Последние несколько лет темой чеченцев в годы ВОВ в основном занимаются историки сталинистского толка. С целью доказать, конечно же, мудрость дорогого товарища Сталина, который по-отечески строго, но справедливо покарал нехороших чеченцев. Мол, люди настолько обнаглели, что, даже не дождавшись немецкой оккупации, создали сразу две национал-социалистических партии, присягнувшие немцам. Причем просталинские историки явно пытаются преувеличить события, происходившие тогда в Чечне. С другой стороны, певец мифа о восставшей Чечне, бывший высокоранговый советский деятель Абдурахман Авторханов (подробнее о нём расскажем чуть позже) тоже стремился преувеличить размах событий, описывая их в послевоенные годы. Сейчас мы постараемся разобраться, что в действительности представляли собой Чечено-горская национал-социалистическая подпольная организация и Национал-социалистическая партия северокавказских братьев.

Во избежание разжигания костра межнациональной дружбы дальнейший текст доступен только постоянным подписчикам

Но сначала надо вернуться назад, чтобы выяснить, почему чеченцы неожиданно отвернулись от советской власти. Ведь они не были недавно оккупированы, как галичане или прибалты, не обладали признанной независимостью до установления советской власти; и вообще первое время отношения большевиков и чеченцев оставались безоблачными.

После начала Гражданской войны Кавказ, как и остальные южные регионы, стал эпицентром сражений между красными и белыми, в которые периодически вклинивались автономные банды. Самопровозглашенные правительства сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой. Чеченцы же оставались сами по себе. В условиях падения центральной власти они занялись давним промыслом: налетами на казачьи станицы и Владикавказ, бывший фактически столицей Кавказа. После установления своей власти белогвардейцы предпринимали попытки мобилизовать чеченцев в армию, но не тут-то было. Чеченцы, при всей их любви к войнам и оружию, оказались неспособны к существованию в условиях воинской дисциплины. О попытках научить чеченцев воевать красноречиво повествуют мемуары офицера Чеченской конной дивизии Дмитрия Де Витта:

«Удельный вес чеченца как воина невелик, по натуре он — разбойник-абрек, и притом не из смелых: жертву себе он всегда намечает слабую и в случае победы над ней становится жесток до садизма. В бою единственным двигателем его является жажда грабежа, а также чувство животного страха перед офицером. Прослужив около года среди чеченцев и побывав у них в домашней обстановке в аулах, я думаю, что не ошибусь, утверждая, что все красивые и благородные обычаи Кавказа и адаты старины созданы не ими и не для них, а, очевидно, более культурными и одарёнными племенами. В то же время справедливость заставляет сказать, что чеченец незаменим и прекрасен, если, охваченный порывом, он брошен в преследование расстроенного врага. В этом случае — горе побеждённым: чеченец лезет напролом.

Никакие наказания, вплоть до смертной казни, не могли удержать чеченца от соблазна бежать к себе домой под покровом ночи. В прежние времена, служа в регулярном полку, я был против рукоприкладства, считая, что в распоряжении офицера есть и другие меры воздействия на подчинённого, но, попав в среду туземцев, я убедился, что физические наказания являются единственной радикальной мерой. Чеченцы, как полудикие люди, признают исключительно силу и только ей и подчиняются; всякая же гуманность и полумеры принимаются ими как проявление слабости».

Нечто похожее о неудачном опыте привлечения чеченцев на свою сторону писал и Деникин:

«В то время как казачья и добровольческая русская кровь льётся за освобождение Родины, мобилизованные, снабжённые русским оружием чеченцы и ингуши массами дезертируют и, пользуясь отсутствием на местах мужского населения, занимаются грабежами, разбоями, убийствами и поднимают открытые восстания».

Большевики же были заинтересованы в чеченцах не как в солдатах, а как в разбойниках-повстанцах, способных отвлекать на себя силы белых. Излюбленная тактика горцев состояла в засадах на малочисленные отряды и последующем бегстве. Однако имелась проблема. В рядах большевиков совсем не было чеченцев. Настолько не было, что, когда в начале 1918 года провозгласили Терскую советскую республику, ее главой назначили грузина Самуила Буачидзе, которого вскоре убили на уличном выступлении. Министром труда в республике назначили Якова Маршака, позднее получившего известность как Джейкоб Маршак — меньшевика, после падения республики бежавшего в Британию, ставшего там ученым, затем перебравшегося в США и занявшего там должность президента The American Economic Association.

Ради приличия наркомом назначили новоиспеченного большевика Асланбека Шерипова. До революции он большевиком не был, напротив: сын офицера, учился в кадетском корпусе, но после начала Первой мировой войны — по всей видимости, опасаясь призыва, перевелся в реальное училище. Шерипову понравилась идея большевиков отобрать у казаков всю землю и передать ее горской бедноте, и он примкнул к красным. Горец довольно быстро сошелся с Кировым, отвечавшим за Кавказ, и был назначен им руководителем Чеченской красной армии, которая должна была оборонять от белых Грозный; но у нее ничего не получилось. После этого «армия» перешла к отработанной веками тактике мелких засад и бегства. В одной из таких стычек Асланбека застрелили. В советские времена Шерипов вместе с украинцем Гикало и ингушом Ахриевым считался едва ли не отцом советской Чечни, памятник этим друзьям народа красовался на видном месте на улице Дружбы народов в Грозном.

Отбив Кавказ у белых, большевики решили переманить горцев на свою сторону, раздав им землю казаков. Как пишет Павел Полян в своей работе «У истоков советской депортационной политики: выселения белых казаков и крупных землевладельцев (1918–1925)»:

«17 апреля 1920 года всех жителей трех равнинных станиц — Сунженской, Воронцово-Дашковской и Тарской (а также, по-видимому, Тарского хутора) — выселили вновь, ссылаясь при этом на вердикты 1918 года. Сюда же фактически следует добавить и жителей станицы Фельдмаршальской, сохранивших права на землю, но фактически так и не вернувшихся в нее после погрома.

Эта депортация производилась, по настоянию Серго Орджоникидзе, ускоренным порядком. Для изыскания земельных участков в Пятигорском отделе (в районах Минеральных Вод и по рекам Кума и Подкумок) Владикавказский ревком направил специальную комиссию. Казакам, из страха голодной смерти просивших разрешения убрать озимые урожая 1920 года и остаться еще на год для посевной, уборки яровых и подготовки к переезду, было в этом решительно отказано.

В октябре 1920 года, по приказу Г.К. Орджоникидзе (члена Реввоенсовета Кавказского фронта), та же участь — «выселение военным порядком» — постигла жителей пяти других восставших станиц — Ермоловской, Романовской, Самашкинской, Михайловской и Калиновской. Выселяли в Донбасс и на Север Европейской части (в частности, в Архангельскую область), причем не всех, а лишь мужчин и женщин в возрасте от 18 до 50 лет (остальных переселяли тоже, но, вероятно, несколько позже и сравнительно недалеко — в хутора и другие станицы в радиусе не ближе 50 км от прежнего места проживания). В общей сложности осенью 1920 года выселили также около девять тысяч семей (или примерно 45 тыс. человек). Самовольное возвращение выселенных казаков пресекалось.

Освободившийся земельный фонд (около 98 тыс. десятин пашни) был передан нагорной ингушской и чеченской бедноте.

Если станица не разрушалась, а просто высылалась, то ей присваивался статус аула и давалось новое название. Например, по Назрановскому округу: станица Сунженская была переименована в аул Акки-Юрт, Воронцовско-Дашковская — в Таузен-Юрт, Тарская — в Ангушт, Тарский хутор — в Шолхи, Фельдмаршальская — в Алхасте (по Чеченскому округу: станицу Михайловскую переименовали в аул Асланбек, Самашкинскую — в Самашки, Романовскую — в Закан-Юрт, Ермоловскую — в Алхан-Юрт)».

Примечательно, что большевики даже не предположили, что земля горцам не особенно нужна. До революции казачьи станицы являлись главными поставщиками зерна для потребления на Северном Кавказе, горцы же знали два промысла: разбой и скотоводство. Конечно, они были в курсе земледелия, но оно котировалось у них не так высоко, как вышеописанные промыслы. К тому же и жили они в основном в горах, где особо не займешься земледелием.

Довольно скоро регион погряз в хаосе; более-менее порядок удалось установить только после массового разоружения Чечни. При этом большевики в случае с национальными меньшинствами всегда действовали крайне осторожно. Мусульманам обещалось полное сохранение и уважение к традиционному укладу жизни. После революции Ленин первым делом велел отдать мусульманам «Священный Коран Османа» из Государственной библиотеки. В годы Гражданской войны на Кавказе на стороне красных действовала «Шариатская колонна» из кабардинцев, воевавших под лозунгами «Да здравствуют Советы и шариат!».

Религиозная политика большевиков в 1920-е также была весьма избирательной. Все христианские церкви провозглашались врагом трудящихся, православных священнослужителей бросали в тюрьмы и расстреливали, католиков и протестантов преследовали и сажали, но расстреливать боялись, чтобы не навлечь на себя гнев европейцев. Буддистских лам также гоняли как мракобесов и контрреволюционеров. Зато ислам и иудаизм на фоне остальных религий оказались в привилегированном положении. Хотя религиозное образование запрещалось и им и все медресе и иешивы были закрыты, тем не менее мечети и синагоги не закрывались, а муллы и раввины не преследовались властями. Более того, американская благотворительная еврейская организация «Джойнт» вплоть до 1938 года официально работала в СССР, финансируя деятельность еврейских культурных проектов и оказывая помощь диаспоре. Это была едва ли не единственная иностранная организация, которой подобное разрешалось. Ислам и иудаизм начали прессовать наравне с остальными только в самом конце 20-х годов XX века. В кавказских регионах большевики не только не разогнали шариатские суды, но и узаконили их. Сталин в начале 1920-х заявлял:

«До нашего сведения также дошло, что враги Советской власти распространяют слухи, что Советская власть запрещает шариат. Я здесь от имени правительства Российской Советской Федеративной Социалистической Республики уполномочен заявить, что эти слухи неверны. Правительство России предоставляет каждому народу полное право управляться на основании своих законов и обычаев».

Действительно, шариатские суды на Кавказе просуществовали до конца 20-х годов минувшего столетия.

Как мы видим, политика большевиков в отношении национальных меньшинств оставалась достаточно компромиссной, но в Чечне все равно время от времени вспыхивали беспорядки с требованиями заменить Советы на Собрание старейшин, не лезть во внутритейповые разборки и т. д.

С началом коллективизации и переносом антирелигиозной кампании на Кавказ регион снова вспыхнул. Восстания и беспорядки оказались не очень серьезными, но для большевиков это все равно было ЧП. При этом большевики просто не понимали каких-то элементарных вещей. Как те американцы, которые считают весь мир такими же американцами и помогают каким-нибудь туарегам из пустыни устанавливать демократию. Самый яркий пример непонимания большевиками специфики региона: в Назрани создали отдел «Союза воинствующих безбожников», главой которого назначили русского большевика. Местные «интернационалисты» наэлектризовались, а когда городской глава ГПУ (тоже русский) объявил о передаче мечети под амбар, убили его спустя несколько часов.

Также примечательны попытки начать разводить свиней в горных регионах. По итогам этих попыток ГПУшники бегали по горам в поисках вредителей, раз за разом вырезавших свинарники.

Для местных управленческих кадров горцы оставались куда ближе, чем партийное начальство. Искренне увлеченных карлой-марлой там почти не имелось. Местные руководители спустя рукава выполняли различные карательные директивы, а на многие запретительные закрывали глаза. Несмотря на это большевики по-прежнему намеревались сформировать и обучить местные кадры для управления. В московские институты для красных управленцев потянулся ручеек чеченцев по «путевкам». Так, на одном курсе в Коммунистическом университете трудящихся Востока им. И.В. Сталина оказались будущий создатель Национал-социалистической партии северокавказских братьев Хасан Исраилов (Терлоев) и будущий создатель мифа о нем Абдурахман Авторханов.

Судя по фальсифицированности биографии Авторханова, которая достигает андроповской степени, он должен был стать очень большим человеком в СССР. В настоящее время существует пять или шесть различных биографий Авторханова, и все они, по его словам, ложные. В своих мемуарах Авторханов начал рассказ о себе такими словами: «я родился Бог весть когда…». Настоящая его фамилия неизвестна, по его словам, фамилию Авторханов он получил в детском доме.

Дальше пошла невероятная карьера. Закончив семь классов по «чеченской путевке» Авторханов поступил, по одним данным, на подготовительные курсы в Институт красной профессуры, по другим — в Коммунистический университет трудящихся Востока. Спустя год он их бросил и вернулся в Грозный, где был назначен заместителем секретаря Чеченского обкома (второе лицо в Чечне!). На тот момент Авторханову было приблизительно 19-20 лет. Позднее он вернулся в Москву и начал писать статьи в «Правде» о том, что советская власть обманывает трудящихся, ее политика по отношению к горцам является продолжением колониального гнета царизма и т. д. На дворе стоял 1930 год, но за такую дерзость с ним ничего не сделали и даже назначили руководить чеченским образованием и культурой. Позднее Авторханов попал в Союз писателей СССР. Несколько раз, по собственным словам, арестовывался, но каждый раз его отпускали. Во время войны, когда фронт находился неподалеку от Чечни, сотрудник Чеченского обкома Авторханов аккуратно собрал вещички и ушел к немцам. У них он устроился в бюро пропаганды. Позднее перебрался в американскую зону оккупации, избежал выдачи СССР и стал одним из самых известных советологов постсоветского времени. По его брошюркам учились все западные советологи, а сам Авторханов позиционировал себя в качестве члена номенклатурной элиты, к двадцати годам лично знавшего все ЦК.

Именно Авторханову принадлежит решающий вклад в мифологизацию восстания Хасана Исраилова. Например, он утверждает, что Исраилов начал восстание еще в январе 1940 года, но это весьма сомнительно. В 1940-м восстание было бы моментально замечено и раздавлено, а вот после начала войны, когда весь обком и все местные милиционеры и партийцы разбежались кто куда, у восстания действительно был шанс.

Исраилов тоже принадлежал к той категории лиц, которые попали в московские вузы по чеченским путевкам в конце 1920-х и должны были стать чеченской красной элитой. Точная дата рождения Исраилова неизвестна, предполагается, что родился он не позже 1910 года. Его отцом стал абрек, погибший во время ограбления банка. Исраилов был не особо примечательным членом партии, работал корреспондентом «Крестьянской газеты». В начале 30-х попал под 58-ю статью за контрреволюционные высказывания, но вскоре был освобожден. Писал в Кремль письма с требованием снять русских управленцев в Чечне, как не понимающих специфику края. Снова арестовывался и снова был выпущен.

В начале 1942-го, ожидая скорого пришествия Третьего Рейха, Исраилов основал «Особую партию кавказских братьев», вскоре переименованную в «Национал-социалистическую партию северокавказских братьев». Организация, по большей части, существовала только на бумаге. Тем не менее у партии имелся герб, на котором, как сообщается, кавказец шашкой рубил свинью, которую в своих лапах держал орел немецкого образца. Исраилов также сменил фамилию на Терлоев, по названию своего тейпа.

Практически одновременно появилась вторая аналогичная организация — Чечено-горская национал-социалистическая подпольная организация. Ее основателем стал Маирбек Шерипов. Знакомая фамилия? Маирбек Шерипов — младший брат Асланбека. Того самого, про которого мы рассказывали в начале текста, бывшего одним из первых чеченцев-большевиков. Самое интересное, что Маирбек в качестве оправдания приводил пример своего брата, который вовремя понял, куда дует ветер, и бросил царскую армию, а потом примкнул к большевикам. До начала войны Шерипов оставался прилежным членом партии. В годы Большого террора арестовывался, но довольно быстро был отпущен. К моменту начала войны он служил, по одним данным, прокурором, по другим — председателем Леспромсовета Чечено-Ингушской АССР. Ничего удивительного в этом нет, большинство полевых командиров времен Первой чеченской войны в советские времена тоже были гаишниками и милиционерами.

Оба лидера чеченских повстанцев объединили свои силы, но на самом деле о каком-то полномасштабном восстании речи не шло. Общее число повстанческого актива, то есть людей вооруженных и готовых воевать, не превышало нескольких сотен. Нельзя сказать, что повстанцы что-то контролировали, поскольку в 1942 году никто ничего в Чечне не контролировал, там царило полное безвластие. С приближением фронта к Чечне значительная часть партийных работников все бросила и убежала кто в горы, кто еще куда. Призывники сорвали мобилизацию, либо убегая от нее в горы, либо являясь в военкоматы, а затем разбегаясь, будучи уже мобилизованными.

Главные надежды лидеры повстанческого движения связывали с немцами. Вероятно, они ожидали, что немцы сделают на Кавказе протекторат, а при распределении должностей не забудут и лидеров протеста. Немцы и повстанцы несколько раз пытались установить связь, немцы перебросили повстанцам небольшое количество оружия и боеприпасов, а также отправили в Чечню несколько малочисленных диверсионных групп. Известно, что одну из групп постигла неудача, но им удалось вернуться к немцам, другая была уничтожена отрядом НКВД. К тому моменту в Кремле наконец обратили внимание на происходящее в Чечне и приняли меры. Для борьбы с повстанцами и диверсантами сформировали 178-й мотострелковый батальон оперативных войск НКВД. Звучит вроде бы грозно, но в действительности его численность не превышала тысячи с небольшим человек. Что замечательно иллюстрирует размах повстанческого движения в Чечне. Для примера, в подавлении восстания в Тамбовской губернии большевики в свое время задействовали более 40 тыс. красноармейцев и ЧОНовцев. В общем, цифры говорят о том, что массового размаха у повстанческого движения в Чечне не было, число реальных повстанцев исчислялось сотнями и не превышало численности участников предыдущих восстаний в регионе.

В основном мелкие отряды повстанцев разоряли колхозы и уводили скот. Когда все доступные колхозы оказались разорены, повстанцы перешли к тактике срыва мобилизаций, задействуя для этого родственные и тейповые связи. В целом именно срыв мобилизации и стал основным уроном, который наносили чеченские мятежники.

Успеху восстания в основном способствовали не боевые успехи, а особенности менталитета местных чиновников, оставшихся на местах. Как уже говорилось, на национальных окраинах партийные активисты в карлу-марлу и прочий интернационализм не очень верили. Поэтому нередко помощь повстанцам оказывали люди, официально продолжавшие числиться на советской службе, вплоть до местных НКВДшников.

А вот с боевыми успехами у повстанцев совсем не ладилось. При попытке захвата одного из аулов на место успели прибыть две роты красной армии, после чего горцы просто сбежали. Чтобы было понятнее, две роты — это максимум 200 человек.

Уже в ноябре 1942 года Шерипов был убит, как сообщается, в результате спецоперации. Подробностей его гибели не приводятся, скорее всего его сдали свои же в обмен на амнистию.

Исраилов-Терлоев остался жив, однако ушел в глубокое подполье. С частичным восстановлением органов советской власти в республике он отошел от активных действий и скрывался в горах, которые оставались недоступными даже для НКВД сталинских времен. Поддержку ему оказывали родственники, в частности его брат Хусейн, до войны бывший директором школы. Летом 1943 года Хусейн попался, но Терлоеву все еще удавалось уходить от преследований. В НКВД явно переоценивали силу Терлоева. В частности, в одной из ныне опубликованных докладных записок на имя Берии сообщается следующее:

«Терлоев образовал в Галанчожском районе боевую группу, а в Итумкалинском бандгруппу во главе с Деркизановым. Были образованы также группы в Борзое, Харсинове, Даги-Борзой, Ачехне и др.

В 1941 году подготовил восстание, написал «Временную программу организации Чечено-Ингушетии». Терлоев назначался начальником штаба. К 10 ноября 1941 года Терлоевым было проведено 41 совещание нелегальных организаций в 41 антисоветски настроенных аулах. 5000 человек приняли присягу ОПКБ (Особой партии кавказских братьев)».

Даже если пять тысяч человек и приняли некую присягу, это не означает, что все они реально участвовали в повстанческой деятельности, тем более в боевых действиях.

Вместе с тем в другой докладной записке указываются несколько другие цифры:

«По данным НКВД и НКГБ ЧИ АССР, на оперативном учете было 8535 человек, в том числе 27 немецких парашютистов; 457 человек, подозреваемых в связях с немецкой разведкой; 1410 членов фашистских организаций; 619 мулл и активных сектантов; 2126 дезертиров.

За сентябрь-октябрь 1943 года ликвидировано и легализовано 243 человека. На 1 ноября в республике оперируют 35 бандгрупп с общей численностью 245 человек и 43 бандита-одиночки».

В конце февраля 1944 года проводилась операция «Чечевица» по выселению ингушей и чеченцев в Казахстан. Регион был буквально наводнен военными и НКВДшниками. Им удалось задержать людей, помогавших Исраилову-Терлоеву. В докладной записке сообщалось:

«Располагая агентурными данными о том, что Исраилова Хасана скрывает Джоватхан Муртазалиев при помощи своего брата Аюба и сына Хас-Магомеда, мы 13 февраля секретно арестовали Джоватхана и Аюба Муртазалиева.
В результате допросов Аюб Муртазалиев дал показание, что Хасан скрывается в пещере горы „Бачи-Чу“ Дзумсоевского сельсовета Итум-Калинского района.
В ночь с 14 на 15 февраля оперативной группой под руководством тов. Церетели пещера, указанная Аюбом Муртазалиевым, была окружена и обыскана. Однако Исраилова Хасана там не оказалось. При обыске пещеры обнаружен один исправный ручной пулемет „Дегтярева“ и 3 диска к нему, одна английская десятизарядная винтовка, одна иранская винтовка, одна русская трехлинейная винтовка в исправном состоянии, 200 штук винтовочных патронов и подлинные записи Исраилова Хасана, относящиеся к его повстанческой деятельности, весом около двух кг.