёный Миньсин Пей, из 25 стран, которые превосходят Китай по уровню ВВП на душу населения и при этом не свободны или частично свободны, 21 страна живет за счёт природных ресурсов. Кроме этой особой категории стран, все государственные системы становятся более демократичными по мере увеличения доходов населения
Почти неизбежное замедление невероятного экономического роста — это вторая структурная предпосылка для демократизации Китая. Поскольку это подчеркнёт существующие конфликты внутри системы и сделает коррупцию тяжким бременем для страны. Когда экономика растёт, люди более снисходительно относятся к воровству. Когда же роста нет, тот же уровень коррупции становится невыносимым. Если в Китае сохранится политический status quo, конфликты станут острее, а скорость оттока капитала из страны, растущая уже сейчас, в связи с потерей уверенности в политическом и экономическом будущем Китая, увеличится ещё сильнее. Если оставить без внимания растущую неуверенность в завтрашнем дне среди экономических элит Китая, то страну могут постичь серьёзные финансовые неурядицы.
Нет никакого сомнения, что вопрос демократизации всецело находится в руках КПК. Но и на этом фронте видны улучшения. Даже некоторые представители китайского истэблишмента начинают приходить к мысли, что политическая и экономическая открытость обеспечивают стабильность лучше репрессий. В канун ноябрьского 18 съезда коммунистической партии по интернету начало циркулировать письмо, призывающее к открытости и большей внутрипартийной демократии. Один из авторов этого письма — Чень Сяолу, младший сын одного из славнейших маршалов китайской армии, который также был вице-премьером, министром иностранных дел и правой рукой председателя Чжоу Эньлая. Чень и многие другие представители китайской элиты больше не верят в то, что поддержание status quo имеет смысл.
С 1989 года КПК не провела никаких серьёзных политических реформ, продолжая полагаться на быстрый рост экономики как основу своего правления. Этот путь возможен только при экономическом буме, но у пекинского правительства нет никаких гарантий, что бум будет продолжаться. Выберет ли КПК путь реформ добровольно или будет вынуждена менять государственное устройство Китая под давлением катастрофического системного кризиса, имеет огромное значение. Будет гораздо лучше, если политическая система Китая будет меняться постепенно и под контролем партии, нежели изменения придут в итоге кровавой революции. КПК может вернуть свою былую славу реформаторской партии и улучшить китайское государство, не теряя власти. Немногим авторитарным режимам предоставляется такая возможность; КПК не следует её упускать.
