сть люди, для которых война становится дорогой в бессмертие. В чью в общем-то размеренную и заранее расписанную по этапам жизнь врываются великие события, меняя этих людей и открывая им их предназначение. Таким был, например, Томас «Каменная стена» Джексон, из скромного учителя и незадачливого преподавателя военного института превратившийся в одного из самых яростных, неукротимых и успешных генералов армии Конфедерации. Его трагическая и случайная гибель весной 1863 года на пике войны Севера и Юга не позволила «Каменной стене» изведать горечь поражения и капитуляции. Таким был и Михаил Гордеевич Дроздовский, родившийся на заре мирного правления императора Александра III. С той лишь разницей, что судьба Дроздовского с раннего детства была связана с военным делом.

Михаил Гордеевич родился 7 октября 1881 года в Киеве, в семье генерал-майора, ветерана Крымской кампании. Мать маленького Миши скоропостижно скончалась, и все воспитание оказалось в руках сестры Юлии, отца и его денщиков. Разумеется, выращенный на рассказах отца и его сослуживцев о севастопольской эпопее, об упорных сражениях у Балаклавы и Аккермана, Михаил с детства мечтал стать военным. В 1892 году Дроздовский-младший поступает в Полоцкий кадетский корпус, откуда чуть позже благодаря хлопотам отца его переводят в расположенный в Киеве Владимирский кадетский корпус. Выпустившись из корпуса в 1899 году, Дроздовский поступает в престижнейшее Павловское военное училище в Петербурге, готовившее элиту русской армии. Выпускников училища, в просторечье именуемых «павлонами», отличало подчеркнутое чувство товарищества, сохранявшееся и в регулярной армии. Уже здесь проявляется характер Михаила — упрямство и нежелание подчиняться приказам, которые казались ему абсурдными, поставили юного кадета на грань отчисления. Те же самые упрямство и непреклонность позже наживут ему изрядное количество ненавистников в Добровольческой армии. Кадет столь часто оказывался в карцере, что даже в шутку повесил на его дверях специально заказанную визитку со своим именем.

Несмотря на определенные проблемы с дисциплиной, в учебе Михаил Гордеевич был одним из первых, что позволило ему успешно выпуститься в 1901 году. Самой желанной для молодых «павлонов» была служба в столичных гвардейских полках — Семеновском, Преображенском. Но она требовала денег. Семья же Дроздовского к числу богатых не относилась. Его дед дослужился до невысокого чина коллежского секретаря, а отец был типичным боевым генералом, заработавшим звание вместе с ранами на полях сражений. В силу этих обстоятельств выбор Гордея Ивановича и его сына пал на Лейб-гвардии Волынский полк, расквартированный в столице царства Польского — Варшаве.

Три года безупречной службы в полку позволили Дроздовскому заработать репутацию умного, исполнительного, и при этом инициативного офицера. Однако амбициозному подпоручику этого показалось мало, и в 1904 году он подает заявление на поступление в главную кузницу элит русской армии — Николаевскую Академию Генерального штаба. Дроздовский успешно сдает экзамен в штабе Варшавского военного округа: сочинение по русскому языку, упражнение в верховой езде и решение тактической задачи на карте. Следом шел экзамен в самой Академии, вновь успешно сданный.

В октябре следует официальный приказ о зачислении, но уже спустя две недели Дроздовский покидает Санкт-Петербург. Его путь лежал через всю страну — туда, где русская армия и флот сошлись в схватке с японцами. Будучи приписан к 34-му Восточно-Сибирскому полку, Дроздовский уже в конце ноября оказался в гуще сражения. В январе 1905 года Михаил Гордеевич получает свое первое ранение — в деле у Семапу японская пуля прошла навылет через левое бедро. За ранением следует назначение командующим роты и первая награда — орден Святой Анны IV степени. Уже по возвращении в столицу, где его ждало возобновление учебы в Академии, Дроздовский получает звание поручика Гвардии и орден Святого Станислава III степени.

В Академии одновременно с ним учатся многие офицеры, которым предстоит обрести славу на полях сражений Гражданской войны. Среди них еще не заслуживший своего грозного прозвища «Чёрный Барон» поручик Петр Врангель, будущий подчинённый Михаила Гордеевича М.М. Зинкевич, Ф.Э. Бредов и другие. Были и люди, которые в годы поразившей русское государство смуты выберут сторону большевиков — Вацетис, Петин и Шапошников. Торжественный выпуск из Академии, состоявшийся в мае 1908 года, Дроздовский встретил в чине штабс-капитана. Впереди его ждала двухлетняя служба в ставшем родным Волынском полку, долгожданный перевод в Генеральный штаб, должность обер-офицера в штабе Приамурского военного округа и отбытие на Дальний Восток. Спустя год следует повышение до капитана и возвращение в Варшаву. Любопытно, что в предвоенные годы Дроздовский еще и успел пройти в Севастополе полный курс военного летчика-наблюдателя, налетав 12 часов.

Великая война

Начало Первой мировой войны Дроздовский, как и другие армейские офицеры всех стран-участниц конфликта, встретил с воодушевлением. Однако назначение в штаб Северо-Западного фронта Дроздовский встретил без особого восторга: меньше всего ему хотелось быть в годы Великой войны писарем. Уже в начале сентября он добивается назначения обер-офицером по поручениям, а в январе переводится еще ближе к линии фронта — в штаб 26-го армейского корпуса. Здесь он получает приказ о назначении полковником, а в апреле уже 1915 года становится исполняющим обязанности начальника штаба 64-й пехотной дивизии. Дроздовский попадает в войска в тяжелый момент — совсем скоро немцы прорвутся у Горлице и начнется Великое отступление русских войск. Первый боевой опыт на полях Первой мировой Михаил Гордеевич приобретет в августе, когда будет руководить ликвидацией прорыва немцев через реку Меречанку. Командование оценило усилия полковника, наградив его Георгиевским оружием — саблей с надписью: «За храбрость».

В августе 1916 года 64-я дивизия ведет бои в Карпатских горах, а 31 числа в ходе штурма австро-германских позиций у горы Капуль Дроздовский поднимает своих солдат в атаку, но его сражает винтовочная пуля. Санитары вытаскивают раненного в предплечье полковника с поля боя. Несмотря на возражения самого Михаила Гордеевича, его вывозят в тыл, где начинается бесконечно долгое для жаждущего сражаться офицера лечение. Прибыть на открывшийся Румынский фронт Дроздовскому удалось лишь в январе трагического 1917 года.

Как радеющий за Отечество и русскую армию офицер, Михаил Гордеевич в своем дневнике и письмах много места уделял состоянию войск на фронте. В июле 1916 года Дроздовский отмечает с воодушевлением:

«Прошлые лето и осень я пережил бесконечные душевные муки и великую драму, но теперь я чувствую почти торжество — у нас победы… Сейчас блеснул луч надежды, опять в поход. Посмотрим, что день грядущий нам готовит».

Грядущий день готовил Февральскую революцию и развал русской армии. Сообщения о мятеже в Петрограде и отречении императора потрясли Дроздовского. Еще больше его потрясло, что первым против государя восстал запасной батальон его родного Волынского полка. Известна судьба первого солдата революции — «волынца» Тимофея Кирпичникова, позже расстрелянного по приказу генерала Кутепова. Тем не менее Дроздовский, оставаясь последовательным монархистом, не делает резких заявлений и ожидает дальнейшего развития событий. Эта осторожная тактика помогает ему сохранить доверие военного руководства — 6 апреля 1917 года его назначают командиром 60-го пехотного Замосцского полка. В это время свое разрушительное воздействие уже начинает оказывать изданный Временным правительством Приказ № 1, приведший в итоге к полному разложению армии. Впрочем, на Румынском фронте ситуация пока обстояла относительно неплохо. Генералы Щербачев и Крымов быстро осознали опасность присутствия распропагандированных красными солдат на фронте. Сразу по прибытии ненадежные роты расформировывались, а революционно настроенных солдат раскидывали по проверенных полкам, состоявшим в основном из готовых сражаться бойцов. Сумел сохранить боеспособность своего полка и Дроздовский. В середине июля замостцы принимают участие в успешном наступлении на Марешты, увенчавшееся полным разгромом 218-й германской дивизии, а в конце месяца отражают контратаку германских войск. За свои действия Дроздовский был представлен к Георгиевскому ордену III степени, получить который так и не успел. Яд левой пропаганды все сильнее поражает полк. Уже 1 августа Михаил Гордеевич с горечью пишет в дневнике:

«Поголовное бегство полка, целые вереницы беглых тянулись возле штаба… Много раненых офицеров и солдат было брошено этими мерзавцами на позициях. Увидев эту катастрофу, я решил покончить со свободой и приказал бить и стрелять беглецов».

Эти радикальные меры позволили на короткое время приостановить паническое бегство и закрепиться на новых позициях. Но все было тщетно. Фиксировалось все больше случаев неподчинения приказам, фронт разваливался на глазах. В условиях хаоса и анархии, когда власть в частях была фактически захвачена состоявшими из большевиков и эсеров солдатскими комитетами, Дроздовский 11 декабря слагает с себя недавно полученную должность командира 14-й дивизии и едет в Яссы. В штабе Румынского фронта Дроздовского встречает генерал Щербачев (Щербачев числился помощником формального командующего, румынского короля Фердинанда I, но фактически сам руководил войсками). Генерал был хорошо известен Дроздовскому — именно он возглавлял Николаевскую Академию в годы учебы Михаила Гордеевича. Кроме того, начальник Румынского фронта имел репутации безжалостного борца с революцией — он участвовал в разгоне демонстрации 9 января 1905 года.

Рождение Первой бригады русских добровольцев

Щербачеву понравилась идея Дроздовского — сформировать из офицеров полк и отправить его на Дон, где под начало генерала Алексеева начали стекаться противники большевиков. Предполагалось наладить сотрудничество с «Алексеевской организацией» и с ее помощью переправлять добровольцев на Юг России. Кроме того, Щербачев дал Михаилу Гордеевичу контакты сочувствующих делу людей здесь, в Яссах.

Днем позже Дроздовский уже стучался в дверь непримечательной квартиры. Назвав пароль «Россия», Михаил Гордеевич переступает через порог. Встретивший его неизвестный предлагает ему прочитать и подписать бумагу, из которой следует, что он, Дроздовский, пришел на конспиративную квартиру тайной организации, созданной для борьбы с большевизмом. Подписав документ, Михаил Гордеевич выясняет, что встретивший его неизвестный — лидер организации капитан Сахаров. Кроме него с большевизмом на квартире борются еще несколько человек — полковник Палицын, подпоручик Ступин и ротмистр Бологовской. Единственным их успехом на тот момент было получение 20 тысяч румынских лей от французских союзников.

Дроздовский сразу же осознал нелепость всего этого заговорщицкого представления и отказался от конспирации. Имея на руках выданные Щербачевым документы, дающие право на формирование бригады русских добровольцев, Дроздовский берется за дело. Он снимает квартиру на улице Музилер и открывает в ней Бюро записи русских добровольцев. Первыми к Дроздовскому примкнула группа артиллеристов под началом капитана Нилова. Бригада начинает быстро пополняться — в Яссы стекаются офицеры, не желающие пассивно наблюдать за катастрофой. Часть добровольцев, не желая дожидаться формирования боеспособного отряда в Яссах, сразу отправляется на Дон, в чем Дроздовский оказывает им посильную помощь. Для ускорения комплектования бригады Дроздовский рассылает верных соратников в другие крупные города на Юге России. Здесь офицерам предстояло заниматься вербовкой — часто рискуя жизнью: в любой момент можно было нарваться на впавших в совершенную анархию моряков-черноморцев и солдат. Однако вербовщики справились — бюро открываются в Кишиневе, Тирасполе и Одессе.

Еще одним ценным пополнением бригады становится ее будущий главный летописец — штабс-капитан Антон Васильевич Туркул. Сам Туркул описывает свой образ жизни накануне встречи с Дроздовским так:

«Я с девятью офицерами-ударниками добрался до Тирасполя только к самой зиме, среди тяжелого развала, тягостного и бессмысленного гама митингов, кишащих солдат. В Тирасполе моих вестовых не было, и я подумал, что они либо загнали лошадей, либо их самих куда-нибудь загнали с конями. Все эти девять офицеров жили у меня в доме. Мы всюду ходили вместе: даже бриться и за папиросами. Уже тогда мы решили пробраться на Дон, о котором доносились глухие слухи. Тирасполь, полный солдат и матросов, тоже митинговал, но никто из нас не снимал погон, и ходили мы по улицам с ручными гранатами, обычно четверо впереди, четверо позади, а я посредине. Товарищи нас явно боялись, а когда попытались напасть, мы отбили нападение ручными гранатами. Гранаты нам пришлось бросать около самой женской гимназии, и сотни детских лиц смотрели на этот нечаянный бой, прижавшись к стеклам окон. Такой была наша тираспольская Вандея».

В Тирасполе Туркул встречает капитана Кавтарадзе, занимавшегося вербовкой и рассказавшего о формировании бригады. Отправив на разведку поручика Турбина, Туркул получил подтверждение о деятельности Дроздовского и выехал в Яссы. Здесь, неподалеку от города на станции Скинтея, русские добровольцы разбили свой лагерь.

В Скинтею прибыл и будущий помощник Дроздовского — полковник Генштаба Михаил Кузьмич Войналович. Параллельно с вербовкой специально созданная группа под началом ротмистра Бологовского занимается поиском оружия, боеприпасов и амуниции. Удается достать для нужд бригады несколько гаубиц и даже броневиков, брошенных дезертирами прямо посреди дороги. Еще одной задачей людей Бологовского был террор в отношении «комитетчиков», занимавшихся революционной пропагандой в войсках. Главной удачей ротмистра станет убийство комиссара Ясского Совнаркома Рошаля. Тем временем в Скинтее организуется кавалерийский эскадрон, пулеметная команда.

Когда к концу января стало ясно, что Дроздовский задачу выполнил, принять командование решает сам Щербачев. Он издает приказ о создании Корпуса Русских Добровольцев в составе трех бригад. При этом Михаил Гордеевич становится командиром лишь 1-й бригады, а общее руководство возлагается на генерал-лейтенанта Кельчевского. Усмирив гордыню, Дроздовский подчиняется решению и вместе с Войноловичем составляет текст присяги русских добровольцев. Однако очень скоро стало ясно, что затея с созданием Корпуса провалилась. Хотя Штаб быстро наполнился офицерами, вербовка в две другие толком не велась, а у Михаила Гордеевича было 500 бойцов, готовых выступить по первому приказу. Впавшие в уныние Щербачев и Кельчевский отдают приказ о роспуске и без того несуществующих бригад, а Дроздовскому начинают чинить всяческие препятствия. Приходили и иные тревожные вести. Румыны готовятся заключать сепаратный мир и выходить из войны, начинают разоружать русские части по всему фронту. Сам Дроздовский в дневнике характеризовал ситуацию предельно четко: «румынам верить нельзя». Между тем полковник игнорировал приказы Щербачева, и бригада перешла на самообеспечение. Продолжали прибывать добровольцы, а поисковые группы всё так же рыскали по фронту, реквизируя все брошенное оружие, технику и боеприпасы.

Помимо всего прочего, Михаил Гордеевич хотел, чтобы бригада стала собранием единомышленников. Была создана монархическая организация, членам которой выдавались карточки. Число полос означало степень посвящения. Карточки с одной полосой были выданы большинству «дроздовцев», с двумя полосами старшим офицерам, три полосы получили ротмистр Бологовской и сам Дроздовский. К моменту начала похода на Дон порядка 90% бойцов бригады имели карточку, свидетельствующую об их монархических взглядах. Это делало дроздовцев фактически единственным во всем Белом движении боевым подразделением русских монархистов, открыто заявлявших о своих взглядах.

22 февраля, когда стала окончательно ясна опасность заключения мира между Германией и Румынией, а бригада оказалась под угрозой разоружения, Дроздовский стал спешно готовить своих людей к выступлению на восток. Ему удалось выбить у Щербачева часть полученных у французов средств: 600 тысяч франков. Это было почти втрое меньше того, что Щербачев обещал первоначально, но лучше, чем ничего. Тем временем румыны начали стягивать к позициям бригады войска, на что дроздовцы отреагировали в своем духе: отправили во дворец Фердинанда ультиматум, выставив пулеметные расчеты и направив орудия в сторону здания парламента в Яссах. Наконец появился взбудораженный Михаил Гордеевич с разрешением от румынского командования в руках. Добровольцы начали погрузку в предоставленные эшелоны. 26 февраля бригада русских добровольцев начала свой поход. Туркул вспоминал:

«Было нас около тысячи бойцов. Никто не знал, что впереди. Знали одно: идем к Корнилову. Впереди — сотни верст похода, реки, бескрайние степи, половодье, весенняя грязь и враги со всех сторон, свои же, русские враги. Впереди — потемневшая от смуты, клокочущая страна, а кругом растерянность, трусость, шкурничество и слухи о разгуле красных, о падении Дона, о поголовном истреблении на Дону Добровольческой армии. Мы были совершенно одни, и все-таки мы шли. Нас вел Дроздовский».

Поход Яссы-Дон

Впереди маленькой колонны шел сам Дроздовский, в своей видавшей виды шинели с погонами Замосцского полка. За ним двигалось в неизвестность чуть больше тысячи человек — в основном фронтовые офицеры, заслужившие звание в боях Великой войны. С самого начала похода в Отряде была установлена суровая дисциплина. Так, за грабеж местного населения был расстрелян подпоручик Зорич. Дисциплина и безжалостное наказание за ее нарушение были не только принципом, но и вопросом выживания. Положение своего маленького войска Михаил Гордеевич лучше всего охарактеризовал в дневнике: «Мы — блуждающий остров, окруженный врагами: большевики, украинцы, австро-германцы». Еще в январе 1918 года Украинская Центральная Рада подписала с Четвертным союзом договор, в результате которого территория Украины оказалась наводнена германскими и австрийскими войсками. Первая встреча с недавними противниками произошла в Дубоссарах, где дроздовцы натолкнулись на австрийских кавалеристов (решивших, впрочем, не связываться с колонной русских офицеров). Тем временем известия о марширующих в Россию добровольцах разносились по всей округе. Тут и там Отряд догоняли небольшие группы офицеров, вливавшиеся в ряды дроздовцев. Самой заметной из них был прибывший из Измаила отряд под началом полковника Жебрака-Русановича. Как и Дроздовский, Михаил Антонович Жебрак был ветераном еще русско-японской войны. Принесенное Жебраком знамя Балтийской дивизии, морской Андреевский флаг с синим крестом, станет полковым знаменем дроздовцев. Однако Жебрак согласился подчиниться Дроздовскому не сразу, намереваясь первоначально сохранить руководство над своим отрядом.

Марш продолжался, позади остался Южный Буг. Несмотря на нейтрально-доброжелательное отношение германских и австрийских войск к русским добровольцам, Дроздовский старался как можно меньше контактировать с вчерашними врагами:

«Странные отношения у нас с немцами. Точно признанные союзники, содействие… Мы платим строгой корректностью».

Отношение Михаила Гордеевича к «украинцам» было совсем иным:

«С украинцами напротив — отношения отвратительные. Приставания снять погоны, боятся только драться — разнузданная банда старающаяся задеть… Немцы — враги, но мы их уважаем, хоть и ненавидим. Украинцы — к ним одно презрение как к ренегатам». Кажется, некоторые вещи не меняются.

Однако главным врагом оставался большевизм и люди, отравленные большевистской пропагандой. Дроздовцы шли по деревням и селам, многие из которых подверглись безжалостному разграблению большевикам. Здесь их встречали с радостью, прося защитить и помочь оружием для самообороны. Но не везде русские добровольцы встречали радушный прием. Так, в походе к отряду прибились офицеры Ширванского полка, двигавшиеся на Кавказ. Их четырех товарищей местные крестьяне из деревни Долгоруковка и дезертировавшие солдаты убили, надругавшись над телами. Расплата не заставила себя ждать — несколькими днями позже дроздовцы ворвались в деревню, расстреляли участвовавших в издевательствах над офицерами, а остальных крестьян выпороли. Уже тогда Дроздовский начал понимать, как быстро нарастает ожесточение Гражданской войны, как жестокость и ненависть заглушают остальные чувства:

«Мы живем в страшные времена озверения, обесценивания жизни. Сердце, молчи, и закаляйся воля, ибо этими дикими, разнузданными хулиганами признается и уважается только один закон — „око за око“, а я скажу: „два ока за око, все зубы за зуб“, „поднявший меч…“. В этой беспощадной борьбе за жизнь я стану вровень с этими страшным звериным законом — с волками жить… жребий брошен, и в этом пути пойдем бесстрастно и упорно к заветной цели через потоки чужой и своей крови. Такова жизнь».

Поход продолжался — через разоренные дезертирами и бандитами деревни, по трупам истребленных большевиков. Сам отряд не нес практически никаких потерь, что прекрасно характеризует как самого Дроздовского, так и его бойцов. Не столь надежной оказалась техника — из бронеавтомобилей остался только один, «Верный» капитана Нилова. Но люди шли. Шли сквозь мартовские метели, когда «холодный ветер гнал тонкую снежную пыль, резал лицо; коченели руки, отмораживались уши, лед нависал на усах и бороде, на ресницах и бровях».

Одновременно с дроздовцами на восток шли немцы, которые после подписания большевиками позорного Брестского мира оккупировали один малороссийский город за другим. Поэтому Дроздовского мало удивило присутствие германских пулеметчиков в ограбленной большевиками Каховке, раскинувшейся на берегу Днепра. Через саму великую реку отряд переправился благополучно, не став, однако, задерживаться ни в Каховке, ни в других соседних населенных пунктах, занимаемых немцами. Впереди лежал путь на Мелитополь. Однако прежде дроздовцам предстоял первый серьезный бой. На станции Акимовка добровольцы блокировали эшелон, набитый красными. Второй эшелон сумел прорваться к Мелитополю, а затем двинуться дальше на восток. Остановленный в тупике первый состав был изрешечен винтовочным и пулеметным огнем. Вагоны были переполнены трупами большевиков, а в руки дроздовцев попала огромная добыча — оружие, боеприпасы и продукты. В общей сложности в Акимовке перебили больше сотни большевиков, включая двух бывших офицеров Русской армии. Днем позже бой возобновился — неприятель попытался окружить добровольцев на станции. Однако высадившихся из эшелона нападавших встретила атака конницы, изрубившей еще несколько десятков красных.

Отряд с триумфом вошел в Мелитополь и оказался в толпе ликующих жителей. Отдых в городе дал возможность пополнить свои ряды многочисленными добровольцами, сформировать два отряда мотоциклистов, а также реквизировать большие запасы армейской обуви и сукна, пошедшего на пошив новой формы. Из числа местных жителей организовывались отряды самообороны. Но задерживаться было нельзя — впереди ждал Дон и захваченный красными Ростов. Оставляя Мелитополь, который вскоре будет занят австро-германскими войсками, Дроздовский видел свою задачу в Малороссии в том, чтобы «идти впереди немцев, своим появлением спасать, вторичным появлением немцев будить патриотизм».

На марше в расположение отряда прибывают жители Бердянска — с обнадеживающими новостями. В городе подняли антибольшевистское восстание члены «Союза увечных воинов» — получившие тяжелые ранения ветераны Великой войны. После этого в гавань вошла захваченная большевиками вооруженная баржа и обстреляла город. Обстрел унес жизни полутора десятков участников восстания, в том числе и одного из его руководителей — унтер-офицера Апанасенко. Днем позже в город вошли дроздовцы, после чего всякое сопротивление большевиков прекратилось. Наведя порядок в Бердянске, отряд двинулся дальше, оставив город подошедшим австрийским войскам. В Мангуше колонну догнал отправленный ранее на Кубань Бологовской, сообщивший новости: Корнилов убит, командование Добровольческой армией принял Деникин. Цель похода была все ближе, а ситуация становилась все менее ясной. Отряд не стал задерживаться в Мариуполе с его многочисленным и в значительной степени враждебным населением. Добровольцы шли по цветущей весенней степи. Начинались земли Войска Донского, и до Ростова оставалось лишь несколько переходов. Позади лежали 1200 пройденных горсткой храбрецов верст. Впереди ждали десятки тысяч красных.

Штурм Ростова

Долгожданная встреча с донскими казаками произошла 17 апреля, когда дроздовцы вступили в станицу Новониколаевская. Прибытие добровольцев подстегнуло активность донцов, которые начали организовывать пешие и конные сотни, арестовывать сторонников большевиков. В то же время в своем дневнике Дроздовский отмечает недоброжелательное отношение многих «иногородних». В станицу вместе со всадниками приходили вести — с юга, востока и севера. В Новочеркасске бои, на Ростов от Таганрога маршируют немцы. Но есть ли там большевики? Отправленный на разведку на мотоцикле юнкер Прицкер лихо промчался по городу, после чего доложил: красные в городе есть. Но сколько у них сил вокруг Ростова? Это оставалось загадкой для штаба Отряда. Тем временем Дроздовский отправил на переговоры в занятый германскими войсками Таганрог полковника Лесли. Тот справился с заданием на отлично, заверив немцев в нейтралитете русских добровольцев, что дало возможность разыскать в городе полторы сотни необходимых кавалеристам седел. Местный «Союз фронтовиков» помог реквизировать со складов стрелковое оружие и боеприпасы. Следом город посетил сам Михаил Гордеевич, чье эмоциональное выступление дало бригаде несколько десятков новых добровольцев. Днем позже, когда основные силы дроздовцев находились в станице Недвиговская, Михаил Гордеевич сделал последнюю запись в своем дневнике. Пасхальным вечером 21 апреля дроздовцы пойдут на штурм Ростова-на-Дону.

Около 22:00 колонна русских добровольцев, почти не встречая сопротивления, миновала пригороды и вступила на улицы города. Редкие пикеты красных, пораженные внезапностью атаки, разбегались в испуге и не оказывали никакого сопротивления. Пока пехотинцы при поддержке «Верного» и работавшей из пригорода артиллерии двигались к центру города, конница под командованием Войналовича с гиком рвалась к вокзалу. Стремительная атака разметала силы красных, оставляя на снегу изрубленные шашками тела в шинелях и бушлатах. Вокзал был взят 1-м эскадроном сходу, лихим наскоком. Единственной, но чудовищной потерей оказалась гибель самого Войналовича. Михаил Кузьмич был сражен пулей какого-то большевика, укрывшегося в тени вагонов. В свою очередь, 2-й эскадрон Дворниченко захватил станцию Ростов-Товарная. Опомнившиеся красные сумели отбросить белую конницу от станции, но на этом их удача кончилась.

Стремительно двигавшиеся к центру города пехотинцы тут и там встречались с шедшими на заутреню горожанами. Об обстоятельствах этого удивительного пасхального боя вспоминал Туркул:

«С полуротой я подошел к собору; он смутно пылал изнутри огнями. Выслав вперед разведку, я с несколькими офицерами вошел в собор. Нас обдало теплотой огней и дыхания, живой теплотой огромной толпы молящихся. Все лица были освещены снизу, таинственно и чисто, свечами. Впереди качались, сияя, серебряные хоругви: крестный ход только что вернулся. С амвона архиерей в белых ризах возгласил: — Христос воскресе!

Молящиеся невнятно и дружно выдохнули: — Воистину…

Мы были так рады, что вместо боя застали в Ростове светлую заутреню, что начали осторожно пробираться вперед, чтобы похристосоваться с владыкой. А на нас сквозь огни свечей смотрели темные глаза, округленные от изумления, даже от ужаса. С недоверием смотрели на наши офицерские погоны, на наши гимнастерки. Никто не знал, кто мы. Нас стали расспрашивать шепотом, торопливо. Мы сказали, что белые, что в Ростове Дроздовский. Темные глаза точно бы потеплели, нам поверили, с нами начали христосоваться… На вокзале, куда мы пришли, в зале первого класса теперь тоже теплились церковные свечи, и от их огней все стало смутно и нежно. Ростовцы пришли нас поздравлять на вокзал. Здесь были пожилые люди и седые дамы, были девушки в белых платьях, только что от заутрени, дети, молодежь. Нам нанесли в узелках куличей и пасок. На некоторых куличах горели тоненькие церковные свечи. Обдавая весенним свежим воздухом, с нами христосовались. Все говорили тихо. В мерцании огней все это было как сон. Тут же, на вокзале, к нам записывались добровольцы, и рота наша росла с каждой минутой».

Бой за Ростов продолжался. В центре города красных косили пулеметы «Верного», по их позициях били гаубицы, удачно размещенные благодаря разведданным Прицкера. Но напор противника усиливался, к большевикам подошли подкрепления из Новочеркасска. Позже станет известно, что в Ростове и окрестностях скопилось свыше 25 тысяч большевиков — в 25 раз больше, чем у Дроздовского было русских добровольцев. Из-за трусости своего командира Семенова, спрятавшегося в ямах у кирпичного завода, едва не попал в окружение Офицерский стрелковый полк, бойцы которого вынуждены были отступать под шквальным огнем. Сам Михаил Гордеевич, возглавив конницу, повел ее в контратаку, остановленную пулеметным и артиллерийским огнем, но позволившую отойти стрелковому полку, потерявшему несколько десятков человек убитыми и ранеными. Здесь же, в пылу сражения, разгневанный Дроздовский лишает Семенова командования и передает полк Жебраку. Измотанные, окровавленные, дроздовцы откатываются на окраины города. У пригородного армянского села Мокрый Чалтырь колонна добровольцев встретилась с немецкими уланами:

«Все они были на буланых конях, в сером, и каски в серых чехлах, у всех желтые сапоги. Их полк стоял в колоннах. Ветер трепетал в уланских значках. Когда мы с нашими ранеными проходили мимо, раздались короткие команды, слегка поволновались кони, перелязгнуло, сверкнуло оружие, и германский уланский полк отдал русским добровольцам воинскую честь. Тогда мы поняли, что война с Германией окончена».

Здесь же, в Мокром Чалтыре, к Дроздовскому прискакал казачий разъезд есаула Фролова с мольбой о помощи: донцы бьются с красными в Новочеркасске. Вновь, как и раньше, нельзя медлить. Михаил Гордеевич собирает истрепанный Отряд и ведет его к казачьей столице. Позади остается Ростов, из которого перед лицом надвигающихся немцев бегут красные.

Земля обетованная

Красные наступали на Новочеркасск, в предместьях которого закрепились казаки походного атамана Матвея Попова. Здесь, в деревне Хатунке, донцы из последних сил сдерживали атаки большевиков. В этот критический момент к пригородам Новорчекасска подошли дроздовцы, сходу вступив в бой. У Хатунки в самую гущу боя ворвался «Верный», пулеметным огнем разметавший ряды красной пехоты. Следом прямой наводкой начали бить гаубицы, а довершила разгром общая атака конных дроздовцев и казаков. Не задерживаясь, добровольцы двинулись к Новочеркасску. Город был отбит в тот же день, 25 апреля. Со всех сторон к Новорчекасску стекались отряды казаков из охваченных антибольшевистским восстанием станиц. Долгий путь, начатый двумя месяцами ранее в румынских Яссах, наконец завершился. После двадцатичасового марша и тяжелого боя русские добровольцы в пропитанных потом и запыленных гимнастерках вошли на улицы восторженно встретившего их города. Дроздовцы, шедшие сквозь бои и непогоду по разоренной стане, теперь обрели временное пристанище, свою, как писал о Новочеркасске Туркул, «землю обетованную».

Часть офицеров разместилась в помещениях Новочеркасского девичьего института, где на верхних этажах жило несколько десятков воспитанниц. Двое сыновей начальницы Института, георгиевские кавалеры, погибли на Великой войне. Суровая дисциплина, установленная Михаилом Гордеевичем, позволила избежать каких-либо эксцессов с воспитанницами. Но молодость брала свое — в тот счастливый для дроздовцев и новочеркассцев май было сыграно с полсотни свадеб офицеров и жительниц города. Тем временем отряд рос — местные жители, прибывшие из Ростова и Таганрога офицеры, юнкера и гимназисты десятками вставали под начало Дроздовского. Офицерский стрелковый полк был развернут в три полных батальона по 800 штыков, а конный дивизион ротмистра Гаевского разросся до девяти эскадронов. В конце концов за время отдыха в Новочеркасске отряд разросся до трех тысяч бойцов. Всю эту массу предстояло обучить и сделать слаженным боевым механизмом. Эта задача была возложена на Михаила Антоновича Жебрака; манкировать боевой учёбой не позволялось никому — ни новичкам-гимназистам, ни георгиевским кавалерам, прошедшим горнило мировой войны.

3 мая 1918 года Круг спасения Дона выбрал Петра Николаевича Краснова атаманом Донского казачества. Это торжественное событие увенчалось совместным военным парадом дроздовцев и донцов. Вскоре после этого состоялся разговор Краснова и Дроздовского. Михаил Гордеевич был прекрасно осведомлен о сотрудничестве Краснова с немцами, о его потребности в регулярных частях, в опытных офицерах, способных обучить казаков тактике пехотного боя. Но дроздовцы пришли на Дон для соединения с Добровольческой армией, поэтому их командир отказался оставаться в Новочеркасске дальше.

Рыцари духа

В конце мая отряд — больше трех тысяч штыков и сабель и неизменный бронеавтомобиль «Верный» — оставил за спиной Новочеркасск с его тихим уютом и мирной жизнью и двинулся к станице Мечетинская, где стояла Добровольческая армия, отдыхавшая после легендарного Ледяного похода. Прибывших железнодорожными эшелонами дроздовцев встретил генерал Алексеев, снявший кубанку и с непокрытой головой приветствовавший бойцов отряда: «Спасибо вам, Рыцари Духа, пришедшие издалека, чтобы влить в нас новые силы». Однако после торжественной встречи наступило время непростых разговоров. Хотя Дроздовский вышел из Ясс, чтобы соединиться с Добровольческой армией, сейчас все видели, что его разросшийся в походе Отряд не слишком уступает в численности силам Деникина и Алексеева. На судьбоносной встрече кроме лидеров добровольцев присутствовал начальник штаба генерал-майор Романовский — как станет ясно в дальнейшем, главный недруг Дроздовского среди генералитета Добровольческой армии. Романовского, которого многие участники Белого движения позже упрекали в «социализме», не устраивал подчеркнутый монархизм Михаила Гордеевича и его людей и якобы диктаторские замашки лидера «дроздов». Однако Романовский, предлагавший ликвидировать Отряд как боевую единицу и распылить дроздовцев по другим частям, был вынужден уступить Деникину и Алексееву, решившим провести реорганизацию Добровольческой армии и развернуть ее в три дивизии. Основу Третьей дивизии должны были составить «дроздовцы» на условиях несменяемости ее командира — самого Михаила Гордеевича. Однако конфликт Дроздовского и его противников еще не раз даст о себе знать. Будет и брошенное Михаилом Гордеевичем командующему 1-й дивизией Маркову «вы недооцениваете нашей [монархистов] силы и значения», и арест офицера из числа «дроздовцев», призывавшего других бойцов Добровольческой армии вступать в созданную Дроздовским монархическую организацию.

Первым делом для дроздовцев уже в составе Добровольческой армии стала атака хутора Грязнушкин, занятого красными. Дроздовский поручил атаку хутора Жебраку, а тот в свою очередь отрядил для выполнения боевой задачи 2-ю офицерскую роту капитана Туркула. Штурм был молниеносным и успешным. При поддержке пулеметного огня рассыпавшиеся цепью офицеры преодолели открытую местность и ворвались на хутор. Единственной жертвой атаки со стороны дроздовцев стал убитый пулей в голову поручик Куров. В плен попало до трех сотен красноармейцев. Взятие хутора было необходимо Добровольческой армии для того, чтобы расчистить дорогу на Кубань. Начинался Второй Кубанский поход, целью которого было освобождение Екатеринодара от большевиков. Заметным боевым успехом для 3-й дивизии стало взятие 12 июня крупной железнодорожной станции Торговой — через неё шло железнодорожное сообщение Северного Кавказа и оккупированной большевиками Центральной России. Однако поначалу ход сражения не слишком обнадеживал. С боем переправившись через Егорлык, дивизия оказалась под пулеметным огнем. И тогда вновь, как и в Ростове, поднялся и повел цепь офицеров в атаку сам Дроздовский. Туркул вспоминал:

«Дроздовский в жестоком огне пошел во весь рост по цепи моей роты. По нему загоготали пулеметы красных. Люди, почерневшие от земли, с лицами, залитыми грязью и потом, поднимали из цепи головы и молча провожали Дроздовского глазами. Потом стали кричать, Дроздовского просили уйти. Он шел как будто не слыша. Понятно, что никто не думал о себе. Все думали о Дроздовском. Я подошел к нему и сказал, что рота просит его уйти из огня. — Так что же вы хотите? — Дроздовский обернул ко мне тонкое лицо. Он был бледен. По его впалой щеке струился пот. Стекла пенсне запотели, он сбросил пенсне и потер его о френч. Он все делал медленно. Без пенсне его серые запавшие глаза стали строгими и огромными. — Что же вы хотите? — повторил он жестко. — Чтобы я показал себя перед офицерской ротой трусом? Пускай все пулеметы бьют. Я отсюда не уйду».

Торговая была взята в два часа дня при поддержке Корниловского ударного полка. Поход продолжался. Были освобождены Великокняжеская, Николаевская Песчанокопская станицы. Но нарастало и сопротивление. Большевики, осознав, что на Кубань движется вся Добровольческая армия, перебросили в район боев огромные силы. Жебрак, отправленный с двумя батальонами атаковать село Белая Глина, наткнулся на всю 39-ю советскую дивизию. Ночью два батальона дроздовцев попали под пулеметный огонь засады красных и были вынуждены залечь в степи на подступах к селу, считая минуты до спасительного рассвета. Утром следующего дня пришла помощь. 1-й батальон Туркула при поддержке корниловцев с боем ворвался в село, захватив огромное количество пленных и оружия. 3-я дивизия понесла в атаке на Белую Глину огромные потери — свыше четырехсот человек убитыми и ранеными, в том числе семьдесят павших в ночном бою. Но страшнее всего была гибель Жебрака. Тело Михаила Антоновича нашли на поле боя:

«Командира едва можно было признать. Его лицо, почерневшее, в запекшейся крови, было размозжено прикладом. Он лежал голый. Грудь и ноги были обуглены. Наш командир был, очевидно, тяжело ранен в атаке. Красные захватили его еще живым, били прикладами, пытали, жгли на огне. Его запытали. Его сожгли живым. Так же запытали красные и многих других наших бойцов».

Наконец на поле боя прибыл сам Дроздовский. Как писал позже Деникин:

«Дроздовский, решивший отомстить за смерть своих зверски умученных офицеров, успел, захваченный чувством негодования, расстрелять несколько партий взятых в плен красноармейцев, бывших на том участке боя, где погибли умученные».

Те пленные красноармейцы, которые не стали жертвой ярости Михаила Гордеевича, позже будут включены в первый солдатский батальон. Именно они несколькими днями позже первыми пойдут в атаку на станицу Тихорецкая, переколов штыками не успевших бежать красных и расстреляв пойманных комиссаров. В благодарность за верность Дроздовский развернет батальон в 1-й пехотный солдатский полк. Позже полк, в состав которого вольются ветераны 83-го Самурского полка, принесшие свое полковое знамя, получит и славное имя самурцев. Этот полк из бывших красноармейцев пройдет с белыми всю Гражданскую войну, и остатки его уйдут за Врангелем в Константинополь.

Тем временем Деникин начал подготовку к боям за Екатеринодар. От успеха штурма зависела судьба летней кампании и самой Добровольческой армии.