Текст: Мааджид Наваз, для The Daily Beast. Перевод: Григорий Николаев, «Спутник и Погром»
Мааджид Наваз — один из основателей и председатель Quilliam — экспертной комиссии по вопросам интеграции, гражданства, самоидентификации, свободы религии, экстремизма и иммиграции. Основатель Khudi, общественного движения Пакистана за распространение демократических идей среди молодежи.
Мальчик отрубает себе руку, возведшую хулу на Господа. Педофилия свята. Сомнения караются смертной казнью. Добро пожаловать в государство, порабощенное религиозными фанатиками.
Где-то в мире есть одна страна, где большинство составляют мусульмане. Однажды один мальчик в этой стране не вовремя поднял руку, слушая религиозную проповедь. Мальчик сказал «да», когда хотел сказать «нет».
Его религиозный учитель, мулла, спросил слушателей: «Кто из вас любит Пророка?». Все подняли руки. Затем мулла спросил: «А кто из вас не верит в учения Пророка? Поднимите руки!»
Мальчик подумал, что ему задали все тот же вопрос. Он гордо поднял руку. «Да. Да, я люблю Пророка» — думал он. Но к ужасу мальчика оказалось, что мулла спросил не об этом. И мальчик (который, напомню, всего лишь слишком быстро поднял руку) услышал, как мулла назвал его богохульником перед сотней людей. Испуганный паренек быстро покинул проповедь и бросился домой. И всю дорогу он думал о совершенной им ошибке. Неужели его рука свидетельствовала, что он вероотступник, неужели член его тела пошел против веры в его душе? Как же он может вновь вернуться в число правоверных?
Возможно, мальчик вспоминал слова Корана, повествующие о Судном Дне, когда сами члены правоверных будут свидетельствовать об их грехах. Возможно, он даже вспомнил слова, приписываемые пророку Мухаммеду: «Если бы моя дочь Фатима украла, я бы и ей отрубил руку».
Разве боец ИГИЛ не убил недавно свою мать за грех вероотступничества? Не знаю, что именно было в мыслях мальчика, но он, желая быть истинным, богобоязненным правоверным, решил принять серьезные меры. И действия его наполнили меня стыдом, яростью, возмущением и печалью. То, что он сделал, было символом коллективного суицида — назовем его «исламицидом» — совершаемого страной, где жил этот мальчик.
Мальчик пришел в мастерскую своего отца, вложил свою правую руку в газонокосилку и отсек ее.
Да. Он отрубил себе руку во имя Пророка. «Не вовремя подняв руку, я совершил богохульство и должен был искупить его, — сказал он в интервью BBC. — Я пришел домой. Было темно, и я взял дядин телефон, чтобы подсветить свою руку. Я вложил руку в машину и отсек ее одним движением».
Истекая кровью, мальчик вернулся в мечеть и нашел муллу. И как доказательство искупления своего греха он показал мулле свою отрубленную руку. «Рука, совершившая богохульство, должна быть отсечена», — сказал мальчик.
Мулла провозгласил мальчика аашиком, истинным поклонником Пророка, а его акт самоистязания был восславлен в родной деревне мальчика и в деревнях окрест. Теперь к мальчику приходят соседи. Они целуют его левую руку и дарят ему деньги.
«Я слышал, что мальчик пожертвовал своей собственной рукой ради любви к Пророку. Я пришел сюда увидеть его», — сказал один из них.
А мальчик просто хотел, чтобы его мулла был им доволен.
В то же самое время в столице той фанатичной и беспокойной страны, где жил мальчик, был предложен законопроект, запрещающий педофилию. Слово «педофилия», впрочем, было скромно заменено на словосочетание «брак с несовершеннолетними». Но в этой столице действует настоящая мафия мулл, и каждых из них не менее невежественен, чем тот священнослужитель, который похвалил искалечившего себя мальчика. И эта мафия благодарит Небеса за маленьких девочек.
Марви Мемон, член правящей партии «Мусульманская Лига», предложила ввести более тяжелые наказания за «брак» с несовершеннолетними. Она также предложила поднять минимальный брачный возраст до 18 лет.
Не слишком спорная инициатива для 2016 года, не так ли? В этой стране люди так боялись обвинений в богохульстве, в этой стране так сильно было слово обвинения, что для того, чтобы отменить подобный закон, требовалось лишь несколько угроз. И эти угрозы прозвучали.
И вот Совет по исламской идеологии заявил, что законодательный запрет педофилии оскорбит память пророка Мухаммеда. Ведь разве он не взял в жены девятилетнюю девочку по имени Аиша?
Единогласно отвергнув предложенный закон об ограничении брака с несовершеннолетними в 2014 году из «религиозных соображений», муллы провозгласили, что любой человек, поддерживающий подобные реформы — богохульник.
«Парламент не имеет права принимать законы, противоречащие учениям Священного Корана или сунн», — заявил председатель Совета Мохаммад Хан Ширани.
В мае 2014 года Совет подтвердил уже принятое им когда-то решение, гласящее, что в жены можно брать девочек с девятилетнего возраста при условии, что «явно видны признаки полового созревания». И вот парламентарии — напомню, принадлежащие к правящей партии, — были вынуждены спешно отозвать законопроект.
Мафия мулл вновь одержала победу. Великую «победу Ислама». Педофилия оказалась «исламской традицией», а сомневаться в этом может лишь богохульник. А богохульство, если что, карается смертью.
Тот мальчик жил в деревне рядом с Лахором. Та столица называлась Исламабад. Добро пожаловать в Пакистан образца 2016 года; страну, совершающую исламицид.
Я оплакиваю твою участь, Пакистан. Когда-то ты был гордостью и надеждой Южной Азии. Мухаммад Али Джинна сражался, чтобы создать тебя, создать страну, где «мусульмане перестанут быть мусульманами, индуисты перестанут быть индуистами, и все они станут гражданами». Но сегодня суннитские террористы убили бы Джинну лишь за то, что он «еретик» и шиит.
Как и в случае с любыми подлыми бандитами, добивающимися власти путем угроз, каждая победа пакистанской мафии мулл служит им ступенькой наверх. Их определение «богохульства» становится все шире и шире. Когда-то богохульством считалось лишь прямое оскорбление; ныне богохульниками стали все принадлежащие к «еретическим» течения ислама, включая шиитов и ахмади. Богохульством стала даже борьба с педофилией.
Пакистанцы находятся во власти страха. Мафия мулл кажется неуязвимой. Выступить против них означает пойти против Бога. А идущий против Господа, Милосерднейшего, заслуживает смерти. Но, как все мы знаем, «это не имеет никакого отношение к исламу».
Возможно, всё было кончено еще в тот момент, когда прогрессивный лидер Зульфикар Аль Бхутто, отец покойной Беназир Бхутто, прогнулся перед мафией мулл и в 1974 году ввел законы о сектах, объявив ахмади неверными. А возможно конец наступил в 1977 году, когда используя ислам как политический инструмент к власти пришел генерал Мухаммед Зия-уль-Хак, узаконивший средневековые по духу наказания вроде публичной порки.
Быть может, конец наступил в 2007-м, когда джихадист убил бывшего премьер-министра страны Беназир Бхутто.
Быть может, стоило оставить всякую надежду уже в 2011 году, когда губернатор Пенджаба, Салман Тазир, после обвинений в «богохульстве» был застрелен собственным телохранителем.
Или когда в том же году и по тем же причинам был убит министр по делам меньшинств Шахбаз Бхатти.
Быть может, всем нам, еще лелеющим мечту о светском Пакистане, о том, каким он должен был стать, стоит оставить всякую надежду.
Но потом я вспоминаю об этом мальчике. Я вспоминаю о юных «невестах», вспоминаю о женщинах, которым в лицо плескали кислоту, о тех храбрецах — военных и гражданских — которые отдали свою жизнь в борьбе с этим безумием; я вспоминаю о сыне убитого губернатора Салмана Тазира, Шахбазе Тазире, и о сыне бывшего премьер-министра Юсуфа Гилани, Али Хайдера, похищенных террористами с цель выкупа. И внутренности мои скручивает в узел.
И когда я вижу протестующих, зажигающих свечи у Рынка Свободы после каждого теракта; когда я слышу юные голоса пакистанцев, отрицающих экстремизм; когда с фотографии на меня смотрит Малала, и левая часть ее лица парализована — я напоминаю себе: Пакистан зиндабад. Пакистан живет.
Оригинал материала на сайте The Daily Beast