Текст: Питер Уилсон, Foreign Policy. Перевод: Григорий Николаев, «Спутник и Погром»
Последние четыре года вопрос оставался неизменным. Я слышал его, стоя в длинной очереди за хлебом или туалетной бумагой, или в беседах с иммиграционными чиновниками, продлевающими мне вид на жительство.
Полицейские задавали мне этот вопрос, проверяя документы. Тот же вопрос задала мне женщина в почтовом отделении.
«Вы же можете покинуть этот дурдом; почему вы не уезжаете?» Я либо смеялся, либо улыбался и отвечал: «Мне нравятся люди; погода; еда; музыка; танцы; культура», — таковы были мои стандартные ответы. Если спрашивающий продолжал интересоваться, я иногда добавлял, что купил дом в 80 минутах езды от Каракаса и влюбился в поселок, где дом стоит, и виды, которые из него открываются. Или я отвечал, что обожаю вставать по утрам под крики обезьян и мягкое покряхтывание изумрудно-зеленых туканов. Люди всегда поражались, узнав, что я сам выращиваю кофе, фрукты и овощи. Еще они поражались, узнав, что английский я выучил в двух бесплатных школах и участвовал во многих социальных экспериментах покойного Уго Чавеса по обузданию нищеты и созданию более справедливого общества.
Но прожив здесь 24 года, в прошлом месяце я наконец решил сделать то, что мне так советовали сделать местные жители: покинуть Венесуэлу. Пожалуй, это было самое трудное решение в моей жизни — несмотря на волну грабежей в моей деревне и дефицит еды, лекарств и запчастей.
Иногда мне казалось, что в стране однажды останемся только мы с президентом Николасом Мадуро — с момента вступления Чавеса в должность в 1999 году Венесуэлу в поисках лучшей жизни покинуло полтора миллиона жителей. И этот исход все не кончается. Мало того, вероятно, дальше дело пойдёт только хуже.
Венесуэла стоит на краю политического кризиса, который может окончиться вооруженным конфликтом, схожим с гражданской войной в Колумбии. Вероятность подобного исхода выросла на прошлой неделе, когда суд заблокировал проведение кампании за отставку Мадуро, возглавляемую оппозицией. На эту неделю запланированы акции протеста и митинги — от Мадуро требуют покинуть пост президента. Но на его стороне государственный аппарат, высшие армейские и полицейские чины; свергнуть его будет нелегко, хоть опросы общественного мнения и показывают, что 80% 30-миллионного населения страны желают его отставки.
Даже покинь Мадуро свой пост, Венесуэле понадобятся годы для того, чтобы оправиться от ущерба, нанесенного стране социалистической революцией, начатой Чавесом и продолженной Мадуро. Экономика лежит в руинах; виной тому массовая экспроприация в деловых и индустриальных сферах. В результате 12 лет жесткого контроля над ценами и курсом валют, государственных раздач и повсеместной коррупции Венесуэла обнищала.
Согласно прогнозам МВФ, экономика Венесуэлы в этом году сократится на 10%; в прошлом году она сократилась на 6,2%. Четвертый год инфляция в стране остается высочайшей в мире — по прогнозам МВФ, в 2016 году она достигнет 480%; некоторые пророчат еще большие цифры. По официальному курсу, за один доллар дают 10 боливаров; на черном рынке доллар стоит более 1200 боливаров. И несмотря на все уверения правительства, экономика Венесуэлы фактически перешла на доллар.
Я приехал сюда в 1992 году, когда Венесуэла — одна из самых богатых нефтью стран в мире — была в числе богатейших стран Латинской Америки. Сегодня минимальная месячная заработная плата составляет менее $20 (если считать по курсу черного рынка); это меньше, чем на Гаити. Показатели абсолютной нищеты и младенческой смертности (которые начали было уменьшаться в первые годы правления Чавеса) вновь растут. Нефтедобыча сократилась почти на 25% после того, как Чавес выступил против работы иностранных компаний в энергетическом секторе; Чавес практически разорил государственную нефтедобывающую компанию, выбивая из нее деньги на свои социальные инициативы и политические схемы. Сегодня компания предупреждает от грядущем дефолте по своим облигациям. После национализации государственная сталелитейная компания сократила производство на 70%. Энергосеть, ныне находящееся под государственным контролем, страдает от постоянных перебоев с энергоснабжением. Венесуэла, страна, когда-то экспортировавшая электроэнергию в Бразилию и Колумбию, в этом году ввела ограничения на подачу электричества.
Пищевая индустрия рухнула. В деревне, где я живу, у людей нет семян, удобрений и пестицидов. Несколько лет назад правительство взяло под контроль крупнейшую агрокомпанию страны, обещая, что Венесуэла выйдет на самообеспечение. Результат оказался ровно противоположным. Сегодня венесуэльцы стоят в очередях за хлебом, рисом, макаронами и сахаром; покупатели занимают места в очереди еще ночью, надеясь, что продукты все же появятся в продаже.
Моя деревня тоже голодает. Соседи проявили чудеса изобретательности, перейдя на «диету Мадуро». Вместо кукурузной муки они делают тесто из зеленых бананов и корней юкки, а потом пекут из него лепешки-арепас. Вместо говядины и курицы они едят то, что удается добыть в лесу: опоссумов, ленивцев, дикобразов, кинкажу, обезьян и чачалак.
Несколько человек в деревне создали бесплатную кухню для самых бедных — мы просим наших иностранных друзей жертвовать деньги на продукты питания. Всего через несколько дней работы мы начали кормить 90 человек — хотя ожидали, что нуждаться в еде будут не более 30. И все равно еды на всех не хватило: один старик уже умер от голода. Люди начали есть пасту, сделанную из куриных потрохов и костей, которой раньше кормили бродячих собак. По их словам, если в нее добавить немного лука и риса, пасту вполне можно есть.
Лекарства практически невозможно достать. Аспирин теперь роскошь; диабетикам, раковым больным и страдающим от высокого давления не повезло. Государственная система здравоохранения (которую Чавес обещал сделать лучшей в регионе) почти мертва. Нуждающиеся в операциях вынуждены месяцами ждать своей очереди — а сами операции стоят астрономических денег.
Чавес обещал народную революцию, лучшую форму демократии. Сегодня Венесуэла — страна политических репрессий. В правление Чавеса государственные органы — начиная с судов и заканчивая армией — потеряли любую форму автономии. Все они стали придатками боливарианской социалистической революции. При Чавесе Верховный Суд, начинающий свое заседание с дифирамбов в адрес президента, не вызывал удивления. Точно так же глава Национальной избирательной комиссии, пришедший на похороны Чавеса в 2013 году с повязкой политического движения президента на руке, никого не шокировал.
Сегодня тюрьмы Венесуэлы забиты политически заключенными; людей сажают в камеру просто за взгляды и оппозиционность. Против них выдвигают совершенно надуманные обвинения; многие еще ждут суда. Политические репрессии продолжаются: Мадуро и присные сгоняют оппозиционных мэров с постов, обвиняя их в коррупции. И при этом, хоть государство и обладает достаточной силой, чтобы арестовывать своих противников, преступность в стране процветает.
В этом году из 30 миллионов населения Венесуэлы жертвами убийств станут 30 тыс. человек. В 92% случаев их убийц не найдут. Сравните: в США в год жертвами убийств станут 13000 человек — но население США в 11 раз больше населения Венесуэлы. Каракас, столица страны, занимает первое место в мире по уровню убийств. Еще семь венесуэльских городов входят в список 50 самых опасных городов мира.
Частично в ситуации можно винить разрушение общественных норм. Многие молодые венесуэльцы не видят для себя никакого будущего; преступный мир дает им единственный шанс вырваться из нищеты и хоть чего-то добиться. Правительство лишь усугубило ситуацию. После неудачной попытки переворота в 2002 году Чавес взялся за полицию, поставив ее под контроль центра и уволив множество опытных сотрудников. Чавес также вооружил своих сторонников, создав личную армию и позволив оружию попасть в руки плохих парней.
В моей деревне живет 2000 человек — и мы всё почувствовали на своей шкуре. Я думал, что у нас все неплохо, пока не подсчитал количество погибших. За 10 лет, что я живу в Тасайере, произошло по крайней мере 6 убийств, три похищения (я считаю те похищения, где жертва удерживалась более суток) и более 50 вооруженных грабежей. Четыре наших общественных джипа, на которых мы ездили по горной дороге в город, были угнаны один за одним. Два джипа так и не нашлись; один обнаружили в таком состоянии, что его пришлось сдать на металлолом. Последняя машина удерживается полицией уже год несмотря на то, что угонщиков отпустили за взятку всего через несколько дней после ареста.
Мои соседи умоляли полицию хоть что-нибудь сделать. Те отвечали, что у них недостаточно средств. Однажды соседи поймали двух преступников с поличным и уже собрались было их линчевать, но наиболее благоразумные посоветовали вызвать полицию. Когда полицейские прибыли на место (через несколько часов после вызова), первым делом они спросили местных жителей, почему те не закончили начатое — тем более что полиция специально задержалась в пути.
Мои соседи — к сожалению, теперь бывшие — терпеливы. Мы все надеялись, что в Венесуэле станет лучше. Мы не думали, что может быть хуже. Мы успокаивали себя, думая, что уже на дне, что некуда идти, кроме как вверх. В конце концов, хуже быть не может, да? Каждый раз мы ошибались.
В декабре 2015-го меня, как и многих других, похитили. Несколько часов меня держали под прицелом, обсуждая, за что можно получить больше денег — за меня или мою машину. В конце концов похитители решили, что за машину я заплачу больше, чем мои соседи заплатят за меня. В тот момент я понял, что скоро покину страну. Я старался смотреть на вещи оптимистично, но не видел никаких способов улучшить ситуацию. Я, репортер и учитель на полставки, ничем не мог помочь стране.
Мадуро и его сторонники отказываются признавать, что они в меньшинстве, что именно их правительство и их решения привели к одной из самых серьезных экономических катастроф за последние годы. Они не собираются делиться властью с большинством жителей страны, они не собираются принимать политические меры, которые могли бы удержать страну на плаву. Вместо этого они затыкают оппозиции рот и делают все, чтобы остаться у власти; они сажают протестующих и заручаются поддержкой со стороны вооруженных банд и наркомафии.
Боюсь, что политический кризис в Венесуэле закончится кровью. Погибнут многие невинные люди — и я покинул страну, не желая оказаться в их числе. Но к сожалению ни мои соседи, ни мои друзья, ни большая часть венесуэльцев не сможет последовать моему примеру.
Оригинал материала на сайте Foreign Policy
