Россия до большевистского нашествия — Атлантида даже для нас, потомков великой империи. Коммунисты, как жрецы победившего злобного божества, буквально стирали с камней надписи той, старой России. Но свет даже погасшей звезды доходит до нас. И пусть Российской империи уже нет, осталась память о ней и цифры. Мы предлагаем читателям «Спутника и Погрома» взглянуть на то, какой на самом деле была Россия Романовых. Никаких оценок, суждений, выводов. Только цифры. Только факты. Только хардкор.
Вашему вниманию — книга русского библиографа, популяризатора науки и писателя Николая Александровича Рубакина «Россия в цифрах» 1912 года издания. Сегодня — вступление и первая глава.
Примечание S&P. Вступление ниже — весьма пространно. Вы можете пропустить его и перейти непосредственно к первой главе.
Прежде чем приступить к изложению цифровых данных, скажем несколько слов об их значении и происхождении. Не имея отчетливого представления о том и другом, нет никакой возможности понять сами цифры, а без их понимания, вполне естественно относиться к ним как к чему-то бесконечно сухому и скучному.
Но эта цифры и не сухи и не скучны. Они — сама жизнь, громадная и всеобъемлющая, лишь таким способом выраженная, а главное — резюмированная, сведенная к одному; цифры эти — итог жизни, если можно так выразиться, — рассортированная пестрота ее. Чтобы получить любую статистическую цифру, необходимо было проделать громаднейшую работу, которая состоит в следующем:
Во-первых, всмотреться в жизнь и разобраться в ее бесконечной пестроте и сложности.
Во-вторых, рассортировать подмеченные в ней явления, исследовать, изучить их сходства и различия, подметить и выделить и тоже рассортировать разные стороны их, вникнуть в каждую из них в качественном отношении.
В-третьих, от качественного изучения перейти к количественному, и, не довольствуясь тем, что такое-то явление действительно существует, поставить себе такой вопрос: а насколько же распространено оно? Другими словами, часто ли оно случается, и насколько часто? На этот вопрос может дать ответ не только исследование, а и подсчет, а этот подсчет и необходимо сделать, — он то и есть статистика.
В-четвертых, дело не может ограничиться и этим. То, что подсчитано в одной какой-либо области жизни, необходимо еще оценить и исследовать, в свою очередь, сопоставив с такими же подсчетами в других ее областях, и тоже сравнить, вдуматься, разобраться, привести в естественную связь между собою, потому что жизнь сложна и все в ней связано, слито со всем. Но и это еще не все. Необходимо:
В-пятых, проверить свои выводы жизнью же, — снова всмотреться в нее и вдуматься. Еще О. Конт сказал, что «знание ведет к предвидению». Знания, накаляющиеся вышеуказанным способом, ведут к нему же и, как мы увидим дальше, дают возможность кое-что предвидеть в общественной и исторической жизни, не смотря на всю ее сложность и кажущуюся случайность.
Таким образом, как видно из этой схемы, статистика исходит от изучения жизни и возвращается к ней же. Вся она — не что иное, как жизнь, выраженная цифрами, история, выраженная ими же, человечество, отпечатавшееся таким же способом. Между каждой цифрой, какой бы далекой и отвлеченной она не казалась, с одной стороны, в личностью человеческой, мыслящей, чувствующей и страдающей, — с другой, всегда существует самая тесная и неразрывная связь. Каждая цифра говорит об этой связи, — она описывает, рассказывает, обрисовывает, иллюстрирует, она убеждает, она требует своего применения настойчиво и властно, она, наконец, вопиет миллионами голосов — голосов тех людей, которые за нею иногда скрываются и страдания которых она собою резюмирует. Эту непосредственную связь цифр с жизнью особенно наглядно выразил Глеб Успенский в своих замечательных статьях о «Живых цифрах». Да, цифры — живые, нужно только понимать их жизнь и разбирать их язык. Живыми оказываются даже те цифры, которые с первого раза могут показаться даже нелепыми. Что такое, например, «четверть лошади», приходящаяся на крестьянский двор? Прочитайте рассказ Успенского под тем же заглавием, и вы увидите, что эта удивительно нелепая дробь означает собою не что иное, как человека, личность человеческую, только перегруженную непосильной работой, личность согнувшуюся в перегиб и везущую на себе лошадиную тяжесть, — и сено, и жердь вместо телеги, и Пашутку, которую дома оставить не с кем. И что поделаешь! восклицает автор. У этой самой личности человеческой, при нынешнем укладе жизни, «была только четвертая часть лошади, и поэтому недостающие части лошадиной силы она должна взять на себя». Эта картина, нарисованная выдающимся художником, лучше всяких рассуждений выясняет настоящий смысл сухих статистических цифр. «Огромные связки изданий Статистического Комитета, поясняет Глеб Успенский, сначала даже отпугивают… А между тем, ведь только в этих-то толстых скучных книгах и сказана цифрами та «сущая» правда нашей жизни, о которой мы совершенно отвыкли говорить человеческим языком, и нужно только раз получить интерес к этим дробям, нулям, нуликам, к этой вообще цифровой крупе, которою усеяны статистические книги и таблицы, как все они, вся эта крупа из цифр, начнет принимать человеческие образы и облекаться в картины ежедневной жизни, то есть начнет получать значение не мертвых и скучных знаков, а, напротив, значение самого разностороннейшего изображения жизни. «Какие иногда многосложнейшие вещи таятся в статистических дробях! Думаешь-думаешь над этими ноликами, делаешь разные вычисления, — и „нежданная слеза“ возьмет да и все запачкает». «И цифры, которые я до сих пор игнорировал, продолжают тот же автор, цифры же могут мне и помочь разобраться в человеческих единицах и дробях». Читая их и вдумываясь в них, не надо лишь забывать этой самой личности. Каждая цифра говорит о массе людей, таких же личностей, как и вы сами, или об условиях жизни их, основных или мелочных, о счастье или несчастьях масс, большинства или меньшинства, всех или избранных. Каждая цифра, обрисовывающая то или иное условие жизни, — своего рода рамка, в которой эта жизнь протекает, — предел, его же до сих пор не преступили. Подложите под них психологическую подкладку, и у вас у самого, быть может, волоса встанут дыбом от многих «сухих» цифр, — хотя бы, например, о смертях во время войны или холеры. «Я до сих пор еще не могу перейти к оживленно иных статистических цифр, писал когда-то тот же Г. Успенский, и не могу оторваться от размышления об этих крупного и мелкого размера дробях, кишащих в живой жизни кругом меня в несметном множестве. Быть дробью, потерять само право думать о своем существовании, как о чем-то напоминающем „целое“, — удел всякого живого существа в строе современной купонной жизни, и вот почему такая прискорбнейшая дробь, как, например, „одна сотая матери“ или „четверть лошади“, выработанная всем строем этой жизни, не может не сосредоточивать внимания читателя на коренных особенностях этого строя». А ведь человек — все-таки человек и, как таковой, «добивается права чувствовать себя целым числом, а не дробью, жить на свете, сохраняя свою совесть и удовлетворяя полноте ее потребностей»1.
Нет, цифры и вообще статистические данные — не «сухая материя». Это мы сами чересчур сухи, если не умеем понимать и чувствовать их. Чуткий, отзывчивый человек не может не переживать всем своим существом этих самых цифр, потому что каждая из них скажет ему о каком-либо жизненном явлении и оживить — именно это явление — в его душе. И даже больше того, — цифра не может не говорить нам еще больше, чем отдельный жизненный факт. Ведь она — число, ознаючащее много таких же фактов, она самим своим существованием показывает, что их много, очень много иной раз…
Сам способ получения цифровых данных говорить нам о том же, и на общем обзоре этих способов нельзя не остановиться для того, чтобы, читая цифры, читатель мог давать себе отчет в том, какими же именно путями они собраны. Может быть, эти пути настолько совершенны и точны, что относительно себя не оставляют никаких сомнений? А, может быть, они лишь очень приблизительны и даже не верны, и, в таком случае, цифры не заслуживают никакого внимания и представляют из себя не более, как простые декорации, имеющие внушительный вид действительности лишь для мало сведущих людей? На все эти вопросы дает определенный ответ наука статистики, и знакомство с основами этой науки не только желательно, но и положительно необходимо для всякого мало-мальски образованного человека.
И, правда, что такое статистика? Говоря вульгарно, это не что иное, как подсчет разных явлений — не только их качественное исследование, а подсчет общего их числа, их существований, их повторения. Подсчет, как известно, — любит точность, он сам — точность, потому что она там, где есть подсчет. Мера и число — приемы всех наиболее точных наук, и чем больше применения они в них находят и чем совершеннее это применение, тем более точными они считаются. Статистический метод, т. е. метод подсчета, охватил и охватывает все новые и новые отрасли знания, начиная от астрономии и геологии, которые сопоставляют число солнечных пятен с числом землетрясений, и кончая филологией и историей литературы. «Языковедение, например, — говорить Конрад, — пользуется статистическим методом, чтобы определить влияние Гете на немеций язык, и в этих целях, путем подсчета, показывает, что в немецком языке слова, введенные Гете, встречаются у первостепенных писателей в количестве, возрастающем с каждым десятилетием. Путем применения же статистического метода разрешается и вопрос о принадлежности или непринадлежности известного произведения данному писателю: определяется, насколько часто употребляет такой-то автор известные слова или выражения, частицы в несомненных его произведениях, затем полученный результат сопоставляется с результатом подсчета тех же частиц или оборотов в данном, спорном произведении. Антропология пользуется статистическим методом, когда путем массовых измерений черепов людей различных рас, стремится выяснить расовые особенности или расовые различия». Путем подсчета букв расшифровываются письма, ключ к которым неизвестен. Тем же статистическим методом пользуется и медицина, и гигиена, и зоология, и ботаника, и метеорология и многие другие отрасли человеческого познания. Но особенно широко применяется этот метод в науках общественных, и особенную услугу он оказывает социологии, стремящейся найти и формулировать закономерность в явлениях общественной жизни. Благодаря всеобщему и все более совершенному применению подсчета к изучению и исследованию общественной жизни и разных ее явлений, науки общественные все больше и больше приближаются к точному знанию. Все мы члены одного и того же муравейника, называемого человеческим обществом, государством, народом, племенем и т. д. Все мы связаны в большей или меньшей степени друг с другом, множеством разных связей, — родством, интересами, привычками, законодательством, образованием, религией, общей хозяйственной жизнью, историей и т. д., и т. д. Но что мы, и где мы, и среди чего и кого живем? И какие явления совершаются в том общественном целом, частицу коего мы сами составляем? Люди считаются сотнями миллионов, а совместная жизнь бесконечно пестрит фактами. А какие, из них распространены более и какие менее? Какие представляют из себя явления постоянные и какие случайные? Ответ на эти вопросы может быть дан лишь возможно точным подсчетом. Этот-то подсчет явлений социальной жизни и составляет то, что называют статистикой в собственном смысле слова. Статистика — это особая наука об обществе и о государстве («статистика» происходит от слова status, что означает «государство»). Статистика изучает не только отдельные, случайные явления и факты совместной жизни людей; главным образом, она стремится связать их, эти разрозненный явления и факты, в единое целое и показать, таким образом, их взаимные отношения, и взаимную зависимость, выяснить их причины и следствия и, в конце концов, формулировать законы, которые управляют регулярной их сменой. Правда, общественные явления очень сложны и -запутаны, и с первого взгляда иногда совершенно не заметно никакой правильности в их сосуществовании или чередовании. Статистика, сопоставляя между собой цифры из самых разнообразных областей жизни, стремится подметить и объяснить внутреннюю связь общественных явлений разных категорий, объяснить и понять их скрытые силы и препятствия, которые своим вмешательством нарушают правильность и закономерность явлений и вносят в них видимую путаницу и беспорядок. Достигает этого статистика своим собственным методом. Статистический метод является одним из наиболее надежных способов достигнуть вышенамеченной цели.
В чем же состоит самая сущность этого метода? В том, что он не только позволяешь подводить итоги различным общественным явлениям, исследуя их количественную сторону, но и помогает отличить случайное от постоянного, частное от общего, уклонения в сторону от средней нормы. Узнать эту норму, это среднее число, около которого как бы колеблется частные уклонения то вверх, то вниз, — это и есть цель статистического метода. Люди в каждом народе, в каждой местности бывают, напр., и большого и малого роста, сравнительно друг с другом. Каков же их рост средним числом для данного пола, возраста, класса и т. д.? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо измерить рост возможно большего числа людей, распределить их по возрастам, по полу и т. д., и общую сумму роста разделяй на число людей. Цифра, полученная таким способом, будет означать не что иное, как средний рост людей данного народа, пола, возраста и т. д. Около этой средней величины, выше и ниже ее, и распределяются все личности данного народа. Все они, если их рост не совладеть с этой средней величиной, являются уклонением от нее, явлением непостоянным и случайным; средняя же величина всегда более постоянна. Найти ее для того или иного явления — одна из задач статистики. Средняя величина и есть вместе с тем величина типическая, наиболее характерная, которую и можно принять за мерку для оценки всяких явлений той же категории, какие нам попадутся на глаза в жизни. Средняя норма такая-то, — а выше или ниже ее такое-то частное явление — из той же области, попавшееся нам сегодня на глаза? Средняя урожайность в данной местности такая-то; — выше или ниже ее урожай данного года? Средним числом умирает в данной местности столько-то человек такого-то возраста от такой-то болезни. В этом году умерло от нее такое-то число: оно выше или ниже среднего? Наиболее точный ответ на такого рода вопросы может дать лишь возможно точный подсчет. «Чтобы достигнуть наибольшей точности, статистика поступаешь так: решительно на все явления и на всех людей она смотрит, как на единицы, которые можно считать, складывать, вычитать и находить их среднюю величину. И вот что при этом замечательно: средняя величина не есть нечто придуманное, искусственное, нечто не соответствующее действительности, нечто не существующее. Нет, это знак, выражающий собой именно действительность, но только в краткой форме, — это вывод из фактов жизни. И чем больше фактов вы примете во внимание, когда будете выводить из них среднюю величину, тем лучше, — тем полнее и точнее выразит среднее число, из них полученное, эту самую действительность.
В самом деле, большая или меньшая близость средних величин к действительности зависит от того, какое число фактов взято при подсчете. Если из массы имеющихся фактов мы ограничились лишь десятком другим случаев, то, полученная таким образом средняя, разумеется, может оказаться ни с чем несообразной. Напротив того, если мы возьмем и пересчитаем очень много фактов данного порядка, большинство их, то средняя, которая получится в результате нашего подсчета, будет обязательно близка к действительности, так как все частные уклонения, даже очень большие, от средней — при выводе средней уравновесятся: те, что выше ее, как бы погасят те, что ниже ее, и все отклонения пропадут в массе фактов, стремящихся к одному уровню. А этот уровень и есть средняя величина. Другими словами, чем шире поле нашего исследования, чем больше единичных случаев мы подвергаем нашей статистической регистрации, тем полученные средние величины ближе к действительности, т. е. к истине. Это и есть так называемый закон больших чисел, — основной закон статистики. Этому закону придана даже математическая формулировка, согласно которой «точность статистических наблюдений растет, как корень квадратный из числа наблюдаемых случаев», т. е. если число этих последних выражено так: 1, 4, 9, 16, 25,.., то точность каждого наблюдения растет в 1, 2, 3, 4, 5,… раз. Таким образом, идеалом статистического подсчета является исчерпывающее перечисление всех, решительно всех, явлений данной отрасли общественной жизни, подлежащей нашему исследованию, и затем нахождение средней величины, средней нормы их.
И вот, перед нами гигантская задача: задача произвести подсчет всем главнейшим явлениям жизни на огромном пространстве и среди миллионов людей. Жизнь многостороння, жизнь изменчива, — подсчет надо вести поэтому и в пространстве и во времени. Не приходится останавливаться перед затратой огромного труда, а также и денежных средств. Надо исследовать все области социальной жизни — экономическую, политическую, духовную, как в данный момент, так и в ряде моментов, т. е. в течении истории. Надо, а, главное, и возможно, подсчитать и выразить цифрами, в иных случаях с удивительной точностью, бесконечно большое число самых разнообразных сторон, — территорию, население, его распределение в стране по национальностям, религиям, по возрасту, полу, число смертей, браков, рождений, выразить цифрами разные особенности государственного устройства, совершенств и несовершенств избирательных систем, многочисленность или малочисленность разных политических партий, явления жизни финансовой, подати, налоги, доходы, расходы и их распределение, денежное обращение и кредит, народное хозяйство, промышленность добывающую, обрабатывающую, пути сообщения внешние и внутренние, торговлю, распределение труда и собственности, аграрный и рабочий вопрос, союзы, товарищества, учебные заведения, грамотность, библиотеки, книгоиздательство и т. д., и т. д. Это перечисление различных социальных явлений уже говорит о пестроте жизни, и в исследование каждого из них подсчет вносит и достоверность и точность. И пусть он будет, пока что, даже далек от совершенства, но, во всяком случае, он гораздо ближе к нему, чем голословные утверждения и проверки «на глаз» или «от ветра главы своей», как выражались наши древние книжники.
Подсчету доступно всякое явление, если оно не единично, где бы и когда бы оно ни повторялось или не встречалось. Производить какой-либо подсчет можно лишь одним способом, а именно — стоя лишь лицом к лицу с данным явлением жизни непосредственно, только он — конечный источник всяких сведений, как о частных, так и об общих фактах в отличие от теорий, которые нередко создаются и в кабинете. Поэтому-то статистика и представляет из себя страшную силу, если она правильно организована. Но разные явления, разумеется, приходится подсчитывать, как и наблюдать, разными способами. Так, например, для исчисления размеров той или иной местности приходится прибегать к межевой или географической съемке, а для этого нужно исходить или изъездить, подчас вдоль и поперек, целую страну, а то и пол света. Исчислить население какой-либо страны или города можно лишь путем переписи, организовать которую правильно2 чрезвычайно сложный и огромный труд. Для статистического изучения торгово-промышленного или какого-либо иного кредита приходится подсчитывать отчеты всякого рода банков, кредитных товариществ и т. д. Для статистического же изучения государственных и земских расходов приходится сводить к одному государственные и земские сметы и отчеты. За цифровыми данными о фактическом росте населения и о степени грамотности обращаются к отчетам о выполнении воинской повинности, где приводятся, между прочим, данные о росте и грамотности новобранцев. Для статистики урожаев пользуются теми ежегодными записями, которые ведутся в большинстве более крупных владельческих, а иногда и в крестьянских хозяйствах. Для статистики заработной платы пользуются рабочими книжками, выдаваемыми на руки рабочим, или расчетными книгами фабричных и заводских контор. Для изучения бюджета рабочих или крестьян, их прихода, расхода и потребления, чрезвычайно ценным материалом являются приходо-расходные книжки, если только удается разыскать и использовать таковые. Государственный бюджет изучается по сметам государственной отчетности, обороты банков по их отчетам3. Но для большей точности, нередко одни сведения дополняются и проверяются другими. Например, сведения об урожаях, полученные из хозяйственных записей, дополняются путем опроса сельских хозяев, — помещиков и крестьян; практикуется и опрос фабрикантов и рабочих для собирания сведений о рабочей плате. Рождения, браки, и смертные случаи среди православного населения узнаются по церковным книгам, которым придана даже особая форма для того, чтобы такие записи были возможно точнее. В таможнях тоже заведены записи, по которым подсчитываются и число и сорт товаров, перевезенных через границу, и сумма пошлин, за них уточенных, при ввозе и «премии» при вывозе. Число судившихся и осужденных узнается по книгам, которые обязаны вести судебные учреждения. О числе вновь выходящих изданий ведутся записи в цензурных комитетах. Из отчетов железных дорог узнается о движении пассажиров и перевозке товаров. Но целый ряд статистических сведений добывается путем специальных исследований, опросов, разъездов и т. д., для того, чтобы собирать показания самого населения. Так, например, добываются сведения о числе крупного и мелкого скота и вообще о крестьянском хозяйстве. Как известно, особенно широко и научно была поставлена такая опросная статистика в земских губерниях, которая выяснила очень многое в русской крестьянской жизни. Земские учреждения стали организовывать специальные статистические исследования почти с самого начала своего существования, так как без основательного знакомства с местными производительными силами совершенно невозможно вести правильное земское хозяйство. В первое время приглашенные земствами лица ограничивались разработкой и сводкой уже существовавших записей и материалов, прибегая, в случае надобности, к собиранию дополнительных сведений при помощи обычных административных органов, — полиции и волостных правлений. Но этот способ оказался скоро недостаточным, и со второй половины 70‑х г.г. стал входить в общее употребление так называемый экспедиционный способ, состоящий в объезде исследуемых местностей членами особых статистических бюро, организованных земствами. Образцом для такой организации послужили статистические работы, главным образом, московского и черниговского земств. Земская статистика сыграла столь важную роль в изучении хозяйственного уклада русской жизни в главнейших местностях России, что познакомиться, с ее способами собирания сведений не только интересно, но и необходимо. Московский тип собирания статистических данных был выработан одним из самых выдающихся русских статистиков — В. И. Орловым во второй половине 70‑х годов. Его основные черты, по описанию самого Орлова, состояли в следующем: задача исследования состоит в том, чтобы получать сведения, во-первых, о каждой хозяйственной единице, входящей в составь уезда, и, во-вторых, об общих условиях жизни и деятельности населения. Для собирания сведений заранее вырабатывается особая программа, в составлении которой должны принять участие лица, прекрасно знающие условия народной жизни и основательно знакомые с приемами статистики. Составление такого рода программ — дело крайне трудное и важное, и от уменья лиц, работающих над их составлением, зависит самый успех исследования. В программу вводится при этом целый ряд вопросов, причем стараются формулировать их ясно, точно и отчетливо так, чтобы лицо, отвечающее на них, могло дать или положительный, или отрицательный ответ, т. е. признать или не признать наличности такого-то признака, такого-то явления. С такими программами в руках, земские статистики принимаются затем за собирание сведений посредством точного наблюдения изучаемых фактов и через расспросы местных жителей. С этой целью статистики отправляются в экспедицию, посещают уезд за уездом, волость за волостью, деревню за деревней. При местном изучении крестьянских селений служит основой подворная перепись.
При этой переписи отмечается у каждого домохозяина: число и размер его построек, состав семьи с показанием числа рабочих и нерабочих ее членов мужского и женского пола, количество надельной и купленной земли, способ ее обработки, количество арендуемой земли, суммы арендной платы, число и род скота, число и размерь пустующих полос, число наемных рабочих, число грамотных и учащихся мужского и женского пола, число ульев и плодовых деревьев, неземледельческие промыслы, наконец, заключение об общем хозяйственном положении каждого двора и о причинах его упадка, если таковой был на лицо. Такая подворная перепись производится на сельском сходе, каждый домохозяин опрашивается при всех прочих. При этом производится еще исследование общих условий целого селения, посредством опроса более сведущих хозяев, причем результаты этого опроса вписываются в т. наз. «поселенный бланк». Туда заносятся сведения более общего характера, например, об общем количестве земли, о распределении угодий, о посеве и урожае хлебов, о качестве почвы, о расположении надела, о роде культур, аренде земли, о ее переходах из рук в руки, о формах владения и пользования землею, о ценах на землю, о лесоводстве, о промыслах, о торговых заведениях, о пожарах, недоимках и т. д. Такому исследованию и описанию подвергается и частновладельческое и общественное хозяйство, и все собранные таким способом сведения подвергаются затем обстоятельной детальной разработке, а результаты ее печатаются в особых статистических сборниках, издаваемых земствами. Таким образом и была исследована значительная часть земской России и получен ряд ценнейших данных, которые и составили т. наз. «основную статистику земств». Но и ею земства не ограничились и, в качестве необходимого дополнения к ней, завели статистику «текущую», цель которой констатировать факты, ежегодно меняющиеся. Впервые была заведена такая статистика при том же московском земстве в 1884 г. Главным содержанием ее служат обзоры состояния сельского хозяйства и кустарной промышленности в данном году. По примерам и программам московского земства были основаны земские статистические бюро в целом ряде губерний: Тамбовской, Рязанской, Курской, Самарской, Воронежской, Смоленской, Орловской, Полтавской, Таврической, Екатеринославской, Бессарабской, Саратовской и Уфимской.
Но совсем иного типа земской статистики явились работы черниговских статистиков, инициатором которых явился П. П. Червинский. В то время как московские статистики ставили главной своей целью изучение общих экономических условий жизни населения, черниговские статистики сузили свою программу и выдвинули на первый план задачу практическую, — а именно стали собирать материалы для определения доходности земель, правда, тоже практикуя при этом экспедиционный способ их собирания. Свою задачу они формулировали так: «собрать сведения такого рода, чтобы по ним можно было определить земледельческую производительность отдельных селений, местностей, уездов и, в окончательном итоге, всей губернии». По программе черниговских статистиков работали вятское и херсонское земства. Кроме того, свои типы исследования были выработаны в губерниях: Тверской, Петербургской, Нижегородской, Казанской, Новгородской, Пермской и Харьковской.
До сего времени земские статистические работы представляют из себя неиссякаемый источник сведений для характеристики всевозможных сторон русской жизни. По подсчету проф. А. Ф. Фортунатова, различные хозяйственные статистические исследования предпринимались на средства земства в 28 губерниях по 258 уездам. Уже к началу нынешнего царствования были изданы результаты местной подворной переписи крестьянского хозяйства: в 171 уезде и 25 губерниях с 69.619 селениями и 3.945.000 крестьянских дворов с населением в 23.508.000 человек обоего пола. Правда, это далеко не вся Россия, но, во всяком случае, это Россия — центр, основная часть страны, и она-то и изучена наиболее основательно. Земские исследования вскрыли немало язв российской действительности, и этими исследованиями еще много лет будут пользоваться историки, говоря о второй половине XIX ст. Как известно, в 90‑х гг. начались, не без влияния Центрального Статистического Комитета, гонения на земскую статистику, которая не вторила заверениям многих губернаторов, что в губернии «все обстоит благополучно», и земские статистические программы были урезаны. В 1902 г. после аграрных беспорядков, имевших место в некоторых уездах Полтавской и Харьковской губерний, министерство внутренних дел почему-то связало их с статистическими исследованиями и нашло нужным прекратить статистические работы в целом ряде губерний, а по отношению к другим предоставило усмотрению губернаторов разрешение производства их4.
Из предыдущего видно, каких громадных трудов требовало и требует собирание статистических данных, вплоть до разъездов по деревням включительно. Впрочем, это далеко не единственные способы получения данных. Некоторые из них получаются иным, так называемым «корреспондентским» способом, т. е. путем письменных сношений. Дело собирания сведений ведет при, этом какое-либо учреждение, — земское правительственное, частное, а иногда и отдельные лица, какой-нибудь исследователь, ставящий свои собственные цели, лицам, от которых ожидается сообщение сведений, рассылаются особые бланки (иногда открытки) с вопросами и с белыми местами для ответа. Таким способом собираются, например, сведения об урожае, о размере посевов, о ценах на рабочие руки и на продукты, и т. д. Такой способ получения статистических материалов — самый простой и дешевый. Все дело сводится к выработке программы и печатанию опросных листов и разъяснений к ним, затем к рассылке их по почте и к обработке полученных таким способом сведений. По этому способу была произведены в России три исследования поземельной собственности (в 1877, 1885 и 1905 гг.). Частным землевладельцам были разосланы тогда опросные листы, касавшиеся их владений, волостным правлениям — листы, касавшиеся владений крестьянских обществ. В Западной Европе и особенно в Америке корреспондентский способ находить особенно широкое применение. При его помощи собираются сведения о заработной плате и других условиях труда, о промышленных предприятиях, о стачках, и т. д. В России в90‑х годах Центральным Статистическим Комитетом М. В. Д. был произведен опыт собирания сведений таким способом о ремесленном ученичестве. Получились целые горы ответов (на открытках), но они так и не подверглись разработке и до сих пор гниют, быть может, в складах комитета, если только не проданы на макулатуру.
Иногда статистические сведения собираются по так называемому способу «самосчисления». При этом способе, в отличие от корреспондентского, опросные листы не пересылаются по почте, а раздаются. Особые «счетчики» т. е. агенты статистического учреждения, собирающие сведения, вручают их прямо в руки тем лицам, от кого хотят получить сведения, те сами вписывают ответы в эти опросные листы, и через некоторое время счетчики приходят за ними и отбирают их обратно. При этом счетчик заботится о том, чтобы все листы были получены кем следует и чтобы все, получившие их, дали возможно точные и полные ответы на все вопросы. Иногда, при безграмотности населения, самим счетчикам приходится вписывать в опросные листы ответы, даваемые им устно. Благодаря этому, самосчисление дает настолько полный материал, с каким, разумеется, не могут и состязаться, в смысле полноты и точности, ответы, полученные корреспондентским способом. Таким образом была произведена в 1897 г. первая всероссийская перепись населения. Значение переписи в деле статистического исследования страны громадно.
Она — самый капитальный и обширный прием получения сведений. «Правильные и периодические переписи, говорит проф. А. Чупров5, представляют главную основную операцию, которою обуславливается производительность всех остальных статических исследований. В такой стране, как Россия, где в течение целого поколения не было произведено статистического счета жителей, а правильного, точного народоисчисления и никогда не было, самые добросовестные статические исследования теряли значительную долю своей цены, так как, за отсутствием сведений о числе жителей, нет величины, к которой можно было бы их приурочить. Что скажет, например, читателю даже самая точная цифра родившихся и умирающих в известный период времени, или посева и урожая, торговли и движения по железной дороге, когда неизвестно, к какому числу жителей относятся все, эти сведения?». До 1897 г. в России роль переписей играли ревизии, преследовавшие главным образом финансовую цель, а для этого стремившиеся определить число душ, подлежащих подушному окладу и рекрутской повинности. В силу такого их характера, из ревизий исключалась значительная доля населения, — та, которая не несла вышеуказанных государственных повинностей. Дворяне, чиновники, духовенство, войско, почетные граждане и другие лица, освобожденные от подушной подати, вовсе не подлежали ревизии. Производились ревизии без успеха и, как водится, очень невежественными людьми, и, по мнению проф. Чупрова, в подсчет не попадало, по меньшей мере, полмиллиона даже податного населения, — ошибка огромная для того времени, когда русский народ был не так многочислен, как теперь. Совсем другое дело переписи. «Под ними, по определению проф. Анциферова, понимается исчерпывающее статистическое наблюдение над состоянием социальных масс в данный момент времени». Производятся разного рода переписи, например, отдельных городов и других местностей, перепись квартир в отдельных городах, наконец, перепись всей страны. Эта последняя фактически может быть произведена лишь правительством, которое только одно может располагать и необходимыми для этого средствами и достаточно большим числом агентов, и достаточною властью, чтобы сделать сообщение необходимых сведений обязательными. При переписи 1897 г. были собраны сведения не только о числе населения, но и о распределении его по полу, возрасту, исповеданию, национальностям и языкам, гражданскому состоянию, занятиям и положению, по месту рождения и приписки. Перепись была приурочена не только к определенному месяцу, но к определенному дню, для того, чтобы избежать ошибки внесения одного и того же лица по два и по три раза. Получился, таким образом, колоссальный материал, который и лежит до сих пор в основе русской статистики, хотя после переписи прошло уже более 14 лет. К сожалению, общее заведывание переписью было возложено на Центральный Статический Комитет М. В. Д., с Н. А. Тройницким во главе, человеком совершенно-невежественным не только в науках юридических и экономических, но и в статистике. Этот же комитет выработал и программу переписи и инструкции для учетчиков и переписчиков, к тому же чисто кабинетным, чиновничьим способом, без участия статистиков-практиков, работавших до этого времени на местах, тогда как, при разнообразии местных условий в России, это было необходимо. Выбор руководителей переписью, имеющий громадное значение в столь колоссальном деле, был произведен не столько по соображениям самого существа дела, сколько по чисто-административным. Дело вели на местах чиновники без участия опытных земских статистиков, а во главе каждого губернского комитета стоял предводитель дворянства, знаком или не знакомь он со статистикой и ее приемами, — все едино. Счетчики тоже назначались администрацией и работали не столько за скудное вознаграждение, сколько ради раздаваемых им медалей. Земства были устранены от участия в переписи. Население почти совершенно не было ознакомлено с задачами переписи6. При разработке статистики, как об этом рассказывает А. Н. Котельников, один из бывших редакторов Центрального Статистического Комитета, были допущены вопиющие промахи и даже подтасовки7
Из всего предыдущего видно, какого гигантского труда и каких средств стоит собирание статистических сведений. Не трудно понять и того, какие разносторонние знания необходимы для этого дела, какое понимание народной жизни и уменье вдумываться в нее, проникать в ее глубины. Статистика предполагает сама собою знание и понимание жизни, и никакой подсчет жизненных явлений без этого невозможен; прежде чем считать, нужно же знать, что именно считать.
Но у статистики есть и темные стороны, против которых нередко раздаются сильные возражения. Да, статистика выражает жизнь; да, она черпает свои цифры из жизни, и к тому же в большом количестве исследует жизнь масс, миллионов людей, целых государств. Да, она затрачивает на это дело немало труда, сил, знаний, средств и т. д. Но каковы же результаты такой работы? Насколько точны и вообще доброкачественны получаемые сведения? А быть может, все полученные с таким трудом цифры вовсе не соответствуют действительности? Те, кто дает их, о многом и многом нередко умалчивает, опасаясь какого-нибудь подвода с полицейской или финансовой стороны. Тот, кто собирает сведения, нередко не достаточно понимающий, образованный, тонкий человек, — вместо одной графы, по своему непониманию, он может поместить сообщаемые сведения в другую. Ведь так легко, например, смешать сословия и профессии, крестьянина по происхождению с крестьянином по роду занятий; не легко отличить и веру от веры, и образованного от необразованного. Нелегко определить и доход человека с его собственных слов. Далее, среди счетчиков есть и люди рассеянные, попросту сказать, путаники. Да и в разработке сведений могут легко случиться промахи.
Одна из самых интересных сторон статистических исследований заключается в том, что, несмотря на возможность целого ряда вольных и невольных ошибок и промахов, статистические данные, тем не менее, все-таки имеют громадное значение — и теоретическое и чисто практическое, и все-таки, в конечном итоге в своем общем значении, оказываются настолько близкими к действительности, что на них все же можно положиться, можно опираться, строить свои выводы, которые обыкновенно и оправдываются. На этой стороне дела, прежде чем перейти к изложению цифр, необходимо несколько остановиться.
Много ли стоят статистические подсчеты, опирающиеся на неточный материал и, главным образом, на показания чиновников или самого населения? Ну, некоторые чиновники (таможенные, тюремные, цензурные, железнодорожные, судьи) еще могут давать точные сведения. Но само население? Может быть, и вы сами, читатель, не безгрешны по части неверных или неточных показаний, или были свидетелями случаев, когда такие показания давались другими.8 Нижеследующее изложение ведется, главным образом по «Статистике» А. А. Кауфмана и «Курсам» А. И. Чупрова, Н. Каблукова и А. Анциферова.. Да, все это так. Чего не бывает? И, тем не менее, статистика стоит прочно, возможные ошибки в конечных итогах не так велики и страшны, а практически и теоретически громадное значение статистические данные, тем не менее, всецело сохраняют за собою. «Конечно, говорить А. А. Кауфман, статистика не дает абсолютной истины; конечно, не только в отдельных статистических записях, но и в массовых цифрах, получившихся из этих записей, всегда могут оказаться и, чаще всего, действительно бывают более или менее значительные пробелы и неточности. Но ведь человечество не располагает более совершенными способами количественного изучения массовых явлений и статических исчислений, раз оно правильно организовано, дает хотя и не совершенно точное, но, во всяком случае, достаточно близкое к действительности числовое изображение подвергаемых массовому наблюдению общественных явлений». Погрешности при собирании статистических сведений бывают или случайные, или намеренные. Опыт показывает, что случайных бывает не так-то много, и отклоняют они общий, конечный итог то в одну, то в другую противоположенную сторону и, таким способом, значительно уравновешивают друг друга. Кроме того, при проверке бланков, многие лица обнаруживаются счетчиками. Далее, давая о себе сведения, многие сообщают их в круглых числах (например, вместо 68 лет называют себя 70-летними, доход свой определяют на «круг» в 700 руб., вместо, например, 692 и т. п.).
Большое ли значение имеют эти ошибки? При подведении общих конечных итогов не слишком-то вредят делу они? Дело в том, что для статистика важен только итог, иначе говоря массовая цифра, результата общего подсчета, на основании которой и выводятся средние величины (т. е., определяется, сколько приходится «средним числом»). В массовых итогах преувеличения в разные стороны взаимно уничтожаются и в этом случае, и итог сам собою приближается к действительности. Разумеется, и здесь в этом внимательная проверка бланков и вообще статистических материалов раскрывает многие промахи и ошибки. Статистики мало-мальски опытные употребляют все усилия для проверки собранных материалов, «наводят на них критику», требуют дополнительных сведений, выясняют возникшие недоразумения письменно, а то и лично, наезжая вторично в те места, откуда пришли недостаточно точные данные. Практика выработала приемы, иногда очень остроумные, для проверки данных и в самый момент их собирания. Об этих приемах рассказывают С. М. Блеклов, И. П. Белоконский, А. А. Кауфман и другие выдающиеся статистики-практики в своих произведениях9. «Внимательный статистик, рассказывает А. Кауфман, легко замечает и пропуски в бланках, возвращаемых ему обывателями, и те, более или менее, явные несообразности, которые часто позволяют догадываться об описке, и слишком явные округления сообщаемых цифр, и либо сам исправляет, либо побуждает обывателя исправлять сделанные ошибки и пополнять пробелы. Гораздо больше может сделать статистик при экспедиционном исследовании. В живой беседе с обывателями он легко подметит и явный пропуск и последовательное округление, и очевидную обмолвку, — и путем двух-трех поверочных или дополнительных вопросов добьется пополнения пропуска. Очень много ему при этом поможет и сход: среди собравшихся всегда найдется кто-нибудь, кто крикнет: «какие же тебе 25 лет, когда парнишке твоему 13!» или «а Митюху-то запамятовал сказать», или напомнить о пропущенной десятине ячменя, о забытом козле в конюшне, и т. п. Больше хлопот с умолчаниями и искажениями намеренными, вызываемыми самыми разнообразными соображениями и побуждениями. Так, например, купец скрывает свои обороты, женщины — свой возраст, проститутки, сводни, сыщики, конокрады — свою профессию. Точности сведений мешает возложение их на полицию, которая, как известно, обывательской симпатией никогда не пользовалась. Против всех главнейших искажений и умолчаний статистическая практика тоже выработала свои приемы, и один из интересных, — прием проверки одних сведений другими. Показания одних обывателей проверяются показаниями других, тоже достаточно осведомленных в данном вопросе и в укрывательстве правды либо вовсе не заинтересованных, либо иначе заинтересованных. Так, например, показания фабрикантов можно проверить показаниями рабочих и обратно. Если взять крупных сельских хозяев и мелких хозяев-крестьян, лично потребляющих значительную часть продуктов, продавцов сельскохозяйственных продуктов, то одна из этих общественных групп окажется заинтересованной в высоких, другая в низких ценах, а потому при исследовании влияния этих цен представители каждой из этих групп будут совершенно различным образом окрашивать свои показания. Если взять биржевых спекулянтов, солидных держателей государственных фондов, спекулирующую публику, банковых деятелей, товаровладельцев и т. п., то на интересах каждой из этих групп биржевая спекуляция будет отражаться совершенно иначе, нежели на интересах другой. Сельский ростовщик или кулак всегда старается скрыть свои барышнические операции, а эксплуатируемая им беднота, напротив, заинтересована в том, чтобы вывести их на свежую воду, землевладельцу или переарендовщику выгодно представить условия аренды в сравнительно льготном виде, мелкие арендаторы, крестьяне или чиновники будут напротив, заинтересованы в том, чтобы выяснить, а то и преувеличить действительную тягость существующих условий найма земли и т. д. И вот внешняя проверка статистических показаний сводится прежде всего к сопоставлению и сравнению показаний представителей таких разнообразных по своим интересам групп. Наряду с этим стоит и поверка на основании показаний лиц вовсе не заинтересованных10.
Из предыдущего видно, что в области статистических исследований как и всяких других, познание истины дается не иначе как с бою, и, во всяком случае, не без малого труда. И подобно тому, как к истине стремится всякая наука, так к ней же стремится и статистика, и подобно тому как другие науки вырабатывают для себя определенные методы отыскания и проверки истины, так и статистика тоже обладает своими собственными. Во всяком случае, факт остается фактом: даже при всем несовершенстве, неполноте данных по некоторым вопросам и областям общественной жизни, — во многих других, несомненно, уже достигнута достаточная точность и полнота. И при всех недостатках даже наименее точных данных, все-таки познание общественной жизни огромного целого — народа, государства, без помощи статистики уже давно стало немыслимым и темнота наших суждений о той самой стране, где мы живем, без нее была бы еще больше. Во всяком случае, из предыдущего видно, что рядом с цифрами, которым доверять нельзя (например, тем, которые даются волостными писарями и губернаторами), существуют цифры, которым доверять можно и должно. Далее, видно, что статистика, как одна из отраслей научного знания, также располагает целым рядом средств для отыскания истины, обнаружения лжи, для исправления и пополнения неточных или неправильных показаний. Наконец, самая суть статистики уже гарантируете ей относительную достоверность. Дело в том, что как мы видели, статистика не заботится о явлениях немногочисленных, — ей нужны данные массовые, итоги тоже массовые, а средние в относительные величины — лишь те, которые выведены из таких данных и итогов. Да, говорить проф. Кауфман, «в единичных случаях уклонения от действительности могут носить весьма резкий характер: не один крупный землевладелец, получающий с имения многотысячные доходы, так-таки и будет значиться в переписном материале помощником столоначальника или поручиком армии, — профессии, дающие, как известно, ничтожный заработок; не один крупный посевщик так и останется зарегистрированным с половинной запашкой и половинным количеством скота, не один кулак и ростовщик так и сойдет за скромного пахаря или мелкого торговца. Такого-то рода случаи и дают неосведомленным, а тем более враждебно настроенным лицам материал для отрицания статистики. Но дело не в таких единичных случаях, а в массе всех других случаев, не единичных. На вопрос о том, «как отражаются на массовых итогах пробелы и ошибки статистического наблюдения и, в частности, те из них, которые вытекают из намеренного «статистическая вранья?» можно сказать: влияют очень мало. «Возьмем, например, деревенскую хозяйственную перепись. В числе показаний, положим, о многолошадности, несомненно есть и намеренно преуменьшения. Но много ли их может быть? Положим, в деревне 100 дворов, из них, как водится, 90 бедных и средне-состоятельных (безлошадные, одно- и двулошадные). Очевидно, таким и скрывать нечего. Положим, далее, что 10 дворов зажиточные, у которых число лошадей гораздо больше. Но и из этих 10 не все станут врать, другие и соврут, но при опросе попадутся; положим, некоторые и не попадутся, например, четверо или пятеро утаят хотя даже 20 лошадей. Таким образом, в конечном итоге выйдет, что на 100 дворов утаено 20 лошадей, т. е. на один двор по 0,2 лошади, т. е. на ничтожную величину, не имеющую никакого значения ни для научных выводов, ни для заключения практического свойства11. А если подсчет будет идти не для ста дворов, а для многих сотен тысяч, то относительная величина искажений будет еще более сглаживаться. Чем меньше у нас материала, тем больше значение всякой отдельной ошибки, и обратно, чем больше его, — тем более эта ошибка растворяется в его общем количестве. Отсюда вывод: статистические исследования не дают, конечно, абсолютной истины, как не дают ее, впрочем, и другие методы научного исследования, но они дают, при нормальных условиях, наиболее близкое к действительности изображение явлений общественной жизни, какого только мы можем достигнуть при имеющихся в нашем распоряжении способах познания12.
Итак, не будем бояться ни сухости цифр, потому что они тоже жизнь, яркая, сложная, проникнутая настроениями и эмоциями, горем, страданиями, иногда радостью. Не будем бояться и неточности, лживости цифр, потому что именно они дают нам то, чего никто другой, кроме них, дать нам не может.
Будем же благодарны им и за то, что они дают, и будем вместе с тем надеяться, что придет скоро время, когда они будут давать еще больше.
§1. Велика ли Россия и была ли она когда-нибудь больше, чем теперь? — §2. Много ли народу живет в Российской Империи и как он распределен по разным местностям? — §3. Много ли в России мужчин и женщин, детей и стариков? — §4. Много ли в России русских? — §5. Население сельское и население городское — §6. Много ли народу у нас прибывает и убывает, родится, и умирает в разных местностях и в сравнении с другими странами?
В этой главе мы будем говорить о России, как о едином целом, великом и едином целом, одну из мельчайших составных частичек которой составляем «и мы сами со всем нашим». Попробуем, при помощи массовых цифр, со столь огромным трудом и усилиями собранных, выразить и это огромное целое, и главнейшие стороны его общественной жизни, представляющие из себя не что иное, как внешние условия жизни нашей собственной.
Всякий знает, что Русское государство — одно из самых больших государств земного шара. Оно занимает в настоящее время 19.099.886,9 квадратных верст13. В том числе приходится на:
Исключая из этого числа довольно значительное число озер и других внутренних вод, мы находим, что поверхность Российской империи равняется 18.986.531 кв. верст или 392,411 кв. геогр. миль. Это тоже, что одна шестая часть суши всего земного шара, — величина огромная, но, тем не менее, все же превзойденная Великобританией. Когда-то, лет 50 тому назад, Российская империя являлась самым большим государством на свете и продолжала, более или менее, быстро увеличивать свои владения, все присоединяя и присоединяя огромные пространства степей в Средней Азии. С другой стороны, за тот же промежуток времени некоторые части русских владений перешли к другим государствам, а именно: от России
отошел к Румынии клочок земли в Бессарабии, при устье Дуная, 153 кв. миль;
Курильский архипелаг к Японии, в обмен на южную часть Сахалина, 90 кв. миль;
колония России (на берегу Калифорнии), добровольно оставленная Россией в 1846 г. перед самым открытием в соседстве ее, на р. Сакраменто, золотых приисков;
Северо-Американские владения (к Северо-Американским Соединенным. Штатам в 1867 г. (23.000 кв. м.).
Эти последние владения были уступлены русским правительством за 7 миллионов долларов золотом (менее, чем за 14.000.000 рублей, т. е. по 12 руб. 42 коп. за квадратную версту). В настоящее время быв. русские владения представляют из себя одну из очень доходных территорий Соед. Штатов, богатую золотыми россыпями, пушными зверями, лесом и т. д.14
Что касается нарастания русской территории за счет соседних государств, то его тоже можно выразить цифрами, начиная с допетровской Руси15.
Территория России составляла; в 1500 году около 40 тысяч кв. миль, в 1600 — 160.000, в 1700 — 270.000, в 1800 — свыше 300.000, в 1900 — 403 тыс. кв. миль, т. е. за 4 последние века она выросла почти в 11 раз (10,75).
По отдельным же царствованиям этот рост происходил следующим образом:
Такое быстрое разрастание российской территории объясняется тем фактом, что ее окружали необозримые пространства земель очень мало заселенных полудикими кочевыми народностями, которые при своей слабости и не могли оказать серьезного сопротивления натиску организованных и вооруженных сил Московского государства. Наибольшей интенсивностью русские завоевания отличались в XVI в., когда пространство страны увеличилось в 4 раза. Какие же именно территориальные приобретения были сделаны в этом веке? Это были земли заволжские и сибирские, заселенные беспорядочными ордами всякого рода инородцев монгольского происхождения. Ставить это в особую заслугу завоевателям не приходится. В XVII в. завоевание и присоединение новых пространств шло уже с небольшим замедлением, а в ХVIII в. расширению границ был уже положен очень чувствительный предел, и русское государство увеличилось всего лишь, на 30 тыс. кв. миль — сюда относятся приобретения Петра у Балтийского моря и отошедшие к России при Екатерине II части бывшего Царства Польского (Белоруссия, Литва, Подолия) земли в высшей степени необходимые для России. Как известно, Империи пришлось при этом иметь уже дело или с воинственными стремлениями европейских цивилизованных наций, или же с сопротивлением свободного единоплеменного населения, которое не так-то легко соглашалось перейти в подданство северной державы. В XIX веке, когда Россия обратила опять свои взоры на малокультурные страны, — Кавказ и Уссурийский край — расширение границ пошло снова ускоренным шагом. Правда, к этому же последнему периоду относится и покорение Финляндии, Польши и Бессарабии. Но все это дало России в XIX веке лишь 100.000 кв. миль.
За нынешнее царствование русские владения перестали расти, а после Русско-Японской войны, уменьшились на 30.000 кв. верст, благодаря уступке южной, наиболее ценной части Сахалина, отошедшей к японцам, к которым на правах «аренды», отошел и Ляодунский полуостров, южная часть которого (Квантунская область с г. Порт-Артуром — 2.784 кв. верст) также вышла из числа владений Российской Империи. Всего значит, Россия потеряла по Портсмутскому миру 32.784 кв. версты. Тем не менее, по своей территории Россия и ныне занимает на земном шаре второе место. Значительно больше ее Великобритания со своими колониями, занимающая 525.345 кв. миль, т. е. с лишком на одну треть больше. Но, с другой стороны, в то время, как владения Великобритании, Франции и других больших государств Европы разбросаны по всему свету, и все эти государства являются державами колониальными, — владения России представляют из себя сплошное, беспрерывное пространство земель, и Российская Империя может считаться самым большим континентальным государством на земном шаре, во много раз превосходящем другие. Сравнительно с другими великими державами, Россия с лишком в 30 раз больше Австрии, почти в 10 раз больше Германии, почти в 2 раза больше Франции и в 149 раз больше Японии, считая в этом числе и колонии этих государств. По своему географическому положению Россия занимает самый глухой угол старого света, — именно северо-восточный, чем в значительной степени и определяется ее мировой облик. Считая общую длину границ Российской империи около 70.000 верст (по Стрельбицкому около 64.900, — длина берегов Сев. Ледовитого океана измерена очень плохо), на соседство с культурными европейскими странами в ней приходится лишь 15-200.000 верст (в том числе на глухую границу с Швецией и Норвегией 715 верст), на страны европейского и азиатского востока (Турции, Персии, Афганистана, Китая) — около 12.850 верст. Правда, морем границы у нас длиннее, чем сухопутные: первые длиною 46.270 (по Стрельбицкому), вторые лишь 18.630 верст, но из морских приходится около 36.000 в. на Ледовитый океан, Охотское и Берингово моря.
Но величина государства как это видно и на примере русско-японской войны, при современных условиях, значит очень немного. Гораздо больше значение имеет многочисленность или малочисленность ее населения. По числу населения, Россия занимает не первое место в мире, даже в числе цивилизованных стран.16 К 1 января 1910 г. общая численность населения в Империи достигла достаточно внушительной цифры 163.778.800 душ обоего пола, которая по отдельным частям ее распределялась следующим образом:
Абсолютное число русских подданных, несомненно, очень внушительно. Впрочем, для того чтобы судить о его величине, необходимо сопоставить его с населением других стран. В таком случаё окажется, что и относительно общего числа населения Россия занимает лишь третье место. На первом стоить Китай (около 430 миллионов населения), на втором Великобритания (с колониями), население которой в 2,7 раза многочисленнее, чем России. Но население этой последней в 1,6 раза больше, чем во Франции (с колониями), и в 2 раза с лишком, чем в Германии, в 1,7 раза больше, чем в Соединенных Штатах, в З⅓ больше, чем и в Японии (где в 1908 г. насчитано было 49.581.900 чел.)17. Сопоставляя же население русских европейских владений с населением европейских держав и не принимая в расчет колоний, перепись внешне получается несомненно на стороне России. Это видно из следующей таблички:
Население России составляет около трети населения всей Европы. Другими словами, из трех европейцев — одному, наверное, выпадает величайшее счастье быть русским подданным и жить под сенью незыблемых законов Российской Империи, и наслаждаться всеми благами, какими дарит его русское благоустройство.
Но Россия занимает первое место в Европе не только по своим размерам и абсолютному числу своего населения, а также и по той быстроте, с каким это население увеличилось со времен Петра I. Об этом возрастании говорят следующие поразительные цифры, извлеченные из правительственных ревизий. Ко времени смерти Петра I (1725 г.) в России было всего около 13 миллионов жителей. Теперь в ней насчитывается без малого 164 миллиона. Другими словами, со времен Петра 1 население России увеличилось почти в 12 раз. По векам это возрастание распределяется почти одинаково. В XVIII с 13 миллионов оно поднялось до 40, в XIX веке — с 40 до 129. Другими словами, русское население увеличивалось втрое в течение каждого из двух последних столетий. Но это увеличение населения не может быть отнесено целиком собственно к размножению. Часть его приходится на вновь присоединенные области. Проф. Милюков в своих «Очерках по истории русской культуры» дает следующую интересную таблицу возрастания русского населения с 1724 по 1897 г.:
За исключением Соединенных Штатов, население которых только за последние 100 лет, 1790‑1890 гг., увеличилось в 16 раз, это самый быстрый рост его, какой мы знаем. Остальная Европа далеко не поспевала за таким быстрым размножением населения в России, что и видно из следующей таблички:
Рост населения в главнейших государствах за последнее столетие в миллионах чел.18
Во время Петра и его ближайших преемников русское население составляло от ¹/₁₀ до ⅛ части всего населения Европы, насчитывавшей в середине XVIII века около 130 миллионов жителей. В начале нынешнего века эта пропорция стала уже вдвое выгоднее для России. Считая в России в 1801 г. от 36 до 40 миллионов населения, а в Европе от 170 до 175, мы получим на долю России от ¹/₅ до ¹/₇ всего европейского населения. Наконец, в настоящее время оно составляет около ⅓19. О нарастании же населения после севастопольской войны и после освобождения крестьян наглядно свидетельствуют следующие официальные цифры20.
Но абсолютная численность населения, хотя бы даже огромная, еще очень мало говорит о значении страны среди других государств земного шара.
Чтобы выяснить это значение, необходимо сопоставить, сравнить численность населения с размером той территории, на которой оно раскидано. Какую особенную силу может иметь государство, если, например, на каждой квадратной версте ее земли живет не больше как по два, по три человека? Народ силен только там, где его много, где он скучен, сплочен и сорганизован. Разбросанность же населения весьма легко ведет ни к чему иному, как к его международной слабости. Сопоставляя размеры русского государства с численностью его населения, мы находим, что число жителей в 8,5 раз больше, чем число квадратных верст. Значит, если бы распределить весь русский народ по России повсюду равномерно, то на каждую квадратную версту пришлось бы всего лишь по 8,5 человек. Много ли это или мало? Чтобы ответить на этот вопрос, надо сравнить Россию в том же отношении с другими странами. При этом оказывается, что Россия — одна из самых малонаселенных стран цивилизованного мира. Средним счетом приходится на одну квадратную версту:21
Таким образом, Россия (Европейская и Азиатская) населена в 32 раза меньше, чем Бельгия, в 20 раз меньше, чем Англия, в 15 раз меньше, чем Германия, почти в 10 раз меньше, чем Франция, и лишь немного больше, чем гористая Норвегия22. Но это только средним числом для всей Российской империи. В ее же пределах есть места и гуще и слабее населенные. Это внутреннее распределение населенности видно из следующей таблицы. Приходится жителей на 1 квадрат, версту:23
Эта табличка очень интересна. Из нее видно, что даже в наиболее населенных частях Российской империи, в ее европейских губерниях, население почти в 10 раз реже, чем в Бельгии, с лишком в 6 раз реже, чем в Голландии, в 5½ раз реже, чем в Англии, в 4½ — чем в Германии, в 3 раза, чем во Франции. Но оно в 2,5 раза больше, чем в Соединенных Штатах, которым, впрочем, относительно небольшая их плотность населения, как известно, не мешает быть одной из самых культурных и свободных стран мира. А Штаты страна в значительной степени также земледельческая, как и мы. Значит, говоря о внутреннем благоустройстве государств, нельзя без оговорок винить в его грехах ни большие размеры страны, ни ее относительно малую населенность.
В промышленных странах плотность населения больше, в земледельческих меньше, потому что промышленность может прокармливать больше народа, чем земледелие, требующее для себя больше места. В русских промышленных областях население возрастало с течением времени быстрее, чем в земледельческих и лесных (охотничьих). Это видно из следующей таблицы. На каждую квадратную версту приходилось:
При этом сравнивается население в одних и тех же местностях независимо от разделения России на губернии24. Из этой таблички видно что даже в настоящее время и даже в самых центральных местностях Европейской России по отношению к плотности населения нам еще очень далеко до главнейших стран Западной Европы, которые в своих центральных частях, в свою очередь, гораздо населеннее. Интересно, что в России наибольшая населенность наблюдается все-таки не в центре, а в Царстве Польском, в Петроковской губернии, одной из самых промышленных (179,6 жителей на кв. версту). В Европ. России самыми населенными губерниями являются25. Московская (110,0), Подольская (101,4), Киевская (101,7), Полтавская (81,7), Курская (73,9), Петербургская (73,5) и т. д.
«Наиболее густое население, говорить проф. А. Золотарев26, тянется полукругом, полосою более широкою на Западе, от Варшавы через Киев и Курск на Москву; от этой полосы оно редеет, более или менее, быстро и достигает наименьшей плотности на крайнем севере и в Заволжье». В Якутской области приходится по 1 человеку на 10 кв. верст, в Камчатке, где ныне хозяйничают, благодаря аферам Вонлярлярского, иностранцы, — по 3 человека на каждые 100 кв. верст.
Из 163.778.800 населения, на мужчин приходится 81.980.600, на женщин 81.798.200, другими словами, почти столько же. Перевес на долю мужчин на всю громадную империю очень ничтожный, — всего лишь 182.400 чел. Таким образом, Российская империя, взятая в целом, не есть ни мужское, ни женское царство. Но не совсем так выходит, если присмотреться к разным частям ее. В Европейской России больше женщин, чем мужчин: первых было в 1910 г. 60.058.600 чел., а вторых 58.632.000. Женщин больше, на 1.426.600 — почти на 1½ миллиона. В Царстве Польском, наоборот, больше мужчин (6.105.500 чел.), чем женщин (6.023.700). В Финляндии — больше женщин, (1.524.800 чел.), чем мужчин (1.506.600). На Кавказе наблюдается большой перевес мужчин (6.172.800 чел. против 5.562.300 женщин), в Сибири тоже (4.207.300 мужчин и 4.012.800 женщин), как и в Среднеазиатских владениях (5.367.400 мужчин и 4.616,000 женщин). Интересно, что на всем земном шаре тоже преобладают мужчины. Во всех странах Европы, за исключением Греции, Боснии, Румынии, Сербии преобладают женщины, в Соединенных Штатах — мужчины. Впрочем, это преобладание везде очень незначительно. Сама природа как бы заботится о том, чтобы «Jeder Gans hätte seine Grethen, und jeder Kuuz-seine Kättchen», — каждому полу дано природой одинаковое с другим право на жизнь и каждый вносит свое в общий обиход природы, общественности, психики, сообщая человеческому обществу устойчивость и силу.
Но сила человеческая, способность личности жить, мыслить и действовать, распределены между людьми далеко не равномерно, и находятся в значительной зависимости от возраста того или иного человека. Слабую половину рода человеческого составляют не женщины, как таковые, а дети и старики, малые и старые, независимо от их пола. Рассортировав все население Российской империи по возрастам и выразив их в %% (принимая за 100 число душ каждого возраста), получаем следующую интересную картину¹27.
Из этой таблички видно, что наиболее крепкое население, т. Е. От 20- до 50-летнего возраста, которое, если бы оно было здорово и нормально и обставлено всем необходимым для поддержки жизни, наиболее способно к работе, составляете половину или несколько меньше половины общего населения. Цифры показывают, что в наилучших условиях в этом отношении оказывается вовсе не Европа, а Средняя Азия (50,0 процентов), затем следует Сибирь (46,1 проц.), Польша (44,6 проц.), и лишь за нею — Европ. Россия (44,8), от которой отстал только Кавказ. Процент детей повсюду больше, чем юношей. Это видно из сравнения I и II столбцов таблички. Второй столбец ее показывает, много ли у нас на Руси молодежи — той самой, которая составляете надежду отечества и идет на смену более старших поколений, неся в своей душе для всей страны какое-то таинственное будущее. Третий столбец показывает процент молодежи, уже вступившей в жизнь и уже вносящей в нее нечто свое. Цифры показываюсь, что этой молодежи не так уже мало, чтобы с нею смогли справиться более старшие поколения, правда, более опытные и ловкие в жизни, но, как известно, с душами, уже в значительной степени приспособившимися к тому, что есть, и погасающими, если еще не погасшими. Последние три столбца говорят о числе старцев, главных заправил и хозяев во всех областях жизни. Сравнительно с молодыми поколениями, число их вряд ли можно считать значительным. Работоспособная часть населения достигает наибольшего развития не столько в тех губерниях, где люди родились на свет, сколько в тех, которые притягивают к себе наиболее крепкие рабочие силы, т. Е. В губерниях столичных, переселенческих (Ферганской, Сырдарьинской, Амурской, и др. Сибирских28). Чтобы составить себе ясное представление о том, насколько Россия богата или бедна рабочим населением, играющим решающую роль в жизни страны и ее судьбах, посмотрим на следующую табличку, дающую сравнительные цифры для разных государств Европы:
Из этой таблички видно, что рабочий возраст (от 29 до 59 л.) хуже всего представлен в России, что Россия же беднее всех других стран стариками, зато богаче всех стран молодежью до-рабочего возраста, представляющей, как и старики, в хозяйственном отношении сравнительно непроизводительный элемент. Все это, взятое вместе, означает не что иное, как то, что в России борьба за существование с различными неблагоприятными условиями труднее, чем в других вышеуказанных странах, гораздо труднее, чем, например, во Франции, где и рабочее население многочисленнее и где доживает до старости гораздо больше людей, чем в других странах. В результате один этот статистический факт, взятый сам по себе, не мог не изменить совершенно положение России среди европейских держав.
Ответ на вопрос, здесь поставленный, особенно интересен, и его дает официальная статистика, опирающаяся главным образом на перепись 1897 г. Собственно, русского населения в Российской Империи менее, двух третей (65,5 процент, около 105 миллионов), в том числе украинцы и белорусы, занимающие в России (особенно первые) положение народностей покоренных и в некоторых своих правах (например, преподавание на родном языке в народных школах) более или менее ограниченных. Около десятой части населения (15½ миллионов или 10,6 процента) составляют турко-татары; около ¹/₁₅ (около 10 миллионов или 6,2 процента) поляки; около ¹/₂₂ — финны (4,5 процента, или 6 миллионов); около ¹/₂₅ — евреи (около 6 миллионов или 3,9 проц.). На литовцев приходится всего лишь 3½ миллиона или 2,4 проц.; немцев — 1,6 проц. (свыше 2 миллионов), кавказцев (картвельцев 1½ миллиона и горцев 1,3 миллиона) 2 проц.; армян — 1,3 миллиона, меньше 1 проц. (0,9), и разных других 2,4 проц. Из этих официальных данных видно, что из трех русских обывателей — один наверно не русский. Если мы сравним, в этнографическом отношении, Россию с государствами Западной Европы (не принимая в расчет их, колониальных владений), то ясно будет видно, что государства западноевропейские поразительно однообразны по своему племенному составу. Так, например, в Англии собственно англичан более 90%, во Франции французов, по крайней мере, 95%, а в таких государствах, как Дания, Голландия, Швеция и Норвегия — население сплошь однородное. И только Австро-Венгрия да Европейская Турция разноплеменностью своих подданных напоминают Россию. Таким образом, когда у нас говорят о травле инородцев, то говорят не об обуздании какой-то ничтожной группы населения, а о травле с лишком целой трети его, т. е. около 55 миллионов, которым и желают сделать жизнь в русском подданстве теми или иными способами невыносимою. Обращает на себя внимание и низкий процент еврейского населения, особенно возбуждающего к себе ненависть известной общественной группы, несмотря на свою относительную культурность и несомненную талантливость и жизненность и т. п. качества, которые не могут не отражаться весьма благотворно на развитии не только промышленной, но и умственной жизни страны. Те же 6 миллионов евреев, ныне; запертые за своей «чертой оседлости», буквально потонули бы в разноплеменном населении страны, если бы не искусственные средства, производящие их скученность в Привислинском крае (где они составляют около 13,5 проц. населения,) и в некоторых других местностях, тогда как на Россию приходится, по официальным данным29 всего лишь 3,9 проц. т. е. процент, более высокий, чем какой нормирован для допущения евреев к образованию, тем более если принять в расчет, что против евреев особенно ополчается отнюдь не русский народ, не народные массы, терпимые из терпимых на свете, а очень небольшая группа человеконенавистников, преследующих свои личные, узкоэгоистические интересы, не справляясь с элементарнейшей человеческой справедливостью. Друзья русского народа могут лишь радоваться, что в несправедливости виноват не русский народ, а те самые, от кого он и сам немало страдает. Далее, говоря о племенном составе населения, мы отметим в одном из следующих параграфов, что в среде т. наз. командующих классов и в бюрократии, особенно высшей, процент т. наз. инородцев тоже очень высок, быть может, даже выше, чем вообще в Европ. России30. Проф. Романович-Словатинский констатирует в своем известном труде31 чрезвычайно широкий прилив инородческой крови в высшие классы страны, главным образом, дворянство и чиновничество. Без более или менее значительной примеси иностранной крови не обошелся ни один мало-мальски старинный дворянский род, чего нельзя сказать о других классах населения.
«Мало по малу, говорить проф. Романович-Словатинский32, права русского дворянства распространились и на дворянство иноплеменное и на высшие классы тех частей империи, которые имели свою особенную историю. Мало по малу в ряды дворянства империи вдвинуты были дворянство остзейское, панство польское, шляхетство малороссийское и выборные чины других казачьих войск, князья и мурзы татарского происхождения, князья и дворяне Грузии, бояре и боярыни бессарабские». При очень большом проценте инородцев, среди высшего чиновничества и военщины XVIII века и при возможности получить дворянское звание путем чиновной или военной заслуги, это последнее звание приобретено было целым рядом крупных и мелких Остерманов, Биронов, Разумовских, Понятовских, Щафировых, Ягужинских, Девиеров и т. Д. Князь П. Долгорукий в своем известном труде «Российская родословная книга»33 дает длиннейший список инородцев среди дворян. Примесь не русской крови встречается и среди Рюриковичей34, таковы, например, Гагарины-Стурдзы, Вадбольские и др. Вряд ли нужно доказывать нашим читателям, что в этом нет ничего достойного порицания. Даже, напротив, именно разрушение национальных перегородок и границ, — один из тех фактов, которые способствуют единению человечества и ведут к признанию всякого человека, прежде всего человеком, независимо от того, «кто его папенька и маменька». Но те, кто еще не вытравил из своей души гнусной заразы национального человеконенавистничества, должны понять, что надо же быть последовательными: или отрицайте самих себя и своих предков, или признавайте людей всех национальностей людьми равноценными.
В заключение этого параграфа приведем интересные данные, добытые переписью 1897 г. о числе разных языков и наречий, на каких говорить население Российской Империи. Таковых насчитано 146, но эта почтенная цифра тоже далека от действительности, так как во многих случаях, особенно на Кавказе, в официальных изданиях, при перечислении, прибавлено почему-то «и другие». Считали своим родным языком великорусский язык всего лишь 55½ миллионов чел., на гонимом малорусском языке, тем не менее, говорит 22⅓ миллиона. Перепись отметила 16 славянских наречий, 3 еврейских, 17 финских, 31 турко-татарских, 24 кавказских, 13 разных полярных инородцев. Из них подвергаются гонению только украинское наиболее родственное нам слово, — то самое, которое считали своим родным Шевченко, Гоголь, Квитка, Марко-Вовчок и др. Но, ведь, это не есть жаргон Пуришкевича, Маркова‑2, Бобринского и т. П., приходящийся по вкусу Родзянкам и Хомяковым… Как известно, статистика языков не совпадает со статистикой народностей, как и распределение языков в стране с распределением национальностей. Из 96 административных частей России в 53 русские составляют более половины всех жителей, в 6 — более ¼. Почти вовсе нет русских: в Туркестане (где их около 2 проц.), в Прибалтийских губерниях (5½ процента), в Финляндии (0,2 проц.), в Привислянском крае (7 проц.), за исключением губерний: Седлецкой и Люблинской, и в Закавказье (около 4 проц.35). Из предыдущего видно, что стремления обрусителей направлены именно на те места, где и русских-то почти нет.
Посмотрим теперь, как распределяется население русской империи между городом и деревней. Это распределение представляете большой интерес не только с хозяйственной точки зрения, но и с точки зрения культурности населения, т. К. Городское население, как известно, всегда более грамотно, а значить и культурнее. Оно же повсюду идет впереди и в истории общественных движений. Оно отличается от сельского и по своему типу, и по укладу всей своей жизни. В России сельское население значительно преобладаете над городским. Из общего числа жителей, в городах живет 22,506,800 чел., и в селах 141.272.000. Другими словами, городское население составляете всего лишь 13,7 проц. По преобладанию сельского населения Россия идет впереди многих европейских стран, что видно, например, из следующей таблички. В следующих государствах насчитывается населения в процентах:
В других странах сельское население также преобладает. Как видно из этой таблицы, иногда численное преобладание деревни над городом не мешает стране быть страной просвещенной, как это видно на примере Швеции, Дании. Но повсюду, в том числе и в России, города все больше и больше притягивают к себе жителей, по мере того, как нищает деревня. В Англии в городах в 1871 г. жил 51 процент населения, а в 1901 г. — 77 проц., во Франции в 1851 г. — 25,5 проц. (около четверти), а в 1901 г. 41,5 проц. О быстроте, с какой увеличивается в России население городское можно судить по тому, что оно нарастает более быстрым темпом, чем даже население Империи, о головокружительном размножении которого уже было сказано выше. Процент городских жителей к общему населения страны изменялся следующим образом: в 1724 г. городские жители составляли 3% всего населения; в 1782 г. — 3,1%; в 1796 г. — 4,1%; в 1812 г. 4,4%; в 1851 г. — уже 7,8%; 1878 — 9,2%; в 1890 г. — 12,8%. Особенно быстро возрастало городское население во 2‑й половине XIX ст., что объясняется сильным развитием за это время русской промышленности и обнищанием деревни, и если быстрее растет после 9 ноября 1906 г. в связи с обезземелением крестьян. В разных частях Российской Империи распределение населения между городом и деревней различно, что видно из следующей таблицы:
Выше всего процент городского населения в промышленной Польше. Но и высокий процент сельского населения в Финляндии не мешает этой стране быть гораздо просвещеннее нас. Быстрый рост городов, подготовляющий великие исторические события в будущем, наблюдается и в России и со времени обезземеления крестьян по закону 9 ноября 1906 г., идет усиленным темпом. Обеднение деревни после больших неурожаев также сказывается на росте городов. Так например, в 1863 г. в Петербурге было всего лишь 539.000 жителей, в 1897 г. — 1.267.000, в 1910 г. — 1.900.000, в Москве в 1863 г. — 352.000, в 1897 г. — 1.036.000, ныне уже полтора миллиона. За последние 20‑30 лет вырос или разросся целый ряд городов, Одесса, Новороссийск, Лодзь, Скадовск, Ялта, Баку и т. д. и т. д. С 60‑х гг. прошлого столетия по 808 городам, о которых имеются данные, за 30 лет население увеличилось на 7.533.848 чел., т. е. на 92 проц. В том числе в 34 городах с населением в 50‑100 тысяч на 129 проц., в 19 городах с населением более 100 тысяч на 123 проц.36.
«Быстрый рост некоторый наших городов — говорит К. М. Курдов — стоит в зависимости прежде всего от удобного положения для развития торговли (в узле железных дорог, на берегу моря или судоходной реки). Таковы: Царицын, Ростов-на-Дону, Новониколаевск в Сибири, Одесса, Либава и др., население которых за последнюю ¼ века увеличилось в несколько десятков раз. Тот же рост заметен у городов, служащих центром горнозаводской промышленности, например, Екатеринослав, Баку, Но особенно способствует увеличению населения в городах широкое развитие фабрично-заводской промышленности, привлекающей массу рабочего люда. Таковы: Иваново-Вознесенск, Шуя, Лодзь, Белосток и др.37. Впрочем, нарастание городского пролетариата, идет впереди развития промышленности, и эта последняя не поспевает за ним, о чем мы будем еще говорить ниже, говоря о безработице.
Тем не менее, до сих пор русская земля относительно бедна большими городами. Во всей империи всего лишь 2 города с населением свыше миллиона (Петербург и Москва), 1 с населением в 768 тыс. (Варшава) жителей, 16 — с населением 100‑500 тысяч, 36 ‑ с населением 50‑100 тысяч, 112 — с населением 20‑50 тысяч. Всего же в Российской Империи 985 городов и посадов, в том числе в Европейской России 678, Польше 118, Финляндии 38, на Кавказе 54, в Сибири 51, в Средней Азии всего лишь 48. В то же самое время насчитано деревень и других селений 599.27738 в том числе в Европ. России 491.848, Польше — 43.237, на Кавказе — 12.267, в Сибири 12.553, в Сред. Азии 7.668. Есть в России города, где жителей всего лишь 455 чел. (г. Богатый, Курской губернии), 395 (Петропавловск, Приморской области), 354 (Верхоянск, Якутской области, ныне, впрочем, более населенный, благодаря административной ссылке), 304 (Охотск, Приморской области) 212 (Туруханск, Енисейской губернии). С другой стороны есть и селения с 40‑20.000 жителей (Ижевский завод, Вятской губ., Белая Церковь, Киевской губ., Юзовка, Екатеринославской губ., Покровка, Самарской губ. и др. выросшие за последние 30‑40 лет). Таким образом, не только растет население старых городов и столиц, но и растут новые города.
Какое же население с ходом времени в них скапливается? Как уже было указано, население лучшего рабочего возраста, что видно из следующей таблицы. Перепись 1897 г. обнаружила, что не одинаково распределение населения по возрастам в городах и селениях, — в городах преобладает население рабочего возраста, т. е. с 20 до 60 лет.
По данным переписи 1897 г. приходится на каждую сотню жителей:
В городах больше мужчин рабочего возраста, в деревнях их меньше. Того же возраста женщин тоже больше в городах, чем в деревнях. А молодежи и стариков как раз обратно. Объясняется это явление тем, что города берут у деревни наиболее сильный и самостоятельный элемент, вытягивают из нее ее лучшие соки. Ниже мы еще увидим, сколько крепких и готовых работать людей, будучи лишены своего клочка земли, принуждены покидать свои поля и идти с предложением своих рук на городские фабрики и заводы, на разного рода промыслы — постоянные или отхожие. А дома, у очагов, остаются либо экономически крепкие, либо физически слабые.
Но нарастает не только население городов, а также и деревень, и вообще всей страны, потому что все люди на всей земле размножаются и размножаются. Человек, как и многие другие животные, способен к очень быстрому размножению, лишь бы не мешали и не вредили этому какие-либо обстоятельства. Исследования, сделанные в разных странах мира, показываюсь, что население Российской Империи занимаете одно из первых мест по быстроте размножения. На каждый десяток тысяч жителей ежегодно родится средним числом; во Франции 206 детей, Соединенных Штатах Сев. Америки 225 (в Нью-Йорке), Швеции 257, Великобритании 269, Бельгии 271, Норвегии 273, Швейцарии 274, Дании 282, Греции 288, Португалии 301, Голландии 308, Италии 324, Германии 328, Австрии 336, Испании 354, Румынии 388,39 тогда как в России — 48640. Плодовитость населения Российской Империи в 2‑3 раза больше, чем во Франции, в 1,8 раза больше, чем в Англии, почти в 1,5 раза больше, чем в Германии, в 1,4 раза больше, чем в Австрии. Чем объясняет наука столь высокую плодовитость русского населения? Вряд ли можно сомневаться, что причины ее кроются не только в особенностях человеческого организма, но и всего строя, уклада жизни. «Никакого закона народонаселения, приложимого ко всем периодам исторической жизни, не существует, говорит проф. П. Милюков. Можно только сказать, что там, где в массе населения нет надежды на прочное увеличение благосостояния и на развитее индивидуальностей, или, наоборот, где средства существования достаются сравнительно легко, где запасы природы сравнительно менее израсходованы, где существуют или вновь открываются нетронутые источники жизненных средств (в виде, например, незанятых земель), там возрастание населения будете наиболее значительно. Напротив, там, где достигнута уже сравнительно высокая степень благосостояния, где личность имеет большой простор для деятельности и для удовлетворения потребностей в более или менее широком размере, где производительность труда можете быть увеличиваема далее только искусственными средствами, где стало быть, увеличение средств существования может быть достигнуто только посредством усилий, более или менее значительных — там прирост населения затормаживается. Нечего и прибавлять, что положение России, в ее настоящем и прошлом соответствует первой из этих характеристик»41. Исследование показывает, что наибольшею плодовитостью, в которой многие, как известно, заподазривают евреев, отличается именно коренное православное русское население. Это видно из официальных данных министерства внутренних дел. В среднем, за пять лет число рождений на каждые десять тысяч населения было:
Таким образом, на первом месте по плодовитости стоят православные, на последнем — протестанты, на предпоследнем — евреи. Биология доказывает, что всякий зоологический вид при помощи усиленной плодовитости борется с вымиранием, а, значит, и способствующими ему неблагоприятными условиями жизни. История сообщает замечательные случаи русской плодовитости, иллюстрирующие ее еще более поразительными цифрами. Проф. Флоринский приводит два интересных случая человеческой плодовитости, имевших место в России. В «записках» В. А. Нащокина, говорить он, под 1755 г. рассказывается следующий факт: Шуйского уезда, Владимирской губ., «у крестьянина Якова Кириллова от первой жены было 21 брюхо, в том числе 4 четверни, 7 тройней, 10 двойней, всего 57 человек с другой женой — 7 брюх, все по двойне, кроме одной тройни, итого, 15. Всех дётей, прижитых с двумя женами, было 72 человека. А вышеописанный крестьянин имеет от роду 70 лет». Другой факт: того же Шуйского уезда крестьянин Феодор Васильев, женатый два раза, имел от обоих браков 87 детей. Первая жена в 27 родах имела: четыре раза по четыре (16), семь раз по три (21), шестнадцать раз по 2 (32), всего 69. Вторая жена два раза родила тройни, шесть раз двойни, а всего 18. Васильеву было тогда 75 лет, из детей были живы 8342. Правда, такие случаи исключительные, но «увеличение населения» с такой быстротой имевшее место в одной семье, идет на всем пространстве Российской Империи, но, так сказать, разлитым способом. Проф. Беккер и Баллод, исследовав рождаемость русского населения за целых 128 лет43, доказали, что за такой большой промежуток времени плодовитость русского населения изменилась весьма мало: как во второй половине XVIII века, так и во второй половине XIX на каждый десяток тысяч жителей российского населения круглым счетом рождалось около 480 ребят. Интересно, как отражались на плодовитости разные народные бедствия. Из 128 годов, о которых упомянуто, увеличение рождаемости наблюдалось в 87, уменьшение же в 41, сравнительно с годами, за которыми те следуют. В числе этих 41 года находится 16 годов войны или непосредственно за войнами следующих (1793, 1806, 1807, 1808, 1809, 1811, 1813, 1828, 1830, 1831, 1849, 1854, 1855, 1856, 1877, 1878) и 15 годов неурожая (1817, 1818, 1821, 1833, 1835, 1840, 1841, 1846, 1851, 1860, 1866, 1868, 1869, 1890, 1892). Этот интересный факт лишний раз подтверждает биологическое значение плодовитости, как одного из способов борьбы с условиями окружающей среды. В Европейской России за пять лет 1900‑1904 гг. наибольшая рождаемость наблюдалась в 1900 г. (494), наименьшая — в 1901 г. (479).
Но рождаемость еще не есть прирост населения. Прирост — это результат двух прямо противоположных явлений общественной жизни, — рождаемости, с одной стороны, и смертности с другой, эмиграции и иммиграции с третьей, т. е. выселением старых и приливом новых человеческих масс. О миграционном движении мы будем говорить ниже; здесь же нас интересует соотношение между смертностью и рождаемостью населения. Если бы высокая плодовитость не сопровождалась и высокой смертностью, народонаселение страны возрастало бы еще с большой быстротой, чем та, о которой мы говорили в предыдущем §. Исследование показывает, что Россия — не только страна высокой плодовитости, но и огромной смертности, — такой, какая не наблюдается ни в какой другой мало-мальски цивилизованной стране Европы. На каждый десяток тысяч жителей приходится в течение года средним числом следующее количество покойников: в Греции 139, Швеции 144, Норвегии 148, Дании 149, Голландии 153, Англии и Ирландии 165, Бельгии 169, Швейцарии 179, Франции и Германии по 197, Португалии 203, Италии 218, Австрии 249, Румынии 250, Сербии 253, Испании 259, Венгрии 278. Смертность же в Европейской России достигала в 1901 г. громадной цифры 321 и за целое пятилетие 1900‑4 гг. никогда не опускалась ниже 29944. По данным международной статистики за целые 25 лет, умирает в России гораздо больше народа, чем в какой-либо другой стране Европы. За целую четверть XIX ст. наибольшей смертностью отличались губернии Воронежская (461). Самарская (446), Саратовская (443), Рязанская (424), Пермская (421), Оренбургская (413), Тульская (408), наименьшей — все остзейские (207), Петербургская (215). В остальных губерниях умирает от 300 до 400 чел. на каждые десять тысяч жителей или по 3‑4 на сотню (в течение года). Наибольшей смертностью отличаются центральный и черноземный районы, т. е. губернии оскудевшего центра, а также губернии восточные, наименьшей — западные и северо-западные. В относительно многоземельных губерниях (Херсонской, Екатеринославской, Таврической), о чем мы еще будем говорить ниже в IV‑ой главе, большая рождаемость (500) сопровождается пониженной смертностью (281). В результате, естественный прирост населения достигает в этих губерниях наибольшей величины (2% в год). За ними следует по быстроте прироста остальные две новороссийские губернии, затем белорусская (182), малороссийская (168), южно-уральская (166), литовская (164). Наиболее медленный росте населения наблюдался за 25 лет, прежде всего, в губерниях столичных (Петербургской 43, Московской 65), остзейских (82), Ярославской (87), Казанской (99). В прочих губерниях население увеличивается ежегодно на 1‑1½%. Статистика показывает, что в городах смертность вообще слабее, чем в уездах, где, казалось бы, пребывание на лоне природы должно бы было помогать продолжительности жизни. Так и бывает во всех странах, за исключением России, и исследование этого явления приводит к констатированию одного из самых ужасных фактов русской жизни, — а именно необычайно высокой смертности детей. Большая смертность вне городов объясняется огромной смертностью детей среди сельского населения. В § 5 было уже сказано, что в городах преобладает население в возрасте 20‑60 лет, тогда как в уездах — старые и малые. Всякое народное бедствие, будь-то неурожай, эпидемия и т. д., о чем мы еще будем говорить в IV‑ой главе, прежде всего, отражается на детской смертности, которая немедленно возрастает. Так, например, в 1905 г. из каждой тысячи умерших обоего пола в 50 губерниях Европ. России приходилось на детей до 5 лет 606,5 покойников, т. е. почти две трети. Из каждой тысячи покойников мужчин пришлось в этом же году на детей до 5 лет 625,9, из каждой тысячи умерших женщин — на девочек до 5 лет — 585,4. Другими словами, у нас в России умирает ежегодно громадный процент детей, не достигших даже пятилетнего возраста, — страшный факт, который не может не заставить нас задуматься над тем, в каких же тяжелых условиях живет российское население, если столь значительный процент покойников приходится на детей до 5 лет.
Такова, так сказать, нормальная смертность детей в России. Но в годы неблагополучные она становится еще больше. Например, в 1892 г. она возросла для детей до одного года — на 8,7%, от 1 до 5 лет — на 20% от 5 до 10 лет на 6,1, от 10 до 15 лет на 14,2, от 15 до 20 лет на 33,3%. Смертность мужского населения была в 1892 г. больше, чем в благополучный 1894 на 20,1%, женского — на 21,8%. Значительное повышение смертности замечалось и в другие неблагополучные годы. Так, например, было после неурожаев в 1868 г., когда % смертности равнялся 3,9, затем в 1860 г. — 4,02%, в 1855 г., во время войны, — 4,45%, в 1853 г. после неурожая, — 4,20%, в 1848 г., во время холеры, — 6,02%, в 1841‑42 г. после неурожая 4,90, в 1831 г. после неурожая, войны и холеры 4,6845. Таким образом, всякое народное бедствие, а значит, и всякое препятствие для борьбы с ним, откуда бы оно ни шло, сейчас же увеличивает число покойников в народной среде, и прежде всего детей. Всякого рода преграды для борьбы с такого рода бедствиями — своего рода «фабрика ангелов», только в неизмеримо громадных размерах, тогда как русские суды жестоко карают устроителей и устроительниц даже самых маленьких фабрик такого рода. Но статистика открывает иногда факты еще более ужасные. Так, например, в некоторых углах Казанской губернии в 1899‑00 г. в кой-какие народные школы не было приема учеников, так как те, кто должен бы был поступать в этом году в школу, «сделались покойниками» 8‑9 лет; тому назад, в эпоху великого народного бедствия 1891‑92 гг., которое, впрочем, не самое большое, а каких не мало в русской истории. Интересно, что смертность в наибольших размерах наблюдается опять-таки у православного населения, отличающегося, как мы видели, и наибольшей плодовитостью. По официальным сведениям, на каждый десяток тысяч населения умирает у православных — по 329 чел., у католиков — 230, у протестантов — 184, у магометан 262 и меньше других у евреев 147.
Следующая табличка показывает то место, какое занимает Россия среди других народов земного шара по смертности своих детей. В 1905 году из 1000 родившихся умирало до 1 года:
Эти цифры до того красноречивы, до того ярки, что какие-либо объяснения к ним становятся совершенно излишними.
Посмотрим теперь, каковы же в России результаты такой рождаемости и смертности, о каких шла речь выше? Подсчет показывает, что мальчиков родится в Европ. России несколько больше, чем девочек, а именно, на каждую тысячу новорожденных мальчиков приходится 948 девочек (на 52 меньше). Относительно большая смертность наблюдается тоже у мужчин, а не у женщин: на каждую тысячу умерших приходится 517 покойников и 483 покойницы, т. е. на 34 меньше46. По возрастам эта разница бывает различной. Число умерших мужского пола и женского близко одно к другому в возрастах от 1 до 5 лет (205,1 и 209,2), от 40 до 45 лет (19,7 и 19,6), от 50 до 55 (22,8 и 23,3), от 90 до 95 лет (2,5 и 2,9). В остальных возрастах замечается значительная разница. Особенно велика разница в числе умерших мальчиков и девочек в возрасте до одного года (420,8 и 376,2): число первых превышает число вторых на 11,8%. В возрасте от 1 до 40 лет вообще умирает женщин больше, чем мужчин. В конечном результате, на 1000 родившихся приходится в Европ. России 636 умерших. Избыток родившихся над умершими в мужском населении 359 на каждую 1000 родившихся, в женском — 367. Но эти цифры еще не выражают прирост населения. Этот прирост вычисляется посредством сравнения существующего населения с вновь нарождающимся и принимая в расчет число умирающих. В Европейской России естественный прирост населения (для 1908 г.) — 1,64% (т. е. 16,4 чел. на каждую тысячу душ).
Чтобы яснее представить себе значение цифры, выражающей собою прирост российского населения, сравним ее с аналогичными же цифрами для других государств Западной Европы. Следующая табличка дает нам это сравнение:
Таким образом, одна соплеменная Болгария идет впереди России по естественному приросту своего населения — все же наиболее цивилизованные страны Европы далеко отстают от нее.
У разных групп населения этот российский прирост не одинаков. Так, например, он оказывается наибольшим у православных (18,2), затем у магометан (17,7) у евреев (16), католиков (13,5) и, наконец, наименьшим у протестантов (10,8). По местностям естественный прирост населения тоже изменяется. Наименьшие размеры он имеет в Санкт-петербургской губернии (7,9), наибольше — в Екатеринославской (27,8). В 18 губерниях естественный прирост ниже 1,5% а в 32 губерниях — выше, смотря по благосостоянию губернии и другим экономическим, этнографическим и географическим условиям. Если провести ломанную линию от границы Гродненской губернии и Волынской по восточной границе губерний Гродненской и Вилейской, по южной границе Витебской, Псковской, Тверской, окружив Московскую, Ярославскую, Костромскую и по юго-восточной границе Вологодской, то все губернии, лежащие на север и запад от этой линии, будут иметь прирост менее 1,5%, на юг же от них — только две губернии (Астраханская 1,33% и Киевская 1,38%) имеют прирост менее 1,5%. Во всех же остальных губерниях, лежащих к востоку и югу от этой линии, прирост более 1,5%47.
Из предыдущего видно, что прирост населения колеблется от самых разнообразных условий. На него влияет и пол, и возраст, и местность, и благосостояние, и ход истории вообще. Некоторые ученые старались, при помощи массовых статистических наблюдений, выяснить общие условия большей рождаемости мальчиков, и ответить на интересный коренной вопрос какие же причины влияют на пол новорожденных? Немецкий ученый, Гофакер, изучая население Тюбингена, англичанин Садлер, на основании списков 381 семейства английских пэров, и Гелерт, на основании данных о 953 дворянских семействах, помещенных в Готском календаре, пришли к заключению, что преобладание мужских рождений над женскими должно быть приписано различию в возрасте родителей. Больше мальчиков родится тогда, когда муж старше жены. По данным, который были исследованы этими учеными, на каждую сотню девочек родится мальчиков:
Цифры эти несомненно подтверждают выводы этих ученых, хотя данный вопрос решается не так просто, как им кажется. Французский ученый Бертильон, исследовав данные о 1.140.860 случаях рождения в Австралии, установил новый факт: он показал, что мальчики преобладают весьма значительнее между первенцами, нежели между детьми, происшедшими от последующих родов. Из числа перворожденных, на каждую сотню девочек приходится 108,6 мальчиков, при последующих же родах — всего лишь 105,4. Возраст матери и время брачного сожительства тоже оказывают влияние на это, как показали работы других статистиков48.
Продолжение следует.