S&P: В советской и постсоветской армейской культуре есть характерное явление: «я бы да, но нет приказа». Выражаясь политкорректно, советский офицер не интересуется политикой и безусловно покорен ближайшему начальнику. Выражаясь неполиткорректно, советский офицер позволяет власти вытирать о себя ноги — от нищенской жизни и олигархического позора первой Чечни в 90-е до принудительной остановки танков перед пустым Мариуполем в 10-е (ради, напомним, прибылей украинского олигарха Ахметова). Это почему-то трактуется как «офицерская честь», хотя на самом деле честь, и особенно офицерская — она совсем про другое.
В японской армейской культуре (это у японцев, известных своим групповым мышлением и коллективизмом) ещё со времён средневековой междоусобицы есть такое явление, как «гэкокудзё» («низший управляет высшим», по сути — специальный термин для действий в обход субординации). В эпоху Сэнгоку это означало, что если феодал будет зевать, его свергнут вассалы. В 30-е годы XX века это значило, что если очень хочется, то можно действовать без приказа («наш приказ — японский национализм»). Дальше — ваш упоительный текст о том, как ультраправые радикалы убивали за императора (под яростные протесты самого императора), не дожидаясь завершения многоходовочки.
Национализм по-самурайски
Впервые японские националисты заявили о себе в середине ХIХ века, на закате эпохи Эдо — на фоне роста влияния враждебной сегунату императорской фракции и недовольства (особенно в самурайской среде) так называемыми «неравноправными договорами» — торговыми соглашениями, которые сёгунат подписывал с США и европейскими странами и которые резко ухудшили положение множества японцев.
Падение токугавского сёгуната и восстановление императорской власти (Революция Мэйдзи, 1868 год) способствовало дальнейшему распространению идей правого толка. В правящих кругах тоже преобладали ультранационалистические настроения. В связи с характером Революции Мэйдзи демократические институты в конце ХIХ и начале ХХ века были развиты слабо — по крайней мере по сравнению с демократиями того времени. По сути Япония представляла собой модернизированную абсолютную монархию с танками и истребителями (по конституции 1889 года император обладал неограниченной властью, ему приписывалось божественное происхождение). Вместе с императором политику государства определяли так называемые «гэнро» — представители прежних приближенных ко двору феодальных кланов, Тайный совет (при императоре), министерство императорского двора, кабинет министров (формировался императором) и, наконец, военная верхушка (костяк которой состоял из формально ликвидированного самурайского сословия). Учитывая прямую связь японского национализма с синтоизмом и культом императора (тенноизмом), после Революции Мэйдзи и вплоть до окончания Второй мировой войны японский национализм оказался в беспрецедентно выгодных для себя условиях: его исповедовала, культивировала и вдохновляла действующая власть.
Кроме того, носителями ультраправых идей были выходцы из самурайской среды, обладатели японского националистического «духа Ямато», не нашедшие себе места в новой, постреволюционной структуре общества и видевшие единственную реальную перспективу в войнах — экспансия предполагала славу, обогащение, организацию администрации на новых территориях и тому подобные вещи.
Всё это плюс явное промышленное и техническое превосходство Японии над азиатскими соседями, активная и успешная силовая экспансия (Россия, Китай, Корея, Тайвань, тихоокеанские колонии Германии), плюс серьезные экономические проблемы, вызванные общемировым кризисом и внутренними хозяйственными факторами — японский правый радикализм просто не мог не расцвести. Первая треть XX века в Японии — это время взрывного роста националистических организаций. И правого террора, захлестнувшего страну в 30-х годах XX века.
Кровь, сакура, драконы и ронины
Большинство членов ультраправых организаций были кадровыми офицерами армии и флота. Они, как писалось выше, происходили из самурайской среды — чтили кодекс самурайской чести «Бусидо» («Путь воина») и исповедовали тэнноизм (культ японского императора).
Но военными дело не ограничивалось: в ультраправые группировки входили полицейские, чиновники и даже представители монархической бюрократии. Финансовую подпитку обеспечивали представители крупного капитала, так называемых «дзайбацу» (своего рода мегакорпораций, мощных кланов, контролирующих промышленные и банковские структуры). Благодаря сочувствию (а иногда и открытой поддержке) со стороны силовиков и власти правые группировки росли и крепли впечатляющими темпами. К началу 30-х боевой актив ультраправых обществ, разбросанных по все стране, достигал 600 тысяч человек.
Изучать их названия — одновременно лингвистическое и эстетическое удовольствие. Одна из самых известных организаций (основана выходцами из самурайского сословия еще в 1881 году, дала начала многим другим подобным структурам) — «Гэнъёся» («Общество черного океана»). Идеология ее базировалась на трех «великих идеях»: «уважении, любви и лояльности к Императору и его семье»; «глубоком чувстве любви к нации»; «защите прав простых японцев». Участники «Гэнъёся» выступали за активную милитаризацию страны и внешнеполитическую экспансию — захват русского Дальнего Востока, Китая и Кореи. Члены «Гэнъёся» были тесно связаны с военными и чиновниками (например, с ними поддерживал связь повешенный по приговору Токийского трибунала политик Коки Хирота), с «дзайбацу» и с криминальными кланами («якудза»), с придворной бюрократией. Таким образом, «Гэнъёся» оказывала вполне реальное влияние на японскую политику.
Деятели «Гэнъёся» стояли у истоков «Кокурюкай» — появившегося еще в начале века «Общества черного дракона» (оно же «Амурский союз»). Группа была названа в честь реки Амур, которая на китайском и японском языках обозначается двумя иероглифами — «черный» и «дракон». Задачей организации было не допустить русских на территории южнее Амура и обеспечить господство японцев в Восточной Азии.
«Гэнъёся» стала предтечей для таких ультраправых организаций, как «Ронинкай» («Общество Ронинов»), «Дай Ниппон Сэйанто» («Великояпонская производственная партия»), «Дайтодзюку» («Великая восточная школа»).
Влиятельные действующие политики, военные и предприниматели входили в появившуюся в 1919 году организацию «Дай ниппон кокусуйкай» («Великояпонское Общество государственной сущности»). В 1925 году была создана активная в рабочей среде группировка «Дай ниппон сэйгидан» («Великояпонское общество справедливости»). Высшую бюрократию, генералитет и представителей дзайбацу объединяла откровенно фашистская организация «Кокухонся» («Общество государственных основ»), которую в 1924 году создал Киитиро Хиранума — будущий председатель Тайного совета при императоре Японии, премьер-министр и военный преступник, приговоренный Токийским трибуналом к пожизненному заключению. В 1925 году появилась ультранационалистическая и яро антисоветская организация национал-социалистического толка — «Кэнкокукай» («Общество строительства государства»); в 1928 году возникла группировка «Айкокуся» («Патриотическое общество»), занимавшаяся, в частности, антикоммунистической агитацией в университетах и вербовкой сторонников среди сельской молодежи; в 1931-м появилась боевая группа националистов «Айкёдзюку» («Школа любви к родине»), формально созданная для просвещения на селе.
Помимо ультраправых организаций с участием бюрократии и представителей «дзайбацу» существовала и масса откровенно фашистских офицерских организаций: например, террористическая «Кэцумэйдан» («Кровное братство»); образованное действующими старшими офицерами армии тайное ультранационалистическое общество «Сакуракай» («Общество Сакуры»), выступавшее за диктатуру императора Хирохито и упразднение политических партий; «Ниппон кодокай» («Общество императорского пути»), организация «Мэйринкай» («Общество высокой морали»).
Продолжать перечисление ультраправых организаций, в названиях которых сплошь и рядом фигурируют слова «мораль», «справедливость» и «любовь», можно очень долго. И хотя по отдельности все эти группы были в основном немногочисленны — за исключением нескольких общенационально-принудительных типа «Гундзинкай» («Общество резервистов Императорской армии») или «Сэйнэндан» («Общество молодежи»), ультраправые имели множество высокопоставленных друзей, и к началу 30-х пользовались огромным влиянием в армии, в госаппарате и даже в окружении императора.
Что касается внешнеполитических взглядов, то противоречий между этими организациями практически не было: они исповедовали паназиатскую идеологию и так или иначе считали необходимой военную экспансию для завоевания безраздельного японского господства в Восточной Азии. Спорили в основном о сроках.
Все они считали необходимым атаковать СССР и продвигаться на север материка — если повезет, то до Байкала. Советская историография в качестве основного мотива этих действий называла «антикоммунизм, присущий японской военщине». Не без этого, однако история показывает, что японцы не прочь при возможности поживиться русской землёй и без всякого антикоммунизма.
Что касается взглядов этих организаций на внутреннюю политику, то при общем сходстве (азиатский вариант фашизма, смесь идей тэнноизма и национал-социализма) они различались в деталях. Для того чтобы понять, как стал возможен террор японских националистов против японских националистов, природу их противоречий следует изучить чуть подробнее.
В начале 30-х годов японские ультраправые размежевались на две группировки: группу «Кодоха» («Группа Императорского пути») во главе с генералами Садао Араки и Дзиндзабуро Масаки, и группу «Тосэйха» («Группа контроля») во главе с генералами Хидэки Тодзё (в советской историографии — Тодзио) и Тэцудзаном Нагатой. Обе группировки выступали за полное устранение демократических институтов, военную диктатуру и тому подобные вещи. Но они опирались на разные финансовые группировки и апеллировали к разным слоям общества.
Так, «Кодоха» финансово ориентировалась на представителей так называемых «новых концернов» — Кухара, Аюкава (концерны стремились ослабить позиции ключевых монополистов и укрепить свои), и на крупных землевладельцев. В пропаганде «Кодоха» апеллировала к крестьянству, мелким торговцам и интеллигенции, указывая на необходимость бороться с засильем «дзайбацу» в экономике. В армии эта группа опиралась на так называемое «молодое офицерство» (после Первой мировой войны демография японского офицерства стала сильно меняться: в младший и средний командный состав проникли представители городских слоев — дети мелких предпринимателей, интеллигенции, зажиточных земледельцев). Эти «молодые офицеры» как раз и составляли костяк многих ультраправых группировок. Их лидеры призывали своих подопечных избавить страну от плутократов-монополистов, продажных чиновников и политиков, освободить императора от «злых советников» и в конце концов построить «новую Японию» — с военно-монархической диктатурой и господством в Азии. Все вместе это называлось «Реставрацией Сёва» (по названию эпохи правления императора Хирохито). «Кодоха» собиралась захватывать власть при помощи террора, заговоров, путчей, шантажа и даже политических убийств, методично уничтожая всех высокопоставленных противников такого сценария, от бизнесменов до генералов.
Группа «Тосэйха», члены которой занимали в большинстве своем высокие посты в армии, в свою очередь, ориентировалась на основные действующие группы финансового капитала (Мицуи, Мицубиси, Ясуда, Сумитомо), а также имела тесные связи с придворной аристократией. Путь к установлению военно-монархической диктатуры генералы видели в поступательной отмене демократических свобод и — опять же — в развязывании войны против Китая и Советского Союза. В риторике «Тосэйха» было меньше социальной демагогии, основной упор делался на укрепление монархического аппарата и его большую самостоятельность в политике.
«Кодоха» и «Тосэйха» проникли и в парламент — с партиями «Сэйюкай», «Минсэйто» и «Сякайтайсюто». В партиях произошли расколы, в парламенте появились фашистские фракции. Впрочем, заострять внимание на политической борьбе нет особенного смысла: с 1932 года так называемые «партийные кабинеты» прекратили свое существование, значение парламента и политических партий стало резко падать. Да, до полного роспуска партий оставалось еще некоторое время, проходили выборы, некоторые левые организации во главе с Компартией Японии образовали антифашистский фронт (к счастью для японцев, репрессии против красных оказались эффективными), но на фоне резкого усиления позиций военных все это уже не имело значения. Насколько стремительно Япония превратится в фашистское государство, какая из группировок окажется у власти и будет получать от этого дивиденды — всё это решала жестокая схватка ультраправых из «Кодоха» и «Тосэйха».
Ну а императору Хирохито и его приближенным оставалось выбрать сильнейшую и самую удобную для себя сторону.
Шкаф горничной, мастер меча, сумо и Чарли Чаплин
Под японским ультраправым террором 30-х годов XX века понимают серию силовых акций (около десятка) — японские ультраправые убивали других японских ультраправых, пытаясь перехватить власть, ускорить переход страны к военно-монархической диктатуре и начать таким образом войну в Азии.
Считается, что формальным поводом к началу террора стало подписание Лондонского морского договора по ограничению военно-морских вооружений (апрель 1930-го) — Япония по его условиям должна была снизить расходы на оборону. «Молодое офицерство» сочло, что в договоре ущемлены интересы государства, и потому правительство, которое его подписало, следует покарать.
Первым «инцидентом» (так переводится слово «дзикэн», которым в японской историографии принято обозначать каждый из этих терактов) стало покушение на премьер-министра Осати Хамагути, которого националисты обвиняли в соглашательской внешней политике и в ущемлении интересов военных. На премьер-министра напали 14 ноября 1930 года на Токийском вокзале — это сделал Томэо Сагоя, член группировки «Айкокуся». Премьер получил серьезное ранение, от которого так и не оправился — он умер в августе следующего года. Его место занял однопартиец по партии «Риккен Минсэйто» — Рейдзиро Вакацуки, по иронии судьбы возглавлявший японскую делегацию на Лондонской морской конференции.
В марте 1931 года, при еще живом Осати Хамагути, произошел так называемый «Мартовский инцидент». Заговор был инспирирован военными, которые хотели, чтобы премьером стал министр армии генерал Кадзусигэ Угаки. Идея назначить премьером генерала, однако, не нравилась придворной аристократии, советникам императора. Армия решила действовать силой. Устроить мятеж и организовать передачу власти генералу Угаки военные поручили основателю ультраправой группировки «Сакуракай», подполковнику Кингоро Хасимото.
Переворот не удался — его не поддержал сам Угаки, считавший, что у него есть другие, законные пути к премьерскому креслу.
Хотя заговор был раскрыт, сами заговорщики получили минимальное наказание. Угаки замял дело. В конце концов безнаказанность только вдохновила ультраправых на новые мятежи. Подполковник Хасимото устроил новую попытку переворота всего через семь месяцев — в октябре 1931 года. Этот путч получил название «Октябрьский инцидент».
После победоносного вторжения в Маньчжурию в сентябре 1931 года (кстати, по одной из версий, это тоже самодеятельность офицерского состава) японские ультраправые решили закрепить успех и в Токио, где их военно-патриотический порыв не находил должной поддержки. Цели были следующие: убить ряд влиятельных политиков (в том числе премьер-министра Рэйдзиро Вакацуки), захватить все ключевые здания (включая императорский дворец), запретить все партии, сформировать новый кабинет во главе с лидером группы «Кодоха» генералом Садао Араки, после чего приступить к «Реставрации Сёва».
Впрочем, путч опять не удался. Часть заговорщиков — членов «Сакуракай» — в последний момент передумала, а кроме того, планы стали известны министру армии Дзиро Минами, и тот попросил генерала Араки по-доброму унять своих путчистов. Подполковник Хасимото и помогавший ему капитан Тё не хотели успокаиваться — в конце концов их пришлось арестовывать самому Араки. Хасимото получил двадцать суток ареста, Тё — десять. У этого мятежа было два основных результата: во-первых, «Сакуракай» пришлось ликвидировать, во-вторых — ультраправые ещё больше уверились в собственной силе и безнаказанности.
Дальше был знаменитый «Инцидент 15 мая». Ключевую роль в нем сыграла ультраправая организация «Кэцумэйдан», основанная радикальным буддийским проповедником и националистом Ниссё Иноуэ в начале 1932 года. Помимо самого Иноуэ, которому было за 40, в «братство» вошли 13 молодых офицеров. Свою цель они видели в осуществлении переворота при помощи серии политических убийств. План был сформулирован просто: «Один человек — одно убийство». То есть каждый участник «Кэцумэйдан» должен был убить по одному высокопоставленному государственному деятелю или представителю «дзайбацу». Первые убийства произошли в феврале и марте 1932 года, когда террористы застрелили бывшего министра финансов, лидера партии «Минсэйто» Дзюнносукэ Иноуэ, а потом гендиректора концерна Мицуи — Дана Такуму. Иноуэ, главарь террористов, был арестован, однако его соратники решили не останавливаться и 15 мая 1932 года нанесли свой главный удар.
Ближе к вечеру 11 молодых офицеров флота и армейских курсантов, большинству из которых не было и двадцати лет, ворвались в квартиру премьер-министра Цуёси Инукаи, лидера партии «Сэйюкай» (и тоже, кстати, безусловного националиста). Он был виновен в излишнем вмешательстве в дела армии и флота (по конституции 1889 года это было прерогативой императора); кроме того, премьера обвиняли в недостаточно решительной поддержке экспансии в Маньчжурии и Китае. В общем, правые террористы находили правого Инукаи недостаточно правым и намеревались его убить.
— Дайте мне сказать, вы меня поймёте… — Инукаи начал было разговаривать с путчистами, приглашая их в свою гостиную.
— Стреляйте! — выкрикнул кто-то из боевиков. Раздались выстрелы.
Заговорщики ушли, а Инукаи, истекая кровью, повторял пришедшим на помощь: «Верните того, кто стрелял! Я хочу, чтобы он меня выслушал…». К полуночи премьер-министр скончался.
Изначально «молодые офицеры» надеялись там же, у премьера, найти и прикончить известного киноактера Чарли Чаплина, который за день до этого приехал в Токио и должен был гостить у Инукаи. Как ни странно, ненависть к иностранцам тут ни при чём. Просто путчисты полагали, что такое громкое убийство ухудшит отношения с Западом, в том числе с США — а это приблизит «Реставрацию Сёва» и желанную войну. Но Чаплину повезло — сын премьера увел гостя незадолго до нападения, чтобы показать европейцу соревнования по сумо.
Покинув резиденцию премьера, «молодые офицеры» попытались атаковать резиденцию министра-хранителя печати Нобуаки Макино (безуспешно), после чего забросали гранатами штаб-квартиру банка Мицубиси, взяли такси и сами сдались военной полиции.
Судебный процесс над боевиками вызвал в Японии серьезный резонанс. Одиннадцать убийц премьера сумели превратить суд в трибуну. В итоге террористы для части японского общества стали национальными героями: накануне приговора суд получил просьбу о помиловании, которую 350 тысяч японцев подписали своей кровью. А одиннадцать молодых людей из Ниигаты вообще потребовали казнить себя вместо подсудимых, и в знак серьезности намерений прислали в конверте 11 отрубленных пальцев (надо полагать, своих собственных).
«Ноябрьский инцидент» стал причиной следующего громкого события — «Инцидента Аизавы». По итогам событий в Военной Академии с поста начальника Главной инспекции боевой подготовки императорской армии (контролировал всю техническую и тактическую подготовку армии и был подчинен непосредственно императору) был уволен лидер «Кодоха» генерал Дзиндзабуро Масаки. За увольнением, как предполагали, стоял один из ключевых деятелей «Тосэйха», начальник Бюро военных дел Министерства армии генерал Тэцудзан Нагата (кстати, один из идеологов японской программы создания бактериологического оружия).
12 августа 1935 года полковник Сабуро Аидзава вошел в кабинет Нагаты с самурайским мечом и без проволочек нанёс ему первый удар. Выйдя к своим бойцам с окровавленным мечом, полковник провозгласил: «Нагату настигла божья кара… К счастью, Реставрация свершилась!» На судебном процессе Аидзава говорил, что ему «очень стыдно» только по одной причине: «Я, мастер меча, не смог убить с одного удара».
«Инцидент Аидзавы» также имел колоссальный резонанс. Дело в том, что впервые в японской армии произошло убийство вышестоящего начальника офицером на действительной службе, и этот факт ломал шаблоны — чрезвычайно важные для любого японца. Военный трибунал не простил Аидзаве убийство генерала и приговорил подсудимого к смертной казни.
Что касается гибели Нагаты, то в кадровом смысле она привела к отставке министра армии Сэндзюро Хаяси и к консолидации власти внутри «Тосэйха» — группировкой теперь руководил генерал Хидэки Тодзё, впоследствии министр армии, премьер-министр, один из главных инициаторов войны на Тихом океане. Он будет повешен по приговору Токийского трибунала.
Самым серьезным и последним из крупных «инцидентов» стал «Инцидент 26 февраля», вошедший в историю также как «Путч молодых офицеров». Зачинщиками и исполнителями были «молодые офицеры» из группы «Кодоха». Действуя под девизом «Соннотокан!» («Уважай Императора, свергни зло!»), они добивались все той же «Реставрации Сёва».
Путчисты извлекли уроки из прежних неудач и до конца держали план переворота в строжайшей тайне. Утром 26 февраля 22 офицера-заговорщика подняли по тревоге солдат нескольких воинских частей, расквартированных в Токио. В общей сложности они имели до полутора тысяч бойцов. Разбившись на несколько отрядов, мятежники атаковали ранее намеченные цели.
Первый прокол случился в резиденции премьера: глава правительства Кэйсукэ Окада, услышав выстрелы на улице (были убиты четверо охранявших его полицейских), успел спрятаться в шкафу своей горничной, а мятежников встретил зять и по совместительству секретарь премьера — Дэндзо Мацуо, сообщивший, что Окада — это он. Офицеры немедленно пристрелили героического зятя, сравнили с фотографией премьера, решили, что в целом похож, и по Токио разошлась весть о гибели главы правительства (а тот, целый и невредимый, сумел покинуть резиденцию на следующий день и больше никакой роли в «инциденте» не сыграл).
Впрочем, значительная часть задуманных убийств удалась: были застрелены министр-хранитель печати Макото Сайто, министр финансов Корэкё Такахаси, начальник Главной инспекции боевой подготовки императорской армии Дзётаро Ватанабэ.
Дальше ультраправые захватили весь квартал Кодзимати, где были расположены административные здания (включая резиденцию премьер-министра и парламент), и потребовали сформировать новый военный кабинет. В армии, в том числе в министерстве, все случившееся вызвало замешательство. Многие генералы выражали мятежникам поддержку, а министр армии Ёсиюки Кавасима распространил воззвание путчистов.
Впрочем, кроме армии восставших офицеров никто не поддержал: ни население Токио, ни представители крупного бизнеса, ни придворная аристократия. Более того, в императорском дворце приняли решение «покончить с инцидентом», о чем Хирохито заявил в первые же часы.
После этого настроения армейской верхушки начали резко меняться. Генералы один за другим отрекались от «молодых офицеров», выступая за подавление мятежа.
В городе ввели военное положение, к захваченным зданиям выдвинулись войска и передали восставшим обращение императора. Хирохито предложил путчистам сдаться, а тех, кто не согласится — пообещал расстрелять.
Утром 29 февраля, когда истекли данные на раздумье три дня, 20 тысяч верных правительству солдат при поддержке двух десятков танков окружили полторы тысячи мятежников. Те решили сложить оружие. Несколько «молодых офицеров», в том числе один из лидеров заговорщиков, 32-летний капитан Сиро Нонака, предпочли покончить с собой. Мятеж был подавлен.
Император учредил специальный трибунал по «Инциденту 26 февраля» — обвинения получили 124 человека. Из них 19 были повешены, в том числе и идейный вдохновитель путча Икки Кита, философ, бывший социалист, один из идеологов японского фашизма и паназиатской экспансии Японии.
«Инцидент 26 февраля», самый кровопролитный и самый значимый по последствиям, фактически завершил серию громких политических терактов со стороны ультраправых. Он же положил конец противостоянию «Кодоха» и «Тосэйха», что создало сначала новую внутрияпонскую политическую реальность, а потом кардинальным образом сказалось на обстановке во всей Азии.
Последствия инцидентов
Одно из главных последствий всей этой истории: руководство армии — причем независимо от принадлежности к противоборствующим группировкам — осознало, что эскалацию террора пора прекращать. Мятежи, в которых от рук «молодых офицеров» стали погибать высокопоставленные военные, ставили под угрозу основополагающий принцип субординации и подрывали авторитет старших чинов — то есть армия переставала быть армией. Хаос бесконечных кровавых «инцидентов» не был нужен ни аристократам, ни самому императору.
Мятежников 26 февраля наказали беспрецедентно жестоко. В армии начались чистки — смутьяны, самые отъявленные радикалы и сторонники «Реставрации Сёва» были выдавлены из военной верхушки (здесь, однако, надо учитывать, что в японской армии в этот период радикалами были более-менее все). «Кодоха» была разгромлена. Видные члены группировки — генерал Садао Араки и генерал Дзиздзабуро Масаки (считается, что именно он стоял за путчистами в «Инциденте 26 февраля») — отправились в отставку.
На японский национализм как таковой всё это оказало парадоксальный эффект: он консолидировался. Военная верхушка и так состояла из ультранационалистов, а теперь они ещё и преодолели все внутренние противоречия.
Спасшийся в шкафу премьер-министр Кэйсукэ Окада все же оставил свой пост, и правительство возглавил Коки Хирота, ультраправый политик, связанный с «Обществом черного океана» и «Обществом черного дракона», впоследствии — единственный гражданский, повешенный по приговору Токийского трибунала.
Так, например, при кабинете Хироты было немедленно возобновлено действие правила, по которому должность министра армии и министра флота могли получить только действующие офицеры. Это усилило позиции военных: теперь, если им не нравился кто-то из членов кабинета (в том числе и премьер), они могли просто не выставлять кандидатуру своего министра и таким образом блокировать работу правительства. Именно при Хироте заметно ускорился процесс сворачивания свобод; репрессии против левых усилились. Что касается внешней политики, то план кабинета Хироты, «Основные принципы национальной политики», предполагал расширение экспансии в Азии — подразумевалось развитие операций в Китае, началась подготовка к войне против СССР. Параллельно Япония активно сближалась с европейскими фашистскими режимами: в ноябре 1936-го был подписан Антикоминтерновский пакт.
Парадоксально, но потерпев поражение в каждом из «инцидентов», активисты «Кодоха» и «Тосэйха», ультраправые националисты, которые с увлечением убивали других ультраправых националистов за недостаточный ультраправый национализм, ускорили милитаризацию Японии, достигнув большей части своих целей: в стране действительно установилась военно-монархическая диктатура, роль военных выросла сверх всякой меры, а вскоре началась и чаемая война. Всего через 4 года после «инцидентов», в самом начале 40-х, политические партии были распущены в пользу Ассоциации помощи трону, император подписал Тройственный пакт, Япония захватила огромные территории в Азии и приготовилась двигаться дальше.
Судьба большинства радикалов сложилась трагично. Жертв самого террора (и тех, кто понес за него наказание) было, объективно, немного. Но затем, после нападения на Китай в 1937 году, Япония на протяжении восьми лет вела войну, в горниле которой горели и «молодые офицеры», и их противники. Японские ультраправые сделали фантастически рискованную ставку на заведомо проигрышное на длинной дистанции противостояние с Америкой — и проиграли. Хиросима и Нагасаки сгорели в атомном огне, Токио погиб в пламени зажигательных бомб. Стоила ли игра потери национальной независимости? Решать японцам. Многие скажут, что внешняя политика — это слишком серьёзное дело, чтобы доверять её генералам (и будут, вероятно, правы).
S&P: В самом центре Токио, рядом с императорским дворцом, расположен синтоистский храм Ясукуни. Он знаменит тем, что там поклоняются душам воинов, «погибших за Императора и Японию». Там же — так полагают японцы — упокоились 14 душ преступников класса «А», приговорённых к смерти Токийским трибуналом.
В храм Ясукуни заглядывают современные правые радикалы — бритые ребята на характерных чёрных микроавтобусах с мегафонами, из которых раздаётся духоподъемная националистическая агитация и песни военных лет. Но это скорее карикатура на группировки прошлого.
Интересно другое: в святилище заходят и крупные политики (если верить опросам, такие визиты одобряет примерно половина избирателей). В декабре 2013-го Ясукуни посетил японский премьер-министр Синдзо Абэ. В 2014-м он подписал резолюцию, разрешающую японской армии действовать за рубежом, де-факто положив начало ремилитаризации страны. А несколько месяцев назад афроамериканец с военной базы на Окинаве убил и изнасиловал японку — ответный митинг протеста против американской оккупации собрал около шестидесяти тысяч человек.
