Что случилось с миром за неделю 15–21 ноября 2014 г.? Сегодня мы расскажем вам о Бирме, только выходящей из международной изоляции; о Пакистане, который всю свою историю сражается против Индии; о коварном Катаре и его рискованной игре на Ближнем Востоке. Специальный доклад только для подписчиков «Спутника и Погрома»
Бирма: военная диктатура на пути к международному признанию
На этой неделе Бирму посетил американский президент Барак Обама — событие историческое, до него ни один из действующих американских президентов не приезжал в эту страну.
Во время краткосрочного визита Обама похвалил Бирму за её достижения в сфере демократизации общества. Картина немыслимая ещё десять лет назад в стране, которой по-прежнему управляет военная хунта.
Что мы знаем о ситуации в этом государстве (которое, вообще-то, называют Мьянма)? Ну, там военная диктатура, этнические чистки, это вот всё. Когда они не заняты классовыми конфликтами, бирманцы, составляющие 50% населения страны в течение последних 50 лет, отнимают землю и имущество у этнических и религиозных меньшинств. В последние 20 лет процесс в значительной степени интенсифицировался, так как внезапно выяснилось, что меньшинства ещё и живут на территориях, богатых полезными ископаемыми. И ситуация не то чтобы как-то исправляется, даже напротив.
В конце лета бирманские власти провели перепись населения и выяснили, что в стране проживает всего 51 миллион человек вместо ожидавшихся 60 миллионов. Конечно, 4 миллиона из пропавших девяти — это всё, что «накопилось» за десятилетия гражданских войн (беженцы, рабочие мигранты и др.). Но остальные 5 миллионов принадлежат к меньшинствам, которые в столице решили «не считать». В 1982 году, кстати, бирманское правительство официально отказалось признавать существование некоторых мусульманских народностей. Ну а на неформальном уровне отдельные группы, вроде мусульман-рохинья, успешно выдавливают из страны: почти 100 тысяч человек, принадлежащих к этой группе, покинули Бирму из-за непрекращающегося межнационального насилия, где они в основном и являются страдающей стороной (потому что крупные погромы против рохинья не расследуются должным образом).
Это может показаться забавным, ведь во главе похода против мусульман Бирмы стоят обычно миролюбивые буддисты. «Движение 969» (число священное в буддизме) постепенно выдавливает мусульман из страны, поскольку опасается, что последователи Магомета расплодятся и сделают Бирму мусульманской страной. Опасения эти основаны на колониальной истории: когда-то мусульман в этом регионе не было, но после завоевания Индии англичанами на территорию нынешнего штата Ракхайн (Аракан) при посредничестве Ост-Индской компании «понаехали» мусульмане с территории будущего Бангладеш. Далее британская администрация ставила местных мусульман на командные посты, в период японской оккупации коренные жители временно взяли верх, но в наступлении на японцев в Бирме союзники опять полагались на мусульманские меньшинства, которые использовали это как шанс выдавить буддистских автохтонов. Обретение независимости позволило буддистам взять реванш и сейчас весь район кишит военными группировками буддистов, которые терроризируют рохинья. Отношение бирманского правительства к ним напоминает отношение Порошенко к украинским праворадикалам: смотрят сквозь пальцы, устраивая показательные процессы, когда их интересы пересекаются. Когда-то, в период 1978–1992 гг., погромщики всех мастей сумели выдавить из страны почти 400 тысяч мусульман. Ну что поделать, если бирманский консул в Гонконге позволяет себе называть рохинья «уродливыми как огры». Есть в стране и другие этнорелигиозные меньшинства, имеющие очень сложную историю отношений с центральной администрацией.
Качины, народ численностью около 1 миллиона человек (в основном христиане по вероисповеданию), активно воюют с бирманским правительством. В 2011-м было нарушено 17-летнее перемирие (а до него было больше 30 лет войны), и с тех пор бирманская армия совершила множество преступлений в отношении качинов. Беда в том, что когда в 1947-м Бирма получала независимость, им была обещана автономия, но это обещание было нарушено бирманскими властями. Конца конфликту не видно, а 100 тысяч человек уже стали беженцами. Отступать не намерены ни те, ни другие: на территориях, населённых качинами, есть множество полезных ископаемых (и там расцветает добыча золота).
В теории, в мае 2013 года правительство этой страны подписало мирное соглашение со всеми вооружёнными формированиями, но столкновения всё ещё происходят, да и предыдущая история говорит о том, что мировую легко нарушить: только в период с 1989 по 2004 гг. правительство и повстанческие группировки заключили 14 (!) перемирий, все из которых были нарушены.
В общем, положение меньшинств в этой стране однозначно нельзя признать удовлетворительным, фактически там происходит африканский геноцид. С политическими реформами всё тоже очень плохо.
Перемены в жизни страны призвана символизировать Аун Сан Су Чжи, правозащитная активистка, дочь отца-основателя независимой Бирмы и жена оксфордского тибетолога, самое большое достижение которой на данный момент заключается в том, что сам Люк Бессон снял про неё фильм. В остальном все её политические движения не привели вообще ни к чему. Хотя сейчас у неё есть место в парламенте страны, она оказалась неспособна не то чтобы бросить реальный вызов правлению военных, но и даже решить повседневные злободневные проблемы вроде детского труда: сейчас более трети детей в Бирме вынуждены работать и их число увеличивается. То, что правительство позволило зарегистрироваться её партии «Национальная лига за демократию» для участия в промежуточных парламентских выборах, ещё ничего не значит. Ведь на президентских выборах 2015 года ей, судя по всему, будет противостоять такой орёл, как генерал Аун Мин Хлайн, верховный главнокомандующий Бирмы. Нынешний президент Теин Сеин — его ментор и тоже бывший военный, чья «Объединенная партия солидарности и развития» состоит из отставных офицеров военной хунты. Если кто-то считает, что совмещённый административный ресурс этих двоих помешает военным удержаться у власти и после демократических выборов, то всегда можно обратиться к истории страны. На выборах 2010-го за «Солидарность и развитие», согласно официальным данным, проголосовали свыше 90% избирателей даже там, где выборов не проводилось вообще (на землях качинов, например). Сама партия выросла из ассоциации, созданной в 1993-м правящей военной хунтой и включавшей в себя 24 миллиона членов. Да и чем дальше, тем больше Сан Су Чжи напоминает Навального — умеренный и временно популярный лидер протеста, чурающийся активных действий и помогающий существующему режиму канализировать народное недовольство.
Куда более интересным кандидатом является Тура Шве Манн, спикер парламента и сам бывший генерал. В самой Бирме некоторые говорят, что Чжи — «его» кандидат: она «раскачивает лодку» и помогает Манну получить политические дивиденды. Отчасти это напоминает финансирование Коломойским партии «Свобода» — «уу, посмотрите какие страшные оппозиционеры, лучше со мной, чем с ними!».
Экономика тоже в их руках — «Объединение экономических холдингов Мьянмы» (UMEH) и «Экономическая корпорация Мьянмы» (MEC) контролируют практически всю экономику страны. Первый холдинг был создан в 1990-м и управляется военными напрямую, второй создали в 1997-м и там 40% принадлежит Управлению оборонных закупок, а остальные 60% — действующим и бывшим представителям армии. Через UMEH в страну проходит весь легальный импорт, деятельность MEC же засекречена, поскольку холдинг занимается тяжёлым вооружением и ИТ. Говоря об экономических интересах бирманской хунты, никак нельзя пройти мимо Тхейна Хтая.
Глава госпредприятия «Управление военной промышленности» (DDI), он попал в санкционный список США за продажу оружия Северной Корее. Но он не расстраивается — в Бирме он управляет двадцатью военными заводами, а в Сингапуре у него, судя по всему, есть секретные банковские счета. Можно даже не сомневаться, что военные будут основными бенефициарами в случае открытия страны, которое постепенно происходит.
Большую часть санкций с Бирмы сняли, прямые иностранные инвестиции в экономику страны утроились за последние два года и достигли $2,4 млрд, экспорт товаров (а также нефти и газа) растёт, а ВВП страны в этом году увеличится на 7,5%. Военные, скорее всего, останутся у власти на ближайшие десятилетия — хотя возобновление гражданской войны (которая, как вы убедились, может полыхнуть в любой момент) принесёт немало осложнений. Гипотетическая либерализация закончится только сменой вывески — если бирманские либералы смогут заставить военных изменить действующую конституцию (согласно ей, военным гарантируется 25% присутствие в парламенте, и они могут наложить вето на любое решение парламента), то сил заставить их действовать в соответствии с законом у них нет.
Исторически сложилось так, что в этой стране за влияние будут соперничать Индия и Китай. Стартовые позиции у обеих стран неплохие — пограничные с Китаем города наводнены китайскими предпринимателями, мигрантами и бандитами, это целая маленькая вселенная. Проблема, однако, в том, что КНР не использует свою soft power в полной мере, ибо на вольное пограничье люди бегут, в основном, прочь от китайского государства, а вовсе не с целью увеличить сферу влияния родной страны. Индия пока не добилась ничего, но рядом есть штат Манипур, население которого родственно населению ближайших к нему областей Мьянмы. Индийский премьер Моди, дальновидный политик и убеждённый националист, уже объявил о масштабных инвестициях в торговую инфраструктуру Манипура и увеличении пограничных связей. Впрочем, ни Пекин, ни Нью-Дели бирманские генералы слишком глубоко в страну не пустят. В «переходном» 2011-м правящий режим уже позволил себе проявить неуважение к великому северному соседу: запретил строительство плотины стоимостью $3,6 млрд, так как «это противоречило воле народа», хотя на самом деле решение было сугубо политическое — в Китае в тот период аналитики активно разрабатывали теорию использования восставших нацменов Бирмы в своих интересах. КНР, что характерно, ничего в ответ не сделал.
России же открытие Бирмы миру может дать нового друга — российское оружие, технологии и военные специалисты правящему режиму очень пригодятся. Опять же, американцы будут злиться, но сделать ничего не смогут, а вооружить под боком у Китая независимое военизированное государство будет совсем нелишним. В то же время снятие всех санкций с Бирмы и имиджевая демократизации (пусть и оказавшаяся липовой) сделают эту дружбу не такой неудобной, как в случае с одиозной Северной Кореей.
Пакистан: государство, существующее для войны
Любой разговор о возможном превращении Индии в сверхдержаву рано или поздно приходит к обсуждению Пакистана. Действительно, существование этой страны само по себе блокирует любые серьёзные инициативы Нью-Дели, кто бы ни сидел в премьерском кресле. Это уже достаточный повод для того, чтобы рассказать вам о Пакистане, не говоря уже о том, что это единственная мусульманская страна, обладающая ядерным оружием.
За последние 10 лет в результате пакистанской войны против терроризма погибло около 50 тысяч гражданских, а ещё 3,5 млн стали беженцами. Успехов практически нет. Начавшееся летом наступление на террористов в Северном Вазиристане закончилось тактической победой пакистанских войск (всё-таки убили 1000 террористов), но не принесло никаких результатов.
Более того, террористы отомстили крупным терактом на индо-пакистанской границе, унесшим жизни 60 человек. Номинальный враг Пакистана — это организация «Терик-э-Талибан», но это всё равно как сказать, что против англичан в Северной Ирландии сражалась ИРА: речь идёт о десятках разных группировок со своими полевыми командирами, которые то заключают союзы, то расторгают их. Но расколы в стане исламистов хотя и играют на руку пакистанской разведке, по факту мало что меняют — фактически правительство воюет со значительной частью населения. Впрочем, и законодательная система страны располагает к тому, чтобы пакистанцы размышляли о бренности светского государства: в стране регулярно имеют место судебные процессы за оскорбление чувств мусульманских верующих (недавно за богохульство к смерти приговорили христианку), по этой статье в стране посадили больше людей, чем где бы то ни было в мире, хотя в Пакистане и не шариат (скромно умолчим о 1130 убитых на религиозной почве только за последние 2 года и 6 месяцев). Есть несколько причин подобного поведения: во-первых, большинство населения архаичные религиозные нормы вполне устраивают и оно скорее ополчится на правительство, которое задумает их насильно просвещать; во-вторых, существование религиозных экстремистов — внутреннее оправдание для раздутой военной бюрократии и деятельного участия силовиков в управлении страной.
По большому счёту, война на севере страны будет вечной — даже если пакистанские военные убьют или выдавят из страны всех талибов, на афгано-пакистанской границе уже появилось новое поколение исламистских военных организаций, никак не связанных с «Аль-Каедой» и «Талибаном». А если не захотят воевать «коренные» пакистанцы — всегда есть 1 миллион афганских беженцев, находящихся на пакистанской территории. Парадокс, но уход американцев из Афганистана не так уж и плохо сказывается на ситуации конкретно в Пакистане.
У истоков афганского «Талибана» стояло много разных людей, и среди них был Наваз Шариф, [четыре раза] премьер-министр Пакистана, который в 1997-м официально признал талибов в качестве легитимного правительства Афганистана. Единственная проблема — с правительством Хамида Карзая (который в значительной мере сохранил там своё влияние) активно дружит Индия, заклятый враг Пакистана. В Исламабаде сейчас любые телодвижения Кабула (где премьером сидит «проиндийский» кандидат Абдулла Абдулла) воспринимают с предельной настороженностью и явно склоняются в пользу того чтобы дать отмашку афганским талибам на штурм столицы. Явное и неявное покровительство афганским боевикам со стороны пакистанского режима делает разбойное и бессистемное по своей сути движение грозной силой в Афгане. Но исламисты и Афган — всё же не главная головная боль для пакистанских силовиков.
Ещё 10 лет назад 90% всех военнослужащих страны находились в состоянии постоянной подготовки к казавшейся неминуемой войне против Индии. Причина проста — Индия это экзистенциальная угроза для Пакистана, который справедливо будет назвать «индийской Украиной». Раздел 1947 года по степени трагичности тянет на большую войну — 1 млн убитых, 15 миллионов раненых с обеих сторон. Уже этого было достаточно, чтобы две страны ополчились друг против друга, но «кашмирский вопрос» сделал конфликт между двумя странами перманентным — даже когда нет полноценной войны, происходят пограничные боевые столкновения. В самом Кашмире идёт вялотекущая гражданская война по образцу Северной Ирландии: мусульмане против индусов. Смертность, правда, падает — если в 2001 году в беспокойном штате погибло 4,5 тыс. человек, то в 2012-м — «всего лишь» 100. Долгожданные дипломатические переговоры на высшем уровне, которые должны были состояться в конце этого лета, индийцы отменили после того, как пакистанский посол встретился с кашмирскими мусульманскими сепаратистами. Так как участие пакистанской разведки в мумбайском теракте ни для кого уже не является секретом, то эмоциональную реакцию индийцев понять можно. Тут важно отметить вот что: резкая эскалация насилия в Кашмире в 1989–2001 гг. напрямую связана с выводом советских войск из Афганистана, когда моджахеды, оказавшиеся «без работы», отправились в Кашмир. В это же время пакистанская разведка поддерживала пропакистанские группировки деньгами и оружием, а также инструкторами и предоставлением убежищ. В ближайшие годы после полного ухода американцев стоит ожидать очередного всплеска насилия в Кашмире, и, скорее всего, группы исламистов будут переходить границы под прикрытием артиллерийских перестрелок на границе, как это пакистанцы уже делали в 1990-е. Как показывает пример Стрелкова и его трёхсот добровольцев в Славянске, для того, чтобы зажечь пожар войны в многомиллионной стране, не нужно так уж много людей, нужно всего лишь «действовать с огоньком». А Кашмир итак уже живёт предчувствием войны не один десяток лет, там наличествуют необходимая социальная инфраструктура (исламистские формирования и всесильные индийские силовики) и повод: если правящая партия Индии начнёт реализовывать своё старое предвыборное обещание вернуть 100 тысяч беженцев-индусов в преимущественно мусульманский Кашмир, то полноценной войны будет не избежать.
Сосуществовать рядом с демократической Индией Пакистан априори не может (ибо чувствует, что является не более чем огрызком потенциально великой единой державы), и этой весной мир узнал о том, что Исламабад готовит тактическое ядерное оружие (т. е. такое, которое может летать на небольшие расстояния), которое собирается нацелить на Индию. Баллистическую ракету «Хатф 9», которая может летать на 60 км и переносить ядерные заряды, пакистанцы успешно испытали этой же весной, так что теперь густонаселённой Индии можно грозить ядерным апокалипсисом по поводу и без повода.
Нестабильность и угрозы Пакистан экспортирует и далеко за пределы региона — ядерная программа Северной Кореи продвинулась во многом благодаря пакистанским генералам, поделившимся с Пхеньяном столь ценной информацией за немалые деньги.
В своей внешней политике, как и всякая военная диктатура, Пакистан ведёт себя очень консервативно и никого к себе близко не подпускает, но обстоятельства диктуют стране необходимость сближаться с Китаем — военно-техническое сотрудничество между двумя странами растёт с каждым годом, Пакистан занимает важное место в стратегии обеспечения энергетической безопасности Поднебесной. В то же время у Китая и Индии есть свои неразрешённые территориальные вопросы (не говоря уже о державных амбициях, которые могут спровоцировать эти молодые азиатские державы на очень глупые действия), и обострение конфликта в Кашмире неминуемо вовлечёт КНР в качестве пристрастного арбитра.
России в этой ситуации лучше держать сторону Индии, пакистанская клика — партнёр не столько даже неприятный, сколько опасный и непредсказуемый. С одной стороны, гонка вооружений, которую он подстёгивает в регионе, сулит заказы для российской оборонки. С другой стороны, угроза ядерной войны, которую Пакистан готов устроить, вариант настолько плохой, что даже не хочется об этом думать. В идеале, конечно, нужно поспособствовать усилению гражданского правительства, но практика показывает, что армия хоть и была несколько «подвинута» пару лет назад, всё ещё сохраняет колоссальное влияние: в ходе августовских протестов именно армия выступала в качестве посредника между протестующими и правительством Шарифа. Более того, как бы ни были ужасны пакистанские военные, противостоящие им исламисты в десять раз хуже, и лучше даже не думать, что может произойти, если в их руках окажется пакистанский ядерный арсенал. Так что это безвыходная ситуация и лучшее, что здесь можно сделать, так это следить за ситуацией и вмешиваться в качестве посредника для проведения дипломатических переговоров и примирения сторон.
А кроме прочего, Пакистан — отличный пример того, во что может превратиться Украина через пару десятилетий. Лишённая Крыма и де-факто потерявшая Восток, Украина смыслом всего своего существования сделает противостояние России и будет прикладывать все усилия для того, чтобы получить ядерное оружие — так же, как это когда-то сделали пакистанские генералы.
Катар: несостоявшийся гегемон
Весь 2011 год на Ближнем Востоке казался триумфом Катара. «Аль-Джазира» освещала революции по всему региону. Революции, делавшиеся на катарские деньги и людьми со связями в этой стране. Правда, уже через год стало ясно, что всерьёз Катар никто не воспринимает — эффективная soft power явно не для страны с 250 тыс. населения, которую от вторжения ближайших соседей защищает одна из крупнейших американских военных баз в мире. Да и оказывается Доха, в основном, на проигравшей стороне.
Например, катарцы поддержали приход к власти «Братьев-мусульман» в Египте — но через какое-то время их скинули военные. Скажем, саудиты не стали кривляться и выдали правительству ас-Сиси кредиты на несколько миллиардов долларов, а катарцы со своим хитрым планом оказались не в самом лучшем положении. Сотни миллионов долларов пожертвований ХАМАСу с целью отбить его симпатии у враждебного Ирана (дело было в 2012-м, когда Тегеран временно приостановил поддержку организации в наказание за то, что ХАМАС не поддержал Асада в Сирии) ушли в никуда — палестинцы всё так же слушаются иранцев. Поддержка исламистов в Сирии деньгами, оружием и снаряжением (на фоне приближающейся перспективы союза американцев и Дамаска против ИГ) сегодня и вовсе выглядит как компрометирующий факт. Поставки оружия исламистским формированиям в Ливии пару лет назад — не самая лучшая строчка в геополитическом резюме: сегодня «одобренный ЦРУ» светский генерал Халифа Хафтар (мы назвали его «магрибским Корниловым») вообще пообещал уничтожить «Братьев-мусульман», за которых в Дохе до сих пор цепляются так же упорно и трогательно, как в Кремле цепляются за концепцию многонационального советского народа.
На примере Ливии вообще хорошо заметно, насколько Катар противопоставлен по отношению к другим игрокам: сегодня кроме Хафтара ливийским политическим «мейнстримом» заправляют Махмуд Джабриль, Абдель-Маджид Млегта, Ариф Найед, Хасан Татанаки — люди с деньгами и властью и с прочными связями в ОАЭ и Египте. В противоположном углу ринга — Али Саллаби, радикальный проповедник с пропиской в Дохе.
«Что ни делает дурак — всё он делает не так» — даже когда в 2011 году Катар вышел из переговоров в Йемене, где действующий президент Салех пытался договориться с протестующими, всё закончилось смещением самого Салеха, потерей управляемости и завоеванием страны сектантами-Хути, действующими чуть ли не под прямым управлением из Тегерана. То есть там, где катарская дипломатия могла реально что-то сделать и принести пользу самому Катару, они самоустранились, что закончилось известно чем. При этом нам искренне непонятно, почему в России и в мире катарцев считают умными и хитрющими — обычные дураки с кучей денег, «мещане во дворянстве», только очень опасные. Даже «Аль-Джазира» не полноценно катарский проект, всю главную работу там сделали нанятые американские и британские медиаменеджеры.
А тем временем в регионе соседи Катара уже отзывали своих послов и требуют от страны прекратить поддержку исламских экстремистов, и некоторые местные интеллектуалы даже задаются вопросом: «А не пора ли ввести в эту страну войска?». Да, в это трудно поверить, но катарские художества не по душе даже ваххабитам из Саудовской Аравии, что само по себе достойно удивления.
С точки зрения России, конечно, Катар нужно не просто осадить, а сломать полностью. В 2011-м в аэропорту местные таможенники подвергли несанкционированной и противоправной проверке российского посла Владимира Титоренко, причём всё закончилось избиением дипломата — и речь идёт не о синяках и ссадинах, а об отслоении сетчатки глаза. В принципе, уже этого было бы достаточно, но есть и глубинные экономические причины: Катар активно осваивает новые рынки сбыта газа и в скором времени может стать серьёзным соперником для «Газпрома» в Европе, где прибалтийские страны уже начали закупать более дорогой американский СПГ.
Разобрать Катар будет не так сложно: на четверть миллиона населения в этой стране трудится около миллиона гастарбайтеров из развивающихся стран. Уровень жизни с ВВП на душу населения в размере $400 тыс. в этой стране достигается за счёт чудовищной эксплуатации бесправных гастарбайтеров, граничащей с настоящим рабством — расшевелить всех этих бангладешцев, филиппинцев и пакистанцев на бессмысленный и беспощадный бунт будет очень просто.
