Одним из негативных последствий нынешнего военно-политического кризиса на Донбассе стал вынужденный исход жителей целого ряда городов Луганской и Донецкой областей со своего места жительства. За прошедшие с начала конфликта месяцы свои дома покинули свыше полумиллиона человек, при этом 480 тысяч в качестве места поселения выбрали области юга России и еще 40 тысяч — не охваченные вооруженными столкновениями регионы Украины. Воюющие друг с другом стороны пока не собираются складывать оружие, а потому с высокой долей уверенности можно ожидать, что число беженцев в ближайшее время только возрастет. Чтобы в этой ситуации избежать гуманитарной катастрофы, руководству прилегающих к территории конфликта стран необходимо максимально эффективно оказывать помощь бежавшим из зоны боевых действий людям. В связи с этим важно учитывать опыт государств, когда-либо сталкивавшихся с масштабным притоком беженцев. Таких, как, например, Турция, куда за прошедшие три года прибыли почти 800 тысяч граждан Сирии, пытавшихся скрыться от разразившейся в их родной стране гражданской войны.
За прошедшие с момента распада Османской империи почти сто лет у официального Стамбула накопился определенный опыт по принятию у себя беженцев. В период с начала 1920-х по середину 1990-х годов полтора миллиона представителей исповедующих ислам этнических групп переселились с Балкан в Турцию. После краха социалистического лагеря около трехсот тысяч болгарских помаков нашли приют на берегах Босфора. В 1991 году свыше пятисот тысяч курдов переселились в республику с севера Ирака, скрываясь от вооруженной операции подчинявшейся Саддаму Хуссейну армии. Во второй половине позапрошлого десятилетия в страну прибыли пятьдесят тысяч боснийцев и албанцев, потерявших свой кров в ходе войны на территории некогда единой Югославии. Что же касается граждан Сирии, то они вплоть до недавнего времени массово не стремились переселиться в Турцию. Согласно данным недавно опубликованного Брукингским институтом доклада, в 1995-2013 годах лишь 635 сирийцев подали заявление на получение убежища в основанной Кемалем Ататюрком республике, в то время как за те же 18 лет 48 тысяч иракцев и 29 тысяч афганцев были вынуждены сделать этот шаг.
Все изменилось с момента начала противостояния лояльных Башару Асаду вооруженных сил и пытающихся добиться его свержения повстанцев. С сентября 2011 года по май нынешнего число сирийских беженцев, проживающих в специально построенных для них лагерях, увеличилось с 11 тысяч до 220 тысяч, а количество непосредственно самих лагерей — с 4 до 22. При этом более шестисот тысяч человек самостоятельно поселились в турецких городах и селах, не имея при этом финансовой и организационной поддержки со стороны властей республики. Наибольшее число беженцев сосредоточено в пяти прилегающих к границам Сирии провинциях Турции: Хатай, Килис, Газиантеп, Мардин и Шанлыурфа. Весьма характерным является тот факт, что количество вынужденных переселенцев из Сирии, разместившихся в административном центре провинции Килис, уже превысило общее количество коренных жителей одноименного города. Помимо этого, существенное число сирийских беженцев расположились в крупнейших мегаполисах западной части страны: Анкаре, Анталии, Измире, Конье и Мерсине. В Стамбуле же их число превысило 300 тысяч человек.
Столь масштабному притоку беженцев в немалой степени способствовало наличие безвизового режима между Сирией и Турцией. Правило свободного передвижения лиц между двумя странами было внедрено в 2009 году, и за последующие за этим 12 месяцев число сирийских граждан, решивших посетить метрополию канувшей в Лету Османской империи, возросло более чем вдвое — с 400 тысяч до 900 тысяч. Когда первые колонны беженцев стали пересекать турецкую границу, правительство республики никоим образом не ограничивало их перемещение. Более того, в октябре 2011 года сирийским гражданам был предоставлен статус временной защиты, в результате чего их пребывание на территории страны с тех пор стало полностью легальным. Провозглашенную тогда же политику открытых дверей официальный Стамбул проводит и по сей день, несмотря на возрастающее с каждым днем число вынужденных мигрантов. На протяжении всех трех лет кризиса турецкие власти уделяли существенное внимание благоустройству лагерей беженцев, в которых, помимо всего необходимого для сна и принятия пищи, есть еще и хорошо оборудованные медицинские центры и школы.
Впрочем, несмотря на все усилия властей, 76% беженцев проживают вне лагерей. Как уже отмечалось выше, большинство из них нашли себе жилье в крупных городах, что, в свою очередь, вызывает недовольство со стороны коренных жителей. В январе 2014 года базирующийся в Стамбуле Центр экономических и внешнеполитических исследований провел опрос, 86% участников которого высказались за закрытие границ для новых беженцев, при этом 30% респондентов заявили о необходимости обратной высылки тех сирийских граждан, которые уже попали на территорию Турции. Рост подобных настроений удивления не вызывает: масштабный приток беженцев неизбежно вылился в возникновение колоссальной нагрузки на принимающее их общество. В первую очередь сюда относится возросшая конкуренция на рынке труда. Согласно приведенным в уже упомянутом докладе Брукингского института данным, около трети пребывающих на территории республики беженцев в настоящее время занимаются поиском работы с целью прокормить собственные семьи. Турецкое трудовое законодательство является достаточно жестким в части найма мигрантов: иностранцу необходимо не только иметь вид на жительство, но и найти того работодателя, который не смог отыскать на соответствующую должность кандидата среди своих собственных соотечественников, что тщательно проверяется официальными органами власти.
В результате в последние год-полтора существенно более распространенными стали неформальные трудовые отношения. В крупнейшем с точки зрения доли приезжих в составе населения городе Килис средний уровень заработной платы снизился с 60 до 20 турецких лир, близкая же к границе с Сирией провинция Шанлыурфа стала лидером по уровню безработицы среди всех регионов страны. Чтобы несколько вывести вновь образовавшийся сегмент рынка труда из тени, Кабинет министров в апреле этого года облегчил процедуру получения разрешений на работу для сирийских граждан. Теперь предпринимателю при найме беженца не нужно доказывать властям, что он не сумел отыскать удовлетворяющего его требованиям претендента на замещение вакансии среди граждан Турции. Однако это, как представляется, нелегкую долю беженцев существенно не облегчит. Причина тому — необустроенность детей приезжих: в то время как 60% лиц в возрасте до 18 лет, проживающих в лагерях, имеют доступ к школьному образованию, 74% детей, находящихся за их пределами, возможностью продолжать обучение не обладают. Ситуация усугубляется наличием языковой проблемы: преподавание на родном для сирийцев арабском языке ведется практически только в расположенных на территории лагерей школах; тем же отпрыскам, которым не удалось туда попасть, в лучшем случае приходится учить слабо знакомый для них турецкий.
В настоящее время доля сирийских беженцев в общем составе населения Турции немного превышает 1%, однако в прилегающих к границе с Сирией областях этот показатель составляет 10%. Ситуация усугубляется тем, что среди беженцев большинство составляют сунниты: в провинции Хатай одним из наиболее многочисленных меньшинств являются алавиты, среди которых достаточно распространенной является поддержка режима Асада. В провинциях Газиантеп и Килис весьма широкой является курдская община, а в провинции Мардин — община ассирийцев, являющихся прихожанами Сирийской православной церкви. Масштабный приток суннитов разрушает этот хрупкий межэтнический баланс, что может привести к возникновению конфликтов. В целом же основным источником потенциальных проблем является несогласие значительной части турецкого общества с необходимостью интеграции сирийских беженцев в принимающий их социум. Ведь одно дело — построить за счет средств налогоплательщиков пару десятков временных лагерей для вынужденных переселенцев, совсем другое дело — согласиться с перспективой предоставления гражданства нескольким сотням тысяч выходцев из чужой, по большому счету, страны, пусть и находящейся в том же цивилизационном ареале.
Возвращаясь к вопросу размещения в южных регионах России беженцев из Донецкой и Луганской областей, следует отметить, что в данном случае социальная нагрузка на принимающее общество будет существенно более низкой, нежели это есть в современной Турции. Донбасс — наиболее русский, хотя бы с точки зрения языка, регион Украины. Благодаря этому приезжающим оттуда беженцам будет адаптироваться достаточно легко. Ключевая развилка, которую предстоит решить российским властям, сводится к выбору между стратегией, направленной на полноценную интеграцию вынужденных переселенцев и предполагающую выделение значительной по своим масштабам помощи, и политикой по временному обеспечению приезжих всем необходимым вместе с последующей поддержкой их возвращения на Родину. Каким именно окажется этот выбор, зависит от того, когда обе воюющие стороны, наконец, прекратят вести встречный огонь.
