1683: Рождение капучино / Блог Богемика на «Спутнике и Погроме»
1683: Рождение капучино
Выпуск тринадцатый, 31 декабря 2017 года

Ранее: Турецкий марш

Вплоть до Сталинградской битвы 1942 года ни одно сражение не могло сравниться с боями во время осады Вены.

— Эндрю Уиткрофт, «Враг у ворот. Габсбурги и Османы в битве за Европу»

Произошедшему в 1683 году столкновению цивилизаций посвящён англоязычный польско-итальянский фильм «The Day of the Siege: September Eleven 1683» (2012 год, реж. Ренцо Мартинелли, бюджет — 13 миллионов долларов). В польском прокате этот фильм получил название «Bitwa pod Wiedniem», в итальянском — «11 Settembre 1683». Почему в английском и итальянском вариантах названия присутствует дата 11 сентября? Потому что это говорящая дата, вызывающая у зрителя богатую палитру чувств, однозначно ассоциируясь с конфликтом Запада с миром Ислама. Правда, 11 сентября 1683 года не произошло ничего особенного, знаменитая битва под Веной имела место днём позже, 12 сентября. Но что значит плюс-минус один день по сравнению с возможностью дать фильму красивое название?

Энрико Ло Версо в роли великого визиря Кара-Мустафы и Мюррей Абрахам в роли блаженного Марко д’Авиано в фильме Ренцо Мартинелли «11 сентября 1683 года»/«Битва за Вену»

Снимая кино, почти никто не пытается достоверно воспроизвести на экране детали той или иной эпохи. С одной стороны, это почти невозможно, с другой — почти бессмысленно. Я имею в виду не только ход событий. Люди выглядели, вели себя, двигались и разговаривали совсем не так, как это показывают в фильмах; однако если изобразить поведенческие и бытовые реалии в соответствии с исторической правдой, они в лучшем случае настолько отвлекут зрителя от сюжета, что он потеряет нить повествования, в худшем — шокируют его до такой степени, что он встанет и уйдёт. Кинематографисты имеют обыкновение приспосабливать прошлое собственным представлениям и вкусам зрителей. Иногда исторические реалии адаптируются к современности довольно удачно, порой — совсем неудачно, но преображаются они на экране всегда.

Трейлер фильма Ренцо Мартинелли «11 сентября 1683 года»/ «Битва за Вену»

XVII–XVIII века — на редкость киногеничная эпоха, воспроизведённая на экране столько раз, что каждый из нас безошибочно узнаёт её по одному кадру. Единственная деталь — шляпа с перьями или треуголка, напудренный парик, шпага, венецианская маска, версальский парк — и мы понимаем, о каком времени пойдёт речь. Но это несколько обманчивая узнаваемость. Одни из наиболее точно воспроизведённых костюмов в истории кино показаны в фильме «Казанова Феллини». Они отличаются от того, что мы привыкли видеть на экране, всего несколькими деталями, но и этого оказывается достаточно, чтобы эпоха в целом начала выглядеть совершенно по-другому. Некоторым зрителям бывает физически неприятно смотреть этот фильм (сравните «Казанову Феллини», например, со снятым в 2005 году фильмом Лассе Халльстрёма «Казанова» — милым, весёлым, адаптированным к современному вкусу и не имеющим ни малейшего отношения к жизни реального Казановы).

В означенное время многие не просто пудрили, но буквально штукатурили лица, и тому была своя причина — их скрытая под слоем косметики кожа была изрыта оспой. Они улыбались загадочными этрусско-джокондовскими улыбками, потому что состояние стоматологии не позволяло им улыбаться по-другому. A ещё они вели себя театрально, потому что важнейшим из искусств был театр. Нет, даже не так. Театр был важнейшей областью жизни, и говоря это, я не уверен, что сам до конца понимаю, насколько же он был важен. Театр не просто служил инструментом идеологии и пропаганды, он влиял на политику больше, чем она влияла на него. Отсюда предельная театрализованность французской революции, в ходе которой даже крупнейшие политики брали уроки у профессиональных артистов (а уж полевыми командирами часто становились сами актёры). Отсюда же — известные портреты Людовика XIV или Леопольда I в сценических костюмах, появившиеся за сто лет до означенной революции. Эти государи были в своих театрах не только зрителями, но и актёрами.

Слева: Людовик XIV, король Франции в 1643–1715 годах, в театральном костюме. Справа: Леопольд I, император Священной Римской империи в 1658–1705 годах, в театральном костюме

В массовом сознании это разноранговые фигуры. Леопольд, если о его существовании вообще помнят, совершенно теряется в тени Людовика. В реале они противостояли друг другу почти на равных, и их полувековое соперничество было одним из самых ярких эпизодов борьбы между Францией и Габсбургами, начавшейся с раздела бургундского наследства в XV веке и длившейся до окончания Первой мировой войны (с несколькими перерывами). От открытия Америки до Тридцатилетней войны Габсбургам принадлежала мировая гегемония; потом гибель испанских терций у Рокруа сделала повелителями мира французов, но борьба не прекратилась. Французская гегемония не была абсолютной, Леопольд одержал свою первую победу над Людовиком уже в тот момент, когда был избран императором Священной Римской империи (французский король тоже стремился получить императорскую корону, но не смог переиграть австрийского эрцгерцога).

Тем не менее Франция была гегемоном, и это значило, что она задавала тон и определяла стиль, а её оппоненты стремились не отставать и во всём копировали французов. Людовик построил Версаль — Леопольд возвёл Шёнбрунн. Людовик основал Академию наук — Леопольд утвердил Академию Священной Римской империи и дал ей имя Леопольдина. Людовик взял в жёны испанскую инфанту Марию-Терезию — Леопольд женился на её сестре Маргарите-Терезии. Людовик был союзником турецких султанов… и вот тут у Леопольда начинались трудности, потому что для него это означало неизбежную войну с Турцией. Французские дипломаты сделали всё возможное, чтобы побудить османов захватить Вену. Они особенно подчёркивали, что туркам будет нетрудно взять город, поскольку венские стены морально устарели и физически обветшали.

Последнее отчасти соответствовало истине. Леопольд I не мог себе позволить содержать венскую фортификацию в идеальном состоянии, ибо был не при деньгах. Возьмите биографию любого габсбургского правителя за 400 лет существования дунайской монархии, и вы в 9 случаях из 10 прочитаете, что он испытывал финансовые затруднения. Второе утверждение, которое непременно встретится вам в каждом габсбургском жизнеописании — «у императора были проблемы с венграми». В случае с Леопольдом проблемного венгра звали Имре Тёкёли. Этот потомственный мятежник с 1678 года вёл войну против австрийцев, возглавляя куруцев (буквально: крестоносцев) — протестантов, недовольных габсбургской политикой католизации. Османы относились к венгерским протестантам благосклонно и даже признали Имре Тёкёли «королем Верхней Венгрии» (тогдашнее название Словакии). Поэтому в списке военных сторон 1683 года иногда фигурирует полуфиктивное «королевство Верхневенгерское».

Слева: Кара Мустафа-паша Мерзифонлу, великий визирь Османской империи. Справа: Имре Тёкёли, король Верхней Венгрии

Лет 10 назад в каком-то богемском замке (кажется, это был замок Конопиште, служивший резиденцией Францу-Фердинанду д’Эсте) я видел гида, демонстрировавшего туристам портрет Леопольда I как пример дегенерации Габсбургов в результате инбридинга. Похоже, Aссоциация гидов — главный оплот республиканства в Чехии. Во всяком случае, я давно уже не слышал явной антигабсбургской пропаганды ни от кого другого, кроме экскурсоводов (в литературе, в фильмах и т. д. эпоха дунайской монархии подаётся всё более ностальгически). Доказательством дегенеративности Леопольда была призвана служить его выступающая вперёд нижняя челюсть. Тяжёлая челюсть как родовая черта Габсбургов известна с ХV века и считается наследием Цимбурги Мазовецкой (к этой даме восходят все ветви габсбургского семейства). Hикаких других признаков вырождения у Леопольда найти невозможно.

Этот государь владел пятью языками (его любимым был итальянский), писал музыку (после него осталось свыше двухсот произведений, некоторые из которых исполняются до сих пор), привёл на свет шестнадцать детей (в трёх браках), много сделал для развития науки и искусства и выиграл целый ряд войн. При этом Леопольд был напрочь лишён полководческого таланта и склонен к меланхолии (я слышал пять или шесть его вещей; они хорошо звучали бы на похоронах). Однако он умел выбирать и назначать на соответствующие посты людей, которые одерживали для него победы. В 1664 году битву при Сентготхарде выиграл легендарный фельдмаршал Раймондо Монтекукколи, герцог Мельфи. Но в 1680-м этого спасителя христианства не стало, и теперь императору, которого никогда не видели на полях сражений, предстояло отразить турецкое вторжение, не имея под рукой великого полководца.

Война, начавшаяся в 1683 году, получила в литературе название Великой Турецкой. Я мог бы описать её и как каприз переменчивой Фортуны, даровавшей безалаберным и легкомысленным австрийцам незаслуженную победу над превосходившим их противником, и как цепь глубоко продуманных шагов габсбургской государственной машинерии. Поэтому изложу только факты, а делать выводы предоставлю читателям. Битва при Вене описана многократно и подробно, в том числе на страницах «Спутника и Погрома». Однако меня интересует не столько ход сражения, сколько подготовка к нему. Но особенно — главные действующие лица этой драмы. Поэтому мне кажется целесообразным начать с 1680 года. В тот год Элеонора Гонзага, приёмная мать Леопольда, пригласила в Линц проповедника — мoнаха-капуцина Марко д’Авиано. Император Леопольд сделал его своим советником в делах духовных.

Слева: Леопольд I, император Священной Римской империи, эрцгерцог австрийский, король богемский, король венгерский, король хорватский, маркграф моравский и пр., и пр. Справа: Марко д’Авиано, капуцин

В 1682 году за немалые деньги была нанята группа военных инженеров во главе с Георгом Римплером, одним из лучших в Европе специалистов по фортификации. Римплер лично наблюдал турецкую осаду Ираклиона на Крите и был прекрасно осведомлён о технических возможностях османов. Ему поручили укрепить оборонительную систему Вены и других габсбургских владений. 31 марта 1683 года был подписан союзный договор с Речью Посполитой, согласно которому стороны, помимо прочего, брали на себя обязательство прийти на помощь союзнику, столица которого окажется под угрозой (ничего более своевременного просто невозможно себе представить — османская армия уже выступила в поход на Вену). Польским королём был Ян Собеский, прекрасный полководец, в прошлом уже нанесший туркам несколько поражений и ныне желавший расквитаться с ними за потерю Подолии, один из немногих в Европе государей, на чью помощь действительно можно было рассчитывать.

6 мая 1683 года Леопольд назначил главнокомандующим герцога Карла V Лотарингского (накануне турки вошли в Белград). Герцог был ближайшим другом императора и мужем его сестры Элеоноры-Марии (вдовы польского короля Михаила Корибута Вишневецкого). Описание внешности Карла Лотарингского, сделанное Яном Собеским, даёт куда большее представление об австрийском главнокомандующем, нежели его парадные портреты. Неброская серая одежда, нечищенные сапоги, шляпа без перьев, выцветший парик, изрытое оспой лицо, нос как у попугая и общее ощущение сильной личности. В общем, харизматичный воин-аскет. Со времён Максимилиана I орлиный нос считался в Европе признаком аристократического происхождения, так что в Карле с первого взгляда угадывался потомок королей и зять императора. Кстати, его собственный герцогский титул вполне можно считать номинальным — Лотарингия в то время была оккупирована французами.

Церемония назначения Карла Лотарингского верховным главнокомандующим австрийской армии выглядела не менее торжественно, чем церемония назначение Кара-Мустафы сераскиром османских войск, но проходила в противоположном духе. Если Кара-Мустафа, приняв знамя Пророка, целовал землю, по которой ходил султан Мехмед IV, то император Леопольд I вместе с супругой Элеонорой-Магдалиной, дочерью Марией-Антонией и будущим зятем Максимилианом-Эмануэлем (курфюрстом баварским) встали на колени перед своими солдатами. Солдат было тридцать две тысячи, включая плохо вооружённых ополченцев. Архиепископ отслужил мессу, и каждый из защитников империи причастился и получил папское благословение, а также услышал обещание выплаты внеочередного месячного жалования (которое, впрочем, так и не было исполнено).

У австрийцев было смутное представление как о силе, так и местонахождении османских войск. Они почему-то были уверены, что турки попытаются перейти Дунай, и занимались укреплением крепостей на его северном берегу. Собственного определённого плана действий у них не было. Карл Лотарингский каждые 10–12 дней получал от Леопольда новые приказы, обычно — противоречащие предыдущим. Сначала советники рекомендовали императору предпринять наступление на Эстергом, и австрийские войска даже выступили в поход, но потом целесообразность этого мероприятия была поставлена под сомнение… Лето 1683 года выдалось настолько же знойным, насколько суровой была предыдущая зима, и бессмысленные маневры нa жарe изнуряли армию. Турки же шли на Вену так быстро, как только могли, не обращая внимания ни на что другое.

7 июля герцог Лотарингский, проводя инспекцию войск, увидел на востоке тучу пыли и поднимавшиеся к небу столбы дыма. Кара-Мустафа имел обыкновение возвещать о своём приходе, сжигая попавшиеся на пути деревни. Карл обнаружил, что турецкий авангард находится не дальше от Вены, чем его собственная армия, которой грозит окружение. Он отправил в город нескольких послов с этой шокирующей новостью и стал готовиться задержать османов. В тот же день в 18:00 Леопольд официально объявил, что вместе с семьёй и двором отбывает в расположенный в 220 километрах от Вены Линц, оставляя город на попечение военного совета. Гарнизон Вены в тот момент насчитывал что-то около тысячи человек, а граф Эрнст Рюдигер фон Штаремберг, назначенный комендантом города, находился на другом берегу Дуная. По городу поползли панические слухи о замеченных на краю Венского леса татарах.

Слева: герцог Карл Лотарингский, австрийский главнокомандующий. Справа: граф Эрнст Рюдигер фон Штаремберг, венский комендант

Австрийская и турецкая армии передвигались примерно с одинаковой скоростью, но татары были способны перемещаться чуть ли не в 10 раз быстрее, и никто не знал, где они появятся в следующий момент. Леопольд и его приёмная мать Элеонора Гонзага (у меня язык не поворачивается назвать её мачехой императора, она была cтарше него всего на десять лет) выехали из Вены разными дорогами: он — по северному берегу Дуная, она — по южному. Элеонора с отрядом всадников должна была в случае появления татар отвлечь их на себя и тем самым дать уйти императору, которого сопровождал наследник. В случае успеха обе группы беглецов должны были сойтись в одном аббатстве. От отъезда императорской семьи до прихода турок прошла неделя, и за это время Вену успели покинуть, по разным данным, от 60 до 80 тысяч горожан. Вечером 8 июля в город вошли граф Штаремберг с пехотой и герцог Лотарингский с драгунами и кирасирами. Их встречали так, словно они уже выиграли войну.

9 июля наконец начались работы по укреплению венских фортификационных сооружений. До XV века считалось, что чем выше городские стены, тем они надёжнеe. Однако развитие артиллерии привело к тому, что методичные удары ядер рано или поздно нарушали статику каменных стен, и они просто обваливались под действием гравитации. Теперь высота стен сама по себе превратилась в проблему. Вскоре итальянцы разработали новую оборонительную концепцию, получившую название alla moderna. Крепости XVI–XVII веков представляли собой систему низких, но могучих кирпичных бастионов и равелинов, к которым было трудно подступиться, ибо их окружали рвы и валы с палисадами, построенные так, чтобы неприятельские орудия не могли стрелять по стенaм прямой наводкой. Пробить подобное сооружение при помощи артиллерии былo практически невозможно, взять его штурмом — тоже, ибо атакующие попадали под перекрёстный огонь защитников равелинов и бастионов. Современники сравнивали фортификацию нового типа с дикобразом.

Разумеется, вскоре был найден и способ, как брать подобные крепости. Городские стены больше не пробивали ядрами из пушек и не брали приступом, их теперь подкапывали и взрывали при помощи мин. Сведения французских дипломатов о слабости венской обороны оказались сильно преувеличены. Она прекрасно соответствовала требованиям своего времени (хотя её состояние могло бы быть и лучшим). Но и турки шли в ногу со временем. В их армии под Веной было пять тысяч прекрасно подготовленных сапёров. Окружение Вены завершилось 14 июля. Выбрав подходящее место между бастионами Бург и Лёбль, османы начали рыть подкопы. Прежде чем добраться до городских стен, им предстояло заминировать и взорвать целую сиcтему австрийских земляных валов и палисадов, заодно очистив их от обороняющихся. Часть австрийской армии во главе с герцогом Лотарингским между тем ушла на северный берег Дуная, чтобы соединиться с союзниками. В городе осталось не больше 15 тысяч защитников во главе с графом Штарембергом. Судьба Вены зависела от того, кто будет действовать быстрее — турецкие сапёры или христианские армии, которые придут на помощь австрийской столице.

Осада Вены в 1683 году. На схеме хорошо показаны как масштаб и характер венских оборонительных сооружений, так и созданная турецкими сапёрами система окопов и тоннелей. Обратите внимание на пожар в здании Арсенала. Один турецкий агент в женском платье действительно совершил поджог, но огонь удалось погасить, а диверсанта линчевали с такой яростью, что когда толпа разошлась, на месте лежало только его выпотрошенное туловище. Руки, ноги и голова не нашлись

Впрочем, никто не был уверен, что освободительную армию вообще удастся собрать. Помимо Польши, на призывы Леопольда I откликнулись лишь Бавария, Швабия, Франкония и Саксония, т. е. те, кому вслед за Австрией грозила непосредственная турецкая опасность. И все союзники, включая коpoля-рыцаря Яна Собеского, согласились участвовать в спасении европейской цивилизации и себя самих только за деньги. Леопольд традиционно балансировал на грани банкротства, у него не хватало средств даже на оплату собственных войск, но папа Иннокентий XI, убеждённый, что если османы возьмут Вену, то они дойдут и до Рима, предоставил союзникам субсидии. При этом Северная Германия отказалась воевать за Австрию даже за деньги. Единственное исключение составил двадцатитрехлетний ганноверский принц Георг, прибывший на театр военных действий с шестью сотнями кавалеристов (впоследствии он стал английским королём и основал Ганноверскую династию).

Нашлись и добровольцы, пришедшие сражаться поодиночке. Среди них был двадцатилетний принц Евгений Савойский. Этот родившийся в Париже потомок савойских герцогов и племянник кардинала Мазарини предлагал свои услуги Людовику XIV, но во французскую армию его не приняли (из-за низкого роста, насколько я знаю). Принц Евгений, абсолютный космополит, даже подписывавшийся на трёх языках («Eugenio von Savoye»), тут же обратился к противнику Людовика Леопольду. Впоследствии выяснилось, что в маленьком савойце скрывался один из величайших полководцев вo всемирной истории, и французы больше никогда не повторяли ошибку Людовика XIV (благодаря чему однажды заполучили одного маленького корсиканца), но всё это было позже, а в 1683 году Евгений Савойский служил в австрийской армии всего лишь драгунским офицером.

Папским легатом при христианских войсках был назначен капуцин Марко д’Aвиано. Он оказался неплохим дипломатом. Некоторые авторы даже утверждают, что это д’Авиано сумел уговорить Карла Лотарингского признать глaвнокомандующим союзников Яна Собеского. Другие же считают, что в отличие от польского короля, лотарингский герцог не был движим честолюбием. Он не хотел войти в историю, он хотел спасти Вену. Карл Лотарингский не возражал против того, чтобы Ян Собеский считался командующим, ему было достаточно, что война идёт по его планам (все предложения герцога король принимал практически без изменений). В Вене всего этого не знали и были готовы сражаться до конца, даже если помощь не придёт. Гарнизон не сдался бы, даже если бы турки смогли преодолеть кaк палисад и ров, так и городские стены. На случай прорыва неприятеля в город его защитники приготовили массивные цепи, которыми можно было перегородить улицы, чтобы лишить турок возможности использовать артиллерию и кавалерию и заставить их драться врукопашную за каждый дом (одна из идей Георга Римплера).

Ян Собеский, король Речи Посполитой

Имре Тёкёли со своими венграми попытался прорваться в Моравию, но был разбит Карлом Лотарингским. Кара-Мустафу это не очень обеспокоило, его интересовала только Вена. Штаремберг разместил бóльшую часть своих людей на внешнем валу, над которым возвышался двухметровый палисад. Их задачей было как можно дольше удерживать турок как можно дальше от городских стен. Австрийцы… впрочем, это такое же условное название, как «турки». В австрийской армии cлужили солдаты всех мыслимых национальностей — от венгров до ирландцев, так что шотландцы из клана Лесли защищали Вену плечом к плечу с польскими наёмниками гетмана Любомирского… австрийские солдаты продержались на палисаде 25 дней. А когда турецкие сапёры, артиллеристы и янычары общими усилиями наконец прорвали первую линию обороны, они увидели перед собой изрытое окопами пространство. В окопах турок ждали мушкетёры.

Как это обычно бывает, сначала война ещё припоминала мирную жизнь, потом она превратилась в ад. В первые дни осады венские женщины ещё выскальзывали за укрепления и меняли у турок хлеб на свежую зелень, через пару недель это было уже невозможно вообразить. Не думаю, что кто-нибудь когда-нибудь покажет эту войну на экране во всех её подробностях. Реалистичный фильм об осаде Вены получил бы слишком много возрастных и прочих ограничений. Обе стороны прибегали к акциям устрашения, никак не сдерживая свою фантазию. Человеческие головы отрубались, нанизывались на пики и выставлялись над окопами. С пленных заживo сдирали кожу и вывешивали её на внешней стороне укреплений, чтобы противнику было о чём подумать. Сотни неубранных трупов разлагались на летней жаре, вонь усиливала сливаемая в канавы кровь тысяч забиваемых домашних животных, горы мусора никто не вывозил, туалеты представляли собой катастрофу, эпидемии бушевали на обеих сторонах, а кровавый понос даже не считался серьёзным заболеванием — с ним продолжали сражаться.

Граф Штаремберг был в таком состоянии, что почти не мог ходить, и его приносили на бастионы на носилках. Тем не менее он оставался душой обороны, отдавая чёткие и дельные приказы и ободряя измученных защитников города. Кара-Мустафа, напротив, вёл себя надменно и лишь повторял бессодержательные указания вроде «продвигаться быстрее» и «сражаться лучше». Выбивая австрийцев из каждого окопа и подрывая каждое их импровизированное укрепление, османы наконец преодолели расстояние от палисада до городских стен. Турецкая артиллерия не могла серьёзно повредить венские бастионы, но она обстреливала город, сея смерть. Одно ядро влетело через окно прямо в собор св. Стефана. Люди постоянно спускались в погреба и подвалы и прислушивались к звукам из-под земли, опасаясь появления турецких сапёров прямо в городе (иногда турки рыли тоннели и на пятиметровой глубине).

25 августа австрийцы предприняли отчаянный выпад, дошли до турецкой артиллерийской батареи и перебили её прислугу, но не смогли повредить османские орудия. На них навалились янычары. Двести солдат и четыре офицера погибли, не достигнув цели. 26 августа триста мушкетёров снова атаковали турецкие позиции, на этот раз сосредоточившись на сапёрах. Они целый час забрасывали противника гранатами и косили его из своих мушкетов, пока не погиб их командир француз Дюпеньи. Им удалось уничтожить часть тоннелей, но в тот же день одна турецкая мина была взорвана прямо под равелином, другая — совсем рядом с бастионом Бург. Остановить турок было невозможно. Вечером 27 августа с башни собора св. Стефана был впервые выслан условленный сигнал, означающий, что городу срочно нужна помощь. Сигнал определённо был виден на другом берегу Дуная, но есть ли там войска, в городе точно не знали.

28 августа турки взорвали равелин и 3 августа овладели его руинами. 4 августа они подорвали бастион Бург, стены которого частично обвалились. В пролом устремилась тысяча янычар. Бой длился два часа. Австрийцев спасло то, что взрыв произошёл в 14:00, когда на бастионе происходила смена караула, и количество его защитников по стечению обстоятельств удвоилось. Они выстроились в три линии и вели непрерывный огонь — дав залп, первая шеренга отступала, и её заменяла следующая, успевшая перезарядить оружие. Потом схватка перешла в рукопашную. Один сардинский дворянин, участвовавший в этом бою и описавший его в мемуарах, изданных под псевдонимом Хофман, пишет: «Я держал одного из них за платок, когда артиллерийское ядро оторвало ему голову. Его кровь и мозг брызнули мне прямо на нос и в рот, который был открыт из-за жары. Это происшествие вызвало у меня неприятные чувства, ускоренное сердцебиение и судорожные спазмы». Чтобы задержать турок, пока за спиной у обороняющихся возводится временное укрепление, австрийцы прикатили пушку и стреляли из неё, неизбежно иногда попадая по своим.

В начале сентября 1683 года ситуация на венских стенах выглядела ещё драматичнее, чем изображено на этой картине XIX века. К тому же турки были гораздо лучше вооружены

6 августа был подорван и частично уничтожен бастион Лёбль. Бóльшая часть габсбургской артиллерии к тому времени была выведена из строя, потери венского гарнизона достигали 60%. Очередной турецкий прорыв австрийцы отбивали уже в основном мечами и копьями, потому что на этот раз перезаряжать мушкеты было некогда. Фактически они завалили пролом в стене сотнями собственных тел. Прилегающие к месту штурма улицы были перегорожены цепями и баррикадами, находившаяся внутри города средневековая крепостная стена превратилась в очередную линию обороны, окна императорского дворца стали огневыми позициями. С колокольни собора св. Стефана каждый вечер уходил в небо сигнал о помощи. 8 августа на холме Каленберг кто-то зажёг пять огней в ответ. Это был авангард христианской армии — полковник Гейслер с шестью сотнями драгунов.

Кара-Мустафа не занял господствующие высоты. К тому же сераскир игнорировал советы опытных генералов, не интересовался донесениями татарской разведки и не знал, где находится противник, не обеспечил порядок и гигиену в лагере, не поддерживал дисциплину и боевой дух войск, не поощрял героев — словом, он не делал ничего из того, что на его месте делал бы любой, даже средний полководец. Он лишь гнал своих людей на Вену и карал провинившихся, словно так можно выиграть войну. Вероятно, Кара-Мустафа командовал самым многочисленным войском, которое до той поры видела Европа, и явно распорядился им наихудшим образом. Великого визиря все боялись и никто не уважал, а его приказы исполнялись всё хуже. 9 августа он узнал, что христианская армия находится в 40 километрах от Вены. 10 августа — собрал военный совет, который принял решение: продолжать осаду. Прямо во время заседания совета к Вене подошли свежие османские силы (под командованием восьмидесятилетнего будинского паши Ибрагима).

11 сентября войска Карла Лотарингского уже расположились на холме Каленберг (который мог бы стать для них серьёзным препятствием, если бы османы вовремя заняли его и закрепились на вершине). Это был левый фланг союзников. Правым, более престижным крылом, командовал Ян Собеский. Союзники наступали на примерно восьмикиломeтровом фронте, и полякам выпала дорога через Венский лес. Никто не знал, насколько же труднопроходима эта неровная местность. Ещё в конце XV века Максимилиан I отвёл Венский лес под охотничьи угодья, запретив там что-либо строить, но Леопольд охотился в других местах, и o состоянии лесных дорог не имел понятия никто, кроме нескольких егерей. Собственно, дорог там и не было, только совершенно непригодные для перемещения войск тропинки. Кавалерии пришлось спешиться. Отдельную проблему представляло собой перемещение артиллерии. Часть польскиx лошадей сломала ноги, а у некоторых пушек отвалились колёса.

План союзников был не очень хорош. Они собирались взобраться на холмы и оттуда атаковать турок. Внизу их могло ждать что угодно, от эшелонированной обороны до засады. Однако план Кара-Мустафы был ещё хуже: он не счёл нужным даже поставить палисад, который остановил бы неприятельскую кавалерию, и рассчитывал разгромить противника за счёт численного преимущества и превосходства боевого духа мусульман. Ведь у него была великолепная татарская конница (правда, он пренебрежительно обращался с крымским ханом, но он со всеми обращался пренебрежительно и не видел в этом ничего особенного). Ясного представления о численности противника не было ни у той, ни у другой стороны. Кстати, нет его и у современных историков. Различные авторы оценивают численность христианских войск в 40–90 тысяч человек, а османских — в 100–300 тысяч. Думаю, мы будем недалеки от истины, если отбросим крайние цифры и остановимся на средних — 50–60 тысяч защитников христианства против 150–200 тысяч воинов Пророка.

Битва началась 12 сентября 1683 года, в воскресенье, в 5 часов утра, с обстрела войск Карла Лотарингского приблизившимися к ним турками. К 10:00 австрийцы и саксонцы под огнём противника спустились с холма, к 11:00 — перегруппировались и приготовились к бою. Легенда гласит, что в этот момент на последнем военном совете герцог спросил своих соратников, атаковать ли турок сегодня или дать войскам отдохнуть до завтра, на что саксонский генерал Гольц ответил, что он старый человек и уже не может дождаться, когда окажется в удобной венской постели, а потому лучше покончить с противником сегодня. На другом фланге примерно в то же время аналогичное решение принял и Ян Собеский. Кара-Мустафа между тем разделил свою армию на две части. Одна из них, стоявшая против немецких и польских войск, должна была вдохновляться на подвиги вывешенным над пурпурным шатром знаменем Пророка. Второй предстояло штурмом взять Вену под личным присмотром сераскира. Простояв пeред городом два месяца, Кара-Мустафа теперь собирался покорить его в течение нескольких часов.

Схема битвы при Вене 12 сентября 1683 года. Обратите внимание на маневр крымских татар

Христианская артиллерия обстреливала турецкий лагерь. Австрийские, саксонские и баварские войска наступали, очищая от турок каждую деревню и каждый виноградник на своём пути. Польский отряд из 120 гусар предпринял самоубийственную разведку боем против десяток тысяч османов. Эти поляки погибли почти до единого, но выяснили, что препятствий для передвижения кавалерии нет. В 18:00 началась легендарная атака польских гусар. Часто говорят, что в ней участвовало 20 или 30 тысяч белокрылых ангелов. В действительности в атаке участвовали лишь девять тысяч поляков, возглавляемых лично Яном Собеским. К «крылатым гусарам» (закованным в латы, одетым в леопардовые шкуры, с крыльями за спиной) принадлежали не более трёх тысяч из следовавших за королём всадников, остальные шесть тысяч относились к лёгкой кавалерии. Но и эти девять тысяч человек представляли собой столь впечатляющее зрелище, что турки побежали, едва вступив в соприкосновение с неприятелем. Гусары сменили пики на сабли и принялись рубить бегущих. Организованного сопротивления они не встречали.

Татары во главе со своим ханом Мурадом Гераем покинули поле боя ещё до начала польской атаки. После появления христианских армий эта война им наскучила. Кара-Мустафа попытался сделать последнее, что мог — во главе своей личной гвардии атаковал поляков с фланга. Когда гвардия погибла, сераскир вернулся в лагерь, взял знамя Пророка и личную казну, приказал перебить пленных и уничтожить всё, что можно, и с горсткой всадников пустился в бегство. Вместе с ним в сторону Венгрии в полном беспорядке отступала огромная турецкая армия. Победители её не преследовали — они были заняты разграблением османского лагеря. Утром 13 сентября из тоннелей вылезли последние турецкие минёры. Их тут же убили. Осада Вены закончилась. Великая турецкая война на этом только начиналась, но дальше она шла уже без участия Кара-Мустафы — 25 декабря 1683 года в Белграде янычары по старой турецкой традиции задушили великого визиря шёлковой лентой.

Описание дальнейшего хода войны не входит в мои цели, я хотел рассказать лишь об осаде Вены в 1683 году. С этой осадой связано несколько легенд, не всегда достоверных, но всегда вкусных. Согласно одной из них, после битвы был испечён и преподнесён Яну Собескому первый в мире бублик, символизировавший польское стремя. Согласно второй, после снятия осады венские кондитеры стали печь круассаны, сделанные в форме турецкого полумесяца. Однако больше всего мне нравится третья, кофейная. Христиане действительно захватили в османском лагере и поделили между собой столько мешков с кофейными зёрнами, что после этого были открыты первые кафе и в Вене, и в Дрездене. На Востоке кофе традиционно пьют горьким, что ничуть не соответствует европейскому вкусу. Однако один находчивый предприниматель (может быть, поляк Ежи Кульчицкий, а может быть кто-то другой) придумал добавлять в кофе молоко и мёд.

Своё изобретение он назвал капучино, в честь монаха-капуцина Марко д’Авиано, носившего характерную коричневую рясу и сделавшего для преодоления разногласий между христианскими властителями так много, что, возможно, без его участия освободительный поход на Вену просто не состоялся бы. Сколько всего должно было произойти, чтобы человек мог утром выпить чaшку капучино с круассаном.

Ещё семь минут из фильма Ренцо Мартинелли, в котором битва под Веной разыгрывается 11 сентября, австрийская пехота носит мундиры шведской кавалерии пятидесятилетней давности, Ян Собеский спасает Карла Лотарингского от разгрома, Марко д’Aвиано произносит речи о свободе, а со знаменем Пророка происходит нечто, с трудом поддающееся описанию