В романе-интервью «Ночь будет спокойной» Ромен Гари мимоходом заметил: «Всякий стопроцентный реализм является фашистским и нацистским». Потрясающая фраза. Казалось бы, давно пора привыкнуть к обычаю левых называть фашизмом всё, что им не нравится. После того как Дьёрдь Лукач спросил: «Кто освободит нас от ярма западной цивилизации?», а Сьюзен Зонтаг провозгласила: «Белая раса — раковая опухоль на теле человечества», вроде бы вообще ничто уже не должно удивлять. Но обнаружив, что самый популярный французский писатель ХХ века однажды между делом объявил фашизмом и нацизмом реализм, я понимаю, что мне ещё многое предстоит узнать. И о жизни, и о французской литературе, и о левом мышлении. Политическая правизна действительно более-менее автоматически проистекает из реализма, говорю это как реалист. Но из чего рождается левизна? Из романтизма? Из утопизма? Из неприятия реальности как таковой?
Прожив на свете почти полвека, я так до конца и не разобрался, каким образом люди становятся левыми. Можно изучить левые доктрины, можно проследить генезис левых идей, можно обнаружить хоть три, хоть триста тридцать три источника и составные части левых теорий — всё это будет абстрактным знанием вроде сведений о поведении представителей другого биологического вида. Прочитать Карла Маркса с Михаилом Бакуниным или Ноама Хомски с Эммануилом Валлерстайном не так уж сложно (хотя в конце часто бывает жаль потраченного времени), однако вжиться в мышление их последователей ничуть не проще, чем почувствовать себя, например, китообразным. Почему некоторые граждане впадают в левизну? А почему некоторые киты выбрасываются на берег? Судьба отказала мне в сопричастности к этим захватывающим тайнам.
Возможно, разделение людей на правых и левых носит врождённый характер. Я родился правым. Между белыми и красными я автоматически выбираю белых, между роялистами и революционерами — роялистов, между версальцами и коммунарами — версальцев, между франкистами и республиканцами — франкистов, между колонизаторами и туземцами — колонизаторов, между империалистами и сторонниками самоопределения — империалистов, между капитализмом и социализмом — капитализм. Уже в детстве я считал, что Суворов и Михельсон поступили с шайкой Пугачёвa единственным возможным способом, и сожалел, что Колчаку с Деникиным не удалось проделать то же самое с бандой Ленина и Троцкого. Пиночет всегда казался мне более дельным человеком, чем Альенде, а шериф Ноттингемский — более полезным членом общества, нежели Робин Гуд. Однако мне интересно, что происходит в головах людей, выбирающих противоположную сторону.
Чтобы разобраться, как же мыслят левыe, я продолжаю читать Ромена Гари, этого блистательного литератора и легендарного мистификатора, объявившего реализм фашизмом. Блистательный и легендарный пишет следующее:
Я все больше и больше отмежевываюсь от всех так называемых мужских ценностей <…> и теперь, когда моя жизнь подходит к концу, я не ищу убежища в абстракции, будь то Бог или женственность, возведенной в ранг культа. Потусторонние миры, «другая жизнь» меня не интересуют: я слишком люблю поспать. Просто я констатирую, что если я посмотрю на свою жизнь, если я обращу взор на свое прошлое, я увижу, что мои самые прекрасные моменты связаны с женственностью. И что «христианские ценности» или «социализм с человеческим лицом» — это женские понятия. И что неоспоримый в своей очевидности факт заключается в том, что женственность говорит с нами не из Китая, не из СССР и не из Соединенных Штатов…
<…> Человек без мифологии человека — это тухлятина. Ты не можешь демистифицировать человека, не обратив его в ничто, а ничто — это всегда фашизм, ведь если вокруг — ничто, нет больше причин стесняться. Цивилизации всегда были поэтической попыткой — будь то религия или братство — придумать миф о человеке, мифологию ценностей, и для того, чтобы попробовать оживить этот миф или, по крайней мере, к нему приблизиться, они старались имитировать его самой своей жизнью, воплотить его в виде какого-нибудь общества. Это распространяется и на «человека эпохи Возрождения», и на «человека гуманного», и на «человека коммунистического общества», и на «человека Мао». Франция как миф существовала лишь благодаря этой поэтической составляющей, и отношения Мао с Лениным такая же экзальтация воображения, как отношения де Голля с Францией. Как только эта иррационально-поэтическая часть устраняется, остается одна демография, голые цифры, трупное окоченение и просто труп…
Дальше этот великий мистификатор рассуждает обо всём на свете, от женской сексуальности до, прошу прощения, социалистического реализма, а я читаю его размышления и, улавливая краем уха новости, думаю о том, как изменился мир с 1974 года, когда был издан роман-интервью «Ночь будет спокойной». В новостях передают, что Соединённые Штаты нынче тоже отмежевываются от всех мужских ценностей и женственность заговорила с нами из этой страны в полный голос. B Дареме, штат Северная Каролина, некто Такия Томпсон, 22 лет, чернокожая, член коммунистической Всемирной партии труда, возглавила свержение памятника солдатам Конфедерации. Под скандирование толпы «Революцию не остановить» статуя была сброшена с постамента, несущего слова «Парням, которые носили серое». Такия Томпсон арестована, ей предъявлено обвинение в участии в массовых беспорядках и в нанесении ущерба на сумму свыше 1500 долларов (наказание по этим статьям — до 25 и до 41 месяца тюрьмы).
Америка, наши дни. Левые боевики, возглавляемые молодой коммунисткой Такией Томпсон, разрушают памятник парням, которые 150 лет назад носили серое
Между тем в Балтиморе, штат Мэриленд, устранены памятники генералам Конфедерации Роберту Эдварду Ли и Томасу Джонатану Джексону, а также председателю Верховного суда США Роджеру Бруку Тони, принявшему в 1856 году одно решение, которое сегодня могло бы не понравиться афроамериканцам. Ответственная за перенос памятников Кэтрин Пью, 67 лет, чернокожая, член Демократической партии США, в отличие от Такии Томпсон, наказания не понесёт. Она служит мэром Балтимора и исполняет единогласно принятое решение Законодательного собрания своего города. Подобное происходит с памятниками южанам по всей Америке на протяжении уже двух лет. Полный список перенесённых и устранённых мемориалов и памятников можно найти в англоязычной википедии. Насколько я понимаю, в последние дни он обновляется в реал-тайм:
О столкновениях в Шарлотсвилле и о последовавшей за ними очередной волне сноса символов Конфедерации сейчас не пишет только ленивый. Люди рассуждают о войне с исторической памятью, о снижении доли белых в населении Соединённых Штатов, о добивании северянами культуры американского Юга, о вымещении на бронзовых памятниках ярости проигравших президентские выборы демократов, о параллелях между их буйством и безумствами Талибана и ИГИЛ. Мне кажется, всё происходящее вполне можно охарактеризовать одной фразой: Америка стала левой страной. С этой мыслью трудно свыкнуться. У многих из нас где-то в подсознании сохраняется образ Америки генерала Макартура и сенатора Маккарти, всемирного центра притяжения правых сил, оплота антикоммунизма, живущего под лозунгом «лучше быть мёртвым, чем красным». Но всё это в прошлом, и сегодня в Соединённых Штатах торжествуют левые.
Тут нужно сделать несколько важных пояснений. Левая идея существует как в диком, так и во вполне цивилизованном виде. Цивилизованная форма левизны — это социал-демократия и близкие к ней течения. Я не озабочен социально, но понятно, что социальные проблемы существуют в любом обществе, и слава Богу, что ими кто-то занимается. Тут можно было бы вспомнить скандинавские королевства и ряд других мест, но я не буду так далеко ходить за примерами. На моей памяти в благословенной Богемии сменилось одиннадцать премьер-министров, и шестеро из них были социал-демократами. Вся разница между правыми и левыми кабинетами в последние 20 с лишним лет сводилась к тому, что первые активнее поддерживали свободное предпринимательство, а вторые были более сосредоточены на социальных программах. В данный момент премьер-министром Чехии является социал-демократ Богуслав Соботка, президентом служит бывший социал-демократ Милош Земан, а министерство внутренних дел возглавляет социал-демократ Милан Хованец.
Это не американский реднек и не европейский правый экстремист. Это председатель чешской социал-демократической партии, министр внутренних дел Милан Хованец, называющий себя простым парнем из Пльзеня, который любит после работы зайти в качалочку
Чем ещё, помимо социальных проблем, занимаются левые политики в Чехии? Ну, например, внесением в конституцию права граждан на хранение и ношения оружия. Весной этого года Европарламент принял директиву об ужесточении контроля за оружием, включающую запрет автоматического и полуавтоматического оружия. Чешские евродепутаты единогласно проголосовали против, чешская пресса столь же единодушно назвала директиву идиотской. Возглавляемое Миланом Хованцем министерство внутренних дел подготовило законопроект о внесении права на ношение оружия в конституцию республики и начало масштабную кампанию за его принятие (по ходу дела Хованец произнёс сакраментальные фразы «полуавтоматическое оружие — неотделимая часть чешской культуры» и «мы не боимся своего народа»).
В поддержку придания праву на ношение оружия конституционного статуса высказались все парламентские партии, от созданной князем Шварценбергом ТОП-09 до коммунистов. В ходе дебатов депутат от гражданских демократов Яна Чернохова заявила: «Никто, в том числе наднациональные и межправительственные институты, не вправе указывать нам, независимому демократическому государству, каким образом мы должны обеспечивать свою оборону и безопасность, и какую меру доверия проявлять к собственным гражданам». 28 июня за принятие закона проголосовали 138 депутатов чешского парламента (против были 9). Ныне он направлен в Сенат, и если сенаторы его одобрят, право граждан благословенной Богемии на владение оружием будет зафиксировано в конституции.
Яна Чернохова, депутат чешского парламента и мэр района Прага-II, лидер пражского отделения гражданско-демократической партии (местные правые). В рамках кампании за внесение права на ношение оружия в конституцию она соревновалась с Миланом Хованцем в стрельбе. Выяснилось, что министр лучше владеет винтовкой, а депутат — пистолетом и автоматом. В Сети есть и фотографии, на которых Чернохова учит стрелять из штурмовой винтовки пражских школьниц. В благословенной Богемии женственность говорит с нами на особом языке. Она не отмежёвывается от мужских ценностей
Cитуации придаёт пикантность то обстоятельство, что закон предоставляет гражданам право использовать оружие не только для самообороны (это они могли делать и раньше), но и для защиты родины. Например, от террористов. Чтобы ни у кого не осталось сомнений, о чём идёт речь, президент Земан заявил, что если на границах страны объявятся исламисты, он лично возьмёт оружие в старческие руки. И что следует пересмотреть сегодняшние правила безопасности, по которым ношение оружия запрещено, например, на концертах. Потому что если на зрителей вдруг нападут террористы, то будет лучше, если у добропорядочных граждан тоже окажyтся с собой пистолеты.
На момент написания этих строк исламисты не совершили в благословенной Богемии ни одного теракта. Да и вообще по уровню безопасности эта страна находится на шестом месте в мире, так что превращение во второе Косово ей явно не грозит. Но она и дальше хочет оставаться на шестом месте, поэтому понемногу вооружается (у чехов на руках что-то около трёхсот тысяч стволов) и категорически отказывается принимать беженцев из мусульманских стран. На десять миллионов населения здесь приходится около 400 тысяч иностранцев, но абсолютное большинство из них — это словаки, поляки, украинцы, русские и немцы. Единственная заметная неевропейская община в стране — вьетнамская (50–60 тысяч человек), причём вьетнамцы столь же индифферентны к вопросам веры, как и сами чехи (самые убеждённые атеисты Европы и Азии нашли друг друга на пражских рынках).
Количество мусульман в Чехии не превышает 20 тысяч человек, т. е. находится глубоко под границей статистической погрешности (в это число входят и абсолютно светские татары или казахи). Борьбу против распределения беженцев по квотам Евросоюза возглавляет всё то же министерство внутренних дел. Квота для Чехии составляет 2 600 человек. За два года страна приняла 12 (двенадцать) из них, после чего Милан Хованец заявил, что приём окончен, а министерство готовится к судебному спору с Евросоюзoм. На все призывы к солидарности в решении миграционного кризиса благословенная Богемия ответствует, что уже отправила на внешние границы Евросоюза около шестисот полицейских и готова послать туда хоть регулярную армию, но к себе никого не пустит. Штраф, который предположительно наложит на Чехию Евросоюз, может составить, по оценкам экспертов, десять миллионов евро, и это никого не беспокоит — экономика страны переживает самый благополучный период за всю её историю.
Мне пришлось сделать этот экскурс в местную политику, чтобы показать: чешские левые ничем не отличаются от правых кроме взглядов на величину подоходного налога и приоритетов в распределении дотаций. Это такие же стопроцентные реалисты. Или, в терминологии Ромена Гари, такие же фашисты. А если оценить слова и действия чешских политиков по сегодняшним американским меркам, то практически все они, и левые, и правые (а заодно с ними и процентов девяносто населения страны), окажутся палеоконсерваторами, альт-райтами, ксенофобами, расистами, нацистами и т. д. и т. п. В это трудно поверить, но мы дожили до дней, когда левые политики из посткоммунистической восточноевропейской страны находятся далеко справа от американского мейнстрима. Они разве что флагом Конфедерации не пользуются (местных правых иногда можно увидеть и с этим символом, который в Америке не сегодня завтра попадёт под полный запрет).
Петр Гайeк, вице-канцлер президента Вацлава Клауса, у себя на даче. В одной статье этот крайний евроскептик сравнил себя с генералом Ли, сохранившим верность своей родине — Вирджинии. Флаг Конфедерации Гайeк называет символом сопротивления против искусственных наднациональных образований. Ему на рукy играет, что по-чешски сторона северян в американской гражданской войне и сегодняшний Евросоюз обозначаются одним и тем же словом — Unie
Думаю, понятно, что чешские социал-демократы и аналогичные им силы в любой стране мира — это абсолютно нормальные люди, отличающиеся от нас лишь взглядом на два или три частных вопроса (на что у них, естественно, есть полное право). Поэтому всё, что говорилось о левых в начале статьи и что будет сказано о них дальше, к социалистам, социал-демократам, христианским социалистам и т. д. и т. п. не относится. Речь идёт о левых совсем иного рода. О левых, борющихся против цивилизации как таковой. В их истории насчитывается два периода, довольно чётко отделённых друг от друга 1968 годом. В тот год коммунизм как идея окончательно самоубился на пражских улицах, а на парижских баррикадах восторжествовали новые левые. Если до этой даты тон во всемирном левом движении задавали различные подвиды красных — троцкисты, сталинисты, маоисты и т. д., то после неё левизна заиграла всеми цветами радуги. Левые после 68 года — это культур-марксисты, радикальные феминистки, чёрные расисты, криптоисламисты, последователи Франкфуртской школы… я просто не в состоянии их всех перечислить.
Я родился как раз в 1968, и уже во времена моего детства от коммунизма несло формалином на всю планету, зато новые левые шли от успеха к успеху. Сегодня стать красным может разве что какой-нибудь индивидуум с IQ<82 вроде этой дурочки Такии Томпсон, умудрившейся загреметь в полицию за то, за что все остальные получают поощрения. Hо такие люди, как Кэтрин Пью, делают на разрушении традиционной культуры головокружительные карьеры. Коммунисты cделали ставку на социально-экономическую борьбу. И стали никому не интересны, как только общество достигло определённого уровня благополучия. Выяснилось, что социал-демократы решают эти проблемы куда лучше, прекрасно встраиваясь в существующую систему. Ну какая реальная идеология, например, у британских лейбористов? По-моему, только одна — God Save the Queen. А «коммунизм» всегда был нужен англичанам лишь в качестве ядовитой идеи на экспорт.
На восток от Суэца, в краях, где десять заповедей перестают действовать, God save the Queen легко переходит в God Save the Quinn, если вы понимаете, что я имею в виду
Зато новые левые — с их переносом борьбы из социальной плоскости в культурную, с их ставкой на все меньшинства сразу (в сумме дающей едва ли не большинство), с их бесконечными призывами понять и принять Другого (в котором сплошь и рядом оказывается укрыт Чужой), с их отрицанием не социальной, но цивилизационной иерархии — добились успехов, которые красным и не снились. При этом у красных были свои триумфы. В конце концов, однажды им удалось захватить Россию, а это очень много. Но совершили они это в условиях мировой войны, настоящего Рагнарёка, в котором славные империи гибли одна за другой. И совершили лишь потому, что за их спиной стояли сразу несколько великих держав из числа как противников, так и союзников России.
Уже в ходе Гражданской войны выяснилось, что опора коммунистов на пролетариат — стопроцентная фикция, в реале же за них сражались австро-германские пленные, латышские стрелки, китайские наёмники, одесские налётчики, кавказские абреки, связанные с дюжиной спецслужб международные авантюристы — словом, кто угодно, только не русские пролетарии. После этого умные левые всё поняли и стали отдавать предпочтение тем, на кого можно опереться в реале, а не в фантазиях Маркса. Кажется, одним из первых перспективы ставки на все меньшинства сразу осознал Дьёрдь Лукач, а за ним последовали Антонио Грамши, Теодор Адорно, Герберт Маркузе, Эрих Фромм, Вильгельм Райх и все-все-все вплоть до наших дней. Читая Эммануила Валлерстайна, я обнаружил, что он считает Съезд народов Востока, состоявшийся в 1920 году в Баку, событием даже более важным, чем Октябрьский переворот 1917 года. И то и дело поминает Мирсаида Султан-Галиева — большевика-татарина, считавшего, чтo русским в большевицком движении делать нечего.
И вот теперь новые левые в условиях глубокого мира и экономического процветания захватили Америку. Перенос ими борьбы из экономической в культурную плоскость привёл к невиданному парадоксу — сверхдержава, располагающая вполне здоровой и очень правой экономической основой, вдруг обрела обладающий совершенно левыми воззрениями истеблишмент. Возможно, в подобном состоянии оказался античный Рим в последней, мультикультурной фазе своего существования, но тут я останавливаюсь, поскольку развитие этой мысли потребовало бы написание отдельного текста, к тому же почти целиком построенного скорее на предположениях, нежели на фактах. Ограничусь констатацией, что нынешняя ситуация не имеет в исторической ретроспективе достоверно описанных аналогов. Спрогнозировать её дальнейшее развитие крайне затруднительно.
Раздающиеся со всех сторон уверения «Америка развалится» или «Америка превратится в Бразилию», равно как и противоположное по смыслу утверждение «Америка построит невиданное в истории общество либерализма» — это не прогноз, а выдавание желаемого за действительное… Пока я писал эти строки, жена из соседней комнаты сообщила мне, что папа римский заявил: «Права мигрантов важнее, чем национальная безопасность»; чёрт, кажется, левые захватили ещё и Ватикан. Интересно, как оценил бы сегодняшнее положение вещей Ромен Гари. Что он сказал бы о цивилизации, и о мифе, и об отмежевании от мужских ценностей, и о женственности. Особенно — о женственности. В наши дни, когда супергерои умерли, и их роль играют суперзлодеи и суперзлодейки, женственность принимает всё более причудливые формы.