Добро пожаловать в клуб! Возможно, вы несколько удивлены, что на ресурсе русских националистов появился блог, в названии которого фигурирует слово «богемский». В таком случае вы ещё больше удивитесь, ознакомившись со взглядами его автора. Вопреки принятым среди авторов «Спутника и Погрома» конвенциям, я считаю оптимальной формой организации социума не национальное государство, а империю. Принадлежность к нации для меня — всего лишь гражданское состояние, а ко всем без исключения национальным мифологиям и предрассудкам я отношусь с одинаковой иронией. Вопросы культуры интересуют меня куда больше, чем вопросы крови. Я не националист, не обессудьте.
Более того, меня трудно назвать даже патриотом. Идея провести отпущенное человеку на земле время в одном и том же месте всегда казалась мне слишком скучной. В 1995 году я покинул пределы нашего богоспасаемого отечества и вряд ли когда-нибудь вернусь. Мне хорошо в благословенной Богемии, но если бы я родился в этой стране, меня наверняка тянуло бы в какую-нибудь другую. В сладкую Францию, в прекрасную Италию, в старую добрую Англию… да мало ли на свете хороших стран? Я полагаю, что в идеале человеку следовало бы пожить лет по десять-пятнадцать в каждой из них. Наверное, я самый космополитичный автор, когда-либо публиковавшийся в «Спутнике и Погроме».
С моим космополитизмом может соперничать только мой экуменизм. Хуже того, я склонен к деизму. Если и этого мало, добавлю, что я редкий консерватор в вопросах эстетики, но стопроцентный либерал во всём, что касается гражданских прав и свобод, а также частной жизни граждан. К тому же мне кажется, что из всех существующих на нашей планете цивилизаций только западная создала приемлемый образ жизни. А определённые исторические вопросы я рассматриваю с ревизионистских позиций. В общем, некоторые мои тексты могут вам очень не понравиться. Тем не менее, я здесь. Чтобы объяснить, почему, я позволю себе привести две цитаты:
1: «По большому счету национализм является определенным этапом развития народа. Народ становится нацией в совершенно определенный момент, когда начинает претендовать на те права и обязанности, которые до сих пор всегда ассоциировались только с аристократией. Разумеется, народ не может претендовать на все права господ. Есть права, которые по своей природе эксклюзивны — например, право владеть крупной собственностью или рабами. Но такие права отрицаются за всеми вообще. Именно эта сторона дела обычно и замечается в первую очередь: революция — это отрицание некоторых аристократических прав, сопровождаемое обычно взрывом ненависти к аристократам. Но все остальные права присваиваются народом, который таким образом становится нацией. Условно говоря, нация — это проект всеобщей аристократии, когда все являются господами».
2: «В 1929 году Ортега-и-Гассет написал „Восстание масс“. Этот оборот до сих пор пользуется завидной популярностью, хотя вроде бы каждому должно быть ясно, что ни одно восстание не может продлиться 80 лет. Любой мятеж в течение куда более короткого времени либо достигнет своих целей, либо будет подавлен. Что произошло с восстанием масс? И то, и другое. С одной стороны, восставшие массы добились огромных успехов, выйдя на авансцену истории. С другой, они не только не устранили прежний правящий класс, но напротив, усвоили и многие его ценности, и образ жизни (хуже сложилась судьба высокой культуры; она понесла в боях с восставшим народом тяжёлые потери). В конце концов принадлежность к детям богов — это всего лишь доступ к информации и ресурсам. Наличие высшего образования и загородного дома в сочетании с неприкосновенностью личности и возможностью путешествовать сформируют аристократическое мироощущение у каждого человека».
Первая цитата принадлежит Константину Крылову. Он произнёс эти слова в 2011 году за круглым столом в журнале «Вопросы национализма», а мне они стали известны благодаря публикации в «Спутнике и Погроме» в 2016-м. Вторую реплику можно найти в «Богемских манускриптах», моём блоге в Livejournal, в одном посте 2012 года. Константин Анатольевич видит национальную революцию там, где я наблюдаю вызванную техническим прогрессом социальную эволюцию. Но мы определённо говорим об одном и том же. Более того, мы говорим об этом одними и теми же словами.
Разница между нашими взглядами вполне очевидна, но их сходство представляется мне куда более важным. Однако то же самое можно сказать и о многих других людях. Поэтому в «Спутнике и Погроме» появился «Богемский клуб» — место, где обладающие различными воззрениями и интересами люди могут попытаться найти точки соприкосновения. Примерно из таких соображений создавались многие объединения подобного рода, вплоть до «Богемской рощи». Их опыт показывает, что это было небесполезно.
Такие клубы часто носят закрытый характер. Наш — не исключение. Здесь будут преобладать материалы, написанные эксклюзивно для «Спутника и Погрома». Значительная часть их будет доступна только подписчикам издания. Правила поведения в клубе предельно просты. Здесь не следует произносить непристойности и оскорблять собеседников, вести пропаганду в пользу военных противников России или человеконенавистнических идеологий (да это и бесполезно — в крайних случаях комментарии будут модерироваться).
Ну а я со своей стороны постараюсь быть нескучным.
— Искренне ваш, Богемик.
Мне захотелось высказать своё мнение о некоторых явлениях и процессах, затронутых в статье Егорa Погрома «О китайской Америке и русских викингах» от 5 января 2017 года. Напомню, в этом тексте Егор писал, что если бы он был масоном-глобалистом из теневого контура управления США, то поставил бы перед собратьями по ложе стратегическую, на десятилетия, задачу: формирование американо-китайской элиты, т. е. инкорпoрaция китайцев в высшие эшелоны управления Америки:
«И только попробуйте вообразить, как выглядела бы вся мировая политическая повестка (включая вопросы американо-китайского сотрудничества), если бы президентом США стал китаец. <…> Как вообще бы все поменялось с ног на голову, и вместо разговоров о грядущем противостоянии США и КНР пошел бы разговор об их интеграции, а сама дилемма „Восток-Запад“ была бы снята с повестки дня.<…> Но вместо этого американцы, как и положено патологическим расистам, уперлись в нахер никому не нужных негров, сначала избрав черного дебила, который начал превращать Америку в гетто, а затем выбрав белого дебила, который будет бороться с черным дебилом, и в общем и целом обеспечив себя внутренними проблемами на 100 лет вперед».
Если честно, я не думаю, что избрание китайца на пост президента США было бы способно как-то повлиять на американо-китайские отношения. В своё время назначение этнических немцев на командные посты в американской армии никак не повлияло на ход Второй мировой войны. К американцам немецкого происхождения принадлежали и Верховный главнокомандующий экспедиционными силами Союзников Дуайт Эйзенхауэр, и командующий стратегической авиацией США в Европе Карл Спаатс. Они подтвердили репутацию немцев как прекрасных солдат и отвоевали против Германии на отлично. Особенно постаралась авиация. Жителям Гамбурга и Дрездена до сих пор есть что вспомнить.
В 1721 году барону Монтескьё при создании сатирического романа «Персидские письма» не составило труда описать западный мир глазами восточного человека, и эта стилизация была воспринята французскими читателями как нечто само собой разумеющееся — в тy эпохy разница между Востоком и Западом была давно уже всеми признана и каждому понятна. Оппозицию Восток-Запад можно проследить по крайней мере до времён Геродота и Фукидида. Это базовое культурологическое понятие во многом определяет западное мышление со времён классической античности, причём создавшие сию дихотомию греки сразу же пролонгировали её на семьсот лет в прошлое, возведя начало противостояния Европы и Азии к легендарной Троянской войне.
Скажу больше, современные западные авторы заходят ещё дальше и даже древнейшие культуры описывают в таких тонах, что становится ясно: некоторые из первых цивилизаций они считают предшественниками Востока, а другие — предтечами Запада. Прямо это нигде не формулируется, но при сравнении литературы, посвящённой Древнему Египту и Мессопотамии, разница оказывается вполне очевидной. Дело дошло до того, что американский египтолог Джеймс Брэстед назвал Эхнатона «первой личностью в истории». Он имел в виду, что до этого фараона люди не обладали индивидуальностью и представляли собой нечто вроде живущих по обычаю муравьёв (а на Востоке такими и остались). При этом Третью династию Ура западные историки вполне стандартно называют тоталитарной, а Саргона Аккадского нарекли первым деспотом и прообразом всех восточных тиранов.
Восток и Запад, III тысячелетие до Рождества Христова
Кстати, кто-нибудь помнит, как звали жену этого Саргона? Ну хорошо, хотя бы его дочь? Она была жрицей и подписывала свои гимны к богам как Энхедуанна. Речь идёт о самых старших дошедших до нас текстах, написанных от первого лица и подписанных автором, но кто, кроме специалистов и немногочисленных любителей, хотя бы слышал о первой в истории поэтессе Энхедуанне? Напротив, жену Эхнатона знают все. Нефертити не прославилась ничем, кроме обнаруженного в 1912 году бюста, подлинность которого оспаривается. Однако она — популярный персонаж массовой культуры. Во времена моего детства чеканщики продавали портреты Нефертити на набережной в Сочи, в дни моей молодости она фигурировала в клипах Майкла Джексона, а сегодня тату-салоны предлагают нанести её изображение клиенту на бицепс или на лодыжку.
Я не берусь однозначно сказать, что представляет собой знаменитый бюст Нефертити — древний шедевр, оказавший заметное влияние на искусство ар-деко, или появившуюся на стыке ар-нуво и ар-деко подделку, определившую наше представление об искусстве амарнской эпохи. Но эта двусмысленность только подчёркивает связь современного Запада с Древним Египтом. Амарнскому периоду, занявшему в трёхтысячелетней египетской истории всего 20 лет, в египтологии уделяется особое внимание, ибо в нём при желании можно найти истоки всего, что делает Запад Западом — индивидуального мышления, реалистичного искусства, монотеистической религии и эталонов женской красоты. Ну а Россия, как ни крути, страна западного культурного округа, поэтому в наших школьных учебниках нет ни слова об Энхeдуанне, но есть портреты Нефертити.
Удревняя дихотомию Восток-Запад до самого рассвета человеческой истории, западный мир делает заявку на её вечность. Понятно, что всё рано или поздно кончается, и что глобализация — это процесс, в ходе которого многие культурные и ментальные различия между населяющими нашу планету популяциями рано или поздно сотрутся. Однако оппозиция Восток-Запад носит столь фундаментальный характер, что будет сопровождать нас ещё долго. В ближайшую тысячу лет я бы не торопился снимать эту дилемму с повестки дня. У меня достаточно богатое воображение, дабы представить исчезновение границ и появление мирового правительства, но я полагаю, что даже в планетарной империи (или республике) одни провинции (или федеральные земли) будут иметь западный, а другие — восточный характер.
1990 год, Чехословакия, город Злин. Ивана и Дональд Трампы на похоронах отца Иваны Милоша Зельничека. В Чехии говорят, что Трамп — первый из сорока пяти президентов США, знающий, что на свете есть город Злин (в 1949–1990 годаx Злин носил название Готвальдов). Мальчик справа — это Дональд Трамп Младший. Он проводил в Готвальдове каждое лето, научился свободно говорить по-чешски и никогда не выбрасывать еду (так его воспитала чешская бабушка, Мария Зельничкова)
Если с дихотомией Восток-Запад всё понятно, то c человеком, на днях приступившим к исполнению обязанностей президента Соединённых Штатов, остаётся много неясного. Порой o нём говорят удивительные вещи. Mеня больше всего поражает популярность мнения о его «несистемности». Сама идея, что в стабильной стране может прийти к власти человек со стороны, представляется мне нонсенсом. Чисто теоретически такое было бы возможно в демократии. К счастью или к несчастью, в реале демократий не существует, зато существуют демократические системы, предназначение которых, помимо прочего, состоит именно в том, чтобы не допустить подобного развития событий.
Чтобы показать, насколько же глубоко системен Трамп, я могу привести цитату из одного любопытного доклада, хранящегося в архиве бывшей чехословацкой госбезопасности:
«Зельничек сообщил, что его приехавшая в Прагу дочь была довольно нервозна. Для неё это несколько необычно. Находясь в квартире своих родителей в Готвальдове, она рассказала отцу, что её пребывание в Праге контролируется сотрудниками дипломатического представительства США. Она сообщила, что как супруга Д. Трампа постоянно находится в центре внимания, ибо на её мужа оказывается давление с целью выдвижения его кандидатуры на пост президента США».
Доклад агента датирован 21 января 1988 года.
1988 год… Девятая рота 345-го гвардейского полка ещё сражалась у высоты 3234 в Афганистане, Берлин ещё был разделён стеной, в Москве Горбачёв ещё проводил свою Перестройку, а в США Рональд Рейган ещё сокрушал Империю Зла. Я только что впервые съездил в ещё коммунистическую Чехословакию (это был первый шаг к тому, чтобы однажды стать Богемиком). Республиканцы ещё собирались выдвинуть на предстоящих выборах кандидатуру Джорджа Буша Старшего… A чехословацкие спецслужбы уже сообщали, что кто-то оказывает давление на Дональда Трампа, дабы убедить его баллотироваться на президентский пост. Кто это мог быть? Определённо не разгневанные рабочие из Ржавого Пояса, который в 1988 был ещё не таким уж и Ржавым.
Чешская эмигрантка Ивана Зельничкова была супругой Дональда Трампа в 1977–1992 годах. Сразу же после заключения их брака чехословацкая госбезопасность завела на чету Трампов досье. Любопытная деталь: в сообщениях сотрудников спецслужб (подписанных такими именами, как «агент Любош», «агент Милош» или «агент Лангер») даже знакомство этой пары описывается совсем не так, как в таблоидах. Сама Ивана неизменно утверждает, что встретила Дональда в одном нью-йоркском ресторане. По версии агента Любоша, их встреча произошла в Австрии, на шоссе недалеко от Инсбрука. У такси, в котором ехала Ивана, заглох мотор, а случайно проезжавший мимо американец остановился, чтобы подбросить жгучую блондинку до города. По стечению обстоятельств, он оказался наследником риэлтoрской империи и советником в избирательном штабe демократического президента Джимми Картера.
Да, в конце 70-х Дональд Трамп сотрудничал с демократами. А на выборах 1988 года (Джордж Буш-старший против Майкла Дукакиса) Трамп финансировал обе стороны. 22 октября 1988 года агент Лангер сообщил: пока Трамп отказывается баллотироваться в президенты, считая себя слишком молодым для этой должности (тогда ему было сорок два), но выражает уверенность, что сможет выиграть президентскую гонку в 1996-м, в год своего пятидесятилетия. Как вы думаете, от какой партии Трамп собирался выдвинуться в 1996 году? Нет, не от этой. И не от этой тоже.
Позволю себе напомнить, что Трамп был не единственным эксцентричным миллиардером, которого посещали подобные идеи. В 1992 году независимый кандидат Росс Перо (ранее продавший одну из своих компаний за два с половиной миллиарда долларов) был допущен к теледебатам и в итоге собрал 18,9% голосов избирателей (беспрецедентный успех для третьей силы).
Ивана Трамп в молодости. То один, то другой чех нет-нет да и сыграет в жизни Трампа исключительную роль. Например, знаменитое видео, на котором охрана затаскивает в машину потерявшую равновесие Хиллари Клинтон, снял и опубликовал некий Зденек Гажда — чех, 24 года проживший в Америке. При желании я мог бы сочинить конспирологию о Дональде Трампе, как об агенте чехословацкой разведки. Некоторые теории заговоров строятся и на более шатких основаниях
По-видимому, к 1996 году от идеи продвижения в Белый дом независимого кандидата отказались. Росс Перо (которого вполне можно считать политическим прототипом Трампа) снова баллотировался, но на этот раз не был допущен до теледебатов и получил куда меньше голосов — всего восемь процентов. А Дональд Трамп отошёл от политики, чтобы двадцать лет спустя стать президентом США от Республиканской партии. Его прошлое свидетельствует, что, в принципе, он мог бы баллотироваться и от демократов, и в качестве третьей стороны (вы будете смеяться, но одно время Трамп финансировал Хиллари Клинтон). В политике есть уровень, на котором партийные и идеологические разногласия перестают играть сколько-нибудь существенную роль.
Современный русский историк С.В. Волков, занимающийся элитологией профессионально, оценивает численность американского политического класса (т. е. людей, имеющих реальное влияние на принятие решений в этой стране) в пять тысяч семей. Однако внутри этого класса есть своя элита, по численности на порядок ему уступающая, но по влиянию — на порядок превосходящая остальные входящие в него группы. Это те, кого принято условно называть Триста (или Пятьсот) cемей. Насколько я понимаю, их и имел в виду Егор Погром, говоря о теневом контуре управления США. Если в политический класс входит руководство демократической и республиканской партий, равно как и их идеологи, то на уровне элиты партийные и идеологические разногласия перестают иметь значение. Для неё прaвые и левые — это две руки одного организма.
Осмелюсь предположить, что на этом уровне и принималось 29 лет назад решение о подготовке Дональда Трампа к выдвижению в президенты, а в 2016-м — о его победе. Похоже, политический класс («пять тысяч семей») был преимущественно настроен на победу Клинтон, но элита («Пятьсот семей») решила по-другому. Эта гипотеза позволяет объяснить странности прошедших выборов, от небывалой остроты противостояния до неожиданного (и, в общем, не вполне законного) вмешательства в дело спецслужб без пяти минут двенадцать. Увы, она отвечает лишь на часть существующих вопросов, зато порождает множество новых. Например, такой: почему Трамп стал президентом на 20 лет позже, чем предполагал первоначальный план, т. е. в семидесятилетнем возрасте и в ситуации, когда люди с мексиканскими флагами в руках просто избивают его сторонников на улицax?
Ни один ответственный автор не может сказать, что точно знает состав, структуру или цели Пятисот семей. На эту тему существует множество спекуляций и гипотез, но все они производят несерьёзное впечатление. Авторы конспирологических книжек о каком-нибудь Бильдербергском клубе сначала рассказывают об обстановке секретности, окружающей заседания этой организации (вплоть до временной замены обслуживающего персонала пятизвёздочных отелей, в которых проходят встречи, на личную прислугу членов клуба), а потом как ни в чём ни бывало делятся с читателями самыми сокровенными тайнами и секретными планами означенных властелинов мира.
Помнится, Наполеон в своё время заметил, что масоны собираются в ложах ради еды. Подозреваю, что с подобными целями встречаются и члены Бильдербергского клуба, Трёхсторонней комиссии, Комитета 300, Сионского Приората и других воспетых конспирологами тайных организаций, состав которых можно найти хоть в Википедии, хоть в телефонной книге.
Разумеется, это касается не только Америки, но и Великобритании или Франции — словом, любой страны, в которой есть свои Триста или Пятьсот семей.
Но по крайней мере действия политического класса, равно как и идеи и теории, которыми он руководствуется, мы проанализировать можем. Это уровень, на котором появляются и официальные доктрины, и общественные дискуссии, и борьба идеологий. Уровень, на котором действуют правительства и штабы. Эпоха холодной войны нас в данном случае не интересует, вспомним в двух словах, что происходило по её окончании. В 1992 году Френсис Фукуяма написал книгу «Конец истории и последний человек», в которой провозгласил, что победа Запада в Холодной войне и распространение либеральной демократии означают завершение социокультурной истории человечества.
Этот тезис, поразительно напоминающий распространённую в 1918 году веру, что Первая мировая была последней войной в истории, уже в 1993 году попытался опровергнуть Сэмюэль Хантингтон в статье «Столкновение цивилизаций?», тремя годами позже разросшейся до книги «Столкновение цивилизций». Тем не менее в 90-е годы предпочтение отдавалось Фукуяме. В частности, его идеями обосновывались военные операции НАТО против сербов на Балканах. В сущности, «Конец истории» был идеологией эпохи, считавшей превосходство американской авиации над любым противником абсолютным.
Потом было 11 сентября 2001 года. Жена позвонила мне (кажется, в то время я ещё пользовался своим первым или, по крайней мере, одним из своих первых мобильных телефонов) и сказала, что неопознанные самолёты бомбят Нью-Йoрк (в первых сообщениях с места событий говорилось об атаке с воздуха, и было непонятно, что происходит). После этой даты стало принято считать, что Фукуяма ошибался, а Хантингтон был прав. Но вера в тотальное превосходство американских вооружённых сил сохранилась и породила мнение, что любую войну можно выиграть. Столкновение так столкновение — начались вторжения в Афганистан и Ирак.
Иракская операция в итоге обошлась американцам в пять тысяч павших, тридцать тысяч раненых и один триллион долларов. Пятью тысячами солдат они могли бы пренебречь, но триллионом долларов не пренебрегает никто и никогда. В 2006–2007 годах, когда кровавый хаос в Ираке и сопряжённые с военной операцией расходы достигли апогея, наступило глубокое разочарование в идее решать любые проблемы в любой точке земного шара военным путём. Строго говоря, логистика не подвела. Но она оказалась очень, очень дорогой. Выяснилось, что в некоторых случаях преодоление географии ради политических целей — это игра, которая не стоит свеч.
В 2009 году автор ряда политических бестселлеров Роберт Каплан написал статью «Месть географии». Из неё впоследствии выросла книга (естественно, бестселлер) «Месть географии. Что могут рассказать географические карты о грядущих конфликтах и битве против неизбежного» (2012 год). Думаю, не будет преувеличением сказать, что для наших дней «Месть географии» стала примерно тем же, чем были «Конец истории» для девяностых и «Столкновение цивилизаций» для нулевых. В этой книге содержатся идеологемы, сегодня разделяемые американским политическим классом. Я читал её и могу констатировать: произошёл очередной ренессанс географического детерминизма и геополитических теорий. В нынешнем виде их можно назвать общим именем «географический реализм».
Я прочёл бумажную версию «Мести географии» на чешском языке, и мне она понравилась. Эта книга полна ссылок на классиков геополитического мышления от античности до ХХ века и экскурсов в историю всех ключевых регионов Земли. Есть в ней и глава о нашем богоспасаемом отечестве, носящая характерно маккиндеровское название «Россия и независимый Хартленд». У меня появилось желание привести в этом тексте несколько цитат из Каплана. Чтобы избежать сложностей, связанных с двойным переводом, я решил найти в Сети русскую версию. А когда нашёл, испытал шок. Я искал абзац, по-чешски звучавший так:
«Jinými slovy, ruská náboženská a komunistická totalita má své kořeny v pocitu bezbrannosti v lese nedaleko stepi, který naopak zase vštípil Rusům potřebu dobývat. Ale protože krajina byla rovinatá, a ve své nezměrnosti nedílně spojená s Asií a Širším Blízkým východem, Rusko samo bylo dobyto. Zatímco jiné říše rostou, expandují a zaniknou — a nikdy víc už o nich není slyšet, ruská říše se rozrůstala, hroutila a znovu ožívala. Geografie a historie dokazují, že Rusko nelze nikdy podceňovat. Částečné vzkříšení Ruska v současné době po rozpadu sovětského impéria je součástí starého příběhu».
Оказалось, российские переводчики сделали из этого текста вот что:
«Совокупность религии и принципа общинной организации у славян, другими словами, служили откликом на чувство незащищенности в лесах рядом со степью, что, в свою очередь, вселяло в них желание покорять новые земли. Однако ввиду того, что территория была равнинной и неразрывно связана в своей необъятности с Азией и Большим Ближним Востоком, Россия оказывалась завоеванной сама. В то время как другие империи возникали, расширялись, рушились — и о них никогда больше не слышали, — Российская империя расширялась, и разваливалась, и возрождалась уже неоднократно. География и история показывают, что Россию никогда нельзя сбрасывать со счетов. Возрождение России после развала СССР — всего лишь часть исторического процесса, уходящего корнями в глубокую древность».
«Религиозный и коммунистический тоталитаризм» превратился в «совокупность религии и принципа общинной организации», «потребность русских завоёвывать» — в «желание славян покорять новые земли», «Россия была завоёвана» — в «Россия оказывалась завоёванной». Последний нюанс очень важен. Каплан подробно рассуждает о том, что Россия была завоёвана только один раз — монголами, после чего у русских возникло стойкое убеждение, что на свете нет ничего хуже, чем быть завоёванными, и с тех пор они не сдаются никакому противнику. И всё это — не считая стилистической убогости перевода. Нужно очень не любить читателей, чтобы из стильного и ёмкого оборота «часть старой истории» сделать «часть исторического процесса, уходящего корнями в глубокую древность».
Если вас интересует, насколько точен чешский перевод, то вот английский оригинал:
«Russia’s religious and communist totality, in other words, harked back to this feeling of defenselessness in the forest close to the steppe, which inculcated in Russians, in turn, the need for conquest. But because the land was flat, and integrally connected in its immensity to Asia and the Greater Middle East, Russia was itself conquered. While other empires rise, expand, and collapse — and are never heard from again, the Russian Empire has expanded, collapsed, and revived several times. Geography and history demonstrate that we can never discount Russia. Russia’s partial resurgence in our own age following the dissolution of the Soviet Empire is part of an old story».
Вы можете поверить мне на слово или обратиться к специалистам, результат будет один и тот же. Кто угодно подтвердит вам, что в чешской версии сохранено всё, что только можно сохранить при переводе — смысл, стиль, ритм, детали и нюансы. Чешский читатель получает абсолютно тот же самый текст, что и английский.
Слева: чешский перевод книги Роберта Каплана «The Revenge of Geography: What the Map Tells Us About Coming Conflicts and the Battle Against Fate». Справа: русский пересказ этой же книги
Что касается русского читателя, то ему предлагают книгу, являющуюся в лучшем случае скверным пересказом работы Каплана. Приведённый отрывок — ещё один из самых адекватных в посвящённой России десятой главе. Русские в ней называются то россиянами, то славянами, Путин — российским руководством, а чеченцы — горцами. Если, конечно, вообще остаются в тексте. Например, рассуждение о том, что рождаемость у чеченцев на треть выше, чем у русских, и что чеченские общины могут служить базой для исламского терроризма в российских городах, полностью пропущено. В этой главе много пропусков. Некоторые — по полстраницы длиной. Подобное надругательство над книгой заслуживает отдельной статьи, и, возможно, я напишу её, а пока вернёмся к тексту Каплана.
В главе XI, названной «География китайской мощи», я не нашёл ничего неожиданного. Китай в ней рассматривается как естественный геополитический противник Соединённых Штатов. Ни о какой интеграции с ним речь, естественно, не идёт, автор лишь выражает надежду, что прямого военного конфликта всё же удастся избежать. Хотя тут же приводит сделанные в 2009 году оценки специалистов, согласно которым уже к 2020 году Китай будет в состоянии выиграть у Америки войну за Тайвань вне зависимости от того, какие дополнительные силы американцы задействуют для защиты острова.
Зато я обнаружил идею интеграции в главе ХV — «Бродель, Мексика и военно-политическая стратегия». Эта глава выделена в отдельную часть книги, носящую название «Судьба Америки». Тут я позволю себе привести пространную цитату. Стилистически это, конечно, не совсем Роберт Каплан (он пишет лучше), но по крайней мере смысл его слов русский перевод передаёт вполне верно (остальные главы книги не подверглись такой вивисекции, как «Россия и независимый Хартленд»). Мне кажется, что предлагаемую Капланом концепцию американского будущего разделяют люди, бывшие у власти в 2008–2016 годах и сегодня не желающие смириться с поражением на выборах. Вот как она выглядит:
«Размытие юго-западной границы Америки становится географическим фактом, который не могут отменить никакие устройства для обеспечения безопасности на фактической границе. <…>. И неотъемлемая связь между Мексикой и США — географическая, историческая и демографическая — просто-напросто слишком крепкая, чтобы предположить, как надеется Хантингтон, что американский национализм может оставаться таким же чистым, каким он является сейчас. Хантингтон совершенно прав, высмеивая космополитизм (равно как и империализм) как элитарную точку зрения. Но определенная доля космополитизма, вопреки мнению Хантингтона, неизбежна, и ею не следует пренебрегать.
Я считаю, что Америка в течение XXI в. станет скорее цивилизацией полинезийского типа (плюс метисы), ориентированной с севера на юг от Канады до Мексики, чем островом, населенным светлокожими людьми, простирающимся с востока на запад в умеренной зоне от Атлантического до Тихого океана.
Для этого многорасового сообщества будут характерны быстро растущие города-государства с пригородами, которые с течением времени все больше будут похожи друг на друга, будь то Каскадия на северо-западном побережье Тихого океана или Омаха-Линкольн в штате Небраска. Каждый из них будет поддерживать и развивать свои экономические отношения с городами и торговыми сетями по всему миру, поскольку развитие технологий значительно сократит расстояния.
США, по моему мнению, суждено стать основной беспошлинной зоной деловых операций в мире, излюбленным местом проживания для мировой элиты. В соответствии с римской традицией она будет продолжать использовать иммиграционные законы для того, чтобы присвоить лучшие и умнейшие человеческие активы мира и максимально разнообразить поток иммигрантов, в котором, как опасается Хантингтон, слишком много мексиканцев. В соответствии с этой точкой зрения национализм сам по себе станет не таким концентрированным, но все же достаточным, чтобы сохранить уникальную индивидуальность Америки или ее военную мощь. Одним словом, Америка больше не является «островом», защищенным Атлантическим и Тихим океанами. Она стала теснее связана с остальным миром не только из-за развития технологий, но и под давлением мексиканской и центральноамериканской демографии.
Но такой взгляд предполагает, что Мексика должна стать успешным, а не бессильным государством.
Если президенту Кальдерону и его преемникам удастся раз и навсегда сломить сопротивление наркокартелей (что является, мягко говоря, крайне сложной задачей), это станет стратегической победой, гораздо более значимой, чем любые успехи на Ближнем Востоке. Союз между стабильной и процветающей Мексикой и США стал бы непобедимым геополитическим объединением. <…> Одним словом, Бацевич прав в своем предположении — решение проблемы с Мексикой важнее, чем решение проблем в Афганистане. К сожалению, как утверждает Бацевич, Мексика находится на грани катастрофы, а мы не обратили на это внимания из-за того, что полностью сконцентрировались на Большом Ближнем Востоке».
Сегодня приоритеты американской политики диктуются географическим реализмом. C Мексикой у Соединённых Штатов сухопутная граница протяжённостью 3000 километров, а от Китая их отделяют 9000 километров тихоокеанских вод и исторический спор о судьбах Тайваня. Поэтому интеграция Америки с Мексикой весьма и весьма вероятна, а тема её интеграции с Китаем просто не рассматривается. В лице президента Трампа к власти в Америке пришли люди, желающие не объединиться с Мексикой, но, напротив, отгородиться от неё стеной, и не создать величайшую беспошлинную зону на свете, но отменить многие трансрегиональные и трансокеанские договоры об экономическом сотрудничестве.
Какая бы группировка ни оказывалась в Белом доме, Америка вынуждена заниматься сначала мексиканским вопросом, а потом уже всеми остальными. Примерно как Россия, которую география рано или поздно (скорее рано, чем поздно) вынудит решить украинский вопрос. Географические карты наглядно показывают, кто с кем будет танцевать в XXI веке.