Евгений Норин для спецпроекта, посвященного 20-летию начала Первой чеченской войны
Окончательное решение о начале военной операции против Чечни было принято 29 ноября 1994 года на заседании Совета безопасности РФ. На следующий день был подписан указ «О мероприятиях по восстановлению конституционной законности и правопорядка на территории Чеченской Республики», который можно назвать формальным объявлением войны. Обнародован он был позднее. Далее события разворачивались быстро.
Хмурое небо
рамках еще не начавшейся официально операции первыми начали действовать воздушные силы. 1 декабря российская авиация добилась первого успеха — одного из немногих на общем безрадостном фоне. Ударами по аэродромам, в первую очередь по грозненской воздушной гавани Ханкала, была уничтожена вся имевшаяся у Дудаева авиация. Изничтожение учебных самолетов, пустых пассажирских лайнеров и «кукурузников» выглядит не слишком эффектно, но не следует недооценивать результат этого налета. В целом чеченские боевики, конечно, не имели возможности устроить полноценную войну в воздухе, однако очевидно, что даже один-два удара по войскам, а тем более городам России, имели бы сокрушительный психологический эффект даже без особенных успехов. В сентябре 1994 года во время парада в Грозном над центром города прошла эскадрилья «Альбатросов». Эти самолеты чешского производства изначально учебно-боевые и, теоретически, могут нести довольно ощутимую боевую нагрузку. Существуют приказы за подписью Дудаева в адрес Масхадова (при Дудаеве тот исполнял функции начальника штаба) о приготовлении воздушных атак по неким объектам на российской территории. Конкретной информации о предполагаемых целях мало, однако можно представить себе, какой эффект произвела бы в российском обществе хотя бы одна бомбежка Ставрополя или Ростова. Психологическая готовность дудаевцев к такому шагу несомненна. Как бы то ни было, эти планы так и не оказались реализованы в результате бомбардировки аэродромов. Российские самолеты потерь не понесли. Кроме множества «Альбатросов» погибли несколько Ту-134, включая самолет Дудаева и три вертолета Ми-8, техническое состояние которых на момент бомбежки неизвестно.
По несколько сомнительным данным, в начале декабря также состоялся единственный за время войны эпизод, который можно назвать воздушным боем. Вертолет Ми-24 сбил ракетой транспортный самолет с грузом контрабандного оружия.
Лишившись авиации, бывший летчик Дудаев отправил командующему российскими ВВС Дейнекину телеграмму: «Поздравляю с завоеванием господства в воздухе, но встретимся мы на земле».
При всей слабости чеченской авиации Дудаев, сам бывший генерал авиации, разрабатывал планы воздушных атак против РФ. Кликните для просмотра документа справа в полном формате.
Российские ВВС встретили войну в прискорбном состоянии. Формально была собрана крупная воздушная группировка, первоначально из 140 ударных самолетов и более чем полусотни вертолетов, но ее качество вызывало вопросы. Планы летной подготовки давно не выполнялись даже по минимуму, поэтому члены экипажей самолетов и вертолетов далеко не всегда были способны хорошо выполнять свои задачи. Также ситуацию осложняла очень скверная погода: зимой в Чечне метеоусловия, как правило, ужасны, и 1994 год не был исключением. Положение несколько спасал тот факт, что заметная часть летчиков имела боевой опыт Афганистана, но погода, общее плохое состояние матчасти и слабая подготовка экипажей перед конфликтом должны были дать свои плоды. К тому же чеченцы располагали захваченными в начале 90-х на российских складах ПЗРК, автоматическими пушками, а поначалу даже заметным количеством самоходных зенитных установок, так что жертвы в рядах ВВС были вопросом времени. Первые потери российских воздушных сил относятся к середине декабря. Этот эпизод настолько характерен во всех отношениях, что заслуживает отдельного рассмотрения.
14 числа два транспортных вертолета Ми-8 с грузом продовольствия вылетели из Беслана под прикрытием пары ударных Ми-24. Видимость была отвратительной, поэтому «вертушки» шли на сверхмалой высоте, менее 70 метров. Над Самашкинским лесом вертолеты были обстреляны из автоматов, пулеметов и автоматических пушек с земли. Один Ми-8 тут же пошел на вынужденную посадку. Другой попытался спасти товарищей, но получил серию попаданий в топливные баки (с вертолетов прикрытия видели хлещущий керосин) и начал уходить. Оба Ми-24 были серьезно повреждены и также с трудом покинули поле боя. Позднее командира группы подполковника Локтионова обвиняли в трусости, но фактически попытки продолжать бой на изрешеченных вертолетах под плотным огнем привели бы только к гибели оставшихся «вертушек». Из троих членов экипажа злополучной «восьмерки» один человек погиб на земле в перестрелке, другой был ранен и добит чеченцами, третий ранен еще в воздухе, захвачен живым, но вскоре умер в госпитале Грозного. Родители скончавшегося в руках врачей бортмеханика долго не имели сведений о судьбе сына, а их мытарства способны, пожалуй, тронуть и камень. Штабисты заявляли, что тот находится в Моздоке, а правозащитник Ковалев, тесно работавший с чеченцами, заявил, что раз русские бьют чеченцев, он не обязан помогать им кого-то искать. В конце концов, точные данные о смерти своего ребенка родители получили только в конце января 1995 года. Гибель этого Ми-8 стала первой, но далеко не последней потерей российских авиаторов в Чечне.
Покуда авиаторы втягивались в войну, на земле начала свой крестный путь сухопутная армия…
Были сборы недолги
ланирование операции в Чечне заставляет очень серьезно усомниться в профессиональных качествах российских военачальников вообще и в частности начальника Генерального штаба А. Квашнина и министра обороны П. Грачева. Во-первых, обращают на себя внимание сроки предполагаемого наступления. Всего за неделю, до 6 декабря, предполагалось создать ударные группировки для выдвижения к Грозному, за три дня блокировать сам Грозный, еще за четыре — взять его, и наконец с 14 по 21 декабря окончательно стабилизировать ситуацию и взять республику под полный контроль.
Российские генералы, безусловно, были хотя бы приблизительно в курсе, сколько оружия осталось в Чечне в 1992 году. Разгром отрядов оппозиции в Грозном они наблюдали только что. В свете этих обстоятельств такой оптимизм находится полностью за гранью понимания. Конкретный план операции начал составляться только 30 ноября, и к 6 декабря он должен был быть полностью закончен. Очень сомнительно, чтобы за неделю даже квалифицированным штабистам удалось составить детальный, хорошо проработанный план операции и тут же приступить к его выполнению даже при наличии подробной и правдивой информации о противнике. Судя же по намерению полностью разгромить боевиков в течение трех недель, представления о неприятеле у российских штабников были полностью превратными, чтобы не сказать дикими. Уровень боеспособности дудаевцев и их готовность к сопротивлению были фатально недооценены. Министр обороны Павел Грачев рассказывал о такой сцене на заседании Совета безопасности:
«Доклад о текущем моменте делал министр по национальным вопросам Егоров Николай Дмитриевич. Он говорил, что в Чечне все нормально: «в результате работы с населением» мы достигли прогресса — 70 процентов чеченцев ждут, когда войдут российские войска. Остальные тридцать в основном нейтральны. Сопротивление окажут только отщепенцы. Егорова тогда называли не иначе как «вторым Ермоловым» на Кавказе. На том заседании Совбеза меня просто взбесила его фраза о том, что чеченцы «будут посыпать нашим солдатам дорогу мукой».
Комментарии излишни.
Что интересно, численность боевиков была оценена даже с определенным перебором — до 35 тысяч человек. У дудаевцев предполагался даже артиллерийский полк. Формально это было возможно: у чеченцев имелось несколько десятков стволов артиллерии. Однако организационно Дудаев никогда такой артиллерийский кулак не использовал, испытывая недостаток хороших пушкарей и вспомогательной техники. Реальная численность боевиков под командой Дудаева не превышала 15 тысяч человек, хотя оружия в республике имелось значительно больше: анархия в Чечне серьезно затрудняла создание организованных вооруженных сил. В любом случае, намерение за несколько недель разгромить эти отряды, без учета возможной упорной обороны или перехода к партизанской войне, не дает примера здравой оценки ситуации.
Неадекватные представления о противнике были не самым большим недостатком военного планирования действий будущей Объединенной группировки. О состоянии собственных войск Генштаб тоже, судя по всему, имел специфические представления.
Российская армия находилась в ужасающем состоянии. Прибывающие один за другим призывы фактически перестали проходить обучение. Солдаты весь срок службы либо занимались хозяйственными работами, либо просто бездельничали. Подполковник Евгений Сергеев, командовавший в Чечне батальоном, вспоминал:
Начинаю знакомиться с экипажами. Спрашиваю механика:
— Сколько БТР водил?
Отвечает:
— Три километра в учебке.
Спрашиваю башенного пулеметчика:
— Из КПВТ стрелял? (КПВТ — главный калибр бронетранспортера, крупнокалиберный пулемет — прим. S&P)
— Нет.
— А из ПКТ? (ПКТ — модификация пулемета Калашникова для бронетехники — прим. S&P)
— Один раз.
Уровень подготовки ясен. Все оружие в смазке, которую еще только предстоит снять. Оружие не снаряжено, машины не заправлены.
Несмотря на все недостатки подготовки и жалкие бытовые условия, солдаты сохраняли оптимизм и высокий боевой дух
Этот диалог происходил непосредственно перед маршем в глубину Чечни. Сам Сергеев был опытнейшим великолепно подготовленным офицером-«афганцем», но чему он мог обучить солдат, которых ему передали буквально за несколько часов до отправки в Чечню и за считаные дни до вступления в бой. О боевом слаживании и речи не шло.
Министр обороны Павел Грачев перед войной давал просто убийственную характеристику положения дел в армии:
«Некоторые командующие, командиры и штабы не умеют аргументированно обосновать целесообразность принятых решений. Офицеры звена дивизия — полк — батальон слабо знают свои обязанности», «Личный состав недостаточно обучен владению штатным вооружением и военной техникой, имеет невысокую специальную подготовку».
В скверном состоянии были материальная часть и снаряжение. В воспоминаниях солдат и офицеров, входивших в Чечню в декабре, рефреном идут рассказы о бесперечь ломающихся бронетранспортерах, о пулеметах, стабильно клинящих через три выстрела на четвертый, о бронежилетах, из которых оказывались вынуты броневые пластины, о танках, лишенных динамической защиты. С одной стороны, это был результат длительного хранения техники и вооружения в военных городках и на складах, где имущество постепенно приходило в негодность (а то и разворовывалось), а с другой — организационные пробелы. В хаосе начала 90-х годов прибывающие из Германии части могли расформировываться с параллельным уничтожением техники 80-х годов выпуска, в то же время из глубины России отправлялись на войну полки, чьи боевые машины были много старше своих водителей.
Части и соединения собирались на лету. Когда мы говорим о входящих в Чечню полках, бригадах и батальонах, нужно помнить, что они никогда не только не были укомплектованы до штатной численности, но даже примерно не соответствовали составу, который должен был быть на бумаге. По большей части это были войска, находившиеся до сих пор в глубоком тылу, укомплектованные в лучшем случае по штату мирного времени. Например, 33-й мотострелковый полк насчитывал налицо 289 человек из положенных 2200. Приметой времени стали так называемые сводные отряды. Такой отряд обычно собирался из той части бригады или полка, которая в принципе могла пойти в бой. На практике эти перепады означали, что управление такими формированиями крайне затруднено. Доукомплектация частей шла прямо на марше. Старослужащие солдаты уехали домой в декабре, так что в частях остались отслужившие едва по полгода бойцы, не имеющие зачастую вовсе никакого представления о своих обязанностях, технике и тактике. Офицеры и прапорщики были вынуждены выполнять кроме прямых обязанностей еще и функции солдат и сержантов; вплоть до того, что водителем танка мог быть лейтенант, заодно командующий взводом. Причем речь идет не о каких-то отдельных эксцессах, а о систематической практике. Например, капитан Андрей Черный командовал танком, ротой, и кроме того выполнял функции наводчика. В работе, посвященной судьбе 131-й Майкопской бригады, передается рассказ еще одного «офицера-многостаночника», старшего лейтенанта Юрия Морозова:
— Я уходил из Майкопа командиром взвода, приехал в Моздок со вторым или с третьим эшелоном через неделю. Через два — три дня приезжает Гарьковенко, комбат, и кричит мне, чуть ли не из вагона: «Юра, на тебя приказ пришел! Ты теперь у меня заместитель начальника штаба! А поскольку начальника штаба нет — ты начальник штаба!» Я спрашиваю: «А где штабная документация, где всё?!» Гарьковенко: «А не погрузили! Некому было! Начальника штаба нет!»
Все вышесказанное усугублялось отвратительной организацией снабжения войск.
В общем и целом усмирять Чечню отправились по трем направлениям. Группировка численностью порядка 6500 человек выдвигалась со стороны Моздока. Около четырех тысяч солдат и офицеров наступало от Владикавказа, еще примерно столько же — со стороны Кизляра. Местом встречи этих сил должен был стать Грозный.
Хочется вопросить: и это все? Действительно, такие силы откровенно не производят впечатления, учитывая, что ожидало их примерно столько же чеченских боевиков. Учтем, что заметную часть перечисленных сил составлял разнообразный технический персонал: ремонтники, водители и т. д. и т. п. В операции принимал участие, например, даже зенитно-ракетный полк. Таким образом, количество «активных штыков», людей, непосредственно воюющих с автоматом в руках, оказывалось опасно низким. Тем более странно и даже дико такая малочисленная группировка выглядит на фоне двухмиллионных вооруженных сил, унаследованных Россией у Советского Союза. Имея формально огромную армию, Российская Федерация не сумела выставить адекватной задаче сухопутной группировки. Корень проблемы, очевидно, кроется в военной организации и доктрине, которую Российская армия, как и все прочее, унаследовала от Советской. Войска, расположенные в глубине страны, никогда не отличались высоким уровнем боеспособности, поскольку наилучшим образом укомплектованные и вооруженные части были расквартированы на западных рубежах советской сферы влияния: в странах Варшавского договора. Войска, расквартированные в Северо-Кавказском военном округе, были глубоким тылом. Например, Майкопская бригада, ставшая столь печально знаменитой по итогам боев за Грозный, находилась в глубине Адыгеи безвылазно с 1950 года. К частям постоянной готовности она не относилась, постоянно на месте находились офицеры и необходимый минимум солдат для хозработ и хранения техники, а в случае начала боевых действий наполнять бригаду должны были массы призывников по мобилизации. Такой подход теоретически должен был работать в случае тотальной войны против блока НАТО или, например, Китая, но никто, конечно, не стал бы объявлять мобилизацию ради борьбы против Чечни. Мучительный сбор группировки для операции на Кавказе продемонстрировал пороки армии позднего СССР, которые в новой России вовсе не спешили исправлять: изобилие штабных структур, колоссальные резервы техники, и при этом мизерные возможности по выставлению в поле нужного количества боеспособных батальонов без призыва под ружье старого и малого. Именно это обстоятельство привело к тому, что в итоге в горы отправилась даже морская пехота с Тихого океана.
Прощание перед отправкой на войну. Фото Алексея Сазонова
Обескураживающее начало
конечном итоге выдвижение войсковых колонн все же удалось начать 11 декабря. В этот день произошел своеобразный инцидент в Кремле. По случаю наступающего Дня Конституции Борис Ельцин должен был разослать поздравительные письма главам регионов, и в списке поздравляемых случайно оказался Дудаев. По своему статусу, он действительно должен был получить поздравления. Письмо могло отправиться по назначению, если бы не изумленный фельдъегерь, осведомившийся у государственных мужей, как именно следует доставить «письмо счастья» в Грозный. Тем временем непосредственно на Кавказе творились дела куда менее забавные.
С самого начала у военных возникли непредвиденные трудности. Одна из колонн, двигавшаяся через Ингушетию, застряла на дороге в пробке. Местные жители, симпатизировавшие чеченцам, нападали на колонну, пытаясь проколоть шины или просто поджечь автомобили. В результате беспорядочных стычек сразу же сгорело несколько автомобилей. Как противостоять возмущенной толпе, солдаты понятия не имели. Интересно, что толпами, по некоторым данным, руководили ингушские милиционеры. Переговоры и стрельба холостыми результатов не давали. В результате поджогов еще в Ингушетии за сутки войсками было потеряно 47 автомашин.
Аналогичные сцены разыгрывались в Дагестане, где особо отличились местные чеченцы. Из Дагестана в Чечню никаких колонн не выходило, но заслоны на границе с мятежной республикой выставлялись, и солдаты, отправлявшиеся на дежурство, могли легко оказаться в руках толпы. Были случаи даже угона техники и похищения людей. Психологически солдатам было проще потерять машину, даже попасть в чужие руки, чем задавить кого-либо БТРом. Основную массу схваченных бойцов удалось возвратить после переговоров, но несколько военнослужащих так и были уведены в Чечню. Позднее как минимум трое из них были убиты в плену.
В наше время такие ситуации выглядят дико. Однако необходимо учесть, что в 1994 году чеченцы еще не приобрели той мрачной репутации, какую имеют сейчас, а солдаты и офицеры почти не представляли себе, как может выглядеть современный вооруженный конфликт. Подполковник внутренних войск Серегин, вспоминая эти инциденты, заметил:
«Сейчас, в такой же ситуации, на этом же месте, первая моя команда была бы: „Огонь!“ Однако зимой 1994 года переступить через себя еще мало кто мог. Первоначально захваченных „вэвэшников“ удерживали даже не в Чечне, в которой проходила операция, а в Хасавюрте, на территории Дагестана, где никаких боевых действий, как считалось, не происходит».
Первые «кровавые» потери у Объединенной группировки появились в Ингушетии. В Назрановском районе возле села Гази-юрт утром 11 декабря по колонне начали стрелять из леса. В результате погиб рядовой Виталий Масленников. Видимо, он стал первой жертвой «официальной» войны с российской стороны.
Несколько раз военные открывали огонь по таким мятежным толпам, так появились и первые жертвы среди населения.
Вопрос о том, кто координировал эти акции, не выяснен до сих пор. Анатолий Куликов, командовавший внутренними войсками, фактически впрямую обвинил в предательстве президента Ингушетии Руслана Аушева. Не делая категоричных суждений, заметим, что руководство Ингушетии, судя по всему, действительно симпатизировало дудаевцам, во всяком случае, не препятствовало им.
Обстановка становилась все более и более нервозной, а солдаты начали видеть врагов во всех подряд встречных, включая вполне лояльных гражданских лиц. Периодически открывался огонь по невооруженным ингушам и чеченцам. Подобные инциденты не расследовались, так что уже невозможно узнать, каковы были причины таких действий в каждом конкретном случае. Солдаты могли открыть стрельбу и по людям, действительно имеющим недобрые намерения, и по тем, кто просто казался представляющим угрозу. К сожалению, уже нереально установить, кто пал жертвой собственных агрессивных намерений, кто погиб по трагической случайности, а кто пострадал в силу низкой дисциплины в рядах наступающих.
Акции немирного населения, конечно, не могли нанести войскам урон, ощутимый в масштабах даже такой небольшой группировки, но стреноженные колонны, медленно расталкивающие «демонстрантов», было куда легче выявить чеченской разведке. Помимо негодующих толп, на маршрутах движения оказывались наблюдатели дудаевцев. Характерный случай произошел возле поселка Долинское, западнее Грозного, 12 декабря. Накануне разведчик чеченцев объехал под видом мирного жителя передовые позиции и передал собранные сведения Вахе Арсанову, местному полевому командиру. Тот запросил у Масхадова системы «Град» и тут же получил их. Вертолеты огневой поддержки обнаружили чеченскую технику, однако пока авиаторы связывались с командованием, прося разрешения на открытие огня, пока шли переговоры по инстанциям, пока решался вопрос о том, что же будет с нефтепроводом, который проходил поблизости, чеченцы открыли из своего «Града» огонь по колонне десантников. Боец, ставший очевидцем обстрела, рассказывал:
«Одна БМД стояла развороченная, вторая со сбитым траком пыталась куда-то двигаться, третья же вообще горела. „Уралы“ не подавали признаков жизни, шишига же, напротив, активно пыталась выехать из воронки. Покинутая ЗУ (зенитная установка — прим. S&P) стояла на колёсах, бойцов видно не было, только чья-то тучная фигура энергично махала руками. Справа в 5–7 км виднелись трубы нефтебазы. Особо мелочи было не видно, мы всё же были хоть и на высоте, но далековато. Наши завороженные зрелищем и онемевшие рожи своим криком „к бою“ пробудил взводник. Мы моментально развернули зушку и уже через 20 секунд я сидел за стволами. В наземник я смог разглядеть и бойцов и эту тучную фигуру, которая принадлежала подполковнику Каверину, который и организовал вывод техники и личного состава из-под обстрела. Залпов всего было 3. Увиденный нами был последним».
После этого обстрелянные солдаты обратились к своему командованию за разрешением открыть ответный огонь и не получили его. Пока шли переговоры, установка ушла.
На общем фоне неразберихи первых дней войны резко выделяется в лучшую сторону марш колонны генерала Рохлина. Этот отряд, шедший со стороны Кизляра, носил громкое название 8 армейского корпуса, но фактически имел в составе четыре тысячи солдат, и в общем напоминал скорее комплектную усиленную бригаду. Предполагая, что его ждет, Рохлин принялся импровизировать. Ради обмана противника была составлена фальшивая карта марша. По соответствующей дороге проехал офицер, справлявшийся у жителей, правильно ли проложен маршрут. Были соответствующим образом извещены посты ГАИ по дороге, а сам Рохлин встретился с главой районной администрации и попросил помощи в проводке колонн по тому же самому ложному маршруту.
При этом негласно, но досконально велась разведка настоящего пути. Корпус ожидался идущим через Хасавюрт, Гудермес и Аргун на Грозный, то есть строго со стороны восточной границы Чечни. Реально Рохлин повел своих людей на северо-запад вдоль границы мятежной республики, а затем неожиданно повернул на юг и «всплыл» у Червленой, несколько севернее Терека. Контратаки чеченцев налетели на огонь «Ураганов» и не принесли успеха. Рохлинцы по понтонной переправе форсировали Терек и выдвинулись к Грозному, блокируя столицу Чечни с северо-востока.
На этом этапе дудаевцы ограничивались в основном беспокоящими и сдерживающими действиями. Боевики стремились в основном удержать Грозный. Некоторые российские части, войдя в Чечню, поначалу почти не встречали сопротивления. Иной раз происходили даже комичные инциденты. Например, при виде колонны Майкопской бригады аксакал из станицы Надтеречной принялся на радостях палить в воздух из автомата, но был быстро разоружен и изгнан домой. На Терском хребте майкопцы уже столкнулись с сопротивлением боевиков, но особенно кровавыми эти бои не были.
В походе быстро выяснилось, что о бытовых условиях солдат позаботились очень плохо. Не хватало даже палаток. В качестве обогревателя иногда использовалась нехитрая конструкция: жестяная банка, в которую наливалось дизельное топливо, набивалась вата и поджигалась. Пехотинцам зачастую негде было обогреться, кроме как на моторном отделении танка и негде спать, кроме самостоятельно выдолбленных в мерзлой земле нор. С питанием дела обстояли не лучше, горячую пищу подвозили редко и нерегулярно.
У ворот Грозного
остепенно, к концу десятых чисел декабря, русские обступили Грозный с запада и севера. Город так и не был блокирован полностью. В самом Грозном, как было известно, находились основные и наиболее боеспособные силы боевиков. В это время произошли некие перемены в командовании Объединенной группировкой: общее руководство операцией взял на себя начальник Генерального штаба Анатолий Квашнин, а одну из ударных группировок — генерал Пуликовский. Оба военачальника вскоре станут ключевыми действующими лицами битвы за Грозный. Пока же не было очевидно даже, что само по себе сражение состоится в ближайшее время. Павел Грачев еще 26 декабря заявил:
«Грозный мы штурмовать не будем. В середине января начнем выдавливать их из города. Пусть бегут в горы. Там мы их весной добьем».
Это крайне важная фраза. Буквально за считаные дни до штурма у российских военачальников не просто не было четкого плана штурма города, но и сами перспективы штурма еще находились под вопросом. Разношерстная группировка, состоящая из множества никак не притертых друг к другу «сводных отрядов», испытывающая серьезные проблемы со снабжением и включающая массу плохо обученных солдат, очевидно, не была готова к штурму города. Грозный не был блокирован, то есть можно было не надеяться, что боевики станут испытывать проблемы с подвозом припасов и эвакуацией раненых. Авиация, спорадически совершавшая налеты на позиции боевиков, не могла действовать в полную силу из-за погодных условий. У офицеров не имелось даже современных карт города, на имевшихся картах 70-х годов выпуска отсутствовали целые микрорайоны. Короче говоря, перспективы штурма уже тогда были достаточно сомнительными. Чьей именно идеей было все-таки устроить прорыв в город к новогодним праздникам, установить трудно: поражение всегда сирота. Известно, что окончательное решение о наступлении на Грозный было принято на заседании Совета безопасности РФ в тот же день, 26 декабря, когда Грачев уверял в нежелательности штурма. Таким образом, вся подготовка к удару должна была уложиться в четыре дня.
По оценкам русских, Грозный обороняло около десяти тысяч боевиков. Штурмовать город с российской стороны могло едва ли больше солдат и офицеров. Преимущество русским давало обилие боевой техники, однако вставал вопрос о том, где взять необходимую для действий в городе пехоту в достаточном количестве. Геннадий Трошев позднее утверждал, что для эффективной блокады и штурма Грозного требовалось около 50 тысяч солдат и офицеров, однако такого войска в Чечне попросту не имелось.
Входящие, оставьте упованья. Близ Грозного
С середины декабря начались активные бомбардировки Грозного. Недостаточно высокая квалификация летчиков и не всегда ясно определенные цели ударов приводили к тому, что население города начало нести серьезные потери. Цели этих бомбардировок далеко не всегда можно точно установить, однако они постепенно становились все более ожесточенными и приносящими все больше жертв. Данных о том, каково было воздействие этих налетов на боевиков, нет, однако Грозный постепенно начал приобретать тот вид, к которому привык телезритель: живописное нагромождение руин. Несмотря на бегство русского и части чеченского населения в начале 90-х годов, в Грозном еще оставалось довольно много людей, и русских, и чеченцев. Теперь под рев «Грачей» начинался новый этап их драмы. Не следует впадать в другую крайность и утверждать, что бомбежки были призваны сровнять Грозный с землей и являлись актами геноцида. Правозащитники из «Мемориала» в своем отчете, посвященном ужасам Чеченской войны, описав эффект от авианалетов, все-таки признают, что ковровых бомбардировок Грозного не было.
Проблема, скорее всего, состояла в том, что авиаторы опасались огня с земли (у них были к тому все основания) и потому вели бомбометание и ракетные удары с больших высот, что неизбежно сильно снижало точность ударов. Действия летчиков такое предположение вполне объясняет, но жителям Грозного, на которых с неба день за днем обрушивался вал стали, конечно, не было от этого легче.
Грозный, убежище
Интересно, что бегству жителей из Грозного препятствовала чеченская сторона. 25 декабря из Грозного попыталась выехать колонна автобусов МЧС с мирными жителями. На выезде из города колонну остановили дудаевские боевики и силой отправили на площадь перед Президентским дворцом. Автобусы и машины скорой помощи они конфисковали. Более того, уже позднее, во время штурма, дудаевцы продолжали возвращать беженцев назад. Этим действиям было дано потрясающее объяснение: оказывается, существовал секретный план депортации чеченцев, в соответствии с которым МЧС вывозило грозненцев за пределы города. Можно предположить, что действительность куда прозаичнее: страдания населения с точки зрения боевиков являлись необходимой частью пропагандистской кампании, так что горожанам следовало эффектно умереть под видеокамерами, а не прозаически жить в лагере беженцев.
Унижение
обытия, о которых пойдет речь ниже, остались в тени штурма Грозного и не получили широкой огласки. Однако они достойны описания как показательный для Чеченской войны эпизод.
В конце декабря руководству операцией пришла идея подготовить штурм Грозного выброской десанта в тыл чеченцам. Предполагалось, что десант будет вести разведку путей подхода боевиков в Грозный из горных районов Чечни, минировать пути перемещения инсургентов и устраивать засады. Для этой частной операции был выделен отряд 22-й бригады спецназа ГРУ. 31 декабря группа была высажена в районе села Комсомольское.
Высадившихся спецназовцев сразу же заметили местные жители, не преминувшие донести боевикам о появлении гостей. Вдобавок свежий снег ставил крест на попытках незаметного передвижения: разведчики оставляли после себя очень хорошо различимый след. Сориентироваться на месте оказалось сложно, поскольку карты местности у разведчиков имелись слишком старые — за 1976 год. Командир группы майор Морозов понял, что операцию выполнить не удастся, и запросил эвакуацию. То, что случилось дальше, не лезет ни в какие рамки.
Из штаба заявили, что вертолетов нет, а группа должна продолжать выполнение задания. Морозов тем временем постоянно отступал от преследующих его боевиков, но никак не мог оторваться на снегу. Группа постоянно посылала радиограммы о своем бедственном положении, но получала всегда один ответ: «Продолжайте выполнение задания». Спецназовцы захватили пленных из состава отряда, посланного их ловить, и при таком трофее центр, наконец, согласился на эвакуацию, однако на сей раз вывоз группы не состоялся из-за плохой погоды. В результате окруженная, без надежды на спасение глубоко в неприятельском тылу, спецгруппа сложила оружие.
Захват сразу полусотни спецназовцев был событием уникальным. Во время войны в Афганистане бывали случаи гибели отрядов спецназа ГРУ, но не пленения. Чеченцы выжали из ситуации максимальный пропагандистский эффект. Пленных таскали всюду, демонстрируя журналистам, устраивали солдатам образцово-показательные встречи с матерями. За кулисами в это время шли достаточно жесткие допросы. Особенно доставалось майору Дмитриченкову: этот офицер был заместителем командира батальона по воздушно-десантной подготовке, а в рейд напросился, снедаемый угрызениями совести из-за несчастного случая с солдатом на учениях. Теперь допросчики из ДГБ пытались найти логику в его присутствии в группе.
В конечном итоге пленные спецназовцы были обменяны, но инцидент оставил очевидный осадок. Закономерен вопрос: как вышло, что отряд специального назначения не просто был уничтожен, но сдался в плен. Ответы едва ли способны навеять оптимизм. Солдаты спецназа были простыми срочниками, несколько лучших физических кондиций, чем у обычной пехоты. Обучения войне в горах до сих пор не проводилось, никто из бойцов группы кроме офицеров даже не был в горах до сих пор. Вертолеты, которыми их доставляли на место, не были никак оборудованы для действий в тумане, из-за чего не было возможности эвакуировать спецназовцев. Сами винтокрылые машины были сильно изношены. Наконец, командование, сидевшее в Моздоке, в упор не видело всех этих обстоятельств и отдавало приказы без оглядки на реальное положение дел. Все эти обстоятельства и привели к такому бесславному финалу рейда. Спецназ ГРУ получил, пожалуй, самую сильную пощечину в своей истории.
Предчувствие беды
ервые недели Чеченской кампании не отметились огромными жертвами и разрушениями. Чечня еще не успела стать для огромной страны олицетворением незаживающей раны. Однако черты грядущего кошмара уже проступали в тумане войны. Для тех, кто подступал к стенам Грозного в декабрьском тумане, не могло не быть очевидным, что армия плохо готова к войне. Обеспечение войск стояло ниже всякой критики, уровень подготовки солдат и офицеров был очень плох, дисциплина хромала. «Управляемые толпы» оказывали сильный деморализующий эффект на военнослужащих. Объяснить им, из-за чего они должны погибать за тысячи километров от дома, никто толком не удосужился. Ельцин уже был малопопулярен, а чеченцы со своей стороны приложили титанические усилия к тому, чтобы хорошо выглядеть как минимум в глазах прессы.
Новогоднее обращение президента Ельцина к солдатам. Кликните для просмотра документа в полном формате.
Безусловно, операция в Чечне была неминуема. Государство, от которого пытается отложиться окраина, почти неизбежно будет этому процессу препятствовать. В случае с Чечней, в молодом государстве постепенно шла расправа над «нетитульным» населением, республика превратилась в гнездо вооруженной мафии. Фактически любое государство вынуждено было бы пытаться уничтожить такое новообразование на своей территории. Однако конкретная организация похода вызывает только сожаление о невозможности предать трибуналу некоторых ключевых участников перформанса. Лучше всего о характере первой Чеченской войны высказался в интервью полковник Николай Баталов:
«То что их давить, гадов, надо — это правильно! Но давить по уму, обученным войском! Ну, месяц подготовки!»
У полковника Баталова и его сослуживцев не было месяца на подготовку. Впереди российских солдат и офицеров ждало самое жестокое сражение конфликта на Северном Кавказе. Штурм Грозного.