От Микророссии до Малой Руси:
политика, предательства, деньги, интриги, власть

Дамы и господа, текст ниже публикуется в качестве подарка всем читателям «Спутника и Погрома» в открытом доступе. Если статья вам понравилась — пожалуйста, поддержите нашу редакцию по донат-кнопкам внизу страницы и отправьте ссылку на текст друзьям. Спасибо и приятного чтения!

то исследование появилось в ходе продолжения мною работы над текстом безумного украинского пропагандистского сочинения «Пусть россияне опровергнут эти 10 фактов». Шестой «факт» этого перечня гласил: «Екатерина 2-я, после оккупации последней свободной Руськой Державы-Великого Княжества Литовского (тер. Беларуси) в 1795 г., своим приказом велела назвать угро-финские племена Московии какими-то великороссами, а украинцев — истинных русичей — малороссами!».

Невероятные истерики, которые украинцы раз за разом испытывают по поводу слова «малороссы» и «Малороссия», являются неизменным фоном любого общения украинцев и русских в сети и в реальном мире. Между тем вопрос о происхождении и значении этого термина исследовался многими крупными учеными: А.В. Стороженко, А.В. Соловьевым, О.Н. Трубачевым, А.В. Назаренко, однако исчерпывающего объяснения не получил. Оставалось совершенно непонятным — каким образом из глубин византийских канцелярий, где мы прослеживаем его зарождение, понятие «Малая Русь» отнюдь не прямым маршрутом (как это было с понятием «всея Руси») перешло в русский царский титул и на название страны.

Автор этих строк проделал небольшое исследование, которое, как мне представляется, восполняет некоторые недостающие звенья в этой цепи.

«Колонизационная теория»

уществует популярное и часто встречающееся в дискуссиях объяснение, впервые предложенное известным русским ученым и страстным полемистом с украинским сепаратизмом А.В. Стороженко (писавшим публицистику под псевдонимом Андрей Царинный) (1857–1926). Стороженко справедливо констатировал, что понятия «Малая» и «Великая» Россия — книжного происхождения, и начали они применяться византийцами в их отношениях с Русью в официальной церковной и дипломатической документации ({{1}}).

Но значению самих слов Стороженко дал ошибочное объяснение: слово «Малая» в представлении греков якобы означало первоначальную зону расселения какого-то народа, а слово «Великая» — зону его расширения, колонизации. «Великой Грецией» назывались греческие колонии в Италии, «Малой Азией» назывался полуостров якобы потому, что был родиной всех народов Азии, Малая Британия — Бретань, была прародиной кельтов, заселивших Великобританию. «Малая Польша» — район первоначального расселения поляков у Кракова, а «Великая Польша» — позднейшее распространение у Познани.

По мнению Стороженко, «осведомившись о происшедшем разделении Руси, патриарх и император начали называть искони им известную Киевскую, Приднепровскую Русь — Малой, а Русь Залесскую, вновь представшую их умственному взору, — Русью Великой. В пределах Малой России, по византийскому представлению, были расположены епархии: Галицкая, Владимир-Волынская, Холмская, Перемышльская, Луцкая и Туровская (1347 год)».

Это объяснение Стороженко, весьма щадящее украинское самолюбие (оно было в итоге даже вывернуто украинской пропагандой до формулы: «Москва была колонией Украины»), было поддержано крупным отечественным лингвистом О.Н. Трубачевым, который подчеркивал, что «эта модель никакой великодержавности и шовинизма в себе не таит, хотя так подчас охотно думают… В глазах искушенного читателя эти названия — неплохие дорожные указатели миграций из мысленного центра Европы» ({{2}}).

В общем, вы — центр, мы — позднее колонизированная окраина. Успокойтесь и перестаньте скакать.

Но увы — серьезного источниковедческого анализа эта гипотеза не выдерживает. В полемику со Стороженко вступил А.В. Соловьев — крупный русский историк-славист, живший в тот момент в Югославии, а затем вынужденный югославскими коммунистами покинуть эту страну и перебравшийся в Женеву ({{3}}).

Никакого понятия «Малая Греция» в противоположность «Великой» не существовало. Кельты не переселялись из Малой Британии в Великую. Тогда эта страна называлась «Арморика». Имя же «Бретань» она получила только в результате обратной миграции кельтов, изгнанных из Великобритании англосаксами в III–IV вв. Византийцы во времена Юстиниана знали «Великую Армению» вокруг Арарата и «Малую Армению» в Киликии. Причем эти термины «Арменьа Малая и Великая» проникли в «Повесть временных лет». Когда венгерские миссионеры в 1238 году нашли к востоку от Руси предполагаемую прародину венгров, они назвали её «Великая Венгрия». Папский миссионер Вильгельм Рубрук знает «Великую Болгарию» на Волге и «Малую Болгарию» на Балканах. Распределение получается едва ли не обратным, чем то, что предположил Стороженко: «Великий» — это основной, а «Малый» — это позднейшая колония.

«Новороссия» и «Великороссия» в творчестве константинопольских канцеляристов

о к паре «Великая» и «Малая» Россия все эти соображения вообще не относятся. Происхождение этих терминов чисто книжное. Они возникли из пыли и чернил патриаршей канцелярии в Константинополе и лишь медленно вошли в оборот на самой Руси. Этот генезис был во всех подробностях исследован А.В. Назаренко — пожалуй, тончайшим по исследовательским приемам из современных отечественных источниковедов ({{4}}).

Слово «Великая Россия» (ή Μεγάλη Ρωσία) впервые появляется официально в перечне митрополий, находившихся под юрисдикцией Константинопольского патриарха составленном в конце XII века при императоре Исааке II Ангеле. Чуть раньше, около 1143 года, греческий канонист Нил Доксопатр составляет для норманнского короля Сицилии Роджера II трактат о патриархатах, где замечает: «так же и в великую Русь митрополит посылается патриархом из Константинополя». Поскольку до этого греки называли эту митрополию просто Ρωσία, прибавление определения «великая» в сухих канонических документах надо как-то объяснить.

А.В. Назаренко связывает его с появлением в перечнях митрополий, относящихся к концу XI века, термина «Новороссия» (νέας Ρωσίας), которая располагается в загадочном Μαυροκάστρου, то есть в «Черном городе», в котором трудно не узнать Чернигов. Тем самым происхождение термина «Новороссия» проясняется — оно означало новую митрополию, которая основана была в Чернигове в период раздела Русской Земли между тремя сыновьями Ярослава Мудрого. Изяслав княжил в Киеве, Святослав в Чернигове, Всеволод в Переяславле, и у него тоже был свой митрополит Ефрем Переяславский. При составлении списка константинопольские канцеляристы эту митрополию потеряли, спутав её с болгарским городом Русием, и у них возник «Русий Престлава», но скорее всего первоначально в списке наряду со старой митрополией Руси Киева шли рядом митрополия Руси Чернигова и Руси Переяславля.

Позднее, когда контекст был потерян, а место в списках сохранилось, упоминая митрополию Чернигова, переписчик меланхолично отметил νέα, «новая» Руси, в противоположность всем известной старой — просто Руси, не зная, что только что на свет появился эмбрион самого эмоционально нагруженного политико-географического термина начала ХХI века.

Когда после смерти Святослава и Изяслава Ярославичей в 1078 году Всеволод Ярославич, отец Владимира Мономаха, стал единственным великим князем, сепаратные митрополии были упразднены, Всеволод стал князем «всея Руси». Это именование «πάσης Ρωσίας» отразилось на одной из найденных печатей Всеволода, хотя на других (их сохранилось больше десятка) оно не употребляется. Это позволило А.В. Назаренко высказать гипотезу, что булла именно с такой печатью была прислана князю из Царьграда для того, чтобы подчеркнуть преодоление разделения Руси и необходимость преодоления разделения митрополии.

Термин πάσης Ρωσίας активно употребляется в Константинополе по отношению к русскими митрополитам и князьям именно в те периоды, когда они сталкивались с опасностью раздробления митрополии, к чему греки относились чрезвычайно чувствительно. На печатях митрополитов Константина II (1167–1170) и Никифора II (1183–1198) фигурирует «вся Русь» — это явно связано с притязаниями Андрея Боголюбского вывести Владимирскую митрополию из подчинения Киеву, которые были Константинополем решительно отклонены. С тех пор на всякую угрозу целостности митрополии константинопольские канцеляристы отвечали интенсификацией термина «вся Русь».

И именно с этим контекстом А.В. Назаренко связывает и появление в перечне митрополий «великой Руси», которая значила то же, что и «вся Русь», то есть единство русской митрополии под властью митрополита Киевского:

«В формуле вся Русь из надписей на печатях киевских митрополитов 60–90-х годов XII века нетрудно увидеть оборот синонимичный синхронному великая Русь (именно так, со строчной!) из официального термина константинопольских митрополий. Первый проливает свет на смысл второго. Выясняется, что определение «великая» применительно к Руси XII столетия вовсе не имело значения противопоставления какой-то иной малой или новой Руси, а указывало на целокупность русских земель, в церковном отношении подвластных киевскому митрополиту: великая значило «вся целиком». Такое уточнение акцентировало единство Киевской общерусской митрополии в ситуации, когда оно было только что восстановлено или подвергалось новым угрозам» ({{5}}).

Итак, «Великая Русь» — это не какая-то загадочная дальняя страна с новопоселенцами, вышедшими из Малой Руси, а Русь целиком, вся Русь.

Рождение Микророссии

трого говоря, никакой «Малороссии» в греческих текстах не существует. Существует «Микророссия». Так были обозначены церковные епархии, которые Константинополю пришлось отделить от киевской митрополии по требованию галицкого князя Юрия Львовича в 1301 году. Это связано было с тем, что еще в конце XIII века митрополит Кирилл III (1242–1281), уроженец Волыни, бывший в молодости близким соратником Даниила Галицкого и его ставленником на митрополичьем престоле, фактически перенес своё местопребывание из Киева во Владимир, к Александру Невскому. По его пути пошел грек митрополит Максим (1283–1305), перенесший свою резиденцию из разоренного Киева в Брянск, а затем также перебравшийся во Владимир.

Недовольный смещением церковной власти далеко на север, галицкий князь Юрий Львович, внук Даниила Галицкого, добился утверждения Константинопольским патриархом Афанасием Галицкого епископа Нифонта в качестве митрополита для подчиненных галицким князьям епархий. Поскольку византийцы рассматривали эту митрополию как дочернюю по отношению к «всей» и «великой» Руси, то в списке епархий ей было присвоено наименование митрополии «Галича Малой Руси» (της Γαλίτζες της Μικράς Ρωσίας) ({{6}}).

То, что «Микророссия» мыслилась как выделенная часть из «Великороссии», видно из многочисленных греческих пояснений к упоминанию новой митрополии, одно из которых гласит: «Было в Великой России 19 епархий: теперь же их осталось 12. Когда епархия Галиции была возведена на степень митрополии царем Андроником по царским хрисовулам и патриаршим писаниям при патриархе кир-Афанасии, то подчинились галицкой митрополии следующие епархии: Володимеря, Перемышля, Луцка, Турова и Холма» ({{7}}).

С этой митрополией, впрочем, немедленно начали происходить несчастливые приключения. В 1305-м Юрий Львович отправил в Константинополь уроженца Волыни игумена и иконописца Петра для посвящения его в митрополиты Галицкие вместо Нифонта. Однако в это время патриарху пришла весть о смерти во Владимире митрополита всея Руси Максима и прибыл кандидат от Великого Князя Михаила Тверского — Геронтий. Проволынив несколько лет, патриарх Афанасий в 1308 году утвердил… митрополитом Киевским и всея Руси волынского кандидата, тем самым Галицкую митрополию фактически упразднив:

«Этот удивительный дипломатический компромисс, временно положивший конец галицкому сепаратизму, но вместе с тем давший галицкому кандидату над всей русской церковью, — отмечает прот. Иоанн Мейендорф, — ясно показывает, что с византийской точки зрения единство митрополии было важнее жалоб «Малой Руси» на церковную заброшенность» ({{8}}).

Петр точно повторил судьбу Кирилла и Максима — посетив по дороге заброшенный Киев (и даже неизвестно, заехав ли в Галицию), 1309 году Петр тоже переехал во Владимир, стал ближайшим союзником московских князей, и в 1325 незадолго до смерти перенес свою резиденцию в Москву. Характерно то, что в этот момент Иван Калита еще не был великим Князем Владимирским — им был Александр Тверской, так что Петр фактически бросил свой авторитет на чашу весов одного из удельных князей.

Параллельность биографий святителей Кирилла III и Петра просто удивительна — оба были уроженцами Волыни, тесно связанными с Даниловичами, на обоих возлагались большие надежды в деле укрепления власти галицких князей на церковные дела, и оба перешли на сторону Северо-Востока, значительно укрепив власть Александра Невского и Ивана Калиты.

Галицкие князья старались восстановить Микророссийскую митрополию. Еще дважды в источниках всплывают «митрополиты Галицкие» Гавриил и Феодор, появлявшиеся при преемнике Петра — греке Феогносте. Однако Феогност каждый раз выигрывал аппаратную борьбу в Константинополе. Как меланхолично отметил составитель очередного перечня митрополитов, «митрополит Галицкий много раз получал эту честь, но властью русского митрополита был вновь сводим до положения епископа» ({{9}}).

Как и в случае с византийским титулом «всея Руси», проникшим в русские княжеские титулы в XIV–XV вв., титул «Малой Руси» также из церковной терминологии перешел в светскую. В 1331 году последний Галицкий князь Юрий-Болеслав в грамоте магистру Тевтонского ордена именует себя Georgius Dei gratia natus dux tocius Russie Mynoris ({{10}}). В начале ХХ века русскими историками был опубликован даже сборник, посвященный Юрию Болеславу (о котором до нас дошли крайне обрывочные сведения). Этот сборник открывает статья проф. И. Режабека «Юрий II, последний князь всея Малыя Руси». Но справедливей было бы сказать, что Юрий был не последним, а единственным её князем, так как ни до, ни после этот титул не употреблялся.

В 1340 году Юрий-Болеслав был отравлен боярами, а после его смерти король польский Казимир захватил Львов, а Волынь принял Любарт-Дмитрий Гедиминович, православный князь из литовского правящего рода. Он-то последний и попытался официально восстановить «Митрополию Малой Руси».

Финальную точку в «легальном» существовании Микророссийской митрополии поставил император Иоанн Кантакузин — знаменитый политический лидер византийских исихастов. Выиграв в 1347 году гражданскую войну, он занялся устроением церковных дел. Как раз в это время к нему пришла грамота от великого князя Московского Симеона Ивановича («Гордого») с просьбой восстановить единство митрополии. Грамота сопровождалась крупным пожертвованием на реставрацию Софии Киевской.

В ответном послании Кантакузин назвал Симеона «племянником» (ανεψιοί) и обозначил его титулом «великий король всея Руси» (μέγας ρήξ πάσης Ρωσίας) — примечательно, что там, где в X–XII веках в отношении русских князей употреблялось слово «άρχον» — князь, то Кантакузин называет Симеона «ρήξ» — калькой с латинского «rex», что гораздо ближе к «король» ({{11}}). В прилагавшемся императорском хрисовуле византийский взгляд на Μικρά Ρωσία выражен весьма ясно:

«С того времени, как русский народ, по благодати Христовой, получил богопознание, святейшие епископии Малой Руси, находящиеся в местности, называемой Волынью: галицкая, владимирская, холмская, перемышльская, луцкая и туровская, также как и святейшие епископии Великой Руси, принадлежали к киевской митрополии, которою в настоящее время управляет преосвященный митрополит, гипертимос и экзарх всея Руси, кир Феогност.

Но в недавнее время смут, благоприятное для всяких беспорядков, правящие делами государства и недостойно предстоятельствовавший в церкви, не помышляя ни о чем другом, как только об исполнении своих прихотей (благодаря которым они привели в беспорядок дела общественные и церковные, почти всюду внесли расстройство и смуту и причинили всяческий вред и зло христианским душам и телам), — ввели и ту новизну, что отторгли от сей святейшей митрополии киевской поименованные епископии Малой Руси и подчинили их галицкому архиерею, возведя его из епископов в митрополиты, что не только учинено в нарушение обычаев, издревле установившихся во всей Руси, но и оказалось тягостным и ненавистным для всех тамошних христиан, которые не терпят быть паствою двух митрополитов, желают, чтобы оставался непоколебимым и неизменным обычай, издревле, как сказано, у них существовавший, и всячески стремятся к уничтожению такой новизны. Так точно и в прежние времена, когда тоже была замышляема такая новость, она падала и разрушалась в самом начале — потому именно, что тамошние христиане, как сказано, не терпят отмены и нарушения своего обычая. Вот и теперь об этом деле доносит моему царскому величеству благороднейший великий король Руси, любезный племянник моего царского величества, кир Симеон и, вместе с другими тамошними князьями, просит, чтобы моим царским хрисовулом те епископии снова подчинены были упомянутой святейшей митрополии киевской, как было и прежде.

Находя сию просьбу справедливою и уважительною, как в силу упомянутого, изначала и доныне действующего церковного обычая, так и по вниманию к отменно добродетельной и богоугодной жизни названного преосвященного митрополита киевского, пречестного [гипертимос] и экзарха всея Руси, лишившегося [своих прав], наше царское величество настоящим хрисовулом, запечатанным золотом, изволяет, постановляет и определяет, чтобы святейшие епископии, находящиеся в Малой Руси: галицкая, владимирская, холмская, перемышльская, луцкая и туровская, которые, как сказано, в упомянутое время смут не по принадлежности отданы галицкому, снова подчинены были святейшей митрополии киевской» ({{12}}).

Как показывает Мейендорф, византийцы вообще чрезвычайно последовательно и упорно проводили политику на единство Руси, которую рвали на части и в церковном, и в политическом отношении русские и литовские князья. Причем их «фаворитами» были именно князья московские.

Итак, подведем промежуточные итоги, прежде чем последовать дальше.

Терминология «Великая Россия» и «Малая Россия» полностью изобретена в канцелярии константинопольских патриархов и использовалась для описания церковных дел и пространства канонической власти митрополитов Руси. Сперва была просто «Русь», потом, в период разделения Руси сыновьями Ярослава Мудрого, проскальзывает понятие «Новороссии» — новых митрополий Руси в противоположность Киеву. С восстановлением единовластия восстанавливается и единое каноническое пространство «всей Руси» и «Великой Руси». Когда в начале XIV века ввиду сепаратистских притязаний Галицких князей Константинополь нехотя образует Галицкую митрополию, он обозначает её как «Микророссию» в противоположность «Великороссии», оставшейся в подчинении у митрополитов Киевских, пребывавших во Владимире, а затем в Москве.

Таким образом, из трех терминов «Новая Русь» — самый старый, но не закрепившийся, «Великая Русь» появляется в ответ на упразднение политических и канонических границ, созданных при появлении «Новой Руси», а «Малая Русь» выкраивается из «Великой Руси» и в противоположность ей в XIV веке, после чего оппозиция «Великая Русь» (Киев и Владимир) и «Малая Русь» (Галиция) закрепляется в византийской терминологии. И термин «всея Руси», и термин «Малой Руси» совершали спорадическую экспансию в княжескую титулатуру, но термин «Малая Русь» в ней не удержался.

Микророссия наносит ответный удар

а решении Кантакузина упразднить Галичскую митрополию история «Малой Руси» скорее всего и закончилась бы, если бы не активная политика архитектора литовского великодержавия — князя Ольгерда. Оставаясь язычником, он, однако, активно добивался создания в подчиненных ему землях православной митрополии «альтернативной» Киевской митрополии, находившейся во Владимире и Москве. Не получив положительного ответа в Константинополе, Ольгерд устроил посвящение своего кандидата — Феодорита — Болгарским патриархом в Тырново, что, конечно, было абсолютно противозаконно, ибо канонической власти ни над Литвой, ни над Русью у Болгарского патриарха не было. Благодаря Ольгерду Феодорит водворился в Киеве, и Русская митрополия оказалась на грани серьезного раскола.

Патриарх Филофей, один из ближайших соратников вождя исихазма Григория Паламы, разобрался с этим вопросом весьма решительно. Феодорит был отлучен, на кафедру во Владимир был поставлен русский митрополит Алексей (Бяконт), который вскоре станет фактическим регентом Москвы при малолетстве Дмитрия Донского, патриарх отправил архиепископу Новогородскому Моисею жесткое требование подчиняться только Алексею. Но главное, что сделал Феофил — это формальным постановлением перенес кафедру Митрополита Киевского и всея Руси из Киева во Владимир, вышибая из-под ног раскольника Феодорита тот аргумент, что он контролирует Киев, а значит и является Киевским митрополитом.

«Святейшая русская митрополия вместе с другими городами и селениями, находящимися в её пределах, имела еще в Малой Руси город именуемый Киев, в котором изначально была соборная церковь митрополии, здесь же имели своё жительство и преосвященные русские архиереи. Но так как этот город сильно пострадал от смут и беспорядков настоящего времени и от страшного напора соседних Аламанов и пришел в крайне бедственное состояние, то святительски предстоятельствующие на Руси и имея здесь не такую паству, какая им приличествовала, но сравнительно с прежними временами весьма недостаточную, так что им не доставало необходимых средств содержания, переселились в подчиненную им святейшую епископию Владимирскую» ({{13}}).

Интересно, что в этом документе Киев относится уже не к Великой, а к Малой Руси. Очевидно, что в глазах греков границы Великой и Малой Руси были сравнительно нечеткими и подчинялись политическим обстоятельствам. В это время Киев находился уже под властью литовских великих князей и, соответственно, ассоциировался с Малой Русью.

Вскоре обстоятельства в Константинополе переменились, и Иоанн Кантакузин, а вместе с ним и патриарх Филофей отошли от власти. Новый патриарх Каллист решил спор с Ольгердом иначе. Ольгерд отрекся от раскольника Филарета, а взамен получил в 1355 году каноничного главу Литовской митрополии — Романа, бывшего родственником как Ольгерда, так и тверских князей.

Однако Роман претендовал на большее — на Киев, поскольку тот находился под властью Ольгерда, и даже на Тверь, по праву родства и нелюбви тверских князей к Москве. Начался затяжной конфликт, поскольку каждая сторона старалась доказать свои права на Киев. В какой-то момент возникла даже анекдотическая ситуация, когда митрополит Роман затребовал из Твери церковные сборы, полагаясь на своё родство с княжеским домом. Узнав об этом, деньги с той же Твери затребовал и Алексей.

В итоге патриарх пошел на компромисс: кир Роману Константинополь предоставил церковную власть не только над Литвой, но и над Малой Русью — Галицией, «чтобы он вместе с двумя литовскими епископиями, полоцкою и туровскою, с присоединением Новагородка, митрополичьей кафедры, имел еще епископии Малой Руси», в то время как кир Алексей «остается, как был рукоположен сначала, Киевским и всея Руси» ({{14}}). Но Роман даже не удостоил патриарха принять от него грамоту и уехал: он захватил у митрополита Алексея Брянскую епархию и фактически правил в Киеве.

В 1358 году митрополит Алексей решил осуществить свои первосвятительские права во владениях Ольгерда. И тогда, по выражению соборного определения патриарха Нила, составленному в 1380 году:

«Литовский князь огнепоклонник всегда готовый сделать опустошительное нападение на всякую чужую страну и покорить себе всякий город, но не находивший никакого доступа в Великую Русь, не захотел оставаться в покое, но задышал огнем на митрополита стараясь наносить ему самые тяжкие оскорбления. Так, однажды, изымав его обманом в то время когда он обозревал Малую Русь и подчиненных его власти христиан заключил его под стражу, отнял у него многоценную утварь и может быть убил бы, если бы при содействии некоторых он не убежал тайно и таким образом не избавился от опасности» ({{15}}).

Перед нами уникальное свидетельство того, что во время поездки в Малую Русь (здесь в неё опять попадает Киев) митрополит Алексей был схвачен и пленен. Русские летописи молчат об этом событии, молчит об этом и более ранняя переписка патриархов и Алексея, хотя было множество поводов этот инцидент упомянуть. Поэтому не исключено, что когда в 1380 году в Константинополе оформляли промосковское решение малороссийского вопроса, то просто переписали московскую жалобную грамоту, в которой, за давностью лет, могли что-то и преувеличить. Говорить со всей определенностью, что пленение митрополита Алексея имело место, мы бы не решились. Но и однозначно отвергнуть свидетельство этого документа у нас оснований нет. Не сохранилось, к примеру, никаких следов пребывания митрополита при постели умирающего великого князя Ивана Ивановича в 1359 году, где ему уместно было бы появиться.

Если митрополит Алексей и впрямь был пленен и бежал, то это бегство фактически спасло Русь — именно в этот момент в Москве скончался великий князь Иван Иванович, на княжеском столе остался малолетний сирота Дмитрий, а великое княжение так и вовсе уплыло в Нижний Новгород. Если бы митрополит не вернулся живым-здоровым и не принял на себя фактическое регентство, скорее всего столица Руси сперва переместилась бы в Вильну, а затем была бы Русь вообще — неизвестно.

«Кир Роман» вел себя как хулиган. Он присвоил себе находившуюся в ведении Алексея епархию в захваченном Литвой Брянске, инициировал нападение литовцев на вотчину митрополита — Алексин на Оке, а в 1360 году приехал в Тверь, которая не была и не могла быть ему подведомственна. Но «не бысть ему ничтоже по его воле и мысли и не видесь с ним Феодор, епископ Тверский, ни чести ему коея даде» ({{16}}).

В 1361 году международные акции Ольгерда снизились, а митрополита Алексея, ставшего фактическим регентом Руси, к тому же благоприятно принятого в Орде, где он исцелил ханшу Тайдуллу. Патриарх Каллист по жалобе из Москвы признал, что митрополитом Киевским и всея Руси является «кир Алексей», а «кир Роман», поставленный митрополитом Литовским, притязает на большее, чем имеет право по канонам.

«Придя в Киев он не по праву совершал здесь литургии и рукоположения и дерзостно называл себя единственным митрополитом Киевским и всея Руси, что вызвало смуту и замешательство в области преосвященного митрополит Киевского и всея Руси и побудило государя литовского восстать против христиан и причинить им немало бед и кровопролития… Послы преосвященного митрополита Литовского, впредь сюда пришедшие, провозглашали, как бы похваляясь: «Видно преосвященный митрополит кир Роман силен и может овладеть всею областию Русской митрополии, если он, придя в Киев, литургисал здесь, захватил многие епископии и восстановил литовского государя против кир Алексея; имея такую силу у литовского государя он может делать всё«» ({{17}}).

«Желая оградить русский христианский народ от убийств, смут, войн и замешательств», патриарх Каллист назначил следствие над Романом и отправил в Литву своих представителей. Однако в 1362 году Роман умер, и патриарх с легким сердцем попросту упразднил Литовскую митрополию.

Патриарх Филофей (Коккин), вновь ставший патриархом и сменивший Каллиста, даже думал издать специальный указ, в котором, ссылаясь на решение Каллиста, постановлялось бы, чтобы «литовская земля ни под каким видом не отлагалась и не отделялась от власти митрополита Киевского; ибо это, быв раз допущено, произвело много замешательств и беспорядков» ({{18}}). Но по каким-то причинам Филофей передумал, и уже внесенное в патриаршую книгу постановление было перечеркнуто. Очевидно, Филофей хотел оставить возможность восстановления Литовской митрополии как крайнее средство на случай шантажа Ольгерда гонениями на христиан или переходом в католичество.

Ольгерд в этот момент присмирел и даже позволил Алексею приехать в Брянск и поставить там епископа, а также благоприятно отнесся к крещению в Твери митрополитом его дочери. Однако в 1368 году началась большая московско-литовская война, в которой Литва вступилась за Тверь, Ольгерд дважды осаждал Кремль и о мире пришлось забыть. Патриарху в Константинополе пришлось выбирать сторону — и в июне 1370 года Филофей дает настоящий «залп из града» в поддержку Москвы ({{19}}).

В грамоте на имя великого князя Дмитрия Ивановича Патриарх Филофей именует его «всея Руси» и называет русских «святым народом», о котором он молится еще ревностней, чем об остальной пастве: «в особенности делаю это по отношению к вам, находящемуся там святому народу Христову, зная, какой они имеют страх к Богу, любовь и веру. Да, я молюсь и люблю вас всех предпочтительно перед другими» ({{20}}).

Еще более характерна грамота Филофея митрополиту Алексею, в которой звучат, прямо скажем, скорее уже папские, чем византийские нотки: «Ибо ты носишь мои собственные права и если будут покоряться, и оказывать честь и любовь твоему святительству, то будут чтить меня, имеющего на земле права Бога (τά δίκαια τοΰ ϑεοΰ). А таккакты по благодатиХристовойот меняпоставленмитрополитом, то и праваимеешьмои, и всякийпокоряющийсятвоемусвятительству, мне покоряется» ({{21}}).

Вдумайтесь только в саму богословскую конструкцию, которая в этот момент выстроена была Патриархом Филофеем: русские — больше других любимы патриархом, имеющим права Бога, святой народ, о котором он особенно молится, митрополит Алексей — глава Московского правительства — наместник наместника Бога на земле, а значит, непокорность ему есть непокорность Богу. Московские князь и митрополит-регент — полномочное представительство Бога на Русской Земле.

В этом же духе были выдержаны еще два документа Филофея — требование ко всем русским князьям подчиняться митрополиту Алексею и «слова его принимать за вещания Божии» ({{22}}). И еще более решительный ультиматум, отлучающий от Церкви всех русских князей, которые не участвуют в войне Москвы с язычником Ольгердом, которую патриарх фактически провозглашает крестовым походом:

«Так как благороднейшие князья русские все согласились и заключили договор с великим князем всея Руси кир Димитрием, обязавшись страшными клятвами и целованием честного и животворящего креста, в том, чтобы всем вместе идти войною против чуждых нашей вере, врагов креста, не верующих в Господа нашего Иисуса Христа, но скверно и безбожно поклоняющихся огню; и великий князь, согласно своей клятве и договору, заключенному с теми [князьями], не дорожа своей жизнью и ставя выше всего любовь к Богу и обязанность воевать за Него и поражать врагов Его, изготовился и дожидался их; а они, не боясь Бога и не страшась своих клятв, преступили их и крестное целование, так что не только не исполнили взаимного договора и обещания, а напротив, соединились с нечестивым Ольгердом, который, выступив против великого князя, погубил и разорил многих христиан: то князья эти, как презрители и нарушители заповедей Божиих и своих клятв и обещаний, отлучены [от церкви] преосвященным митрополитом киевским и всея Руси, во Святом Духе возлюбленным братом и сослужителем нашей мерности» ({{23}}).

Отдельное отлучение было послано поддержавшему литовцев смоленскому князю Святославу ({{24}}).

Момент был самый решительный — грамота дана в июне, а в декабре 1370-го Ольгерд и его союзник Михаил Тверской подошли к Москве, но не преуспели. Нет сомнений, что снабдив Москву целым ворохом свидетельств поддержки, составленных в самых энергичных выражениях, патриарх чем смог оказал существенную дипломатическую поддержку в конфликте с Литвой.

Однако тут за Филофея вновь взялась Микророссия. В том же 1370 году пришло послание от Казимира, «короля земли ляшской и Малой Руси», с требованием восстановить Галицкую митрополию и поставить на неё некоего Антония. Послание сопровождалось недвусмысленной угрозой: «А не будет милости Божией и вашего благословения на сем человеке, то после не жалуйтесь на нас: нам нужно будет крестить русских в латинскую веру» ({{25}}).

Перед этой угрозой, повторяющейся с тех пор относительно русских людей на Малой Руси постоянно, Филофей вынужден был уступить. В мае 1371 года состоялось «соборное деяние о пришедшем из Малой России епископе кир Антонии», который был поставлен Галицским митрополитом и «уполномочен временно взять в своё ведение холмскую, туровскую, перемышльскую и владимирскую [Волынскую — Е.Х.]» ({{26}}).

В объяснениях с митрополитом Алексеем патриарх решил свалить вину за это решение на русскую сторону: «Знай же, что так как ты в продолжение стольких лет не посещал и не обозревал Мало Руси, то король Ляшский Казимир, владеющий Малой Русью и другие князья послали сюда, нашей мерности, епископа…» ({{27}}).

В том же письме Филофей жалуется Алексею и на письмо от Ольгерда, полученное одновременно с письмом Казимира. В этом письме Ольгерд подробно перечисляет вины Москвы и лично митрополита в агрессивной политике против союзников Ольгерда, в нарушении крестного целования (напомню, что сам Филофей наделил Алексея правами, которые, по сути, давали ему возможность налагать анафемы и разрешать клятвы, как если бы это делал сам Бог) ({{28}}).

«И при отцах наших не было таких митрополитов как сей митрополит! — благословляет Московитян на кровопролитие, и к нам не приходит, ни в Киев не наезжает… Дай нам другого митрополита на Киев, Смоленск, Тверь, Малую Русь, Новосиль, Нижний Новгород» ({{29}}). Здесь у Ольгерда Малая Русь опять отдельно от Киева, но заявка донельзя амбициозная, фактически отделить от Москвы и её митрополита епархии всех союзников и доброжелателей Ольгерда. Ни на что подобное Филофей не мог согласиться даже в страшном сне.

В итоге политика патриарха в русско-литовском церковном конфликте стала совершать немыслимые кульбиты. Он отправил на Русь в качестве примирителя монаха Киприана, а затем, в декабре 1375 года, при живом еще митрополите Алексее сделал Киприана «митрополитом Киевским, Русским и Литовским», поставив его для земель, находившихся во власти Ольгерда. Одни исследователи считают, что это был откровенный конформизм под давлением Ольгерда, к тому же не очень порядочный со стороны Киприана в отношении митрополита Алексея ({{30}}). Другие, как о. Иоанн Мейендорф и Г.М. Прохоров, видят тут мудрую политику Филофея по сохранению единства митрополии ({{31}}). У Киприана были хорошие связи с русским монашеством, в частности с преп. Сергием Радонежским, а вот продвигавшегося князем Дмитрием Ивановичем на роль преемника-митрополита попа Михаила Митяя в Литве точно бы не приняли. При всем том, что позднее Киприан стал единым митрополитом Руси и скончал живот свой в этом звании, а Православная Церковь причислила его, выдающегося писателя, к лику святых, сам факт «параллельного» поставления никаких оправданий с точки зрения церковных канонов иметь не может и это решение патриарха чудовищно всё запутало.

К тому моменту, когда скончался в 1378 году митрополит Алексей, патриарх Филофей уже был отставлен от патриаршества и Киприан лишился поддержки. В Константинополь отправился любимец великого князя Дмитрия Михаил Митяй, однако по дороге он то ли умер, то ли был сведен в могилу окружением. Поскольку деньги за поставление имелись, а грамоты Великого Князя еще не были заполнены, то сопровождавшие Митяя архимандриты решили вписать имя одного из них — Пимена, и сделать его митрополитом. Их возможности были больше у Киприана, и они добились признания его неканонично поставленным (вполне вероятно, с их показаний и появилось в тексте патриаршей грамоты пленение митрополита Алексея Ольгердом).

В этом-то контексте опять появляется понятие «Малая Русь» — именно так, «митрополитом Литвы и Малой Руси» именуется Киприан в акте о его низложении, принятом патриархом Нилом в 1380 году. Отказав Киприану в титуле митрополита Киевского и признав его поставление незаконным, патриарх однако оставил его «митрополитом Литвы и Малой Руси» ({{32}}). При этом Патриарх постановил, что Пимен «если же митрополит Малой Руси и Литвы скончает живот свой прежде него, то он примет в своё управление и Малую Русь с Литвою… А после него на все времена архиереи Всея Руси будут поставляемы не иначе как только по просьбе из Великой Руси» ({{33}}).

Но тут опять всё запуталось. Дмитрий Донской не посылал за митрополичьим саном никакого Пимена. Он посылал туда Митяя, и, разумеется, после возвращения на Русь, Пимен немедленно был схвачен и сослан в далекую Чухлому. Великий Князь решил примириться с Киприаном и сделать митрополитом именно его. Есть несколько точек зрения, когда Киприан прибыл в Москву — если в мае 1380-го, то он благословил князя на Куликовскую битву, если годом позже, то нет. Но в любом случае известно, что именно при его поддержке большая группа православных литовских князей Гедиминовичей приняла участие в Куликовской битве.

Так или иначе, с приходом в Москву Киприана, «Малая Русь» снова из большой церковной политики исчезла. В акте об окончательном низложении Пимена и утверждении Киприана митрополитом Всея Руси, многократно фигурирует «Великая Русь», а «Малая Русь» даже не упоминается, как и в грамотах о церковных делах Галича, относящихся к концу XIV века ({{34}}).

Даже когда в 1414 году литовский князь Витовт, не признав преемника митрополита Киприана — митрополита Фотия, самовольно и без благословения Константинополя поставил во главе литовских православных болгарина Григория Цамблака, тот был возведен в сан «митрополитом Киевским и всея державы Литовския». Когда в 1458 году польский король Казимир вывел из подчинения Москве православные епархии Речи Посполитой и поставил туда митрополита-униата Григория Болгарина, тот получил титул «митрополит Киевский, Галицкий и всея Руси». Про «Малую Русь» вновь не вспомнили.

Малая Русь как территория войны

еинкарнация термина «Малая Русь» происходит почти через 200 лет после его исчезновения. Происходит это благодаря трудам афонского монаха Иоанна Вишенского — публициста, полемиста против Брестской Унии и сторонника «единства многоименитого российского рода». Очевидно, самоназвание «Малая Русь» держалось в образованных православных кругах в Галиции, а потому Вишенский решил его использовать в своих полемических сочинениях. Его самый известный полемический трактат так и называется:

«Книжка Иоанна мниха Вишенского от святой Афонской горы. В напоминание всех православных християн, братствам и всем благочестивым, в Малой России в короне Полской жителствующим иноческого чина общежителям, архимандритам, и священноинокам, и честным монахам, и инокиням всем, сестрам нашим, и прочиим тщателям церковным, благодать Господа нашего Исуса Христа и любы Бога Отца и причастие Святого Духа буди со всеми вами» ({{35}}).

В этом произведении Иоанн Вишенский дает четкую картину Малой Руси как земли прежде бывшей православной, ныне же отпавшей от благочестия в «лядскую» веру и нуждающейся в покаянии.

«Буди ж вам известно правоверным, як сего ради попущена есмо в сей искус, зане ж поеретичихомся вси обиталници Малои Русии и от Бога устранихомся далече, к неверию и зложитие припрягше, темже возвратимся к Богу, паки, да Бог к нам ся приближит; он бо ест всегды близ, грехи ж наша далече нас отлучают от него, сего ради покаймося сами в своих согрешениях, кождо суд собе сотворите» ({{36}}).

Он издевается над «русинами бывшими», которые, оставив правую веру, немедленно рассыпались по множеству действовавших в Речи Посполитой сект (привет пастору Турчинову, Яценюку и прочим).

«Не тое ли ты детинское мудрование страждеши, русине бывший, благочестивый християнин прежде и целомудрец Малои Русии, мовлю, с ляхи живущий, и ныне одетинел еси и разделився, отступивши от Христа, на Кифу, Павла и Аполлоса разделився ныне на папежника, евангелика, нововыкрещенца и суботника» ({{37}}).

Иоанн Вишенский дает совет, как восстановить в Малой Руси православие — обратиться к чистой и простой вере древности и отвергнуть латинство.

«Первее да очистите церков от всяких прелестей и забобонов еретических и, без пестроты, в простоте сердца Бога хвалите; латинский смрад песней из церкви изждените, простою же нашею песнию рускою поюще Бога благодарите. Посем до вери нашой восточной православной без всякого вонтпеня всем сердцем, душею и смыслом ся приложите, еретичество и неверие всякое от себя отвержите. Иконное поклонение с учтивостю почитайте и в домех, идеж пребывайте, образ Матери Божои с превечным ее младенцем на стенах в концу трапезы вашее пригвоздите. Крестом Христовым, до церкви пришедши, креститися не соромейте; абовем ныне християне Малои Русий поеретичели, як креста Христова, славы своеи, на нем же нам спасение содеяся, соромеются» ({{38}}).

Весьма характерно его удивительно точное наблюдение над методами русофобов и хулителей своего, которые за эти столетия совсем не изменились:

«Видите, чого ради Русь хулите, а латину хвалите, — яко Русь дурная, если и малое порохно ереси во своей церкви ока, от лжеименных пастырей запорошити хотячих, ощупают, зараз очищают и вон изметуют, а у латины лжеименные пастыре целым бервеном вымыслов новых зеницу спасения людского завалили, а прописнути и промовити за истинну немаш кому» ({{39}}).

Напротив, Великая Россия у Иоанна Вишенского — это Святая Земля, где хранятся вера и благочестие, где действуют святые подвижники. Об этом он ясно говорит в обличении иезуиту пропагандисту унии Петру Скарге:

«Пойди, Скарго, в Великую Россию и прочитай истории житии оных святых мужей, чюдотворцов великих, которые и по смерти мертвыми освященными телесы своими всякие страсти, болезни и недуги мирских простых, с верою к ним приходящих, уздоровляли, бесных исцеляли, хромых ходити, слепым видети, хворым, розными болезньми одержимым, здоровым быти даровали и видоме явно чюдотворили. А навет, если не хочеш плодоносил спасителнаго языка словенскаго от Великой России доведоватися, доступи в Киеве в монастырь Печерский, а ту же у тебе дома, в державе короны Польской, не ленися и выспрашивай о святых оных, чюдотворством мало не равно великоросийским от Бога почтенных святым мужем» ({{40}}).

В картине мира Иоанна Вишенского Великая Русь — это Земля Святых, где хранится Православие, а Малая Русь — это Территория Войны, где идет отчаянный бой между правой верой и латинством, между лядством и русинством. Малая Русь должна быть очищена от лядства и латинства и уподобиться Руси Великой.

Слово «Малороссия» становится, таким образом, боевым знаменем русского православного сопротивления латинизации и полонизации, каким сейчас стало слово «Новороссия». Именно поэтому с Иоанна Вишенского «Малая Русь» входит в оборот, становится боевым знаменем против униатских полемистов. Его традицию продолжает в своей «Палинодии, или книге обороны» Захария Копыстенский, для которого «Малая Русь» это имя казацкой части «роского поколения».

«Іоан, цар Московскій, две орди татарскіи, Казань и Астрахань, взял и под свою моц подбил. А другая часть яфето-роского поколенья, з Малой Россіи выходячи, а на за-порогах живучій козаки — татары и места турецкіи на мори чолном воюют» ({{41}}).

Захария Копыстенский со всей страстью провозглашает программу национальной обороны «роского поколенья» от тех, кто стремится его культурно и религиозно уничтожить, цитируя речь на польском сейме вышиненского и мостицкого старосты Иоанна Щасного Гербута: «Бо если того хотят, абы Руси не было в Руси, то есть речь неподобная».

Знаменитый православный лексикограф и печатник Памво Берында говорит в своем «Лексиконе славноросском» о языке, принятом «в Великой и Малой России, в Сербии, Болгарии и по иным сторонам» ({{42}}). И он же в своей «Триоди» первый употребляет термин «великоросы».

Иван Выговской — крестный отец Малой Руси

ервым политическим документом, в котором, как полагается, фигурирует понятие «Малороссия», является «универсал» гетмана Яцко Острянина, антипольское восстание которого в 1638 году легло в основу сюжета «Тараса Бульбы». Текст этого универсала передается в «Летописи» Самуила Величко:

«Ознаймуемъ симъ универсаломъ нашимъ вамъ всемъ шлахетне урожонимъ Козакамъ, брате нашей, отъ многихъ летъ премногими рицерскими делами и отвагами во всей подсолнечной прославшимся, по обоимъ сторонамъ реки Днепра, въ Малой России, отчизне своей, зъ предковъ своихъ, отъ давнихъ временъ мешкаючимъ, тутъ же и всему посполитому народу Малороссийскому; ижъ яко прошлихъ временъ такъ и сего лета зъ великимъ сердечнимъ жалемъ и болезнію не моглисмо переслухати и изреестровати безпрестанно доносячихса намъ Войску Низовому Запорожскому отъ васъ скаргъ и плачливихъ суплекацей о деющихся вамъ обидахъ, утисках, разоренияхъ и незноснихъ налогахъ отъ Ляховъ, во всей Молой России по обоимъ сторонамъ Днепра консистуючихъ» ({{43}}).

Современные украинские историки иногда ставят под сомнение аутентичность этого документа. Вопрос вызывает и подлинность употребления термина «Малая Россия» и «малороссийский» в ранних документах Богдана Хмельницкого. Не употребляется он ни запорожской, ни московской стороной. Впрочем, практически не употребляется и термин «Украина» — просмотрев сотни документов, относящихся к 1648–1654 годам, нетрудно заметить, что по большей части термин «Украина» фигурирует в польских документах или в русских документах в форме «государева украйна» где не имеет никакого отношения к Украине. Лишь постепенно, как вторичный отблеск полонизма, он проникает и в терминологию представителей Хмельницкого и, спорадически, в московскую документацию ({{44}}).

Как правило, документы московского Посольского приказа именуют страну, где происходит действие, «Литвой», народ — «черкасами», письмо, которым написаны грамоты Хмельницкого, «белоруским» ({{45}}), а политический субъект, который ведет переговоры с Москвой — «Запорожское войско».

Термин «Малая Россия» — это идеологизированный, книжный термин, высокий слог, который употребляют лишь немногие. Чаще всего он встречается в передаваемых русскими посланцами речах Писаря Войска Запорожского Ивана Выговского, того самого, который, став гетманом после смерти Богдана Хмельницкого, перекинется на сторону Польши, попытается добиться «федерализации», нанесет русским чувствительное поражение в Конотопской битве, но в конечном счете, будучи ненавидим казаками и всеми покинут, казнен поляками.

Причина, по которой термин «Малая Россия» звучит именно у Выговского, вполне очевидна — он был книжник, получивший образование в Киево-Могилянской академии, его отец был близок с митрополитом Петром Могилой. В Выговском вообще было что-то от гоголевского Андрия, а возможно тот и был с него списан. Он, конечно, читал и Иоанна Вишенского, и Захарию Копыстенского, и «Лексикон» Памвы Берынды, а значит термин «Малая Россия» был для него родным.

Летом 1651 года Выговской пришел к царскому посланнику подьячему Григорию Богданову и начал наниматься фактически в российские агенты: «он, писарь, великому государю во всяких мерах служить будет впрямь, безо всякие хитрости. И ныне де, что у гетмана Богдана Хмельнитцкого учнет впредь с польским королем, и с крымским царем, и с ыными посторонними государствы делатца, и о чем с ними ссылка будет, и он обо всем великому государю его царскому величеству учнет ведомо чинить и до Путивля тайным делом до боярина и воеводы до князь Семена Васильевича Прозоровского писать» ({{46}}).

Именно Выговской долго объясняет царским посланцам, что царь должен принять Малую Русь под свою руку:

«Да он же де, писарь, служа великому государю и желая всякого добра, говорит, чтоб и про то великому государю его царскому величеству ведомо было, чтоб великий государь его царское величество конечно всю Малую Русь, их, православных христиан, принять ныне изволил, потому что все единогласно молят Бога и хотят быти под его государскою высокой рукою з большим хотеньем. И великом де государю его государским счастьем к его великому Московскому пространному и многолюдному государству без войны и бес кровопролития учинится прибавление большое, и овладеет он, государь, многою землею и городами…

И ныне де их, православных християн всю Малую Русь, великому Государю его царскому величеству большое время под свою государскую руку принять, потому что польского короля перед великим государем многие явные неправды и неисправленья учинились, и великому де государю за те королевские явные неправды мочно их, православных християн, со всеми их городы принять и к своему великому Московскому государству во всех мерах большое прибавление учинить» ({{47}}).

И снова мы слышим термин «Малая Русь» из уст Выговского, в передаче всё того же Григория Богданова в отчете о визите к Богдану Хмельницкому православного митрополита Назаретского Григория, посетившего гетмана проездом в Москву (роль Иерусалимского париархата в поддержке православия в Малороссии в XVII веке невозможно переоценить — именно Иерусалимский патриарх Феофан III в 1620 г. рукоположил Иова Борецкого в митрополиты Киевские, восстановив прерванную унией Киевскую митрополию).

«Григорей слышел от писаря Выговского: чает де он того, что и митрополит киевский Селиверст учнет о том писать к государю, чтоб государь пожаловал принял их под свою государеву высокую руку. А только б де мочно было, и митрополит бы киевской и сам ехал ко государю бити челом от всей Малой Руси и от них, запорожских черкас, чтоб государь пожаловал велел их принять под свою государеву высокую руку» ({{48}}).

Снова «Малая Русь» появляется в том же отчете Богданова в беседе митрополита Григория и Богдана Хмельницкого на обратном пути иерарха из Москвы. Митрополит сообщает гетману царскую милость:

«И велено ему, гетману, великого государя его царского величества премногую милость и жалование объявити, в какой премногой милости и в заступленье, жалуя ево, гетмана, и Войско Запорожское, и всю Малую Русь благочестыве православные християнске веры держит…

И он, гетман, у него, митрополита, из уст словесне ево речи слышал и на письме вычел и выразумел обо всем подлинно, что великий государь его царское величество от еретиков и от злых поганцов, от поляков, святыя божия церкви и святыя многоцелебныя мощи , которые во благочестии из древних лет, яко солнце сияют и нтеленны пребывают, оборонно учинил, а над ними, православными християны, над всею Малою Русью, потому ж премногую свою государскую милость и заступление показал, и польских послов отправил не с их охотою, чего они приехав хотели и домогались» ({{49}}).

В речи Богдана Хмельницкого Малая Русь предстается как православная страна, ищущая заступничества у православного царя:

«А они де все православные християне под ево государскою высокую рукою с великим хотеньем во всей его государской воле быть хотят, так же как у великого государя у его царского величества в его Российском государстве всяких чинов люди в подданстве и во всей государской воле пребывают. И в том всею Малою Русью , духовного чину и светцкого всяких чинов люди, мещане и казаки, дадим на себя договорное письмо за руками с большим утвержденьем, как великому государю его царскому величеству годно, и на том учиним присягу от велика до мала» ({{50}}).

Снова Малая Русь появляется в письме Богдана Хмельницкого царю от 23 марта 1653 года (как и обычно в русском архиве — «перевод с белорускаго письма»). И тоже в связи с темой гонения на Православие:

«Мы, видячи толикое гонение на веру нашу православную росийскую и на церкви восточные с таковым насильствием, что уже и к нам приближатися почали, Бога всемогущего на помочь взявши, пойти против тех иноверцов умыслили есми, чтоб есми хотя украинных домв божиих и самой столицы Киева, також части сие Малые Руси нашия могли оборонить и впредь им не подавали в поруганье» ({{51}})

Как видим, появление в аутентичных текстах «Малой Руси» неизменно связано с темой гонения на Православие и защитой православной веры. То есть преобразованный Иоанном Вишенским смыслообраз «Малая Русь» продолжает использоваться как топос, когда нужно заговорить о стране, в которой православных притесняют ляхи. А в других контекстах переговорщики как-то обходятся без этого понятия, чаще всего вообще страну не называя, её заменяет политический субъект: «Войско Запорожское».

И вновь Малая Русь появляется в речах Выговского в январе 1654 во время переговоров, предшествующих Переяславской раде. Впрочем, отчет русских послов составлен так, что соответствующая речь может принадлежать и Хмельницкому, но, судя по её цветистости, это именно Выговской.

«Милость Божия над нами, яко же древле при великом князе Владимире, так же и ныне сродник их, великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович всеа Русии самодержец призрил на свою государеву отчину Киев и на всю Малую Русь милостью своею. Яко орел покрывает гнездо свое, тако и он, государь, изволил нас приняти под свою царского величества высокую руку; а Киев и вся Маля Русь вечное их государского величества. А мы де все великому государю его царскому величеству служить и прямить во всем душами своими, и головы свои за его государское многолетное здоровье складывать ради» ({{52}}).

Мистерия единения

ерез день после этого разговора, 8 января 1654 года, Богдан Хмельницкий после тайной рады с полковниками и есаулами произносит знаменитую речь, в которой «Малая Русь» становится, наконец, строгим термином, частью политического ритуала. Описана эта драматическая сцена в том же отчете русских послов, кстати, вновь со слов Ивана Выговского:

«И стал гетман посреди круга, а ясаул войсковой велел всем молчать. Потом, как все умолкли, начал речь гетман ко всему народу говорить:

— Панове полковники, ясаулы сотники и все Войско Запорожское, и вси православнии християне. Ведомо то вам всем, как нас Бог свободил из рук врагов, гонящих Церковь Божию и озлобляющих все християнство нашего православия восточного.

Что уже 6 лет живем без государя в нашей земле в безпрестанных бранех и кровопролития з гонители и враги нашими, хотящими искоренити Церковь Божию, дабы имя руское не помянулось в земли нашей. Что уже вельми нам всем докучило, и видим, что нельзя нам жити боле без царя.

Для того ныне собрали есмя раду, явную всему народу, чтоб есте себе с нами обрали государя из четырех, которого вы хощете.

Первый царь есть турской, который многижды через послов своих призывал нас под свою область: вторый — хан крымский; третий — король польский, которой, будет сами похочем, и теперь нас еще в прежную ласку приняти может; четвертый есть православный Великия Росия государь царь и великий князь Алексей Михайлович всеа Русии самодержец восточной, которого мы уже 6 лет безпрестанными молении нашими себе просим — тут которого хотите избирайте.

Царь турский есть бусурман: всем вам ведомо, как братия наши, православнии християне греки, беду терпят и в каком суть от безбожных утеснений.

Крымской хан тож бусурман, которого мы по нужди и в дружбу принявши, каковыя нестерпимыя беды приняли есмя.

Какое пленение, какое нещадное пролитие крови християнские от польских от панов утеснения — никому вам сказывать не надобеть. Сами вы все ведаете, что лучше жида и пса, нежели християнина, брата нашего, почитали.

А православный християнский Великий Государь, царь восточный, есть с нами единого благочестия греческого закона, единого исповедания, едино есми тело Церкви православием Великия Росии, главу имуще Исуса Христа.

Той великий государь царь християнский, зжалившися над нестерпимым озлоблением православные церкви в нашей Малой Росии, шестьлетных наших молений безпрестанных не презривши, теперь милостивое свое царское сердце к нам склонивши, своих великих ближних людей к нам с царскою милостию своею прислати изволил, которого естьли со усердием возлюбим, кроме его царския высокия руки, благотишнейшаго пристанища не обрящем.

А будет кто с нами не согласует теперь, куды хочет вольная дорога».

К сим словам весь народ возопил: волим под царя восточного, православного, крепкою рукою в нашей благочестивой вере умирати, нежели ненавистнику христову поганину достати.

Потом полковник переяславской Тетеря, ходячи в кругу, на все стороны спрашивал: вси ли тако соизволяете?

Рекли весь народ: вси единодушно.

Потом гетман молыл: буди тако. Да господь Бог наш сукрепит под его царскою крепкою рукою

А народ по нем вси единогласно возопил: Боже, утверди, Боже укрепи, чтоб есми вовеки вси едино были.

И после того писарь Иван Выговской, пришедчи, говорил, что де казаки и мещане все под государеву высокую руку подклонились» ({{53}}).

Через месяц, 7 февраля 1654 года, Алексей Михайлович уже пишется «государем, царем и великим князем всея Великия и Малыя Росии самодержцем». «Русия» в царском титуле становится «Росией» и определяется через «Великую» и «Малую». Так что формально украинские демагоги, утверждающие, что «никакого воссоединения Украины с Россией» никогда не было, правы.

Никакого воссоединения «Украины» с Россией не произошло. Было принятие под царскую руку православной Малой Росии. А Украина в то время существовала в основном в переписке польских панов.

* * *

так, подведем краткий итог нашему весьма длинному ответу.

«Малая Русь» сперва возникла как своеобразный «поручик Киже» патриаршей канцелярии в Константинополе. Этим термином — «Микра Росия», Микророссия, обозначали Галицкую Русь, которая пыталась вытребовать себе отдельного митрополита. Термин возник через противопоставление Микророссии целостной «Великой Руси», «Всей Руси».

Именно в этом статусе церковно-сепаратистского проекта «Микророссия» она и просуществовала весь XIV век, фигурируя почти исключительно в документах византийской церковной дипломатии и лишь иногда заимствуясь оттуда князьями галицкими и королями Польши.

К концу XIV века, когда борьба князя Ольгерда за создание свой отдельной от Москвы русской митрополии закончилась провалом, канцелярский термин «Микророссия» был забыт и в Византии, и в России, и в Польше-Литве. Его помнило лишь небольшое число высокообразованных клириков, знавших греческий.

Из небытия «Малая Русь» выплывает лишь в самом конце XVI века, в годы напряженной борьбы православных в Речи Посполитой с Брестской Унией. «Малая Русия» становится термином-знаменем Иоанна Вишенского, так обозначающего территорию войны, пространство борьбы с Унией, на котором православие было испорчено предательством иерархии и латинством да лядством «бывших русин». Она противопоставляется «Великой России», где православие свято, цело и крепко. В терминологии Иоанна Вишенского, таким образом, сразу заложен был объединительный потенциал на общих православных началах.

Постепенно «Малая Русия» становится общим местом у православных полемистов с унией, «территория войны за Православие» начинает обозначать на высоком школярском языке вместе с тем и страну. Именно из этого школярского языка высокообразованных православных мирян и клира «Малая Русь» и превращается в политический термин, благодаря деятельности такой парадоксальной и противоречивой фигуры как Иван Выговской, глава дипломатии и канцелярии Богдана Хмельницкого. Именно в его речах формируется концепт Малой России как страждущей православной страны, которая стремится под руку Алексея Михайловича, царя Великой России.

Этот концепт и становится постепенно дипломатическим и канцелярским термином и у казаков, и в Москве, приобретая сакральное значение в торжественных речах Переяславской Рады — именно Малую Росию, согласно речи Хмельницкого, берет под свою руку Царь Восточный. И эта сакрализация находит отражение в царском титуле Алексея Михайловича, через который она становится географическим понятием, именем страны.