6 апреля 1812 года появляется на свет Александр Герцен — один из главных русских революционных мыслителей XIX века. В советские времена Герцена вообще объявили едва ли не главным человеком XIX века в пределах Российской Империи.
Никаким Герценом по рождению он, конечно, не был. Отец будущего смутьяна — весьма богатый и родовитый помещик Иван Яковлев. Герцен же — плод странного союза 45-летнего Яковлева и 16-летней немки, которую русский увез в Москву. Родившегося в Германии Герцена крестили в лютеранской церкви. Но поскольку его родители не состояли в браке, он считался незаконнорожденным. Поэтому отец придумал ублюдку — так называли незаконнорожденных — красивую немецкую фамилию Герцен. Это производное от немецкого herz — сердце.
Как уже говорилось, по отцу Герцен был весьма родовит. Его дядя Александр некоторое время занимал должность обер-прокурора Синода. Другой дядя — Лев, успел послужить волонтером на английском флоте и некоторое время занимал должность посланника при короле Вестфалии, а затем — должность сенатора и был известен как завсегдатай английского клуба.
Рос Герцен в России, получая хорошее домашнее воспитание. Сам уверял, что еще в детстве мечтал стать революционером и борцом за свободу, чему немало способствовали французские гувернеры с республиканскими взглядами. С детства и до самой смерти ближайшим другом Герцена был Николай Огарев — сын богатого помещика.
В молодые годы Герцен примыкал к кружку сен-симонистов (утопических социалистов), за что был ненадолго выслан в Вятку, где работал в канцелярии местного губернатора. Но вскоре благодаря заступничеству отца вернулся в Москву. В 40-е годы в кругах интеллигенции происходило разделение на западников и славянофилов. Герцен примкнул к первым, однако известен он был вовсе не социалистическими, а в первую очередь республиканскими взглядами.
В начале 40-х годов XIX века Герцен получил от отца богатое поместье с большим количеством крепостных, а после смерти отца — весьма крупную сумму денег. Вскоре после смерти отца Герцен уехал в Европу и никогда более не возвращался в Россию.
Как раз тогда Европа переживала период «весны народов», т. е. череды революций в разных странах. В итоге Герцен разочаровался в буржуазии и либерализме и сделался страстным сторонником социализма.
Поначалу Герцен жил во Франции, затем в Швейцарии и Италии, но постепенно вокруг него стал распространяться ореол революционера. Путь остался один — в Лондон, где привечали, прикармливали, а иногда и выращивали всех европейских террористов и давали им убежище.
Там Герцен основал Вольную русскую типографию и начал издание газеты «Колокол», в то время ставшей главным оппозиционным изданием. Пока Герцен ограничивался какими-то рамками просто критики порядков, газета — хотя и оставалась под запретом в России — негласно распространялась и в высших кругах. Что и говорить, среди читателей газеты был сам император Александр II, а под псевдонимом в ней печатался молодой либерал Победоносцев, позднее разочаровавшийся в либерализме и ставший символом консерватизма и традиционализма.
Суть Герцена заключалась в том, что он, как и многие пропагандисты и мыслители, совершенно не замечал, что сам в жизни поступает прямо противоположно тому, что проповедует. Как, например, и Некрасов, писавший о тяжкой доле крестьян и безнравственных дворянских охотах, а сам сгонявший на свои охоты целые деревни и заставлявший слуг подносить борзым блюда, как людям.
Герцен-революционер ниспровергал и бичевал крепостное право, был самым непримиримым его критиком. Вот, например, отрывок из прокламации «Юрьев день»:
Нет свободы для нас, пока проклятие крепостного состояния тяготит над нами, пока у нас будет существовать гнусное, позорное, ничем не оправданное рабство крестьян. С Юрьева дня начнется новая жизнь России, с Юрьева дня начнется наше освобождение. Нельзя быть свободным человеком и иметь дворовых людей, купленных как товар, проданных как стадо.
Нельзя быть свободным человеком и иметь право сечь мужиков и посылать дворовых на съезжую. Нельзя даже говорить о правах человеческих, будучи владельцем человеческих душ. Если вы не сумеете ничего сделать, они все-таки будут свободны — по царской милости или по милости пугачевщины.
В обоих случаях вы погибли, а с вами и то образование, до которого вы доработались трудным путем, оскорбительными унижениями и большими неправдами.
Больно, если освобождение выйдет из Зимнего дворца, власть царская оправдается им перед народом и, раздавивши вас, сильнее укрепит свое самовластие, нежели когда-либо.
Страшна и пугачевщина, но, скажем откровенно, если освобождение крестьян не может быть куплено иначе, то и тогда оно не дорого куплено. Страшные преступления влекут за собой страшные последствия.
Это писал крупный помещик с несколькими сотнями крепостных. Некоторые из самых умных читателей чесали затылок и задавались вопросом, а почему Герцен вот тут так пишет, а сам помещик и своих крестьян не освобождает, а с них оброк берет? На это Герцен обычно начинал невнятно лепетать, мол, дело революции требует жертв, без денег побороть царя невозможно, нужно чтобы кто-то пострадал за всеобщее счастье и т. д. Герцен даже не желал продавать свое имение долгое время, уже из-за границы он писал своему управляющему:
Я писал к Егору Ивановичу (брату Герцена) насчет продажи костромских крестьян и решительно передумал. Это имение я ни за что не продам, я имею насчет его совсем иные виды.
А когда царь попытался арестовать имение Герцена, тот проявил недюжинную деловую хватку, чтобы его отбить, оправдав свою битву за крепостных тем, что «деньги — независимость, сила, оружие, а оружие никто не бросит во время войны, хотя оно и было бы неприятельское, поэтому я счел справедливым и необходимым принять меры, чтобы вырвать что можно из медвежьих лап русского правительства».
В Европе Герцен сделался страстным обличителем буржуазии и вообще буржуазных порядков. Он нещадно бичевал буржуазное мещанство, упадочность вырождающейся буржуазной культуры, алчность и корыстолюбие буржуазии. Но при этом он сам был самым типичным буржуа и вел себя как типичный буржуа. Сдружившись с Джеймсом Ротшильдом, он увлекся всякими штучками типа купли-продажи акций, купил в Париже домик для сдачи в аренду. Управляющему его имением хвастался тем, что проворачивает очень ловкую и удачную сделку:
Решил вступить в небольшую коммерческую сделку. Прибыль, которая должна здесь получиться за наличный расчет, просто невероятна и было бы стыдно не заполучить ее.
По рекомендации Ротшильда Герцен инвестировал часть средств в облигации штата Вирджиния, между прочим, на тот момент рабовладельческого. Вкладывался он и в железные дороги в «реакционной» Франции, разгромившей революцию.
Герцен известен как страстный обличитель действовавшей в России педагогической системы и якобы губившей в человеке все доброе и хорошее. В противовес этому Герцен разрабатывал свою педагогическую методику, примененную на его несчастном слуге. Беднягу заставляли прислуживать, одновременно внушая, что служить — противно, омерзительно и недостойно человека, что это гнусно и так далее. Итогом педагогических усилий Герцена стало самоубийство подопытного слуги.
Некоторые сложности возникли и с личной жизнью. Женился лицемерный бастард-мыслитель на своей кузине Наталье. Брак несколько сомнительный с точки зрения родства, но при желании все же приемлемый. В Париже Герцен с супругой сошлись с супружеской парой революционеров Гервегов и стали жить коммуной. Жена Герцена по-тихому стала изменять ему с Гервегом, о чем сам Герцен некоторое время даже не догадывался. Когда узнал — рассвирепел и потребовал от Гервегов убираться подальше. Получился большой скандал в революционном семействе, Гервег разболтал всем европейским революционерам, что Герцен буржуазный хам и деспот, принудивший жену остаться, и его взгляды на брак попросту реакционные.
В итоге виноватым оказался сам же Герцен. Гервег окончательно потерял рассудок и начал писать Герцену странные письма: то в подробностях сообщал, как овладевал мадам Герцен, то грозился перерезать собственных детей, измазаться в их крови и приехать к Герцену, чтобы тому стало мучительно стыдно за то, как он с ним поступил, растоптав его любовь, то вызывал Герцена на дуэль.
Сам Герцен пытался устроить над Гервегом некий товарищеский суд с привлечением самых видных революционеров Европы. Но идея не нашла поддержки и встретила лишь осуждение Герцена со стороны революционных кругов, которые остались недовольны мещанскими взглядами Герцена на брак. Вскоре Наталья умерла при родах и конфликт сам собой исчерпался.
Гервег напоследок осчастливил Герцена дочерью Ольгой, которую Герцен хотя и не считал своим ребенком, но признал и дал свою фамилию, чтобы избежать скандала. Вскоре он сам осчастливил детьми своего друга Огарева.
Огарев был ближайшим другом Герцена, и они втроем жили вместе, одной семьей. Жена Огарева переключилась на Герцена и фактически стала его женой при живом Огареве. У них родилось трое детей, которые формально считались детьми Огарева, но все знали, что их отцом был Герцен.
Несколько лет (во второй половине 50-х годов, в первые годы восшествия на престол императора Александра II и общего подъема либерализма в России) Герцен действительно был властителем оппозиционных умов в России и громко звонил своим «Колоколом». Все изменилось после неудавшегося польского восстания. Западные страны широкой поддержки полякам не оказали, Герцен, поставивший все что имел на кон, крупно прогорел. В момент восстания он превратился в хорошего грамотного английского пропагандиста, который работал на поляков и рассылал примерно такие прокламации: «Да здравствует Великая Польша! Слава полякам! Русский солдат, не подчиняйся приказам, бросай винтовку и уходи домой! Пепел сожженных поляков стучит в наши сердца! Горы польских трупов вопиют об отмщении! Бей русскую сволочь! Ура полякам!».
Он даже завел в «Колоколе» рубрику «Россиада», в которой проверял им же самим выдуманные сведения о чудовищных зверствах русских варваров в Польше примерно такого формата: «русско-монгольские варвары собрали все население деревни и развлекался тем, что на глазах у матерей подбрасывали в воздух отобранных у них младенцев и ловили их на штыки. Неисчислимы преступления царского сброда в Польше».
Такая позиция вызвала сильнейшее отторжение среди былых почитателей Герцена из либеральных кругов. Они просто прекратили читать «Колокол». Бедолага потом горевал из-за резкого падения тиража в итоге прекратил издание журнала, ибо его никто не читал.
После Герцен пытался начать издание «Колокола» на французском языке, но даже французам было скучно читать вопли английского пропагандиста про русских варваров. В итоге после нескольких выпусков прекратилось издание и французской версии.
Последние годы жизни Герцена были тяжелы. Он с горечью осознавал, что его эпоха закончена и время, когда все жадно ловили каждое его слово, уже не вернется. Огарев, у которого он увел жену, начал сильно пить и значительную часть времени проводил в придорожных канавах.
Последний проблеск случился в 1869 году, за год до смерти. К двум революционным старичкам приехал знаменитый (в будущем) революционер Нечаев. Автор знаменитого катехизиса революционера, вероятно, самого человеконенавистнического произведения в истории, Нечаев отрекомендовал себя так: он лидер разветвленной на всю страну подпольной организации, чудесным образом бежавший из Петропавловской крепости, революция в России будет со дня на день, дайте денег на борьбу.
Огарев сразу же воспылал страстью к Нечаеву, а вот Герцена он скорее насторожил, и чем больше он его узнавал, тем больше не любил. Кажется, в последние месяцы жизни Герцен вдруг испугался того, кого он так долго и старательно пробуждал своими прокламациями. Отчасти свой страх и разочарование Герцен выразил в предсмертных «Письмах к старому товарищу».
Герцен умер в январе 1870 года в возрасте 57 лет. Вскоре после его смерти Нечаев через Огарева забрал у дочери Герцена внушительную сумму средств якобы на революцию от имени своей несуществующей революционной организации и уехал в Россию. Когда все его аферы вскрылись, а также стала известна расправа над студентом Ивановым, ужаснулись все, а Достоевский даже вдохновился на написание «Бесов».
Огарев без Герцена уже не проявлял никакой революционной активности и увлекался в основном алкоголем. Он пережил друга на семь лет и умер в 1877 году, вскоре после того, как его в очередной раз обнаружили в придорожной канаве в бессознательном состоянии.
Автор рубрики «День в истории» — Евгений Политдруг
