В предыдущем выпуске своей колонки я предложил список десяти книг, которые стоило бы прочитать или перечитать. Это имело успех: добрые люди стали просить меня продолжить тему. Однако хорошего понемножку: я над каждой книжкой из списка думал достаточно долго, сверяясь не только со своими чувствами, но и с тем, как это воспримет читатель. Воспринял он всё адекватно — включая вопросы и недоумения. Например, я поместил в список фундаментальный труд Броделя: номинация по многим причинам сомнительная, но я его всё-таки внёс. Именно он и вызвал вопросы. Ну что ж, поблагодарим читателей за внимательность и двинемся дальше.

На этот раз у нас на очереди «чудеса света».

Чтобы понять, о чём вообще идёт речь. Изначально это был список самых известных сооружений древней архитектуры. Начиная от египетских пирамид. Туда также входили две статуи — Зевса и Гелиоса, причём лишь потому, что они отличались огромными размерами. В общем, слово «чудо» здесь понималось как синоним слова «нечто грандиозное». В двойном значении — «большое» и «великое».

Далее составление списков «чудес света» превратился в своего рода жанр. Регулярно появляются списки «новых чудес света», «новейших чудес света», «неизвестных чудес света» и т. п. Все они в основном строятся по схеме «книги рекордов Гиннесса» — то есть фиксируют именно рекорды. К сожалению, в наше время этот подход стоит признать близоруким и порочным. Нет никакого смысла записывать в чудеса света какую-нибудь «самую высокую башню в мире». Ну понятно же, что через пару лет в Пекине или в Катаре построят башню на десять метров выше. Чудо же света должно быть именно уникальным и неповторимым. По крайней мере, на достаточно большой исторической дистанции.

Далее. Наш мир давно уже отказался от наивного материализма. Собственно, он отказался от него в пятнадцатом веке, с появлением первых эстампов. Если оттиски с гравюры можно множить, то ценность представляет не конкретный оттиск, а само изображение, то есть распределение светлых и тёмных точек на бумаге. Сейчас мы считаем «оттиском» абсолютно всё, включая самих себя. «Всё есть последовательность битов», одна вещь отличается от другой вещи только этим, а не тем, из чего она сделана. В этом смысле все фонарные столбы, сделанные по одному проекту — это один фонарный столб. И если он обладает какими-то совершенствами — ими обладают все фонарные столбы.

Однако таким подходом тоже нельзя увлекаться. «Нематериальные объекты» бывают разные. Например, события — тоже нематериальные объекты (Олимпиада, например). Также ими можно считать книги, фильмы и т. п. «Звёздные войны» — чем не чудо? Однако греки с нами тут совсем не согласились бы. Они считали величайшим чудом в истории «Илиаду» и «Одиссею». Но в список «чудес света» всё-таки не заносили.

С материальными тоже не всё так просто. С точки зрения глобальной, самым важным архитектурным сооружением двадцатого века может быть названа сеть нефте- и газопроводов. Но вот как-то не вызывает она восторга. «Канализация какая-то». Фи. Нет в ней красоты, нет монументальности. Нет вот этого всего, ну вы поняли.

Так что договоримся вот как. В «чудеса света XX века» попадут лишь монументальные объекты, материальные и не только.

Их-то мы и рассмотрим.

1. Памятники Холокосту

Нет, я вообще не хочу обсуждать тему уничтожение евреев Центральной и Восточной Европы на протяжении 1933–1945 годов. Я также совершенно не собираюсь вступать в споры о том, имело ли оно место и в каких масштабах, и дистанцируюсь от дискуссии об уникальности данного события. Я говорю только о том, как данное событие отобразилось в монументальной сфере.

В настоящий момент мемориальные комплексы, посвящённые Холокосту, а также и организации, их поддерживающие и устанавливающие, создали не имеющую себе равных сеть, охватывающую как минимум 30 стран — куда входят почти все европейские, латиноамериканские, США, Китай и даже Австралия. Разумеется, речь идёт только о самых крупных центрах, так как сейчас не иметь на своей территории памятника жертвам Холокоста является неприличным и опасным жестом.

Система включает в себя отдельные объекты (например, стеклянный куб в Мангейме), также здания и сооружения, приспособленные для нужд поддержания памяти Холокоста (например, бывший полицейский участок в Дотмунде, переделанный в мемориальный музей, посвящённый нацизму и Холокосту — или, скажем, бывшие синагоги и еврейские кладбища, тоже превращённые в мемориалы), специально созданные музеи и исследовательские центры (например, Норвежский центр по изучению Холокоста и меньшинств в Осло) и т. п. Всего можно насчитать несколько тысяч значительных объектов, созданных именно во имя памяти Холокоста, и несколько сот тысяч объектов — начиная от провинциальных музеев с соответствующими экспозициями, которые так или иначе поддерживают эту память.

Эта система пронизана горизонтальными связями и так или иначе замыкается на огромный, не имеющий аналогов в мире мемориальный комплекс Яд Вашем в Израиле, который посещает более двух миллионов человек в год. Впрочем, количество объектов в Израиле, посвящённых Холокосту, вообще очень велико, что и понятно.

Эту грандиозную систему сооружений, людей и институтов нельзя не признать чудом света XX века. До подобных масштабов раньше разрастались только религиозные организации. Однако если брать именно мемориалы, то ничего подобного «системе Холокоста» в мире не существовало.

Неким очень слабым подобием Культа Холокоста может показаться польский культ Катынского Преступления. Внутри Польши Катынский Культ абсолютен, в том числе и по размаху монументальной работы: «катынские кресты» воздвигнуты буквально повсюду. Однако в мировых масштабах успехи несопоставимо скромнее: катынские памятники удалось установить в Лондоне, Будапеште, Балтиморе, Джерси-Сити, Йоханнесбурге и ещё ряде городов, но это никак не может быть сравнимо с масштабом «системы Холокоста». Интересно, что поляки это понимают и пытаются интегрировать Катынский Культ в холокостные мемориалы. Например, они добились того, что в израильском Лесу Мучеников (Джаар ха-Кедошим в окрестностях Иерусалима), где растут шесть миллионов деревьев (по числу жертв Холокоста), высажена тысяча деревьев, посвящённых евреям-офицерам, убитым в Катыни, что отмечено соответствующей мемориальной доской. Думаю, этого факта достаточно, чтобы указать на сравнительную значимость обоих культов.

Очень важно, что «система Холокоста» растёт и развивается. Каждый год открываются новые и новые памятники, центры памяти, институты памяти, памятные знаки и сооружения. Каждое государство, желающее, чтобы его воспринимали как цивилизованное и с ним считались, ставит у себя хотя бы один памятник, посвящённый событиям 1933–1945 годов в Германии. В африканских странах эти памятники первое время смотрелись слегка комично, но сейчас уже привыкли.

Я не сомневаюсь, что в том случае, если начнётся серьёзное освоение Антарктиды, то серьёзной заявкой на освоение станет мемориал Холокосту на ледяном щите. То же самое я могу сказать про Луну и Марс: и там будут возведены скорбные стены, стелы и стеклянные кубы, посвящённые тому же самому.

Но остановимся и поговорим о том, за счёт чего — и я имею в виду не презренный металл как таковой — поднялся и вырос этот мемориальный синдикат.

Тут, возможно, оживятся какие-нибудь старозаветные антисемиты и начнут рассказывать о сверхвеличии евреев, которые заставили весь мир молиться на своих мёртвых. Психологически это понятно: для мышей страшнее кошки зверя нет. Но вообще-то есть хищники и покрупнее, и подобные вопросы решают именно они. Для своего удобства.

И какого же именно?

Ларошфуко как-то сказал: «Лицемерие — это дань уважения, которую порок платит добродетели». Насчёт уважения я бы усомнился, но дань и в самом деле выплачивается. Или, говоря языком более современным, всегда имеет место некая символическая маржа, которую обыденное сознание выплачивает общественно-одобряемым идеалам. Не всегда это именно сознательное лицемерие: эмоциональная часть дани может быть искренней или хотя бы полуискренней. «Хороший человек» должен сочувствовать всему хорошему и возмущаться всем плохим. И делать это не «в душе», а публично.

Но есть проблема надёжности этих вложений. «Хорошее» и «плохое» в современном мире легко меняются местами. Скажем, в 1968 году во Франции прилично было быть крайне левым, восхищаться Мао и пропагандировать свободную любовь «вплоть до самой до педофилии». Уже в восьмидесятые всё это стало неприемлемым. А в России десятых годов идеология девяностых стала пугалом и жупелом. Про Америку не говорим — вспомним весёлые клинтоновские времена и мрачные нынешние.

Возникает проблема со свидетельствами собственной добродетельности. Кому кадить, чтобы тебя считали приличным человеком всегда? Особенно если ты — публичное лицо, и жертвоприношение на неправильном алтаре может обойтись дорого?

Вопросы меры в Европе всегда решались установлением эталона. Должна быть некая «незыблемая скала над скучными ошибками веков». Линейка и гиря, лежащие под стеклянным колпаком в Париже.

Так вот, Холокост является именно таким эталоном. Отношение к нему не изменится НИКОГДА. Мёртвые евреи никогда не станут «плохими» или хотя бы «сомнительными». Жертвоприношение на ЭТОТ алтарь гарантировано всей существующей мировой системой. Кто положил цветы к памятнику жертвам Холокоста и произнёс речь на эту тему — тот совершил гарантированно хороший и правильный поступок.

Почему именно Холокост? Потому что «так всё совпало». С одной стороны — евреи на территории германского рейха и захваченных землях подвергались разнообразным гонениям и репрессиям, причём (что крайне удобно) немцы не только не отрицали этого, но и сами дали на себя материал начиная с откровенных высказываний первых лиц государства. С другой — среди убитых были явно невинные жертвы, женщины и дети. С третьей — мировая еврейская диаспора охотно взяла на себя обязанности «помнящих и не дающих забыть». С четвёртой — «культ Холокоста» не задевал ничьи реальные интересы. Последнее, похоже, оказалось решающим фактором. Например, серьёзная раскрутка армянского геноцида невозможна из-за позиции Турции. Преступления коммунистов против русских тоже не годились — из-за позиции СССР, огромного мирового влияния коммунистов и, last not least, крайне негативного отношения к русским в Европе. Экзотические варианты типа какой-нибудь колониальной заварухи просто не вызывали бы ни малейшего интереса. В общем, за эталон был взят именно Холокост — и в этом качестве выделен в «уникальное и не имеющее аналогов событие».

В этом смысле всякий «ревизионизм» и «борьба с еврейской ложью» выглядят со стороны как «борьба с метрической системой». Ну типа: кто-то рассчитал, что метр, хранящийся в Парижской палате мер и весов, вовсе не равен десятимиллионной части расстояния от полюса до экватора, как написано на табличке. И заметался бы с криком — «метр неправильный, надо все линейки переделывать!» На что все только пожимают плечами: ну зачем переделывать линейки? У нас, худо-бедно, есть эталон. Менять его просто-напросто невыгодно. Надо будет всё переделывать — и ради чего?

При этом принятие данного эталона нисколько не мешает некоторым политикам быть противниками реальных еврейских интересов. Возложить цветы перед очередным «монументом памяти еврейства» и сказать прочувствованные слова по этому поводу («мы все должны сделать всё возможное, чтобы неизменные уроки истории не были забыты», «во имя нашего общего прошлого мы обязуемся никогда не забывать всех жертв и не позволить повториться этому ужасному уничтожению невинных людей» и т. д. и т.п.), после чего с чистым сердцем и спокойной душой критиковать политику Израиля, например.

В чём неудобства данного эталона для нас, русских? Ну, например, русофобы пользуются темой «Холокоста», чтобы через неё профорсить антирусские пропагандистские штампы начала века — то есть тему «страшных еврейских погромов» и тому подобного. Это раздражает, однако правильным ответом на подобные происки и выпады является не «отрицание Холокоста» (что во всём мире воспринимается как «борьба с метром и килограммом»), а разговором на том же языке. То есть — респектабельный русский политик должен в соответствующий день принести к памятнику цветы и сказать под камеру речь. О том, что Холокост — ужасающее событие, и кому как не русским понять, насколько оно ужасающее — далее речь про страдания русских в двадцатом веке, про уничтоженные коммунистами миллионы русских людей, про угнетение по национальному признаку и про то, что всё это продолжается. В конце — предъявление претензий восточноевропейцам и завершающая кода об общечеловеческих ценностях.

Разумеется, аплодисментов не будет, да и с чего бы. Белые люди просто отметят — «даже до этих дошло».