Левые всего мира давно уже используют слово «фашизм» в качестве лишённого определённого смысла ругательства. Они называют фашистами всех, кто хоть чуть-чуть правее Че Гевары — Ле Пен, Трампа, Эрдогана, Порошенко, Путина, Навального, Чубайса, Бенедикта XVI и Елизавету II. Но в официальных СМИ нашего богоспасаемого отечества существуют строгие каноны применения этого термина. Кажется, я уже приводил пример того, как при переводе политологической книги с английского на русский американская формулировка «Нацистская Германия и фашистская Япония» превращается в стандартную советскую формулу «Фашистская Германия и милитаристская Япония». Не очень удивлюсь, если окажется, что данное словоупотребление утверждено каким-нибудь ГОСТом или освящено законом о защите чувств верующих.
Среди людей, лояльных к существующей в РФ власти, а в ещё большей степени среди крайних советофилов, царит фанатично-ритуализированное отношение к истории ХХ столетия вообще и к идеологиям прошлого века в частности. Я слышал, в последнее время некий поляк (возможно, мазохист) забавляется тем, что ходит по российским телевизионным ток-шоу и заявляет присутствующим: «Ваши предки были красными фашистами». Услышав сие кощунство, участники шоу начинают поляка бить. В отличие от побиваемого, они не развлекаются, но действуют с угрюмой решимостью людей, исполняющих свой долг. Постсоветские люди плохо переносят шутки, касающиеся фашизма и Второй мировой войны. Впрочем, серьёзный разговор на эти же темы они переносят ещё хуже.
Разумеется, отождествление коммунизма с фашизмом — это нонсенс, а битый поляк — самый обычный тролль, но и принятое в (пост)советской историографии определение нацизма как разновидности фашизма — тоже произвол и нелепость. Речь идёт о трёх совершенно разных идеологиях. Если расположить их на политической шкале координат, то коммунизм окажется слева, фашизм — справа, а национал-социализм — где-то между ними. При этом нацизм невозможно назвать центризмом. Центристы обычно проявляют умеренность, отказываясь от крайностей и заимствуя у правых и левых болеe-менее совместимые между собой идеи и практики; немецкие национал-социалисты, которых вдохновляли как итальянские фашисты, так советские большевики, брали у тех и у других всё самое радикальное и экстремальное.
Все три движения применяли сходные технологии политической борьбы и управления (диктатура, однопартийная система, мобилизация масс, жёсткое подавление оппонентов и т. д.), но ценности и цели у них были совершенно разные. Марксизм всегда оперировал категориями, произведёнными от базового понятия «класс» — классовые интересы, классовая борьба и т. д. Национал-социализм своей революционностью практически не уступал большевизму, но исходил из приоритета понятия «раса». Фашизм был целиком выстроен вокруг понятия «государство». Основные постулаты коммунистической идеологии слишком широко известны, чтобы лишний раз прибегать к их разбору, но разница между фашизмом и национал-социализмом заслуживает чуть более подробного рассмотрения.
Для начала предоставим слово основоположникам движений. В 1925 году вышла в свет «Моя борьба» Адольфа Гитлера. По официальной версии, Гитлер надиктовал её текст Рудольфу Гессу. Но есть и альтернативная точка зрения, согласно которой диктовал как раз сам Гесс, человек куда более образованный, нежели Гитлер. В 1932 году была издана «Доктрина фашизма» Бенито Муссолини. И в этом случае с авторством текста есть определённые сложности — говорят, его первую часть написал Джованни Джентиле. К счастью, сейчас нас интересуют только сами доктрины, а спорами об их авторстве мы вполне можем пренебречь. Доктрины же гласят следующее.
Адольф Гитлер (а может быть, Рудольф Гесс), «Моя борьба»:
Правильный принципиальный взгляд на государство заключается в том, что государство является не целью, а средством к цели. Правда без государства нет высокой человеческой культуры, но само государство не является еще главным фактором культуры. Главным фактором последней является исключительно наличие расы, способной стать творцом культуры. <…>
Не само государство создает определенную ступень культуры. Государство только сохраняет расу, а эта последняя определяет ступень культуры. Государство само по себе может существовать целые столетия, не изменяясь, а в то же время в результате расового смешения культурные способности народа уже давно деградировали и весь жизненный уровень упал в громадной степени. Наше нынешнее государство, например, может в качестве формального механизма влачить свое существование еще такое-то и такое-то количество лет, и в то же время систематическое отравление нашей расы неизменно снижает культурный уровень народа и уже теперь приводит к явлениям, перед которыми только ужасаешься.
Вот почему необходимо констатировать: не государство является главной предпосылкой возникновения человека более высокой породы, а раса. Одной из важных задач нашего государства поэтому явится забота о том, чтобы наконец был написан такой курс истории, в котором доминирующее положение займет расовая проблема.
Слева: символ германского национал-социализма, в СССР-РФ обычно именуемого фашизмом. Справа: символ советского коммунизма
Бенито Мусссолини (или Джованни Джентиле), «Доктрина фашизма»:
Фашистская концепция государства антииндивидуалистична; фашизм признает индивида, поскольку он совпадает с государством, представляющим универсальное сознание и волю человека в его историческом существовании. Фашизм против классического либерализма, возникшего из необходимости реакции против абсолютизма и счерпавшего свою задачу, когда государство превратилось в народное сознание и волю. Либерализм отрицал государство в интересах отдельного индивида; фашизм утверждает государство, как истинную реальность индивида.
Если свобода должна быть неотъемлемым свойством реального человека, а не абстрактной марионетки, как его представлял себе индивидуалистический либерализм, то фашизм за свободу. Он за единственную свободу, которая может быть серьезным фактом, именно за свободу государства и свободу индивида в государстве. И это потому, что для фашиста всё в государстве и ничто человеческое или духовное не существует и тем более не имеет ценности вне государства. В этом смысле фашизм тоталитарен и фашистское государство, как синтез и единство всех ценностей, истолковывает и развивает всю народную жизнь, а также усиливает ее ритм <…>
Нация не есть раса, или определенная географическая местность, но длящаяся в истории группа, т. е. множество, объединенное одной идеей, каковая есть воля к существованию и господству, т. е. самосознание, следовательно, и личность. Не нация создает государство, как это провозглашает старое натуралистическое понимание, легшее в основу национальных государств XIX века. Наоборот, государство создает нацию, давая волю, а следовательно, эффективное существование народу, сознающему собственное моральное единство.
Архитектурный символ итальянского фашизма
Говоря о государстве, нации и расе, Гитлер и Муссолини словно полемизируют друг с другом. Их позиции диаметрально противоположны. Речь идёт не просто о разнице во взглядах двух авторов, но о субцивилизационных отличиях их стран. Муссолини следует западноевропейской парадигме, в рамках которой нация создаётся государством и по сути является его продолжением, а раса не значит ровным счётом ничего (в другом месте дуче пишет, что «раса — это чувство, а не реальность; 95% чувства»). Для Гитлера раса значит всё, нация фактически тождественна расе, а государство — лишь институт, призванный сохранять расовую чистоту нации. Это доведённое до абсолюта центрально- и восточноевропейское восприятие нации как кровного родства.
Некоторые обстоятельства (распределение стран по блокам в эпоху Холодной войны, впечатляющие экономические успехи Германии и т. д.) часто закрывают от наблюдателей тот факт, что очертания Западной Европы Нового времени по большей части повторяют границы Западной Римской империи, существовавшие в древности, до великого переселения народов. Термин «романо-германский» лишён смысла, ничего такого просто не существует. Реально Европа делится скорее на романо-англосаксонскую и германо-славянскую часть. Это и имеют в виду французы, говорящие, что Европа заканчивается на Рейне, и итальянцы, полагающие, что за Альпами живут варвары.
Одно из фундаментальных отличий пост-римского Запада от Центральной и Восточной Европы заключается как раз в трактовке феномена нации. B романских и англосаксонских странах нация — это всегда политическая категория, договорное состояние, а у германских и славянских народов нация отождествляется с этносом и рассматривается как расширенная до размеров страны семья. В своё время я писал о политической и этнической концепции нации (см. Нация), о причинах, по которым Германия так и не стала частью романского мира (см. Недоразумение XI: Сказки Тевтобургского леса), o разнице между романским и германским образом мысли (см. Игра с Макиавелли).
Все содержащиеся в этих текстах выводы были сделаны на основе самого благопристойного материала. Обратившись к материалу, считающемуся неблагопристойным — к «Доктрине фашизма» и к «Его борьбе» — мы обнаруживаем там те же концепции, что и в иных источниках, но доведённые до абсурда. Эпоха торжества государств, начавшаяся в 1648 году, достигла своего апогея при фашизме Муссолини, когда государство обрело тоталитарный характер. Тренды этнического национализма и расизма, непрерывно усиливавшиеся со времён романтизма, слились воедино и достигли максимума в национал-социализме Гитлера.
Но помимо теоретических разногласий из субцивилизационных различий между романским и германским мирами проистекали совершенно различные социальные практики фашизма и нацизма. Вот один фрагмент из «Доктрины фашизма», за туманной демагогичностью которого скрывается сама суть романской игры в фашизм:
Можно определить демократические режимы тем, что при них, время от времени, народу дается иллюзия собственного суверенитета, между тем как действительный, настоящий суверенитет покоится на других силах, часто безответственных и тайных. Демократия это режим без короля, но с весьма многочисленными, часто более абсолютными, тираническими и разорительными королями, чем единственный король, даже если он и тиран.
Вот почему фашизм, занимавший до 1922 года, ввиду преходящих соображений, республиканскую, в тенденции, позицию, перед Походом на Рим от нее отказался в убеждении, что ныне вопрос о политической форме государства не является существенным и что при изучении образцов бывших и настоящих монархий или республик явствует, что монархия и республика не должны обсуждаться под знаком вечности, но представляют собой формы, в коих выявляются политическая эволюция, история, традиция и психология определенной страны.
Теперь фашизм преодолел противопоставление «монархия — республика», в котором завяз демократизм, отягощая первую всеми недостатками и восхваляя последнюю, как совершенный строй. Теперь видно что бывают по существу реакционные и абсолютные республики и монархии, приемлющие самые смелые политические и социальные опыты.
Забавное объяснение того, почему в момент прихода к власти фашисты вдруг перестали быть республиканцами. Они прекрасно сосуществовали с монархией и стремились к максимальному расширению итальянской колониальной империи. Для движения подобного рода это весьма типично. Французский интегральный национализм был на подъёме в момент расцвета колониализма и стремился к возрождению монархии. Испанские национал-синдикалисты мечтали о восстановления контроля над Южной Америкой, а увенчалось их правление реставрацией Бурбонов. И все они были теснейшим образом связаны с аристократией и церковью.
Архитектонический символ испанского национал-синдикализма, в СССР-РФ обычно именуемого фашизмом.
В 2014 году в Севилье в возрасте 88 лет скончалась Мария дель Росарио Каэтана Альфонса Виктория Евгения Франциска Фитц-Джеймс-Стюарт-и-Сильва, 18-я герцогиня де Альба, самая титулованная особа нашей планеты (полная титулатура этой дамы не приводится почти никогда; у неё было 7 титулов герцогини, 23 титула маркизы, 19 — графини, 1 — виконтессы и т. д.). Многие увидели глубокий символизм и даже печать Провидения в том, что её смерть настала 20 ноября — в день, когда ушли из жизни основатель Испанской фаланги Хосе Антонио Примо де Ривера (1936) и каудильо Испании Франсиско Франко Баамонде (1975).
Какое отношение к фалангизму или франкизму имела эта светская львица, располагавшая полусотней титулов, тремя с половиной миллиардами евро и командой сумасшедших пластических хирургов? В общем-то, никакого, если не считать того, что гражданская война в Испании велась, помимо прочего, и ради сохранения такими людьми, как герцогиня Альба, их титулов, владений, капиталов и положения в обществе. Титулованные особы присутствовали в любом фашистском или парафашистском движении. Даже в странах, в которых аристократов можно было пересчитать по пальцам. Например, в Чехословакии.
Победный май 1945 года, освобождение Чехословакии. Рядом с офицерами Красной армии — князь Карел VI Шварценберг, чешский фашист и борец с нацизмом. Его кузен князь Адольф Шварценберг в 1938 году вывесил на воротах своего частного венскoго парка табличку «Евреи приветствуются», а в 1939-м отказался принять Гитлера в крумловском замке. Ещё один князь Шварценберг, Генрих, всю войну просидел в концлагере. Национал-социалисты конфисковали у Шварценбергов что-то около ста тысяч гектаров земли
Мне кажется, наци не восстановили бы монархию, даже если бы им действительно удалось создать тысячелетний Рейх. Они просто не понимали, зачем это нужно. Да и от аристократизма эти люди и их идеи были бесконечно далеки. Аристократия по природе своей космополитична, а уж аристократ-антисемит — это, в общем-то, извращенец. То есть какое-то количество людей с титулами в НСДАП, конечно, состояло, но сам дух этой партии был глубоко и принципиально плебейским. Гитлер в «Моей борьбе» писал, что фехтование следовало бы заменить боксом, а шпаги называл заточенными кусками железа. Французский язык в школьных программах он тоже предлагал заменить боксом. И расовой теорией, как же иначе.
По сути, национал-социализм и коммунизм были революционными доктринами, а фашизм и близкие к нему течения (испанский национал-синдикализм, французский интегральный национализм и т. д.) — контрреволюционными. Но в исторической перспективе все они были одинаково обречены на неуспех, ибо нарушали Правило Лампедузы. Нацисты и коммунисты слишком многое хотели изменить (включая вещи, которые нельзя трогать ни в коем случае), фашисты слишком многое хотели оставить неизменным (в том числе установления заведомо анахроничные), но основная заповедь западной цивилизации гласит: Se vogliamo che tutto rimanga come è, bisogna che tutto cambi — «Чтобы всё осталось по-прежнему, всё должно измениться».
О трудах Муссолини и Гитлера наслышаны все, но далеко не каждый их читал (кажется, они даже запрещены, не знаю точно). Почему-то чаще и охотнее всех на эти книги ссылаются люди, имеющие о них довольно смутное представление. Многие думают, что в «Его борьбе» рассказывается о злокозненности евреев и неполноценности славян, а также излагаются планы захвата мирового господства. Антисемитская и антиславянская риторика в этой книге действительно присутствуют, но в очень скромных объёмах. А о мировом господстве Германии речь и вовсе не идёт. Зато там страница за страницей излагается ужас автора перед стремящейся к мировому господству Францией. Гитлер писал о Франции абсолютно всё то же самое, что сегодня украинские пропагандисты пишут о России. Попробуйте заменить в нижеприведённом отрывке Францию на Россию, а негров на бурятов, и посмотрите, что у вас получится:
Франция является самым страшным нашим врагом. С одной стороны, французский народ все больше и больше смешивает свою кровь с кровью негров; а с другой, французский народ все теснее и теснее сближается с евреями на основе общего стремления к подчинению себе всего мира. И все это, вместе взятое, превращает Францию в самую большую угрозу для дальнейшего существования белой расы в Европе. Стремление французов привезти негров на Рейн в сердце Европы и тем отравить нашу кровь является выражением садистской, прямо противоестественной мести, которой пылает к нашему народу этот наш исконный враг, полный шовинистских чувств; но и хладнокровно мстительные евреи стремятся к тому же. Им тоже хочется начать свою работу отравления крови белой расы как раз в центре европейского континента. Отсюда они надеются нанести нашей более высокой расе самый верный удар, подорвав основы ее господствующего положения.
То, чем Франция, побуждаемая единственно чувством мести и планомерно руководимая евреями, занимается теперь в Европе, есть преступление против всего белого человечества на земле. Придет момент и целые поколения будут за это проклинать Францию и мстить ей за то, что, совершая преступление против расы, она совершает первородный грех против всего человечества. Мы, немцы, для себя должны сделать из французской опасности только один вывод: мы обязаны отодвинуть на задний план все моменты чувства и, не колеблясь, подать руку тем, для кого диктаторские стремления французов представляют такую же опасность как и для нас.
На целый период времени для Германии возможны только два союзника в Европе: Англия и Италия.
Это относительно короткий фрагмент, там есть и куда более длинные пассажи, в которых Франция живописуется как гигантское монголокацап… pardonnez-moi, как гигантское мулатское государство, раскинувшееся от Рейна до Конго. Сразу вспоминается Курцио Малапарте, в 1949 году, после очередной войны, написавший: «Побеждённым кажутся цветными любые победители». Однако сентенция о союзе с Англией против Франции (а это одна из ключевых идей «Его борьбы») показывает, что у Гитлера не только манера изложения, но и точность аналитики находилась на уровне современной Украины.
В Первую мировую немецкая стратегия строилась на вере в соблюдение Великобританией нейтралитета. В итоге Германия получила войну против трёх великих держав сразу и проиграла всё, что можно было проиграть. Человеку это не понравилось, и он решил, что теперь Британия будет немецким союзником против Франции. Почему? Потому что ему так хочется. Стоит ли удивляться, что при столь мечтательном подходе к делу немцы снова были разгромлены, проиграв уже и то, что проигрывать было нельзя (если в первый раз у Германии отобрали колонии, то во второй её просто расчленили и лишили суверенитета).
Нереализованные проекты архитектурных символов советского коммунизма и германского национал-социализма
Фашизм как таковой не имел ко Второй мировой войне практически никакого отношения (ну не считать же поводом этого глобального конфликта захват Эфиопии фашистской Италией). Нацизм безусловно сыграл в этой войне свою роль, но он скорее придал ей определённые специфические черты, нежели послужил её причиной. В конце концов, весь мир считает Гитлера архизлодеем не потому, что он воевал, а потому, что он сплошь и рядом нарушал законы и обычаи ведения войны — устраивал геноцид гражданского населения и т. д. В целом же мотивы Второй мировой были бесконечно далеки от экзотических идеологий; скорее, фашизм и нацизм лишь совпали с ней во времени. Существует один график, раскрывающий и причины, и ход войны. Это график ВВП её основных участников. Вот он:
Или, если вам так будет удобнее, те же данные можно графически изобразить по-другому (на данном графике к основным участникам добавлена Австрия, но в целом это ничего не меняет):
Причиной Второй мировой было достижение американцами экономического превосходства над державами, господствовавшими над планетой политически (т. е. над Великобританией и Францией). Добиться политической гегемонии, соответствующей их экономическому весу, США могли только войной (другого способа установления гегемонии просто не существует в природе). Самым логичным и ожидаемым разрешением коллизии была война США против Великобритании. К ней американцы и готовились. Германия вообще не рассматривалась ими в качестве противника (немецкий вопрос был уже решён, в 1918 году Германия выпала из списка великих держав). Франция между тем действительно вела игру на ликвидацию Германии как страны с перспективой воссоздания Баварии, Саксонии и т. д.
Сорвав французские планы дезинтеграции Германии и убедив американцев использовать эту страну в качестве мальчика для битья, британская дипломатия совершила почти чудо. Более подробно я писал об этом в заметке Компромисс с Фортуной. О том, как Германию заманивали в английскую ловушку, я тоже писал (см. Охота на саламандр). Вопроса о том, кто выиграет эту войну, просто не существовало. Вопрос был лишь в том, кто её проиграет. США обладали перевесом, позволявшим им разгромить любую державу и почти любую коалицию держав. Японцев они выбрали на роль побеждённых сами и плевали им в лицо, пока те в отчаянии не бросились на Перл-Харбор. Немцев им предложили англичане, и тут США не пришлось ничего предпринимать — у власти в Германии стоял человек, который, уже ведя безнадёжный бой с Великобританией и СССР, объявил войну ещё и Америке.
Достаточно взять данные о производстве вооружений во время войны, чтобы убедиться, что у стран Оси изначально не было ни одного шанса. Например, Италия произвела 11 тысяч самолётов, Япония — 76 тысяч, Германия — 119 тысяч (цифры округлены). При этом Канада выпустила 16 тысяч самолётов, Великобритания — 131 тысячу, СССР — 157 тысяч, США — 324 тысячи. В сумме — 206 тысяч у Оси против 628 тысяч у Союзников. Это только пример, такое же соотношение было по всем показателям, кроме подводных лодок. В танках, в самоходных орудиях, в военных грузовиках, в боевых кораблях — во всём у Союзников был перевес над Осью 2:1, 3:1, 5:1. И достигался он в первую очередь благодаря мощи американской промышленности (например, США произвели больше грузовиков, чем все их союзники и противники вместе взятые). При таком преимуществе американцы могли воевать с кем им заблагорассудится.
Уже в наши дни, в 2015 году, Джордж Фридман написал:
Люди ввязываются в войны не потому, что являются идиотами или по причине невыученных исторических уроков. Они прекрасно осознают боль, которая неотделима от этих войн. Они воюют из-за чувства долга, из-за того, что жизнь заставляет их драться. Европейцы — такие же люди, как и все остальные. Они также сталкиваются с необходимостью трудных, даже ужасных решений, как и люди других частей света. Как и их европейские предки. Им придется выбирать между войной и миром, и так же, как иногда в прошлом, они время от времени будут выбирать войну. Ничего не закончилось. Для человечества ничто, более или менее значимое, на заканчивается никогда.
Те, кто читал «Горячие точки», знают, что под европейцами, которые иногда будут выбирать войну, Джордж Фридман подразумевает в первую очередь русских, которые непременно вернутся на Украину. Но не только их. Там же он пишет о немцах и упоминает возможность очередного раздела Польши (кажется, на эту тему в последние годы не высказались только самые ленивые из политологов). С момента публикации книги Фридмана прошло два года, и в континентальной Европе сегодня вовсю говорят об укреплении собственных вооружённых сил. Американцы, англичане, французы, немцы, русские — все иногда выбирают и будут выбирать войну. Так же, как её иногда выбирали египтяне, шумеры, вавилоняне, греки или римляне. Это непреложный факт, и в уточнении нуждается только термин «иногда».
Говорят, в античном Риме существовал храм Януса, ворота которого были закрыты во время мира и оставались открытыми во время войны. Согласно Плутарху, они закрывались всeго пять раз, a самый длительный период мира в многовековой римской истории затянулся на 8 лет. Декларация независимости Соединённых Штатов была принята 4 июня 1776 года, и с тех пор Америка ни с кем не воевала на протяжении 21 года (a самый продолжительный непрерывный мир в американской истории пока составил 5 лет, и это было во время Великой Депрессии). B остальные 220 лет американцы выбирали войну. В их случае «иногда» — это 90% всего времени существования страны. Но только Вторая мировая принесла им планетарную гегемонию. Неудивительно, что они написали самую жизнерадостную песню этой войны.