Текст: Пол МакЛири, Foreign Policy. Перевод: Григорий Николаев, «Спутник и Погром»
Узнав, что его сын Аббас собирается уехать воевать в Сирию, 59-летний Ашгар Абъяри пришел в ярость. Но по весьма неожиданным причинам.
Ашгар и 24-летний Аббас, члены добровольческого иранского ополчения Басидж, проходили военную подготовку в надежде присоединиться к корпусу иранских «военных советников», отправляемых Тегераном в Сирию. Иранские военные советники начали работу в Сирии в 2012 году, и с тех пор оказывают поддержку войскам Башара аль-Асада. Семья Абъяри начала готовиться в 2015-м; к тому времени чудовищная гражданская война в Сирии длилась уже пятый год. Затянувшийся конфликт вынудил командира подразделения «Кодс» генерал-майора Кассема Сулеймани начать принимать в ряды советников людей из всех шести ветвей Корпуса Стражей Исламской революции — включая и ополченцев Басидж. Сулеймани все еще оставался командиром корпуса военных советников, но теперь офицеры входящих в Корпус войск начали формировать отряды добровольцев для отправки в Сирию.
Еще в самом начале иранской интервенции Сулеймани постановил, что к отрядам может присоединиться лишь один человек на семью; это должно было минимизировать ущерб. Но для Ашгара это решение обернулось серьезным препятствием. К началу декабря группа, вместе с которой он проходил обучение, уменьшилась в два раза — с 1000 человек до 500. Из этих пяти сотен меньше половины должны были к концу декабря попасть на фронт в районе Алеппо.
Ашгар и Аббас стремились в Сирию из религиозных соображений. Они хотели защитить святыни своей веры: например, мавзолей Худжра ибн-Ади аль-Кинди, спутника пророка Мухаммеда, разоренный в апреле 2013 года повстанцами-суннитами. «Эти люди аморальны, они вообще не люди, — сказал мне Ашгар. — В тот момент мы поняли, что они будут разрушать и другие святыни, и исламские, и христианские. И мы поняли, что если мы не защитим эти святыни, в опасности окажутся все, а эти люди создадут государство, которое начнет распространять эту заразу по всему миру».
Ашгар, ветеран ирано-иракской войны, попробовал убедить своего сына уехать в другую провинцию Ирана и проходить подготовку там. Он думал, что это позволит и ему, и его сыну обойти правило «один человек на семью». Но Аббас не внял просьбам отца. В конце декабря (мои источники в Корпусе отказались назвать точные даты из соображений безопасности) он вместе со своим отрядом отправился на фронт, где присоединился к войскам Асада в их попытках отбить деревни вокруг Алеппо — Хан-Туман, Нубболь и Захру. Последние две деревни населены шиитами и расположены на северо-западе от Алеппо, к тому времени уже три с половиной года находившегося в осаде.
В тяжелом бою у Хан-Туман 10 января Аббас был ранен. Импровизированная санитарная машина отправилась на фронт и забрала его и еще нескольких раненых бойцов. Но на пути в полевой госпиталь «скорая» попала под ракетный удар. Аббас и остальные пассажиры погибли мгновенно; еще несколько имен в списке сотен иранцев, погибших в Сирии.
Кампания по взятию Алеппо длится до сих пор; войска Асада во многом полагаются на подкрепления и поддержку со стороны своих иранских союзников. Начиная с 3 февраля асадовцы — при поддержке российских войск, иранского Корпуса и проиранских ополчений — сумели отбить пригороды Алеппо. Вашингтон и Москва ведут переговоры о поддержании перемирия, но результат еще неизвестен. Иран обвиняет повстанцев в том, что пользуясь перемирием они вновь заняли Хан-Туман — то поселение, где в январе погиб Аббас. Джейш аль-Фатх, альянс повстанческих группировок, куда входит и Фронт ан-Нусра, отделение Аль-Каиды в Сирии, убил по меньшей мере 13 иранских военных советников, а в бою за Хан-Туман взял в плен еще пятерых или шестерых иранцев.
Сирийские беженцы из Алеппо на границе с Турцией, 6 февраля 2017 г.
В то же время правительство Сирии пообещало занять контролируемую повстанцами восточную часть Алеппо. Иран же грозит отомстить за Хан-Туман.
Война, длящаяся уже шестой год, дорого обошлась сирийской армии — по некоторым данным, ее численность с начала войны снизилась вдвое. Конфликт продолжается; роль Ирана увеличивается.
Поначалу Тегеран оказывал сирийской армии лишь помощь в стратегическом планировании; сегодня иранские специалисты вплотную занимаются планированием отдельных сражений. Вышедший в отставку генерал КСИР, говоривший с нами на условиях полной анонимности, утверждает, что в начале войны Иран посылал на помощь сирийской армии «стратегических советников». Но по мере развития конфликта Тегеран перешел к заброске «тактических» специалистов.
По словам 41-летнего офицера Басидж Хаджа Мехди, командующего отрядом, в котором служил Аббас, несмотря на потери, в добровольцах недостатка нет. В последнем бою у Алеппо Мехди командовал отрядом из 230 человек самого разного возраста — от 21 до 60 лет. Бывая в увольнении в Тегеране, Хадж часто просыпается и видит очередь у входа в дом. В очереди стоят те, кто надеется записаться добровольцем. Родственники, друзья и знакомые Мехди постоянно просят его помочь им попасть на войну. Однажды к нему даже пришел отец одноклассницы его дочери — узнав, что Мехди занимается поиском добровольцев, он пытался записаться в отряд.
У Мехди часто нет выбора — ему приходится отказывать большинству желающих ехать в Сирию. Согласно приказу Высшего руководителя Ирана аятоллы Али Хаменеи, офицеры КСИР обязаны отбирать среди добровольцев лишь самых тренированных и опытных бойцов, обладающих специальными навыками. По словам Мехди, если бы приказ об ограничении численности иранских войск в Сирии был отменен, бойцы Басидж и КСИР «записывались бы миллионами».
«КСИР вынужден иметь дело с сотнями тысяч добровольцев, и все они хотят защитить святыни и помочь угнетенным, — говорит вышедший в отставку генерал Корпуса. — Командиры „Кодс“ стараются из этих сотен тысяч отобрать самых лучших, людей, способных понять новые тактические концепции, нужные на этой войне».
Не все иранцы, не попавшие в войска, отказались от своих планов. Многие присоединились к добровольческим ополчениям, появившимся еще в самом начале сирийского конфликта. Эти люди, правоверные шииты, взыскующие мученичества, желают участвовать в войне, которую они считают своим религиозным долгом. Как и Аббас, они уверены, что все не-сунниты Сирии стоят на грани физического уничтожения. Видя в новостях и социальных медиа разрушенные святыни, мечети и церкви, они полагают, что их святыни, особенно мечеть Саида Зейнаб, погибнут, оказавшись в руках повстанцев. Эти люди готовы пожертвовать собой ради защиты своих храмов и помощи угнетенным сирийцам.
Мечеть Саида Зей-наб, шиитская святыня на окраине Дамаска
Хоссейн, 30-летний солдат Басидж из Тегерана — один из таких добровольцев. Имея за плечами военную подготовку, он все равно не смог присоединиться к корпусу военных советников. Вместо этого он отвоевал несколько сроков в Сирии в составе различных ополчений, включая Бригаду Фатемийюн, состоящую по большей части из афганских добровольцев, и пакистанский добровольческий отряд Зейнабийюн. Бригада Фатемийюн участвовала в сирийской войне начиная с 2012 года, но среди высшего руководства отряда есть люди, давно связанные с КСИР. Первый командир Фатемийюн, Али Реза Тавассоли (родился в 1962 году в Афганистане, погиб в феврале 2015-го в Даръа, Сирия), сражался плечом к плечу с солдатами КСИР, участвуя вместе с отрядом афганских добровольцев-шиитов в Ирано-иракской войне.
Хоссейн, присоединившийся к Фатемийюн в 2014 году, говорит, что последовал примеру Мостафы Садри-заде, своего друга детства. Садри-заде, 29-летний спасатель из южного Тегерана, в 2013-м пытался вступить в «Кодс», но из-за недостатка военного опыта получил отказ — и, не желая расставаться со своей мечтой о джихаде, отправился в Мешхед, город, где расположен Мавзолей Имама Резы, одного из 12 имамов, которых шииты считают духовными и политическими наследниками пророка Мухаммеда. В Мешхеде Садри-заде раздобыл афганский паспорт и присоединился к Бригаде Фатемийюн, где дослужился до командира батальона Аммар. Мостафа стал известен под псевдонимом Саййед Ибрагим. Он сражался еще два года и погиб под Алеппо 22 октября 2015 года.
Генерал-майор Сулеймани позже произнес речь на смерть Садри-заде, воспевающую его храбрость, и в частности удивился тому, что солдат, получивший отказ от КСИР, столь героически показал себя на поле боя. Обращаясь к бойцам, Сулеймани рассказал, как однажды в Дейр аль-Адасе услышал по рации «сильный, мужественный голос» одного из командиров Фатемийюн, говорившего с сильным тегеранским акцентом. «Я спросил, кто этот тегеранец, что сражается в Бригаде Фатемийюн?» — рассказал Сулеймани. Один из офицеров КСИР ответил, что это Саййед Ибрагим.
На следующее утро, когда на позиции прибыли бойцы Фатемийюн, Сулеймани спросил у давешнего офицера, кто из прибывших — Саййед Ибрагим. «Он сказал: „Вот этот“. И я посмотрел на него, и увидел, что он был худ, хрупок и очень молод, — вспоминает Сулеймани. — Я сказал ему: „По голосу я думал, что увижу большого, сильного человека“. Но он был такой молодой, а на лице его лежала печать одухотворенности… Знайте, что этот молодой человек, получив отказ от нашего государства, отправился в Мешхед, где под видом афганца присоединился к Фатемийюн… В Тегеране множество людей, подобных Саййеду Ибрагиму, но разница между ними и им заключается в том, что он пошел по пути джихада».
То, что Садри-заде заметил Сулеймани — неудивительно. Хотя КСИР и настаивает на том, что ополчения действуют независимо от него, по словам вернувшихся иранских солдат и аналитиков, добровольческие отряды в Сирии часто идут в бой под командованием иранских офицеров.
Я встретился с Хоссейном в Иране после того, как он вернулся домой после трех месяцев боев в составе Фатемийюн. Он рассказал мне, что в бою за Нубболь в январе этого года он и его товарищи соединились с отрядом Басидж под командованием Хаджа Мехди для прорыва фронта. Хоссейн утверждал, что секрет успеха добровольческих отрядов заключается в их гибкости, мобильности и отсутствии жесткой структуры командования. «Это не классическая война, после которой я мог бы сказать, что служил под командованием какого-то определенного человека. Иногда нас было всего шестеро, иногда — 250, однажды даже 400. На каждом задании — не то чтобы это были классические военные задания — мы размещались в определенной зоне. Кто пришел туда — становился частью нашей группы», — рассказывает Хоссейн.
Сирийская армия и добровольческие подразделения отбивают Нубболь
Хадж Мехди признал, что иранские советники действительно принимают командование различными ополчениями, защищающими сирийский режим; по его словам, это связано с тем, что иранцы куда более опытны. «Ни иракцы, ни пакистанцы, ни афганцы, ни даже [ливанская] Хезболла (хотя бойцы Хезболлы опытнее остальных) не имеют опыта прорыва фронтов, — говорит Мехди. — Если бы иранцы не присоединились к войне, все эти группы не играли бы никакой важной роли».
Рассказы иранских ветеранов сирийской войны подтверждают соображения, высказанные в отчете Проекта по изучению критических угроз при Американском институте предпринимательства, консервативной аналитической организации, расположенной в Вашингтоне. Изучив отчеты о потерях Ирана в Сирии, аналитики предположили, что КСИР размещает на поле боя маленькие отряды, которые выходят на соединение и принимают командование мультинациональными ополчениями. «Если КСИР действительно отточил этот прием, это значит, что Корпус получил возможность развертывать малые отряды на иностранных театрах боевых действий и добиваться непропорционально больших результатов, — гласит отчет. — Это означает, что Иран расширил свой инструментарий воздействия на иностранные военные конфликты».
Американские чиновники утверждают, что участие КСИР и поддерживаемых Ираном ополчений лишь обостряет сирийский конфликт. «Как уже было сказано ранее, поддержка, которую режиму Асада оказывал и продолжает оказывать Иран, позволила сирийскому правительству избежать участия в конструктивных переговорах об окончании конфликта. Вместо того чтобы помочь сирийскому народу объединиться в борьбе с экстремизмом и Исламским государством, Иран продолжает поддерживать режим, угнетающий сирийцев, что только подстегивает рост экстремизма», — заявил пресс-секретарь Госдепартамента США.
Но жертвы, принесенные Ираном в сирийской войне, растут. Согласно отчету, опубликованному 2 мая независимыми консультантами из Levantine Group, с сентября 2015 года в сирийской войне погибло 280 военнослужащих Ирана. Мало того, в отчете утверждается, что за последние шесть месяцев Иран потерял больше людей, чем за два предыдущих года сирийского конфликта. Согласно некоторым сообщениям, всего с начала участия иранских военных советников в сирийской войне (2012 год) погибло до семи сотен граждан Ирана.
Отряд Басидж под командованием Хаджа Мехди оказался в числе тех, кому контрнаступление обошлось очень дорого. За два месяца боев у Алеппо Мехди потерял почти треть своего отряда — 13 человек. Еще 55 были ранены. Сам Мехди был ранен в ногу, но неопасно. Сейчас он в увольнении в Тегеране; ухаживает за женой, которая ведет собственную войну — с раком.
Алеппо
Несмотря на всю кровь, пролитую иранцами в Сирии, Хадж Мехди настаивает, что Тегеран не колеблется в своей поддержке режима Асада. По его словам, главная причина военного вмешательства в сирийский конфликт со стороны Ирана — необходимость защитить святыни, в особенности мечеть Саида Зейнаб, посвященную сестре имама Хуссейна, почитаемого шиитами. Действительно, иранские солдаты, принявшие мученическую смерть в Сирии, в официальных иранских медиа именуются «защитниками святыни Саида Зейнаб» в независимости от того, где именно они погибли.
Мехди вспоминает, что все его бойцы, погибшие в Сирии, отправились на войну из религиозных соображений. По его словам, они мечтали о титуле мучеников, погибших ради защиты угнетенных.
Мортеза Карими, 34-летний младший офицер Басидж из южного Тегерана, признался Мехди, что он хотел бы принять ту же мученическую смерть, что и Али аль-Акбар, старший сын имама Хуссейна, чье тело было порублено на куски в битве при Кербеле, произошедшей в 680 году от Рождества Христова. В этой битве имам Хуссейн и его последователи приняли мученическую смерть, после чего им, мертвым, отсекли головы.
«Я сказал ему, что это безумие — они же там из автоматов в нас стреляют. Тебя никто на куски рубить не будет», — вспоминает Мехди.
Карими был ранен в боях при Хан-Тумане. Его подобрала санитарная машина, попавшая под ракетный удар. Тело Карими разорвало на части — как он и мечтал.
Мехди рассказывал, что его люди так хотели принять мученическую смерть, что часто спорили о том, кто отправится на более рискованное задание. «Такое чувство, что они не понимали, что такое страх», — говорит он.
Во время боя под Хан-Туманом Мехди приказал 20 бойцам под плотным огнем противника выдвинуться на километр вперед и прорвать фронт, но добровольцами вызвались несколько десятков человек. «Я им приказывал, даже угрожал, каждому, требовал, чтобы они вернулись назад», — вспоминает он. В конце концов он сдался, и приказал 40 самым упорным бойцам начать наступление.
Аббас и его отец, Ашгар Абъяри, показали то же упорство в попытках получить место в отряде. После смерти Аббаса и возвращения в Иран Мехди боялся отвечать на звонки Ашгара. Ему было стыдно признаваться в том, что он не сумел отбить тело Аббаса. Но однажды, набирая на телефоне сообщение, он случайно ответил на звонок Ашгара.
«Ты что, думаешь, я про тело сына хочу с тобой говорить? Клянусь Господом, мне оно не нужно, — сказал ему Ашгар. — Я просто хотел сказать, что раз Аббас больше не в твоем отряде, я наконец могу поехать в Сирию».
Оригинал материала на сайте Foreign Policy
