Недавно по «России-1» эфирили «Бригаду», и анонсы давали с таким посылом, что «если бы не проклятые девяностые, всё бы у ребят было нормально». Хорошая попытка, но на путь криминала герои встали еще в 1989 году, а весной 1991-го, до развала Союза, уже отжимали крупные партии алюминия и крышевали большие фирмы.
Зачем девяностые принято ругать в официальной пропаганде — понятно. Наверху сидят те, кто в эту пору прекрасную победил, повторения Событий им совершенно не нужно. Посыл ясный: «Ваня, положи топор, положи, тебе говорят, ни к чему он тебе, дуй работать на фрезерном станке и не задавай лишних вопросов, мы уже всё поделили».
Пропаганда эта работает в том числе и на условно «правую» аудиторию. Молодые люди переодеваются старыми советскими оболтусами и повторяют мантры про развал страны, залоговые аукционы, и что будто бы вся собственность ушла то ли евреям, то ли чеченцам, то ли новиопам, причём в основном ушла по священному праву их еврейства, чеченства или новиопства.
Кто бы спорил: девяностые годы сопровождались высоким уровнем преступности, вдобавок подававшимся как нечто обыденное. Вплоть до телепрограмм и таблоидов про «Мир криминала», когда каждый школьник имена «авторитетов» и значение слов типа «стрела» узнавал раньше таблицы умножения (возможно, для реальной жизни это не так уж и плохо; усвоить таблицу умножения проще, чем фундаментальные законы существования в своём богоспасаемом Отечестве, так что с первой можно и повременить).
Наши многонациональные друзья действительно оказались проворны, и кое-кто из них отхватил неслабый куш, хотя полагать, что Иваны Петровы не получили ничего — вершина наивности. Иначе как раз русские националисты давно бы имеющийся порядок снесли к чертям. СПИД, наркомания, в конце концов те самые залоговые аукционы — всё это так. Не говоря о резне и унижении русских в нацреспубликах СССР и РСФСР.
Но когда на этом основании делается плаксивый вывод в стиле «опять я русский и поэтому мне ничего не дали», сопровождаемый гневными тирадами людей, возмущённых такой обыденностью, как банальная несправедливость жизни — я хватаюсь за пистолет, пулемёт, огнемёт, танк, истребитель и огромного боевого человекоподобного робота. Есть известная картинка про разницу восприятия, где пчела такая говорит, что кругом были цветы и сладкий нектар, а муха парирует, что вокруг было сплошное дерьмо. Пчела, как известно, умеет жалить, тогда как муха — насекомое мерзкое, но безобидное. Если упрощать, в этом и состоит разница взглядов на девяностые у людей деятельных и у тех, кому «опять не дали, да что ж такое-то».
Дадут, не переживай. Догонят и ещё дадут. Нужно быть кем-то вроде недавно получившего известность «Ждуна», чтобы не видеть возможности и плюсы там, где изо всех щелей, из каждого телевизора, радиоприёмника, интернета и холодильника рассказывают про ужасы и мерзости ельцинской эпохи. Девяностые были уникальным временем, и не заставшие его в зрелом возрасте, если только у них совсем не отсохли мозги и не обрюзгли тела, просто обязаны сожалеть, что не успели туда.
Все заплачки про вездесущий криминал — гигантское преувеличение людей, считающих курение в неположенном месте дерзкой акцией прямого действия. Девяностые — это первым делом гигантский открывшийся рынок ВООБЩЕ ВСЕГО для ста пятидесяти, а учитывая бывший СССР, для трёхсот миллионов абсолютно непуганого населения. Сука, да это просто мечта! Желающим что-то изменить (а политизированная публика, тем более оппозиционного толка, по идее, должна относиться именно к этой категории граждан) был дан Подарок Судьбы.
А русский народ тридцать лет куксится: «А чего мне меч? Куда скатерть? Зачем сапоги? Ой, пистолет, боюсь. Ты мне зарплату дай достойную и чтоб, значит, законность. Я же великий».
Я не понимаю, как можно не восхищаться уникальностью момента, сводя эпоху девяностых к печальной участи русских в Средней Азии (жалобы вполне справедливы, но речь не об этом) или многомесячным невыплатам пенсий. Девяностые это наша Русская Православная Великая Депрессия, когда открылись такие же возможности для разрушительной деятельности, какие открылись и для созидательной. Речь не только о деньгах (хотя мне известен пример человека, заработавшего неплохой стартовый капитал тем, что ходил покупал доллары в одном обменнике, а продавал в другом, и так целыми днями: курсы тогда ещё прилично отличались; далеко пролезть потом уже не дали, было опасно, но упаковался мужик всё равно нормально) но и о возможностях завоевать социальный статус практически где угодно. В любой области, исключая разве что самые вкусные типа нефтепромыслов.
Вот «Спутник и Погром». Уникальный кейс, издание существует на подписки, спасибо интернету. Идут ожесточённые споры: комильфо ли платить стоимость пачки сигарет за — если переводить в офлайновые категории — толстый цветной ежемесячный журнал с яростной публицистикой, жирными лонгридами и глянцевым дизайном. Или всё-таки пока нет возможности, на работе повышение не дают, пойду лучше на эти деньги съем двойной чизбургер. Без двойного чизбургера русский человек умрёт с голоду, а без писанины как-нибудь проживёт. Иные возражают: да что чизбургер! Тут же как бы типа вот журнал для людей национальных взглядов. Может, разок без чизбургера? Пусть ребята пишут, развиваются, народу же вроде бы по нраву. Скушай сосиску в тесте, потерпи, браток, в русском национальном государстве откормишься русскими национальными чизбургерами. Бесплатно дадут. За русскость.
Прим. редакции: 22 февраля подписка на S&P на 50% дешевле. «Спутник и Погром»: еще и на чизбургер останется!
Всё это хорошо, только в девяностые Спутники и Погромы на любой вкус продавались в центре Москвы в местах типа площади трёх вокзалов и радовали читателя такими яростными текстами, что нынешний ЦПЭ сошёл бы с ума искать, где там НЕТ экстремизма. Годами бы решали, к чему прицепиться: вроде бы куда ни ткни, везде сплошное, так сказать, «унижение и возбуждение». «Экстремизм у вас тут всё, а значит ничего».
И это были дешёвые листки мутных политиканов-аферистов третьего эшелона а-ля Иванов-Сухаревский. А с уровнем и целями «Спутника» (не мутные, не политиканы, не аферисты, честно любят писать тексты) за год возник бы издательский дом с пятью сайд-проектами. Политический журнал, молодёжный журнал, журнал про компьютерные игры и развлечения, журнал для девочек, журнал про войну. С рекламой Кока-Колы на развороте. Вот вам и место в индустрии для тех самых, горячо вами любимых, русских националистов. «Евреи захватили СМИ? Где? Какие?»
Сколько до этого скакать в нынешних условиях — вопрос риторический. Конечно, возможности есть и теперь, вон у ребят по 17 миллионов просмотров какого-то там «дисса на Оксимирона и Нойз Эмси», это типа 17К грина вроде бы. Но всё это капля в море: 90% ниш занято, да и что такое, если вдуматься, 17К грина.
Минусуй Очень Большие Дела (где много денег и за них много убивают), выбирай любую область и делай что хочешь. Контроль минимален, аудитория жаждет. В стране, повторюсь, НИЧЕГО НЕТ, а что есть — находится на таком запредельно низком уровне качества, что банальный киоск с сотовыми телефонами, где продавец не мутный узбек с мутным же товаром, а бледнолицый дурачок в жёлтой маечке, делающий три плана, чтоб скопить на девятку, — Откровение и Окно в Европу.
Разумеется, у многих были лучшие стартовые позиции. Организованные нацменьшинства, советская номенклатура, комсомольские лидеры и прочие спешно перекрашивающиеся коммунисты со связями и выходами имели очевидные преимущества. Но масштаб событий оставлял столько Шансов, что гражданин любого европейского государства, узнай о таком, покрутил бы пальцем у виска: «Чувак, у вас там на ваших социалистических руинах нечаянно Америка открылась, а вы сопли жуёте».
И когда люди, прости господи, с ПОЛИТИЧЕСКИМИ амбициями — то есть те, которым положено быть сверхэгоистичными, целеустремлёнными, жадными до цели и из любой ситуации извлекать максимальный политический капитал — разоряются манифестами о том, как Ельцин обманул народ, это всё такая роспись в профнепригодности, что хочется отправить человека уборщиком конюшен. По Призванию.
Они пугают новыми девяностыми с позиции пенсионеров, у которых опять отнимут и сократят. Но это всё хоррор для туберкулёзных импотентов и климактерических бюджетниц. Остальным категориям русских людей бояться надо того, что новые девяностые принесут с собой все минусы старых, но при этом не повторится ничего, что составляло их плюсы. То есть подростки с клеем «Момент» у трёх вокзалов будут, а вот продавать свой собственный условный «Спутник и Погром» там же вы не будете. Потому что Собянин ларьки снёс. Чтоб порядок был. Потому что когда порядка нет, туда, ясное дело, узбек придёт свой Узбекистан продавать, на русских людях наживаться. Как же ещё-то.
Вот в чём ужас тех потрясений, которые многие склонны прогнозировать. Русскому народу воздаётся по вере его. Юные русские националисты получат то, чего не успели получить в девяностые, согласно ИХ ЖЕ представлениям об этой эпохе. Боялись, как 20 лет назад, протирать на перекрёстках стёкла у машин? Вот это и получите. Не видите, что 20 лет назад можно было, даже будучи малоискушённым подростком (или даже советским идиотом, мотающимся от одного обменника к другому) поменять реальность и взлететь до небес? Значит, и не надо оно вам.
Национальное чувство заставляет людей, конечно, переживать «за страну и народ», и за этими возвышенными категориями как-то забывается, что оный народ для каждого начинается с него самого. Что вам ЛИЧНО не нравится в девяностых? Неужели вы бы там пропали, умерли с голоду, не увидели бы, что делать и куда идти? Уютно в брежневеющей РФ? Тепло? Сыро? Стабильно? Ну тогда и не жалуйся, русский человек, что когда перед тобою простирался бы Дикий Запад и тёплая Калифорния, ты бы сел себе, да ждал, пока правительство водопроводы русским старушкам починит. А постсоветский Дикий Запад под твой заунывный плач освоили люди другие, менее сентиментальные. У которых с национальным чувством, может, местами и не очень, зато с дееспособностью, как выяснилось, явно получше.