Давно было замечено, что разнообразные «перестройки» и «рывки» — это локомотив русской истории. Ну, то есть когда в ходе какого-нибудь кризиса выясняется, что реальное положение страны очень уж сильно расходится с ожидаемым, в результате чего рождается Политическая Воля, приводящая в итоге разнообразных реформ сущее к должному. Классическими примерами тут можно назвать петровские преобразования (начатые ввиду Северной войны и многократно ускоренные по её завершению) или комплекс реформ после проигранной Крымской войны ({{1}}). Не исключено также, что по итогам нынешнего украинского кризиса страна опять начнёт какие-то масштабные преобразования, потому что представления о Западе, считающем постсоветских олигархов за Уважаемых Людей (ТМ), уж очень сильно пошатнулись в последнее время.
И хотя у России есть примеры выдающего роста в мирное время (например, 1880-1913 года), даже они затмеваются промышленным рывком Первой мировой войны (во многом ещё недооценённым), когда были созданы целые отрасли промышленности, ставшие впоследствии основой советского ВПК в межвоенный период и даже дальше.
С другой стороны, из истории экономики хорошо известно, что в долгосрочном плане разные войны, кризисы, революции, рывки и перестройки не значат НИЧЕГО: экономика развивается эволюционно в рамках имеющихся ресурсов и доступных технологий.
Но есть в российской/советской истории один пример, который на первый взгляд опровергает оба наблюдения, — советская индустриализация. С одной стороны, мы имеем взрывной рост в мирное время и безо всяких осязаемых вызовов (можно, конечно, сослаться на советский синдром «осаждённой крепости», но как-то это шатко, особенно с учётом того, что «осаждающие» внесли немалый вклад в индустриализацию «осаждённых»). С другой — чудесные темпы индустриализации и последующее экономическое развитие СССР подаются как результат смены одного лишь типа управления с отсталого капиталистического на прогрессивный плановый (компенсировавший, помимо прочего, ещё и некомпетентность и необразованность советских управленцев).
Автор смеет утверждать, что опровержение тут лишь видимое.
Индекс промышленного производства
Для начала рассмотрим индекс промышленного производства за сто лет (1887-1987) ({{2}}). Прежде всего наглядно видно, что советской индустриализации предшествовала деиндустриализация 1917-1921 годов и в 1921 году производство составило 16% от 1913 года. Соответственно, огромный советский рост 1921-1928 годов является восстановительным (грубо говоря, предприятия есть, кадры есть, просто продукция не выпускалась). Примерно таким же ростом является рост послевоенный (замедлившийся после 1960 года). Пик в районе 1940 года — это присоединение западных территорий (как видим, даже небольшое приращение не самых развитых территорий даёт промышленный прирост в разы больший, чем постоянные усилия «партии и правительства»; это к слову о Крыме и Новороссии). Наконец, отметим, что за вычетом революции и ВМВ промышленный рост СССР в целом укладывается в русский тренд (1929-1937 и 1960+).
А как же советские новострои? Это лучше всего объяснить на примере.
История строительства НТМК
Строительство Нижнетагильского металлургического комбината (тогда — Новотагильского завода) началось в конце 1930 года в соответствии с резолюцией XVI съезда ВКП(б):
«Выполнение плана реконструкции существующих заводов черной и цветной металлургии, форсированная постройка Магнитогорского, Кузнецкого и Запорожского заводов, своевременный приступ к строительству Нижнетагильского и Бакальского заводов на Урале, строительство заводов цветной металлургии на Урале, в Казакстане и Сибири — являются задачами первостепенной важности и должны сосредоточить на себе все внимание соответствующих партийных, советских, хозяйственных и профессиональных организаций».
НТМК должен был стать одним из крупнейших заводов в мире, уступая лишь Магнитогорскому комбинату. На заводе предполагалось внедрение самого современного в мире металлургического оборудования.
Через восемь лет А.Б. Аристов, секретарь Свердловского обкома ВКП(б), курировавший строительство завода в конце 1930-х, описывал состояние НТМЗ следующим образом:
«…Безжизненная стройка являла собой печальное зрелище заброшенности и запустения. По всей немалой территории зияли котлованы и канавы, частью осыпавшиеся, частью залитые водой. Уныло торчали остовы коксохимического завода, доменной печи, мартеновского цеха. Вольготно себя чувствовали в недостройках лишь свившие здесь гнезда грачи».
Из приказа наркома тяжелой промышленности Л.М. Кагановича «О строительстве Новотагильского металлургического завода» от января 1938 года:
«Строительство и ввод в эксплуатацию Новотагильского металлургического завода преступно затянулись. Вредительское размазывание средств и бесхозяйственность строительства привели к тому, что при затратах в 325 млн р. за 6 лет строительства в эксплуатацию введен только один производственный бандажный цех в 1937 г., стоимостью 28 млн р. Многочисленные изменения состава проекта завода и вредительская система планирования капиталовложений прежнего руководства ГУМПа (Гуревич, Каннер, Точинский и б[ывшие] руководители стройки) срывали нормальный ход развития строительства и повлекли неэффективные затраты и громадные убытки. Результатом вредительского руководства проектированием явилось 7 генпланов завода и аннулирование более 50 тыс. штук чертежей на общую сумму 12,5 млн р. Технические сметы и проекты имели многочисленные грубейшие ошибки. Из-за дефектности смет затруднилось финансирование строительства. На стройке широко практиковалось бывш[им] руководством разбазаривание средств и грубейшее нарушение финансовой дисциплины».
В приказе предусматривались меры по скорейшему завершению строительства с указанием точных дат и сроков. Так, две доменные, две мартеновские печи, две коксовые батареи и ТЭЦ должны были войти в строй уже осенью 1938 года. Но ни в 1938, ни через год приказ так и не был выполнен.
И дело тут не во вредительстве, а в банальной некомпетентности. По мнению историка уральской промышленности С.В. Устьянцева:
«…Реально выделенные государственные средства, по копейкам собранные у загнанных в колхозы крестьян и из скромных зарплат рабочих, на многие годы омертвлялись без малейшей пользы, в буквальном смысле зарывались в землю. […] Развертывать строительство крупного металлургического завода, оставляя в стороне вопрос рудной базы, — ошибка поразительная. Чтобы избежать ее, не обязательно иметь специальное образование. Достаточно здравого смысла».
Фактической датой начала строительства завода можно считать 1939-й год, когда впервые за девять лет строительства план был выполнен практически полностью (91%).
Однако, выполнив план строительства, советские ответственные работники «забыли» о плане жилищного строительства, выполненном в том году всего на 24%, да и то в основном за счёт жилищ «временного барачного типа». В бараках было холодно и грязно, водопровод и канализация отсутствовали. Дороги тоже.
Городская баня была маленькой. Случалось, что городские больницы не отапливались по нескольку дней, а температура в отделениях (в том числе детском) доходила до +6 градусов. Механизация строительства НТМЗ была незначительной, труд оставался ручным. «У нас на участке применяются большей частью лопата и лом, которые стали высшим механизмом», — заявил в своё время директор завода В.М. Овчаренко.
С автоматизацией завода было не лучше: например, из-за непродуманности системы отвода газов даже к концу войны были автоматизированы только два мартена из шести.
Неудивительно, что на стройке «одного из крупнейших и современнейших металлургических заводов в мире» была огромная текучка кадров: только за 1939 год со стройки уволились 5247 человек и были приняты — 5211. С завода, при среднесписочном составе в 800 человек, за 1939 год уволились 1392 и были приняты 1556 человек. Впрочем, СССР выходил из положения, массово используя труд заключённых (на строительстве НТМК их доля составляла 50-60%).
Войну комбинат встретил недостроенным предприятием. В его состав входили: две домны общей мощностью 800 тысяч тонн чугуна в год, два мартена, две коксовые батареи, бандажепрокатный стан, механический цех и ТЭЦ. Общие объёмы сталеплавильного производства в год не превышали 150-170 тысяч тонн. С началом эвакуации промышленности НТМК был выбран в качестве реципиента оборудования из западных регионов страны. Одновременно было начато строительство новых объектов НТМК, а так как рабочей силы не хватало, стройка была передана в ведение Главпромстроя НКВД СССР (в начале 1942 года на стройке трудились 7,5 тысяч зэков). Рабочей силы не хватало даже на строительство промышленных объектов, не говоря уже о жилищном фонде и городской инфраструктуре. Поэтому, согласно постановлению СНК от 13.09.1941 года «О строительстве жилых помещений для эвакуированного населения», при недостатке жилплощади эвакуированные и заключённые размещались в «жилых помещениях упрощенного типа»: бараках, казармах, землянках и т.д.
Всего за сентябрь 1941 — декабрь 1942 годов отдел капитального строительства УВЗ-УТЗ ввел в строй 190 каркасно-засыпных бараков и 334 полуземлянки, в которых были расселены 33 тысячи человек. Кроме того, 29 тысяч эвакуированных были распределены по семьям рабочих Уралвагонзавода в порядке уплотнения. Доля бараков и землянок в жилищном фонде НТМЗ составила 85%.
Как бы то ни было, в конце 1941 на комбинате была достроена третья мартеновская печь, в апреле 1942 года — четвёртая, в июне 1943 года — пятая, в начале 1946 — шестая, в 1947 — седьмая, в 1948 — восьмая. К началу 1945 года НТМЗ представлял собой уже солидное предприятие годовой мощностью в 1 миллион тонн чугуна и 450 тысяч тонн стали.
Реальная индустриализация
Не следует думать, что НТМЗ — это что-то исключительное. В советских стройках это было правилом. Например, за третью пятилетку (1938–1942) планировалось построить 23 домны, 56 мартеновских печей и 34 прокатных стана. В действительности же к концу 1940 года было построено пять домн, 10 мартенов и 7 прокатных станов. В результате прирост объёмов чёрной металлургии к итогам второй пятилетки был минимальным: по чугуну — на 1%, по стали — на 1,6%, по прокату — на 0,8%.
В целом из более 8 тысяч запланированных предприятий первых пятилеток к 1941 году было построено и вышло на проектную мощность меньше 1 тысячи (около 12%). Но и из них 95% не пригодилось во время войны (как мы знаем, советская индустриализация имела ярко выраженное милитаристское направление): в ходе войны 90% советской военной продукции было выпущено на менее чем 50 крупных комбинатах, созданных на востоке страны.
Таким образом, реальная индустриализация в СССР свершилась во время ({{3}})и после войны.
Послевоенная индустриализация осуществлялась как продолжением строительства комбинатов на востоке страны, так и восстановлением комбинатов на западе. Плюс огромную роль сыграли репарации с побеждённой Германии и вывоз оттуда технологий и специалистов.
По данным Главного трофейного управления, из Германии было вывезено около 400 тысяч железнодорожных вагонов, в том числе 72 тысячи вагонов строительных материалов, 2885 заводов, 96 электростанций, 340 тысяч станков, 200 тысяч электромоторов.
На советских стройках трудились 2 миллиона немецких военнопленных, а в бериевских спецтюрмах НКВД («шарашках») — тысячи немецких ученых.
Например, в атомных шарашках под Сухуми трудились более двухсот немецких физиков, в том числе:
— лауреат Нобелевской премии профессор Густав Герц (племянник знаменитого Генриха Герца), ранее работавший в фирме «Сименс» и занимавшийся вопросами разделения изотопов урана;
— профессор М. Фольмер, заместитель директора Института физической химии в объединении «Кайзер Вильгельм Институт», крупный специалист в области физической химии;
— доктор радиохимик Н. Риль, являвшийся директором научно-исследовательского института фирмы «Ауэргезельшафт» и разработавший в Германии технологию переработки уранового сырья в урановые продукты и металлический уран;
— профессор Ф. Доппель, работавший в Физическом институте Лейпцигского университета вместе с известным ученым В. Гейзенбергом над созданием тяжеловодного «котла» (реактора);
— специалист по разработке и конструированию центрифуг Гернот Циппе.
СССР достался немецкий ракетный центр на острове Пенемюнд. Правда, после американцев, но и Советы получили ценные трофеи: например, 150 двигателей «Фау-2», 20 комплектов графитовых рулей и т.д. Для сравнения: главный советский двигателист Глушко как начал в начале 30-х делать двигатели с тягой 300 кгс на камеру, так и продолжил делать их до середины 40-х, а скопированный в 1946 году двигатель «Фау-2» под именем РД-100 (8Д51) имел тягу 26 тс. В 87 раз больше!
Послевоенный скачок в развитии советской радиолокационной техники практически целиком базировался на немецких изобретениях. Советская реактивная авиация началась с копирования немецких планеров и двигателей.
Даже первый советский уран был немецкого происхождения: для дальнейшей работы над ядерным оружием Курчатову требовалось не менее 100 тонн окиси урана, тогда как СССР в 1945 году располагал всего семью тоннами. В Германии СССР счастливым образом обнаружил 300 тонн.
В целом, СССР в иные годы выкачивал из Восточной Германии/ГДР более 30% (а Германия, напомню, была самой индустриально развитой страной в Европе) её довоенного ВВП. Общий объём выкачанных из Восточной Германии и Восточной Европы средств примерно равен объёму, вложенному американцами в восстановление экономик Западной Европы по плану Маршалла (20 миллиардов долларов):
Как бы то ни было, после войны СССР удалось индустриализироваться и из аграрно-индустриальной страны превратиться в индустриальную. Однако попутно СССР угробил своё сельское хозяйство и из мирового экспортёра продовольствия превратился в мирового импортёра, потратив в 60-х годах от 50% до 75% своего золотого запаса на закупку продовольствия (прежде всего американской и канадской пшеницы), а от очередных голодоморов СССР спасла только открытая нефть. Но это тема для отдельного разговора.
[[1]] Строго говоря, вопреки расхожему мнению, война не показала «отсталости России»: войну вели Великобритания, Франция (две самых развитых державы своего времени), а также Турция и Сардиния. Вели на выгодных для себя театрах. Почему для иллюстрации русской отсталости любят приводить историю того, как англо-французы год брали один-единственный город на далекой провинциальной окраине, и забывают, например, о неудачной попытке вице-адмирала Нейпира и вице-адмирала Парсеваля-Дешена приблизиться к столице? А так, конечно, для иллюстрации русской отсталости можно было бы и Дальний Восток взять, только вот беда: боевые действия там велись и окончились полным русским успехом (Петропавловская оборона). Поражение в войне было дипломатическим: Австрия угрожала вступить в войну.[[1]]
[[2]] Склейка из трёх индексов: 1887-1913 — Borodkin & Gregory «Russia’s Industrial Growth In the First Stage of Industrialisation (1880s-1913)» // 1913-1928 — Markevich & Harrison «Russia’s Real National Income: The Great War, Civil War, and Recovery, 1913 to 1928» // 1928-1987 — Easterly & Fisher «The Soviet Economic Decline: Historical and Republican Data» [[2]]
[[3]] Правда, встаёт вопрос, как СССР в кратчайшие сроки удалось эвакуировать и запустить сотни предприятий, если он под присмотром западных специалистов по 5 лет не мог запустить купленные заводы, но, видимо, эта тема ещё ждёт своего исследователя.[[3]]
