Период русского владычества подарил Крыму несметное количество дворцов, дач, усадеб. В одном только Симеизе — небольшом поселении Большой Ялты — навскидку обнаруживается дюжина вилл, построенных русской аристократией и сохранившихся до наших дней. По всему полуострову их счёт идёт на десятки. Этот список — лишь небольшая их часть — делает вопрос «Чей Крым?» попросту глупым.
Воронцовский дворец
Алупка, Большая Ялта, построен в 1848 году
Князь Михаил Воронцов
Воронцовских дворцов два, второй — в Одессе. Поэтому крымский именуют также Алупкинским. Пожалуй, самый красивый и необычный дворец Крыма. Здесь перетекают друг в друга несколько стилей, а вместе они рифмуются с величественным пейзажем: контуры дворцового фасада повторяют зубцы Ай-Петри. Трудно поверить, что спроектировавший здание британский архитектор Эдвард Блор ни разу не был на месте его строительства (и вообще в Крыму).
Владелец алупкинского имения князь Михаил Воронцов был из тех русских, кто творил славную российскую историю и, став её частью, был увековечен в памятнике «Тысячелетие России». Красавец-мужчина, герой войны 1812 года, новороссийский генерал-губернатор, наместник бессарабский и кавказский — Воронцов укреплял русское Причерноморье не только мечом, дослужившись до генерал-фельдмаршала, но и оралом, заложив в Новороссии целые отрасли хозяйства.
Ранние годы Михаил Семёнович провёл в Лондоне, где служил посланником России его отец. Вероятно, ностальгия по детству и определила его выбор. Британский знаток готики, баронского и тюдорского стилей, Эдвард Блор подходил для решения задачи как нельзя лучше. Достроивший Букингемский дворец и Виндзорский замок зодчий был среди прочего близким другом Вальтера Скотта, родоначальника английского фэнтези.
Считается, что Алупкинский дворец представляет собой эклектичное смешение неомавританского с английскими стилями разных эпох по принципу «чем дальше вглубь от западных ворот, тем глубже в древность». Но можно взглянуть на дело иначе — как на раскрытие цельного фэнтези-сюжета, вытесанного в сказочном диабазе, добытом из здешнего вулкана. Если бы «Игру престолов» изобразили в едином здании, она бы во многом походила на Воронцовский замок, с его изящным «востоком» и суровым «севером». Неслучайно он прекрасно смотрится зимой.
Англоманию русского князя вполне оценили сами англичане: во время Ялтинской конференции 1945 года именно здесь разместилась делегация Соединённого Королевства во главе с Уинстоном Черчиллем. Стоит прогуляться по окружающему дворец Алупкинскому парку, заложенному без малого 200 лет назад обрусевшим немцем Карлом Кебахом, главным садовником южного берега Крыма. Вписанный в ландшафт, он представляет собой двухъярусный амфитеатр с «Алупкинским хаосом» наверху и «Чайным домиком» внизу, у самого моря. Здесь же можно искупаться.
Ливадийский дворец
Ливадия, Большая Ялта, последовательно перестраивался с середины XIX по начало XX века
Любимая летняя резиденция монаршей семьи. Александр II приобрёл её в год отмены крепостного права у наследников польского дипломата русской службы Льва Потоцкого. Увлечённый античностью католик мечтал создать здесь музей эллинской древности. Вместе с обрусевшим швейцарцем и известным крымским архитектором Карлом Эшлиманом русский поляк возвёл несколько десятков построек, а главный садовник Императорского Никитского ботанического сада Э. Дёллингер разбил на 40 гектарах округи великолепный ландшафтный парк. Парк сохранился до наших дней, из построек — ни одна. Царской семье было тесно в доме Потоцких, и все здания перестроили по плану русского архитектора итальянского происхождения Ипполита Монигетти.
Главным результатом преобразований стало появление помимо Большого дворца, служившего резиденцией Императора, ещё и Малого дворца, предназначенного для наследников. В нём проживали, будучи цесаревичами, будущие цари Александр III и Николай II. При этом Александр-Миротворец так полюбил Малый дворец, что не выехал из него и после воцарения на трон, здесь же встретив свою кончину. Ни один из этих дворцов также не уцелел: Малый был взорван отступающими нацистами, а Большой — вновь перестроен, на этот раз Николаем II.
Аккуратный, но простенький Большой дворец нуждался в капитальном ремонте. На идею для проекта реконструкции Николая II подтолкнула поездка в Италию в гости к королю Виктору-Эммануилу III, познакомившему его с достопримечательностями пьемонтского владения Савойского дома. Больше всего Императору приглянулся дворец в стиле итальянского Ренессанса. Строение в подобном духе он заказал одному из лучших русских архитекторов, ялтинцу Николаю Краснову, спроектировавшему добрую половину дворцов южнобережья.
Результат оказался ослепительным в буквальном смысле слова. Белоснежное здание, сложенное из мрамора и инкерманского камня, добытого в Севастополе, ослепляет при ярком солнце. Белый снаружи, внутри, изнутри, сверху (даже крыша), Ливадийский дворец в своих строгих, аскетичных даже по меркам неоренессанса формах вызывает ощущение пронзительной чистоты. Ранним утром на фоне ясного голубого неба в нём проступает что-то космическое, знакомое нам по снимкам белых ракет, нацеленных в синее небо.
Николай Александрович невероятно любил Ливадию и Крым и признавался, что хотел бы никогда не выезжать отсюда:
— Что бы Вашему Величеству перенести сюда столицу? — вспоминал мемуарист Императора генерал-лейтенант А. Мосолов.
— Эта мысль не раз мелькала у меня в голове.
В разговор вмешалась свита:
— А где же будет Дума? — спросил один.
— На вершине Ай-Петри, — ответил другой.
Сегодня внутри музея воспроизведён кабинет последнего русского монарха и даже комната для занятий великих княжон, где на доске выведено мелом «Россiя». Особое очарование зданию придаёт Итальянский дворик, спрятанный внутри дворца под открытым небом, по клуатру которого прогуливался Николай II с гостями.
Миру этот дворец известен как место, где произошёл послевоенный раздел. Ещё шли бои за Европу, а в стенах Ливадийского дворца уже проходила Ялтинская конференция 1945 года, заложившая основы Ялтинско-Постдамской системы международных отношений или попросту биполярного мира. Экспозиции музея в деталях воссоздают события конференции. В получасе ходьбы от дворца — море, где можно искупаться и поразмышлять на берегу о конце биполярной эпохи.
Массандровский дворец
Верхняя Массандра, Большая Ялта, достроен в 1902 году
Имение «Массандра» переходило из рук в руки со времён покорения Крыма русскими, успев побывать во владении екатерининского контр-адмирала принца Карла Нассау-Зигена, Никитиных, Нарышкиных, Броневских, всё тех же Потоцких и Воронцовых.
Хозяин Алупкинского замка построил здесь первый массандровский дом, но буря сильно повредила его. Сын князя Михаила Семёновича Семён Воронцов вознамерился возвести новый. Его задумка оказалась новаторской и уникальной, ничего подобного в Крыму прежде не строилось: он вознамерился воссоздать на южнобережье кусочек Франции.
В отличие от отца Воронцов-младший вырос не за границей, однако он окончил Ришельевский лицей в Одессе, учреждённый при градоначальнике французского происхождения Александре Ланжероне. Учебное заведение получило имя первого генерал-губернатора Новороссийского края французского герцога Эммануила де Ришельё, пригласившего в Одессу аббата-француза Шарля Николя, который основал здесь Благородный институт. Легенда гласит, что когда Эммануил Осипович, уже будучи премьер-министром правительства Людовика XVIII, узнал, что институт наконец преобразован в лицей, то заплакал от счастья и пожертвовал учреждению свою библиотеку и годовое генерал-губернаторское денежное содержание за работу в России. Возможно, лицейская атмосфера и заронила в душу Семёна Воронцова зерно галломании.
Для возведения дворца Воронцов пригласил в Крым Этьена Бушара. Зодчий создал проект, о стилистике которого до сих пор можно встретить различные мнения, но все они относятся скорее к окончательному виду дворца. Изначальный бушаровский замысел представлял собой типичное французское шато, органично вписанное в величественный горный пейзаж. Однако небу этого показалось мало. Лишь чуть-чуть не успев окончить строительство, Бушар скоропостижно скончался. Семён Михайлович, было взявшийся за продолжение стройки, также скоро умер. Дворец простоял недостроенным несколько лет, пока император Александр III не решился довести дело до конца.
Он пригласил знаменитого русского архитектора немецкого происхождения Максимилиана Месмахера, перед которым поставил трудную задачу: увеличить площадь, поскольку дворцовый обиход требовал больше места, и при этом не увеличивать объём здания. Зодчий энергично взялся за дело, распорядившись соорудить террасы, открытые галереи, балконы, большие лестницы, комнаты, нарастить южную башню и перепланировать помещения. Но и Александр III не увидел достроенного дворца, встретив свою кончину в Ливадии, в дюжине километров от стройки.
Дворец был завершён лишь при Николае II, уже после отъезда Месмахера в Германию. Монарх не планировал жить там и завершил скорее из уважения к отцу, подарив истории удивительный пример архитектурной головоломки. В декоре здания и оформлении территории Максимилиан Егорович, казалось, стремился уместить весь эстетический универсум своего времени. В эклектичном дворцово-парковом ансамбле он заложил мотивы архитектурного историзма, модерна, ренессанса, романтизма, готики, рококо и в конце концов раннего французского барокко эпохи Людовика XIII, развернув и закольцевав сюжет первоначального замысла Этьена Бушара.
Посещать Массандровский дворец стоит солнечным утром, когда ровным светом освещён восточный, парадный, фасад, либо хмурым вечером, когда сквозь декор начинает проглядывать его изначальная готическая сущность.
Бахчисарайский дворец
Бахчисарай, последовательно перестраивался на протяжении XVIII–XX веков
Величайшая архитектурная мистификация Крыма, Ханский дворец (или попросту Хансарай) так часто и кардинально перестраивался, достраивался, строился с нуля, что даже протатарски настроенные историки признают: в нём нет почти ничего от первоначальных зданий и убранства.
Достаточно сказать, что Хансарай был сожжён в 1736 году при взятии Бахчисарая немецким фельдмаршалом русской службы Христофором Минихом. От него осталось лишь словесное описание, не слишком подробное, исполненное переписчиком на немецком и подписанное прусским офицером русской службы Христофором Манштейном. Дальнейшая судьба ханского ансамбля представляла собой череду перестроек и перепланировок.
Считается, что крымские ханы поэтапно выстроили на месте прежнего новый дворцовый комплекс из лёгких фахверковых стен, с множеством окон с узкими простенками, декоративными решётками и другими элементами бюджетной «киосковой» архитектуры. Однако уже к 1784 году, после окончательного возвращения русских в Крым, дворец опустел: бежавший из покоев хан забрал с собой весь интерьер. Новую мебель и убранство изготовили в Москве, Санкт-Петербурге и Константинополе. К визиту Екатерины II кардинально преобразили архитектуру и декор дворца. Ради одних только покоев императрицы был пробит ряд окон и двери, создан альков, позолочен потолок, повешена люстра работы русских мастеров, сооружена широкая лестница с галереей, не говоря уж о других переделках. Так европейцы представляли себе «дворец восточного хана» и желали представить другим европейцам — монарху и дипломатам, участвовавшим вместе с Екатериной в Таврическом вояже.
Впоследствии о Хансарае будто забыли: русский архитектор шотландского происхождения Вильям Гесте впервые в истории составил план дворца — и только. Дворец пришёл в запустение. Пушкин, побывавший здесь в 1820 году, вспоминал:
— Я прежде слыхал о странном памятнике влюбленного хана. К** поэтически описывала мне его, называя la fontaine des larmes [«фонтан слёз»]. Вошед во дворец, увидел я испорченный фонтан; из заржавой железной трубки по каплям падала вода. Я обошел дворец с большой досадою на небрежение, в котором он истлевает, и на полуевропейские переделки некоторых комнат. NN почти насильно повел меня по ветхой лестнице в развалины гарема и на ханское кладбище. «Но не тем в то время сердце полно было».
Впоследствии за ветхостью их были снесены здания гарема, зимний дворец, банный комплекс и другие постройки. Первую с екатерининских времён масштабную перестройку дворца затеяли в связи с визитами другого монарха, Александра I. Архитектор петербургского Казанского собора Иван Колодин вместе с британским подданным Михаилом Кладо и унтер-офицером Василием Дорофеевым существенно переработали облик Хансарая. В общей сложности дворец пережил реконструкции в 1818, 1823, 1837, 1857, 1861 годах. Последняя переделка 1930-х — дело рук уцелевшего архитектора дореволюционной школы Павла Голландского. Лишь в 1960-х годах начали официально реставрировать первоначальный облик «единственного в мире памятника крымскотатарской дворцовой архитектуры», притом что никакого первоначального облика у Ханского дворца попросту не существует. Как и крымскотатарской архитектуры.
Хансарай — классический симулякр, пронизанный мистификациями, такими как знаменитый пушкинский «Бахчисарайский фонтан». Произведение это — подражание восточной байронической поэме, подражающей татарской легенде о погибшей ханской наложнице Марии. Впрочем, никакой татарской легенды тоже не было. Выдуманную историю о своей сестре «Марии» рассказала Пушкину польская аристократка Софья Потоцкая, которая на самом деле не Потоцкая, а Витт, и не Витт, а де Челиче, и не польская, а греческая авантюристка и шпионка, и никакой сестры у неё не было. Сам «Фонтан слёз» находился не здесь и вода по нему бежала не так — он был перенесён к приезду Екатерины II. Фонтан относится к типу «сельсебиль», и в Хансарае он не один, и сделан в екатерининские времена. Однако стиль его считается «восточным». Создателем фонтана был персидский мастер Омер, который на самом деле Умер или Омар, и не персидский, а турецкий, и фонтан не создавал…
В конце концов, даже старейшее достоверное сооружение дворца, «посольский портал» Демир-Капы в стиле ломбардо-венецианского Ренессанса, был создан не здесь (Хансарая ещё не существовало) и перенесён сюда позже. Есть версия, что его создатель итальянский архитектор Алевиз Новый — автор Архангельского собора в Москве, собора Петра митрополита и Троицкой церкви в Александровской слободе — мог спроектировать и сам Ханский дворец в его первоначальном, но не сохранившемся виде, положив начало самой известной «восточной» мистификации в истории русской архитектуры.
Современный Бахчисарайский дворец производит благостное впечатление. Побывать здесь стоит в знойный день, дабы насладиться тенистой атмосферой дворцового сада, чем-то напоминающего кусочек рая, где и находится, по учению Корана, настоящий «Сельсебиль» — источник для праведников.
Охотничий дом Юсупова
Соколиное, Бахчисарайский район, построен в 1912 году
Феликс Юсупов с супругой Ириной Александровной
В отличие от мистифицированного Бахчисарая, Юсуповский дом возводился «в местном стиле» открыто и сознательно, в том числе в подражание Хансараю. Архитектор Николай Краснов обыграл в интерьере мотив «Голубого глаза» — так переводится название имения «Коккоз» (ныне Соколиное). В экстерьере он, напротив, пошёл путём простонародного татарского минимализма: прямоугольные формы, минималистичный фасад, белая известняковая штукатурка, бельведер в виде минарета с балконом, стилизованные под минареты дымоходы и четырёхскатные крыши с навесами. Эти навесы — на «китайский манер», как сказано в первом описании Бахчисарайского дворца, — делают дворец в определённом ракурсе действительно похожим на китайский. Желая подчеркнуть свой статус верного воина русского престола, Феликс Юсупов назвал его «Аскерин» («Принадлежащий воину»).
Августейшая семья любила посещать имение для конных прогулок, охоты, отдыха в горном климате. При этом гости переодевались в ханов и мурз, беев и янычар, имамов и муэдзинов. Порой участвовали в татарских праздниках при здешней мечети, которую Юсуповы возвели в качестве подарка местным татарам.
Советская эпоха стёрла былую элегантность «Аскерина» (в разное время здесь располагались сельсовет, изба-читальня, турбаза), но её помогают представить воспоминания Юсупова-младшего, оставленные уже в эмиграции:
«Дворец был белый, с крышей из старинной черепицы, покрытой глазурью, которой патина времени придала разные оттенки зеленого цвета. Его окружал виноградник, маленький ручей бежал у стен — с балкона можно было ловить форель… Большая столовая днем освещалась через персидские витражи на потолке. Вечером, освещенные изнутри, они пропускали в комнату переливчатый свет, гармонично смешивавшийся со светом свечей на столе. Одна из стен была украшена мраморным фонтаном, где вода текла капля за каплей с нежным жалобным звуком по множеству маленьких раковин, из одной в другую. Этот фонтан был точным воспроизведением того, что находился во дворце хана… Голубой глаз находился повсюду: в витражах, над фонтаном, в кипарисовом парке и в восточной орнаментике столовых приборов…»
Дом и сегодня сквозь свою заброшенность и неприглядность излучает уют и будто сам произносит слова Феликса Юсупова:
«Мы потеряли Родину… А ведь мы еще живы. Если бы было можно тихо и незаметно, в простом крестьянском платье пробраться туда и жить где-нибудь в деревне, никому неизвестным жителем… Какое было бы счастье, какая радость…»
Юсуповский дворец
Кореиз (Мисхор), Большая Ялта, достроен в 1910 году
Князь Феликс Юсупов граф Сумароков-Эльстон — таким экзотичным титулом и именем Феликс Феликсович-старший обзавёлся буквально на пустом месте. Отец его Феликс бесфамильный был незаконнорожденным сыном неизвестных родителей благородных кровей. Вначале он унаследовал фамилию своей англичанки-кормилицы Эльстон, а затем благодаря женитьбе на дочери последнего из Сумароковых — титул графа и сложно-составную фамилию Сумароков-Эльстон. Феликс Феликсович-старший развил успех отца, женившись на дочери Николая Юсупова, последнего мужчины из древнего рода Юсуповых, служившего российскому престолу со времён Ивана Грозного. Вместе с браком на Зинаиде Юсуповой Феликс Сумароков-Эльстон заполучил не только женщину невероятной красоты и богатейшую российскую наследницу, но и её родовую фамилию с титулом.
Юсуповы-Сумароковы-Эльстоны строились в Крыму энергично, до нас дошли три их дома. Ещё один (ныне заброшенный) стоит на Таврической набережной в Балаклаве. Своим внешним видом он выдаёт тягу Феликса-старшего к романской архитектуре с её активными арочными формами. Этот же вкус был положен в основу кореизского дворца, перестроенного из «Розового дома» княгини Голицыной зодчим Николаем Красновым.
Несмотря на то что арками разных типов тут были оформлены едва ли не все проёмы (ими обыграны даже карнизы и перила лестниц), это не придало дворцу лёгкости. Увесистое, основательное здание из тяжёлого серого мраморовидного известняка квадрово-полигональной «римской» кладки с массивными зубчатыми наличниками и бартизаном напоминает бастион.
По неизвестным причинам Юсуповский дворец пользовался особым уважением советской номенклатуры. Первым имение Феликса Феликсовича облюбовал Феликс Дзержинский. Следующим заметным постояльцем стал Сталин, обитавший здесь во время Ялтинской конференции. Длительное время дворец служил госдачей для советского руководства, лидеров зарубежных компартий и стран соцлагеря, а после падения СССР ушёл в ведение управделами президента Украины (в наши дни им владеет управление делами президента РФ). По этой причине вход на территорию комплекса всегда был частично ограничен, и сегодня сюда можно попасть только в составе организованной экскурсии. Впрочем, нынешний интерьер Юсуповского дворца не имеет ничего общего с первоначальным.
Особое очарование дворцовому комплексу придаёт богатейшая в Крыму коллекция скульптурных львов на прилегающей территории. Однако и это лишь остатки былой роскоши. По свидетельству Юсупова-младшего, при истинных хозяевах «нимфы, наяды, богини стояли у каждого кустика, как в гомеровы времена… Вдоль берега стояли бронзовые фигуры — персонажи крымских легенд, а на пристани статуя Минервы напоминала нью-йоркскую Свободу с факелом в руке. На скале сидела наяда. Если бурей ее сносило, немедленно ставили новую».
Очередная по счёту установленная после шторма наяда и сегодня сидит на камне в море напротив юсуповского пляжа, а берег украшает сохранившаяся сказочная композиция «Похищение Арзы».
Дюльбер
Кореиз (Мисхор), Большая Ялта, построен в 1898 году
Недалеко от Юсуповского дворца расположился «Дюльбер» (по-русски «Прекрасный», и вполне заслуженно). Здание — пример редкого сочетания простоты и сдержанного достоинства с богатым, но спокойным орнаментом.
Несмотря на официальное авторство Николая Краснова, концепция дворца принадлежала заказчику — великому князю Петру Николаевичу, архитектору по призванию, но не по основному роду деятельности. Двоюродный дядя Николая II служил военным инженером, в частности, руководил фортификационными работами во время Первой мировой войны. Но гражданская архитектура и искусство увлекали его больше: он занимался живописью и даже успел поучаствовать в выставке, спроектировал храм-памятник русским воинам в Мукдене, по его эскизам возведены соборы в Покровской обители Киева. Для восстановления слабого здоровья Пётр Николаевич много посещал страны Средиземноморья, Магриба и Леванта. Из этих поездок привозил зарисовки местных строений, по которым и составил несколько эскизов будущего «Дюльбера».
Для воплощения замысла он пригласил молодого Николая Краснова, имевшего опыт возведения зданий в условиях южнобережья с его сложным рельефом и сейсмоопасностью. На трудном для крупного строительства земельном участке ялтинский зодчий возвёл здание, по отзыву академика Никодима Кондакова, «столь же удачное, сколь и необычное, в высшей степени истинно-изящное и целесообразное».
Правда, задачу Краснов решил в действительности куда более сложную — возвёл дворец почти при полном отсутствии средств у заказчика. Материальное положение великого князя было столь бедственным, что управляющий его делами уговаривал продать «Дюльбер» во избежание скандала с подрядчиками. Но Пётр Николаевич продал часть другого крымского имения, доставшегося ему ещё от деда, Николая I, и дворец достроил.
Впоследствии «Дюльбер» отблагодарил особ царской крови сполна: в его стенах они спаслись от верной гибели. Ялтинские революционеры-анархисты желали убить Романовых, находившихся здесь под арестом севастопольских «морячков», и предприняли несколько вылазок, но высокие и толстые зубчатые стены, удобные для обороны и устройства пулемётных гнёзд, заставили вооружённое отребье отказаться от штурма.
Высота этих стен, поначалу даже служившая предметом шуток, имела не столько практическое значение, сколько эстетическое. Отойдя от минаретоподобных бельведеров, характерных для восточной стилизации, и заставив стены тянуться за доминантой куполов, Краснов и Романов придали дворцу уникальную для южнобережья вертикальную архитектонику.
Архитектонике не уступает орнаментика, столь подробная и богатая, что дворец хочется долго и внимательно рассматривать со всех сторон. Здесь арабески, танцуя с моресками, разбиваются мозаиками гирих и изразцовым зулляйджем. Фракталы декора повторяются в витражах, решётках, мушараби, резьбе дверей. Но автор не позволяет зрителю устать от декоративной избыточности, облегчая созерцание чистыми белыми стенами, спокойной окантовкой, минималистичной лазоревой палитрой и равномерным чередованием узорчатых блоков. Стеснённый в средствах Краснов сумел создать столь богатую лепнину благодаря ноу-хау — отливкам из смеси гипса, вазелина и красителей, покрытым спиртовым лаком и приобретшим в итоге вид драгоценного восточного фаянса. Соединившись, общая композиция и декор «Дюльбера» обрели, по определению Кондакова, черты сарацинского стиля — функционально европейского здания, обрамлённого архитектурным ориентализмом.
В 1938 году дворцовый комплекс дополнил новым санаторным корпусом Борис Белозерский, зодчий императорской инженерной школы. Советская власть щедро отблагодарила архитектора, репрессировав его в год окончания строительства. Частично сгоревший во время войны, дворец был восстановлен по старым чертежам, включая декор, и продолжил развиваться в качестве здравницы. В наши дни «Дюльбер» всё так же служит санаторием, где всякий может отдохнуть внутри живой истории.
Навестить «Дюльбер» стоит вечером, когда закатное солнце заливает светом фасад, а полуденный зной не мешает любоваться хором узоров по периметру дворца. Уютный дюльберский пляж находится совсем рядом и обычно немноголюден.
Кичкине
Кореиз (Мисхор), Большая Ялта, построен в 1913 году
Ещё один внук Николая I, великий князь Дмитрий Константинович, был убеждённым холостяком и собственных детей не имел, но был назначен попечителем при двух племянниках, сыновьях брата Константина, которых очень любил. По одной из версий, «Малютку» (так переводится с тюркского «Кичкине/Кичкинэ») князь построил как раз для своих малюток — позднее гостивших здесь племянников и племянницы — уплатив за участок под строительство Обществу врачей сильно завышенную цену в качестве благотворительного взноса на обустройство санатория для других малюток — «Климатической колонии для слабых и болезненных детей». Впоследствии на эти деньги в Ай-Даниле был устроен прекрасный детский курорт, получивший имя цесаревича Алексея.
Постройку дворца Дмитрий Константинович поручил братьям Тарасовым, выпускникам Петербургского института инженеров путей сообщения. Сегодня трудно поверить, но инженеры-путейцы старой школы умели возводить любые сооружения. На счету Тарасовых уже был дворец Эмира Бухарского, а параллельно с «Кичкине» они были заняты в строительстве зданий Токмакской железной дороги, набережной в Мариупольском порту, моста в Симферополе и торговых корпусов в Керчи. Отчасти поэтому братья не уложились в срок. Декорирование завершал автор ялтинского дома Чехова и поклонник писателя архитектор Лев Шаповалов.
Замечательная сторона «Кичкине» — его звучащие мелодией контуры. Базу образует переменная высотность сцепленных воедино построек, по которым бежит ритмичная окантовка. Абрис дворца начинается аккордом из прямоугольно-остроконечных зубцов в стиле «мудехар» и древовидных мерлонов гранёной башни. Подобно арабской вязи, развивается справа налево по контуру ступенчатых зубцов с контрапунктом из волнообразной черепицы и наконец, оттолкнувшись от субдоминанты яйцевидного купола, достигает кульминации в минарете. Тембр ансамблю придают равномерные формы решёток, пиловидный бордюр и арочная балюстрада. «Вибрирующие» ступенчатые зубцы делают «Малютку» похожей на ассирийскую крепость.
В декорировании дворца Шаповалов на пару с феодосийским скульптором Л. Коржиновским пошли дальше авторов «Дюльбера» и вовсе отказались от использования цветных элементов. Подробные и богатые рельефы издали сливаются с белыми стенами, но вблизи раскрываются во всём великолепии, показывая собой пример дорогого, но не кричащего убранства. В интерьере на белом ковре из гипсовых трав, устилающем пространство, «произрастают» арки, городчатые зубцы которых придают им форму листьев.
Лихой кавалерист и суровый рубака, Дмитрий Константинович воплотил в «Кичкине» всю свою нежность к племянникам и племяннице, поселившейся тут. Уже в эмиграции чудом спасшийся князь Гавриил Константинович вспоминал свой недолгий разговор с дядей в тюрьме:
— Я подошел к камере дяденьки и мы поговорили в отверстие в двери. Я нежно любил его, он был прекрасным, добрым человеком и являлся для нас как бы вторым отцом. Разговаривать пришлось недолго, потому что разговоры были запрещены.
В 1919 году заключённого Дмитрия Константиновича расстреляли.
Прелесть имения уже в ходе Второй мировой войны оценил другой вояка — Эрих фон Манштейн. Немецкому генерал-фельдмаршалу так полюбился его бывший командный пункт, «чудесно расположенный на крутой скале над берегом Чёрного моря», что Гитлер подарил Кичкине ему. Как оказалось, ненадолго.
Отдых в отеле «Кичкине» как нельзя лучше подходит желающим сбросить вес, ибо море находится тут хоть и близко, но низко.
