Ранее: гигиена на флоте, часть первая и вторая и третья
Перед тем как мы перейдем к описанию других болезней, стоит заметить, что экипаж военного корабля в известной степени состоит из избыточного числа людей, которые в обычном плавании не нужны. Например, экипаж известного чайного клипера «Катти Сарк» в 1870 году составлял 35 человек, потом был сокращен до 28, потом — до 23, а к 1880-му вообще до 19 человек.
Соответствующий «Катти Сарк» по тоннажу 38-пушечный британский фрегат «Помон» (1805 год постройки) имел команду в 295 человек, то есть в десять раз больше! Естественно, что основная масса людей на корабле нужна была только в бою. В обычном рутинном плавании эти лишние 260 человек представляли собой обузу, которую приходилось кормить и поить.
Кроме того, они усугубляли эпидемиологическую ситуацию на корабле. Если на судне появлялись, к примеру, вши, то тиф охватывал всю команду с ужасной скоростью. Скученность большого количества людей, не имеющих своего личного пространства, приводила к стремительным и смертельным эпидемиям.
Именно этот избыток людей и был основной проблемой парусного флота. Уровень смертности моряков был хорошо известен адмиралтействам, поэтому в дальние плавания корабли комплектовали увеличенной командой — про запас. Но это приводило к еще большей скученности и к еще большей смертности. Замкнутый круг, из которого никак не получалось выйти.
Выше всего смертность была на линейных кораблях, имевших экипаж от 700 до 100 человек. А ниже всего — на малых судах (шлюпы, куттеры, бомбардирские кечи), поскольку плотность населения в пересчете на одну тонну там оказывалась значительно меньше. Об этом знали — считалось, что матросы на малых судах всегда здоровее.
Военно-морские хирурги XVIII века лечили экипажи в полном соответствии с тогдашними представлениями в медицине — господствовали взгляды Гиппократа и Галена, которые представляли собой концепцию «четырех гуморов».
Стилизованное изображение «четырех гуморов», из которых состоит человек
Согласно воззрениям Галена, тело человека состояло из гуморов: кровь, слизь, рыжая желчь и черная желчь. Выдержка из книги немецкого гуманиста и историка Матвея Дрешера «О частях тела человека и о душе и ее возможностях»:
«Кровь — гумор, смешанный из жара и влаги, приятный, поскольку является подходящим и соответствующим для питания тела.
Слизь — гумор холодный, влажный, безвкусный, как бы недоприготовленная кровь, беловатый, который несется с кровью, чтобы смягчить ее жар, а также дальнейшим варением может превратиться в кровь, помогает распределению гуморов, и питает родственные себе части. Еще называется φλέγμα [греч. флегма, слизь, мокрота], das wesserige geblüt [нем. водянистый род].
Рыжая желчь — гумор горячий, сухой и горький, который также подобен пене крови, несомой с нею, чтобы питать родственные члены, отворять путь и проникать, das scheumigte geblüt [нем. пенистый род]. Полезный для питания частей, которые имеют подобный темперамент.
Черная желчь или меланхолия — природный гумор, холодный, сухой, густой, черный и терпкий, часть которого несется с кровью, чтобы делать ее более густой и питать кости и селезенку. И является как бы гущей и осадком крови, das schwartz geblüt [нем. черный род].
Столько же противо природных гуморов, которые называются нездоровыми и не естественными ввиду того, что повреждают природу. Это происходит тогда, когда природные теряют свои качества и вырождаются. Например, когда меланхолия сжигается, становится испорченной и производит беснование. Когда сильно разбавлена флегмой, производит тупость и порождает холодные болезни. Когда вырождается кровь, становится бледной или водянистой и вредоносной, как при водянке. Когда сжигается красная желчь, становится испорченной и жгучей. Когда флегма отклоняется от природного качества вследствие слабой варки, гумор становится водянистым и вредным для тела».
К середине XVIII века теорию «четырех гуморов» начала вытеснять теория «миазмов» доктора Ганнемана, согласно которой в окружающей среде существуют «заразительные начала», которые могут попасть в человеческий организм с несвежим воздухом, пищей или водой, и образовать там болезнь. К «миазматическим» болезням относили брюшной тиф, холеру, чуму, малярию и прочие недомогания такого рода.
При этом болезнь, описанную одним хирургом как «лихорадка», другой описывал как «болотную лихорадку», третий — как «тошнотворную лихорадку», и так далее. То есть никакой четкой идентификации болезни почти весь XVIII век не существовало в принципе.
Теперь перейдем к самим болезням.
Желтая лихорадка
Желтая лихорадка была бичом моряков в тропиках. Согласно документам Адмиралтейства, с 1702 по 1798 год Роял Неви потерял в Вест-Индии от желтой лихорадки 30 тысяч человек. Цифра эта могла быть и выше (например, английская армия потеряла в Вест-Индии за этот же период 70 тысяч солдат), но спасало только одно — большие эскадры приходили в регион нерегулярно.
Хотя желтая лихорадка и происходит из Африки, она свирепствовала именно в Вест-Индии. Недаром ее называли и «барбадосской хандрой», и «черной рвотой» (из-за рвоты черной слизью), и «Желтым Джеком». Последнее название — чисто морское. В сленге того времени Jack — это язвительное «смоляная задница», «морячок». Ну а «Желтый Джек» — это моряк на карантине, ведь если на корабле вспыхивала эпидемия, там поднимали желтый флаг, знак того, что приближаться к судну небезопасно.
Желтую лихорадку переносят комары родов Aedes и Haemagogus, проникшие в Америку из Африки вместе с невольничьими кораблями. Москиты начали стремительно размножаться из-за вырубки леса под плантации сахарного тростника. Чем меньше леса — тем больше болот и тем меньше птиц, которые питаются комарами.
Самые частые симптомы желтой лихорадки — сначала головная боль и нестерпимая боль в желудке, а потом рвота с большим количеством крови, черной и вязкой от воздействия желудочного сока. Около половины жертв лихорадки умирали от рвоты за несколько дней. Те, кому удавалось выжить, приобретали иммунитет навсегда.
Первое зарегистрированное появление желтой лихорадки в английских колониях — это эпидемия на Барбадосе в 1647 году. Тогда всего за три месяца от этой напасти умерло 5000 человек. Комары, и вместе с ними болезнь, распространялись по Вест-Индии быстро: 1648 год — «Желтым Джеком» охвачены остров Гваделупа и полуостров Юкатан; 1649-й — острова Сент-Киттс и Куба; 1651-й — Пуэрто-Рико, Флорида и Панама.
Желтая лихорадка вызвала массовые смерти и оставалась бичом колоний до 1655 года. А потом вдруг исчезла. Тогда думали, что это была небесная кара, но сейчас мы понимаем, что выжившие просто приобрели иммунитет к болезни.
«Барбадосская хандра» вернулась в Вест-Индию в 1760-х, и связано это было со скачкообразным ростом населения колоний, причем за счет эмиграции из Европы.
Врачи XVIII века (в полном соответствии с концепцией «четырех гуморов») выдвинули несколько теорий относительно желтой лихорадки. Например, считалось, что болезнь развивается в связи с солнечной активностью, или при употреблении в еду большого количества мяса, или из-за потребляемого алкоголя.
Контр-адмирал Кокрейн предположил, что «Желтый Джек» чаще всего бьет по матросам, которые в избытке потребляют алкоголь, а после этого спят на открытом воздухе.
В середине 1700-х морякам в полном соответствии с теорией «миазмов» рекомендовалось держаться на дальнем расстоянии от берега, источающего «заразную гниль», чаще проветривать помещения, окуривать нижние палубы можжевельником.
При этом ни армия, ни флот не считали переносчиком болезней собственно комаров. Именно поэтому несмотря на все предосторожности избежать «Желтого Джека» не удавалось. Шлюпки с кораблей чаще всего набирали воду в стоячих торфяных болотах (поскольку такая вода хранится дольше). Понятно, что на болотах были тучи москитов, и вернувшиеся на корабль моряки уже через несколько часов жаловались на головную боль, потом у них поднималась температура, начиналась черная рвота, а дальше… как повезет.
Например, в 1726 году в Вест-Индию была отправлена эскадра адмирала Хозайера (12 линейных кораблей, 2 фрегата и 1 шлюп), всего 3300 человек. Так вот, к 1728 году эскадра лишилась двух контр-адмиралов, 8 капитанов кораблей, 50 офицеров и 4000 матросов. Как англичанам удалось потерять больше людей, чем у них было? Хозайера спасли команды с Ямайки. Если бы на Ямайке не нашлось достаточного количества моряков, суда которых стояли в порту из-за войны с испанцами, корабли эскадры превратились бы в «скопление неподвижных блокшивов».
Желтую лихорадку пробовали лечить. Военно-морские хирурги предпринимали поистине героические усилия, но чаще всего они заканчивались ничем. Оставались только скупые описания, вроде этого:
«Я, Уильям Тернбалл, хирург, наблюдал больного желтой лихорадкой. Вижу внезапное головокружение и потерю сознания. Больной мешком валится на землю. Постоянная рвота черной кровью, высокая температура. На третий день глаза и кожа больного приобрели желтый оттенок, жалуется на запоры. Дал ртутный порошок в качестве слабительного. Пошла пена изо рта, кровь сочится прямо через уголки глаз. Множественные темные пятна распространились по телу, от больного чувствуется трупный запах. Попробовал сделать промывание желудка. Анус раздражен, ясно видны геморроидальные шишки большого размера. Пот сочится из подмышек, шеи, груди, запах уксусный, резкий. На четвертый день от множественных кровоизлияний больной скончался».
В 1741 году в Вест-Индию прибыла эскадра адмирала Вернона со 186 кораблями и судами — 26 600 моряков. Во время осады Картахены на кораблях началась эпидемия желтой лихорадки. Потери составили 70 процентов, почти все — от «Желтого Джека».
В 1762 году при осаде Гаваны потери на британской эскадре от «барбадосской хандры» достигли 40 процентов численности экипажей. Только между 7 и 9 июня 1762 года от желтой лихорадки умерло 800 матросов и 500 солдат. В бою с испанцами было убито… 86 человек. Всего между 7 июня и 18 октября потери составили 5 366 человек, из них 4 708 — от «Желтого Джека».
с 1793 по 1801 год в колониях от желтой лихорадки умерло, по разным данным, от 19 до 24 тысяч человек.
Найти решение проблемы желтой лихорадки не удавалось до начала XX века. Единственный выход, который смогли придумать в английском Отделе по уходу за больными и ранеными — это рекомендовать адмиралам во время боевых действий в Вест-Индии набирать экипажи из местных жителей, поскольку «достоверно известно, что они гораздо меньше болеют желтой лихорадкой».
Малярия
Следующей напастью после желтой лихорадки была малярия. Ее тоже разносят комары, только других видов — Anopheles, Еoxorhynchites и другие. Природа малярии схожа с природой желтой лихорадки. Врачи XVIII отличали их по рвоте — больного малярией рвало не черной, а желтой слизью.
Хирурги определяли три стадии заболевания: холодная стадия, горячая стадия и потеющая стадия. В холодной стадии пациента била дрожь, он жаловался на сильную головную боль и рвоту. В горячей стадии у человека возникала большая температура, он метался в бреду, часто начинались галлюцинации. Наконец, на третьей стадии пациента пробивал пот, больной слабел, боли отступали, галлюцинации и бред прекращались, человек наконец засыпал и шел на поправку.
Малярия начала процветать по тем же самым причинам, что и желтая лихорадка. Вырубка лесов, заболачивание местностей, уменьшение популяции птиц, как следствие — скачкообразное размножение малярийных комаров.
Эпидемиологии как науки в те времена не существовало — врачи старались лишь облегчить страдания больного, а не вылечить болезнь. Предписывалось частое проветривание, свежий воздух, чистая вода и тому подобные гигиенические меры.
Противоядие нашли только экспериментальным путем, в 1809 году. Во время высадки на Вальхерене (Голландия) британские войска поразила эпидемия малярии. К тому же Наполеон приказал разрушить дамбы, вода затопила подходы к острову и редкую растительность, что способствовало размножению комаров. К 17 сентября 8200 солдат уже были больны, умирало по 250 человек в день. К счастью, на медицинских складах флота в Дувре нашлись запасы толченной в порошок перуанской коры (хинина) — индейцы считали хинин действенным средством против малярии. Начальник медицинской службы экспедиционного корпуса Джеймс МакГрегор наладил поставку и выдачу хинина больным. Правда, эпидемия была уже в разгаре, и 4000 человек умерло от болезни, однако 12000 выжили.
И все-таки малярия убила гораздо меньше людей, чем цинга или желтая лихорадка. Все дело в «малом ледниковом периоде», который просто спас жителей Северной и Центральной Европы от этой напасти. Температурный фон понизился, и популяция малярийных комаров росла в Европе очень медленно.
Сыпной тиф
Другие названия: «корабельная лихорадка», «тюремная лихорадка», «больничная лихорадка». Если желтую лихорадку и малярию распространяли комары, то с сыпным тифом все гораздо сложнее. Здесь переносчиками болезни были вши и блохи. Соответственно, желтая лихорадка и малярия передавались от комара к человеку, и достаточно было покинуть зараженные области, чтобы болезнь сошла на нет. В случае с тифом это не помогало — блохи и вши селились на самих людях, в грязной одежде, постельном белье, гамаках. Эпидемия тифа часто принимала катастрофические формы.
Врачи того времени не знали, что болезнь переносят паразиты, но, согласно теории «миазмов», требовали придерживаться правил чистоты и гигиены (эти меры мы уже описывали). Что касается самого течения болезни, то она делилась на два периода.
Всё начиналось с лихорадочного периода — высокая температура, сыпь по всему телу и повышенное потоотделение (примерно две недели). Потом начинался период восстановления (уменьшение сыпи, снижение температуры, общая слабость). В первом периоде возможны были временная глухота, оцепенение, бред и в конечном итоге — смерть. Если больному удавалось пережить лихорадку — он выздоравливал.
Известный историк Роджер в своей книге «Деревянный мир» пишет, что тиф убивал больше всего людей в холодную погоду. Это и понятно, ведь в сыром, неотапливаемом помещении у ослабленных людей легко начиналась простуда или воспаление легких.
Так, эпидемия тифа в Роял Неви в 1739–1741 годах убивала команды и новобранцев быстрее, чем корабли успевали выходить в море. В период с 1755 по 1756 год Королевский Флот потерял 2000 моряков от сыпного тифа. В 1778 году у берегов Северной Америки контр-адмирал Байрон потерял от тифа 1233 человека.
Хотя твердые правила соблюдения чистоты, введенные в Королевском Флоте в 1760-х годах, резко снизили эпидемии, но на кораблях Его Величества тифом болели и в 1779 году (фрегат «Помпея»), и в 1780-м — тогда началась эпидемия на линейном корабле «Дартмут», о которой мы имеем свидетельства из журнала корабельного хирурга Джеймса Вилкса.
Прежде всего всех больных перевели на специальное госпитальное судно — «отстойник». Корабль убирали по три раза в день, все нижние палубы окуривали можжевельником, одежду и гамаки мыли раз в два дня, однако ничего не помогало, умирало по 25 человек в день. И тогда Вилкс приказал… обрить всю команду (причем везде — и пах, и подмышки) и полоскать все белье и одежду в морской воде с уксусом. Эта мера сработала — эпидемия резко пошла на убыль. Вилкс доказал, что вши и блохи могут гнездиться не только в одежде, но и в волосах на теле.
Сорока годами ранее врач Джемс Линд (мы о нем уже писали) потребовал поставлять на корабли обычное хозяйственное мыло, но вскоре Адмиралтейство отменило эти рекомендации, поскольку «закупка мыла требовала большого бюджета». В 1790-х Гилберт Блейн продавил-таки закупку самого дешевого мыла для нужд флота. Оно использовалось как для стирки одежды, так и для мытья матросов.
Примерно в это же время было принято следующее правило: новобранцы на флоте получают чистые, новые комплекты одежды, а одежду отпущенных со службы моряков на всякий случай сжигают. Кроме того, палубы окуривали табаком, который помогал бороться с блохами (блохи не выносят его запаха), а палубы и гамаки мыли отваром из табака.
К 1793 году сыпной тиф на кораблях Роял Неви был практически изжит.
Диарея и дизентерия
Методы консервирования пищи в XVIII веке были довольно примитивными. Мясо солилось и паковалось в бочки. Однако вскрытые или недостаточно плотно закупоренные бочки быстро становились источником гниения и кишечных паразитов. Вода тоже тухла, а свежие овощи и фрукты, способствующие пищеварению, во время дальних плаваний были недоступны — еще одним бичом моряков становились диарея и дизентерия.
Возбудителями диареи были энтеропатогенные вирусы, которые попадали в кишечник с испорченной пищей и тухлой водой. Самая большая угроза здесь — обезвоживание организма. Никаких лекарств от диареи тогда не существовало, больные питались по специальной диете и принимали снадобья, позволяющие снизить кишечные судороги.
Но часто диарея не проходила, а перерастала в дизентерию (кровавый понос). В 1790 году корабельный хирург Фредерик Томсон писал, что диарея и дизентерия «вызваны грубой, трудно перевариваемой пищей, а также запахом от испорченной пищи, который моряки вдыхают на нижних палубах». Все это укладывалось в теорию «миазмов», ибо о бактериях и вирусах тогда никто не имел ни малейшего понятия.
Тем не менее благодаря жесточайшему отбору продуктов и методам сохранения пищи диарея и дизентерия были нечастым спутником на кораблях Его Величества. Но вспышки болезни случались. Например, капитан Кук во время кругосветного плавания потерял от дизентерии 23 человека. Кук отмечал, что свежие фрукты и неумеренность в алкоголе делают моряков гораздо более уязвимыми к поносам, в том числе и кровавым. Именно поэтому на флоте те же лимоны выдавали не сырыми, а солили или перерабатывали в сок.
Естественно, в дизентерии обвиняли не сами фрукты, а «гнилую кровь» (согласно учению о «четырех гуморах»), пытались лечить болезнь кровопусканиями, но безрезультатно.
Диарея и дизентерия уходили с флота вместе с изменением диеты моряков. К концу XVIII века были внедрены новые методы хранения пищи, песчаный и каменный балласт (разносчик инфекций) был заменен на железный, и единственным вероятным возбудителем болезни осталась только тухлая вода.
Окончательно диарея и дизентерия на флоте сошли на нет только в XIX веке. Армии это не касается — там вспышки болезни случались и во Вторую мировую войну, и позже.
Невенерические язвы
В отличие от язв скорбута и сифилиса обычные язвы были вызваны кожным раздражением и зудом от грязной или пропитанной морской водой одежды. Дальнее плавание в то время — это экстремальная нагрузка для организма. Человек при постоянной работе и морской диете быстро слабел, и то, что на берегу зажило бы достаточно быстро, в море превращалось в невыносимую муку. Прыщи вздувались, лопались, туда попадала грязь, пот, кожному покрову не хватало витаминов, и в результате на теле появлялись незаживающие язвы. Они были чрезвычайно болезненными, и вокруг чаще всего возникала опухоль.
В 1740-х годах доктор Ванс в качестве лечения предложил прижигать язвы порохом. Если это и давало эффект, то кратковременный. Боли были адские, опухоль только увеличивалась, грязь через одежду все равно попадала в рану, и язва только увеличивалась в размере.
В 1809 году врач Джеймс Литтл считал язвы самой распространенной и опасной болезнью моряков. Кэптен Харди, командир «Корейджес», писал, что в его команде из 58 матросов, страдающих от язв, 23 находятся в совершенно плачевном состоянии, и их пришлось оставить на Барбадосе для излечения.
Хирурги по мере сил пытались лечить подобные заболевания. Чаще всего язвы мазали оливковым маслом или снадобьями на его основе. Накладывали бинты, раз в два дня промывали раны марганцовкой и меняли повязки. Но в запущенных стадиях эти меры ничего не давали, и тогда у больного начиналась гангрена. Ну а гангрену лечить уже умели — отпиливали руку или ногу, и дело с концом.
Чахотка и туберкулез
Если желтая лихорадка и малярия были спутником моряков в южных водах, то чахотка и туберкулез — в северных. Начиналось все просто — температура, озноб, сначала просто кашель, потом — кровавый кашель, ну а потом смерть.
По мысли тогдашней медицины (о палочке Коха никто не знал), врач должен был помочь больному «выкашлять» болезнь, и пациентов кормили отхаркивающими. Туберкулез считался следствием «застоя крови», заставляли бегать по палубе, иногда с утяжелением. Естественно, ни к чему хорошему такая метода не приводила.
Тем не менее экспериментальным путем было установлено, что чахотка хорошо распространяется в холодной и влажной среде, и больных в первой стадии пытались расположить в теплом и сухом помещении, чаще всего рядом с камбузом.
Но до 1882 года и Роберта Коха доктора не имели никаких средств против туберкулеза.
Водянка
Эта напасть чаще всего настигала матросов в тропических водах. Водянка — это результат неправильного накопления жидкости в организме, вызванный сбоем в работе почек, печени или аритмией сердца. Чаще всего отек появлялся в районе живота. Когда больной страдает водянкой, его внутрикапиллярное давление увеличивается, — соответственно, уменьшается способность удалять воду из тканей.
До конца XVIII века водянку лечили наркотиками (опиум, индийская марихуана), но это ничего не давало. В Вест-Индии больным пробовали давать хинин, поскольку побочным действием от малярии был отек внутренних органов. Части моряков эта мера помогала. Согласно исследованиям Ямайского госпиталя в 1770-х, 28 процентов пациентов, поступивших в госпиталь с водянкой, удалось вылечить с помощью хинина, 25 процентов вылечились, но стали инвалидами, 25 процентов — умерли, 22% — «на момент окончания исследования еще оставались в больнице».
Кровопускания и откачка жидкости иногда помогали, но число удачных случаев не превышало 10%. Водянка тоже была неразрешимой проблемой для врачей XVIII столетия.
Мочекаменная болезнь и другие расстройства мочеиспускания
Соленая пища, пиво, крепкий алкоголь — это прямой путь к камням в почках. Судя по отчетам врачей, моряки часто испытывали рези внизу живота и боли при мочеиспускании. Иногда в моче наблюдался каменистый осадок и даже маленькие камни. Причину военно-морские хирурги видели в неумеренном питье и приеме пищи. Томас Спенсер Уэллс, флагманский врач на Мальте в 1803–1806 годах, писал, что при мочекаменной болезни «желательно вести трезвый образ жизни, есть умеренно, держать кожу в чистоте, и по возможности находиться в тепле». Мочекаменную болезнь пытались лечить теплыми лечебными ваннами, припарками, специальными шерстяными поясами, повязанными вокруг живота.
Операции по удалению больших камней из почек делали, но очень редко. Дело в том, что анестезии тогда не было, и из-за боли мышцы паха во время операции непроизвольно сокращались, приводя к большой кровопотере и сложным разрезам при выемке камней. Тем не менее некоторые хирурги все-таки рисковали. Так, в 1658 году секретарь по флоту Сэмьюэл Пипс лег на операционный стол, чтобы удалить камни из мочевого пузыря. В своих дневниках он описывает саму операцию и послеоперационный период как очень сложный и болезненный, но все камни были удалены, и вскоре он почувствовал себя намного лучше.
Мочекаменную болезнь и боли при мочеиспускании очень часто по ошибке диагностировали как венерические заболевания. Естественно, лечили их не приносящими облегчения препаратами, но когда боль смещалась к низу живота, становилось понятно, что это мочекаменная болезнь. С 1700 по 1800 год было сделано в общей сложности 38 операций по удалению камней из мочевого пузыря — только в госпиталях, не на борту.
При этом моряки за подобные операции платили сами, из своего кармана. Стоимость процедуры в 1740 году была определена в 15 шиллингов. Если человек отказывался платить — его не оперировали и ждали, «когда боли усилятся». Существовала также практика операций в долг, в счет будущего жалования. Составлялся кредитный договор, согласно которому хирург потом получал отчисления непосредственно из адмиралтейства.
Ревматизм и болезни суставов
Ревматические боли были очень распространены у моряков парусных флотов. Все время на свежем воздухе, часто — на ветру, в жару и холод. Естественно, суставы работали с нагрузкой, часто превышающей предельную, а затем вздувались, краснели и очень сильно болели. Иногда эти симптомы сопровождались высокой температурой и повышенным потоотделением.
Медицина тех лет считала, что ревматизм возникает либо от соприкосновения с холодной и влажной средой, либо из-за резкой смены холода и тепла. Уже упомянутый нами Томас Спенсер Уэллс писал, что чаще всего ревматизм развивается в тропиках, где моряки после работы на жарком солнце отдыхают в холодных, промозглых, влажных внутренних помещениях корабля.
Само собой, суставы тогда менять не умели — это и в наше время непростая операция. Хирурги пытались облегчить боли и уменьшить опухоли, а также сбить температуру. На больные суставы накладывали тугие фланелевые повязки, давали морякам обезболивающие средства, старались держать больных в тепле. Согласно отчетам Ямайского госпиталя, из 525 больных ревматизмом 31 процент излечился (вернее, симптомов болезни после лечения не наблюдалось), 28 процентов были признаны неизлечимыми и списаны с кораблей как инвалиды, 32 процента все еще находились на излечении в больнице, 3 процента — при смерти, 6 процентов — на больничной койке в ожидании инвалидности.
Проблемы с ревматизмом ушли на второй план только в эпоху брони и пара — тогда физические нагрузки на флоте сильно уменьшились.
Грыжи и разрывы связок
Частым спутником моряков были разрывы связок и грыжи. Единственная радость для матроса — от этих болезней не умирали. Но при запущенных видах таких проблем моряки могли стать инвалидами.
Больного чаще всего сажали на диету, прописывали полный покой, разрезали место опухоли, отсасывая образующуюся жидкость, делали мануальный массаж.
Кроме того, сооружали поддерживающие бандажи, которые способствовали возвращению органов на место. Флагманский хирург Плимутской эскадры Уильям Хантер в 1770 году предложил интересный метод для больных брюшной или паховой грыжей. Пациента заставляли ходить на руках, при этом его ноги клались на плечи помощника. Иногда этот помощник резко распрямлял спину, как бы подбрасывая пациента. Конечно, многим этот способ покажется смешным, но примерно трети больных он реально помог. Особенно эффективен метод оказался против паховых грыж.
Лечению больных разрывом связок и грыжами активно противились некоторые адмиралы Роял Неви. Так, Родней считал всех пациентов подобного рода «симулянтами и дезертирами», однако это продолжалось ровно до того момента, пока он сам в 1782-м не получил разрыв связок. Адмирал пролежал год в госпитале Хасслар и жаловался, что «применяемые методы лечения совершенно неэффективны». С ним за время лечения проделывали разные опыты — он носил железный обруч в районе паха, принимал лечебные ванны, сидел на диете. Но больше всего пользы, как он потом писал, принесли не процедуры врачей, а просто отсутствие тяжелых нагрузок.
Травмы при повседневной деятельности
Сюда относятся переломы, вывихи, ранения в бою, занозы и тому подобные вещи. Тут были опаснее всего кровопотеря и возможное заражение крови — корабль, вокруг полно инфекций на любой вкус (к тому же хирурги перед операцией не мыли руки и не кипятили хирургические инструменты).
Согласно исследованиям Гилберта Блейна, на одного раненного в бою приходилось четверо «травмированных на производстве». В сражении у островов Всех Святых общая численность экипажей на 36 кораблях составляла 21 608 человек. Из них в сражении были убиты 243 человека, а ранены — 816 человек, то есть, соответственно, 1% убитыми и 4% — ранеными. При этом за все плавание эскадры травмы по неосторожности или случайности получили около 1000 моряков — потери уровня крупной битвы.
Травмы подобного рода не вызывали проблем у врачей XVIII века. Тогда медицина была по сути своей хирургией: лечить переломы, сращивать кости, проводить ампутации и даже делать трепанацию черепа опытные корабельные хирурги умели в совершенстве. Поэтому процент вернувшихся в строй был достаточно высок.
Для дезинфекции и остановки кровотечения раны чаще всего прижигали порохом или горящим маслом. Если человек не умирал от кровопотери и болевого шока, начинался сложный послеоперационный период. Часто у больных повышалась температура, их бил озноб, они впадали в беспамятство. Чтобы по возможности быстро и безболезненно пройти это состояние, хирурги сажали пациентов на диету, давали им обезболивающие, промывали раны и меняли повязки.
***
Мы не затронули психические расстройства, алкоголизм, венерические заболевания (в частности, сифилис — «французскую болезнь»), гепатиты, конъюнктивиты, астму, паралич, болезни сердца, апоплексические удары, плеврит, эпилепсию. Все это присутствовало на кораблях XVIII века, но убивало не так много народа, как описанные нами болезни.
Матрос XVIII века жил одной ногой в могиле — хотя смертность и снизилась к началу Войны за независимость США, она всё равно оставалась чудовищной. Общая численность экипажей Роял Неви с 1774 по 1780 год — 175 900 человек. Из них всего 1 243 человека погибли в бою. На 1780 год 18 545 человек умерло от болезней, а 42 069 человек находилось на излечении в госпиталях.
Если сравнить с цифрами потерь в Семилетней войне, приведенными в первой части цикла, станет видно, что военно-морская медицина к концу XVIII столетия продвинулась довольно далеко. К 1790-м годам были побеждены две главные напасти Королевскго Флота — сыпной тиф и цинга. Первый — за счет введения госпитальных судов («отстойников», slop ships), где изолировались больные, бритья и борьбы со вшами. С цингой же удалось справиться при помощи лимонного сока. Вскоре небоевые потери удалось снизить еще сильнее — если в 1776–1780 гг. болел каждый пятнадцатый моряк, то в эпоху Наполеоновских войн — всего лишь каждый тридцатый.
Ну что, остались люди, которые хотят в романтическую эпоху белоснежных парусов, звона шпаг и порохового дыма?
