Первый президент Индонезии, Сукарно, правил страной 22 года, считая себя мастером «управляемой демократии». Основу режима Сукарно составлял так называемый Nasacom — Национализм, Ислам, Коммунизм, сочетание несочетаемого: поддержки армии, исламского духовенства и коммунистической партии Индонезии. К 1965-ому году «управляемая демократия» стала потихоньку становиться неуправляемой из-за усиливавшегося влияния коммунистов, проникших во все структуры индонезийского общества и медленно, но верно перехватывавших рычаги управления у армии. 1 октября 1965-го в Индонезии случилась неудачная попытка переворота, организованная движением 30 сентября, начавшим переворот с похищения и убийства 6 армейских генералов. Поняв, что это главный шанс в их жизни, индонезийские военные под предводительством Сухарто объявили «30 сентября» коммунистическим заговором, отстранили Сукарно от власти и начали массовые чистки коммунистов, перебив до миллиона человек, еще несколько миллионов посадив и уморив уже в тюрьмах. Волна абсолютно беспощадного геноцида прокатилась по всем районам страны, причем убийства в основном осуществляли не военные, а местные преступные группировки, действовавшие под военным покровительством. Гангстеры резали не только возможных коммунистов, но и простых граждан, отказывавшихся платить из за защиту, страна погрузилась в кровавый хаос…
Из этого хаоса возник Новый Порядок, политический режим, продолжающийся в Индонезии до сих пор. Гангстерские группировки превратились в полувоенную молодежную организацию Пемуда Панкасила (что-то вроде комсомола, основой идентичности которого является участие в массовых убийствах и готовность эти убийства повторить в любой момент), уголовники стали национальными героями, а геноцид трансформировался в «вытесняемую память», которую коллективное индонезийское бессознательное старается забыть, вместо того, чтобы начать честный и откровенный разговор о своем прошлом.
Что-то это все напоминает… Нет, не нацистскую Германию — немцам пришлось встретиться со своим черным прошлом, а Советский Союз и выросшую из него Российскую Федерацию, где со слезами на глазах чествуют товарища Сталина. СТРАНА НЕПОКАЯВШИХСЯ ПАЛАЧЕЙ.
В 2005 году Джошуа Оппенгеймер начал съемки «Процесса убийства», документального фильма об индонезийских палачах. В нем нет никакого политического и даже исторического подтекста, Оппенгеймера интересовала лишь психология НЕПОКАЯВШИХСЯ ПАЛАЧЕЙ, всех этих «рыцарей революции», лично убивших, по их словам, по 1000 человек, а затем на старости лет гордо выступающих на местных аналогах Селигеров, «Я, детишки, в ваши годы вот чем занимался…» Оппенгеймер предложил парочке из них, особо гордых своими преступлениями, снять фильм об их героической юности — что палачи восприняли с радостью, поскольку до массовых убийств они были кино-гангстерами, спекулировавшими левыми билетами в кино и, фактически, жившими Голливудом. По их словам, во время массовых казней они периодически пытались воспроизвести ту или иную сцену из голливудских боевиков 60-ых, выходя после очередного киносеанса, насвистывая мелодию из титров только что просмотренного фильма, и неспешно направляясь в свой офис неподалеку, где пытали, убивали, насиловали и снова пытали.
Оппенгеймеру удалось снять одно из самых сюрреалистичных зрелищ, которые вы когда-либо видели. Бодрый дедушка и его подручный-толстяк с радостью демонстрируют изобретенный ими способ удавливания человека леской («Так меньше крови»), режиссируют сцену, воссоздающую их карательную атаку на деревушку коммунистов в джунглях, пуская слюни, рассказывают о массовых изнасилованиях, и, переодевшись в костюмы, на камеру («Наконец-то мы попали в фильм!») воссоздают сцены допросов и пыток. Все это в какой-то момент начинает казаться художественной постановкой («Ну не могут же они так откровенно! Ну совесть же должна быть!»), пока Оппенгеймер не показывает врезку передачи местного индонезийского ТВ, где наши герои в униформе Пемуды Панксилы учат молодежь добру, а затем выступают на огромном собрании этой организации, рассказывая, как резали коммунистов. Окончательно реальность едет, когда один из палачей предлагает экранизировать свои кошмары — и фильм превращается в безумный сююреалистический мюзикл-бурлеск, с кокетливо стонущем на кровати стариком-убийцей. Перелом наступает, когда Оппенгеймер предлагает палачам попробовать себя в роли жертв — и тут до них начинает постепенно доходить, что они делали и каково было людям.
Заканчивается все психическим срывом палача и попыткой раскаяния — личной попыткой, как общество Нового Порядка Индонезия не то, что не собирается каяться перед миллионами потомков убитых, но хотя бы начинать сам разговор, саму возможность разговора о том, что массовые убийства — немножко нехорошо.
За счет максимального акцента на психологии убийц, вы в какой-то момент начинаете видеть не Индонезию с ее местными индонезийскими проблемами, а нашу родную Россию с довольными, сытыми и упитанными КГБ-дедушками, с полным спокойствием души рассуждающих о «врагах народа». Меня всегда занимал этот вопрос «Даже по официальным данным, миллион расстрелянных — это же ужасно. Ну как после этого можно вешать в кабинетах портреты Дзержинского, славить Сталина и всерьез рассуждать про «и правильно стрелял»? Оппенгеймер, показывая нам безрефлексивных азиатских тараканов, заменивших все сомнения государственным мифом, убравшим из своей психики саму возможность сомневаться, показывает как. В деталях, в подробностях, на два с лишним часа, какого скотства достигает страна, отказавшаяся говорить о своем прошлом.
Показывает КГБ-дедушку, который, улыбаясь в камеру, упирается ногами в стол, и тянет, тянет привязанную к леске деревяшку, удавливая очередного то ли коммуниста, то ли отказавшегося платить дань торговца. Вся нынешняя путинская Эрефия — это страна лучезарных КГБ-дедушек и их внуков, с очаровательными улыбками в эфире федеральных телеканалов демонстрирующих леску и деревяшку, искренне не понимая, почему они смотрятся даже не животными, а насекомыми.
До индонезийского палача после смены роли на жертву наконец ДОШЛО. Дойдет ли когда-нибудь до путиных и их бесчисленного выводка с портретами Дзержинского — большой, больной и страшный вопрос. Никакого «особого русского пути» в гордости геноцидом своего народа нет. Это не «особый русский путь».
Это — типичная Азия.
Обязательно посмотрите «Процесс убийства».
