15 апреля 1886 года в Кронштадте на свет появился Николай Гумилев — один из наиболее значимых поэтов Серебряного века, путешественник, искатель приключений, монархист и воин.
Гумилев родился в дворянской семье — отец был корабельным врачом, — но сын не пошел по стопам отца и увлекся искусством. Гумилев учился в знаменитой Царскосельской гимназии, причем учился так плохо, что едва не вылетел. Помог директор гимназии: он пожалел юного Гумилева, который тогда уже баловался стихами. Директора звали Иннокентий Анненский, он и сам был поэт, и благодаря протекции Николая не исключили за неуспеваемость. Он кое-как, но все же закончил гимназию, что не помешало юноше продолжить обучение в Сорбонне.
В 20 с небольшим лет Гумилеву удается опубликовать первый сборник стихов и обратить на себя внимание. В то же время он совершает несколько путешествий по Европе, а затем первый вояж в Абиссинию. В начале века Россия налаживала контакты с этой едва ли не единственной независимой африканской державой наряду с Либерией.
После возвращения из Эфиопии Гумилев стал звездой богемной тусовки благодаря дуэли с Максимилианом Волошиным. Хотя никто не погиб и даже не пострадал, тема двух стрелявшихся поэтов долгое время не сходила с полос бульварных изданий и о ней судачили в богемных кругах.
В 1913 году Гумилев отправился во вторую экспедицию в Африку, на этот раз согласовав поездку с Академией наук. В этой экспедиции поэту удалось лично познакомиться с будущим императором Эфиопии Хайле Селассие, которого растафарианцы позднее провозгласили воплощением бога на земле.
С началом Первой мировой войны Гумилев проявил патриотизм. И даже не стихами: он стал одним из немногих деятелей культуры, кто добровольно отправился на фронте в августе 1914 года.
Поэт пробыл на войне до 1917 года, периодически возвращаясь в Россию на лечение и в отпуск. На полях сражений он заслужил несколько Георгиевских крестов и звание унтер-офицера. После февраля 1917 года Гумилев, несмотря на разложение армии, службы не покинул, а перевелся в русский экспедиционный корпус. Но и тот забродил под впечатлением от новостей из России. В итоге к началу 1918 года Гумилев осел в Париже в структурах Временного правительства. Тогда же решил вернуться в Россию, что было весьма необычным. В то время люди бежали из России, а не в нее.
Профессиональный авантюрист, анархист и просто уголовник (получил «пятерку» за налет на банк во Франции) Виктор Серж-Кибальчич, позднее ненадолго примкнувший к большевикам, встретил Гумилева в Париже. Блатной Серж с большим уважением вспоминал о русском поэте:
В приемной штаба я встретил солдата лет тридцати, только что приехавшего из Трансиордании, где он сражался в составе британских войск. Как и я, он пытался вернуться в Россию, и по стечению обстоятельств ему удалось это раньше меня. В первом же разговоре он недвусмысленно определил свое кредо: «Я традиционалист, монархист, империалист, панславист. Моя сущность истинно русская, сформированная православным христианством. Ваша сущность тоже истинно русская, но совершенно противоположная: спонтанная анархия, элементарная распущенность, беспорядочные убеждения… Я люблю все русское, даже то, с чем должен бороться, что представляете собой вы…» Шагая по эспланаде Инвалидов, мы вели споры на эти темы. По крайней мере, он был честен и храбр, бесконечно влюблен в приключения и борьбу. Иногда он читал волшебные стихи. Худощавый, своеобразно некрасивый — слишком удлиненное лицо, крупные губы и нос, конический лоб, странные глаза, сине-зеленые, чересчур большие, как у восточного идола; и действительно, он любил ассирийские иератические фигуры, сходство с которыми в нем находили. Это был один из величайших русских поэтов нашего поколения, уже ставший знаменитым, Николай Степанович Гумилев. Мы встретимся еще несколько раз в России, противниками и друзьями. В 1921 году я много дней напрасно буду бороться, чтобы воспрепятствовать его расстрелу ЧК.
В России Гумилев не занимался политикой. Ему удалось издать несколько сборников стихов и даже стать главой Петроградского отделения Всероссийского союза поэтов. В августе 1921 года, когда революционная свистопляска, казалось бы, пошла на спад, Гумилева арестовали. Завершив Гражданскую войну, большевики зачищали страну по национальному признаку. Умереть предстояло всем образованным русским. Бесстрашный же офицер Гумилев посреди азиатской бойни демонстративно рассказывал о своем монархизме и крестился на церкви.
Гумилева взяли по делу Таганцева. Будете смеяться, но дело это до сих пор строго засекречено. Всего по нему арестовали более 800 человек, в основном представителей интеллигенции. Не помогли многочисленные ходатайства как светил науки, так и литераторов, в том числе и Максима Горького. Почти сто человек были расстреляны по делу. Серж-Кибальчич растерянно вспоминал о своем друге-противнике:
Товарищи из исполкома совета встревожили меня заверениями, что с Гумилевым в тюрьме очень хорошо обращаются, что он проводит ночи в чтении чекистам своих стихов, полных благородной энергии — но он признал, что составлял некоторые документы контрреволюционной группы. Гумилев не скрывал своих взглядов. Во время кронштадтских событий университетские преподаватели должны были счесть конец режима неизбежным и, видимо, подумывали об участии в его уничтожении. Дальше этого «заговорщики», скорее всего, не пошли. ЧК собиралась расстрелять всех. «Сейчас не время проявлять мягкость!» Один наш друг отправился в Москву, чтобы задать Дзержинскому вопрос: «Можно ли расстреливать одного из двух или трех величайших поэтов России?» Дзержинский ответил: «Можем ли мы делать исключение для поэта?» Гумилев погиб на рассвете, на опушке леса, надвинув на глаза шляпу, не вынимая изо рта папиросы, спокойный, как обещал в своей поэме из эфиопского цикла: «И без страха предстану перед Господом Богом!» По крайней мере, так мне рассказывали.
Добавим, что на известном последнем тюремном фото Гумилева, «с которым хорошо обращались в ЧК», на лице поэта ясно и четко видны кровоподтеки. Никакого противоречия тут нет. Могли ведь и глаз вырвать! А они — просто избили. Действительно, обошлись хорошо.
Сам Гумилев писал:
Пусть высоко на розовой влаге
Вечереющих горных озер
Молодые и строгие маги
Кипарисовый сложат костер.
И покорно, склоняясь, положат
На него мой закутанный труп,
Чтоб смотрел я с последнего ложа
С затаенной усмешкою губ.
Пусть смерть настигла поэта не у вечереющих горных озер, а в болотах и туманах предрассветного Санкт-Петербурга, на нас Гумилев всегда смотрит со своего великого последнего ложа. С Олимпа русской поэзии.
Автор рубрики «День в истории» — Евгений Политдруг
