Ранее: часть первая

«…Орлиным полетом перенесетесь вы и через пустынную степь калмыков к самому гнезду подлого врага, где хранит он награбленные им несметные богатства, — к Царицыну, и вскоре напоите усталых коней водой широкой матушки-Волги…»

— Генерал Врангель войскам Кавказской армии.

онская армия Краснова не сумела взять город. Всю вторую половину 1918-го и зиму 1919-го казаки пытались овладеть Царицыным, трижды входили в предместья «Красного Вердена», но победы добиться не смогли. Последнее зимнее отступление затянулось, и остатки Донской армии, потерявшей большую часть людей, отступили далеко на юг, остановившись меньше чем в двухстах километрах от Ростова лишь благодаря подоспевшим частям Добровольческой армии.

Еще в январе 1919 года штаб ВСЮР разработал план переброски войск на царицынское направление для решительного наступления на Волгу и дальнейшего соединения с войсками Восточного фронта. План этот, впрочем, к весне безнадежно устарел. Линия фронта изменилась до неузнаваемости — 10-я армия РККА под командованием бывшего полковника Егорова широким фронтом подошла к реке Маныч. Для нового штурма Царицына сначала нужно было с боями сдвинуть красных обратно к городу — то есть преодолеть 350 километров по выжженной в сражениях, обезлюдевшей и безводной степи. Таким образом, исходное положение белых на царицынском направлении было даже хуже, чем у Донской армии за год до того.

Фронт было не узнать. Место казаков заняла Добровольческая армия, никакого участия в первом раунде не принимавшая. Состав 10-й армии РККА, оборонявшей город, тоже резко изменился, эти новые красные имели мало общего с армией ворошиловского периода. Творить историю предстояло генералу Врангелю и его Кавказской армии.

Врангель

Барон Врангель появился на Юге России только во второй половине 1918 года и буквально ворвался в водоворот Гражданской войны. Он не участвовал ни в корниловском движении, ни в зарождении Добровольческой армии. Мимо Врангеля, жившего в те дни в Крыму, прошел героический период обороны Ростова, Ледяной поход, штурм Екатеринодара, да и 2-й Кубанский он застал уже в его разгаре. Несмотря на это Врангель, приехавший в штаб Белой армии в августе 1918 года, уже через месяц получил под командование конную дивизию.

Нужно понимать, что Добровольческая армия была очень замкнутой структурой, имевшей в организационном смысле мало общего со старой Императорской армией. Самые сложные первые дни борьбы вынесли на своих плечах «…молодежь. Дети. Интеллигенция» —выпускники ускоренных курсов военных училищ, юнкера и гимназисты, которые за нарисованные карандашом на ткани погоны получили прозвище «химические». Эти люди, по праву ставшие ядром армии, задавали в войсках тон так называемого «добровольчества» и ревностно хранили его принципы.

Система, доминирующая в Белой армии Юга и лелеемая как рядовым составом, так и командованием, была настроена враждебно к таким людям, как Врангель — героям Великой войны, не имевшим заслуг перед новой армией. Из работы Бориса Штейфона «Кризис добровольчества»:

«…прежним кадровым офицерам, преимущественно штаб-офицерам, в армии места не находилось. На должности рядовых они не годились, да и сами не желали идти в подчинение молодым подпоручикам и поручикам. На командные должности их не назначали, ибо каждый добровольческий полк ревниво оберегал „старшинство“ своих офицеров, основанное не на чинах и прошлом прохождении службы, а исключительно базировавшееся на добровольческом стаже…»

Многих старых офицеров ждал «резерв чинов», своеобразная почетная пенсия с перспективой окончания карьеры. Эта участь счастливым образом минула Врангеля, моментально ставшего начальником 1-й конной дивизии, а затем и 1-го конного корпуса. Его безусловный военный талант и острая кавалерийская тактика, удачно подходившая к специфике Гражданской войны, превратили барона в звезду белой кавалерии. В начале 1919 года Врангель был уже командующим Кавказской Добровольческой армии, а за плечами у него были взятые Ставрополь и Святой Крест. Амбиции генерала, впрочем, выходили за рамки достигнутого, а по-настоящему крупный самостоятельный успех ждал его впереди.

Великокняжеская операция

Вернемся к описанию положения Южного фронта весной 1919 года. Войска ВСЮР полукольцом огибали Ростов, формируя его щит — крайний левый фланг с направлением на Мариуполь и Юзовку (Донецк) занимали части Кавказской Добровольческой армии Врангеля, условный центр с направлением на Луганск контролировали остатки Донской армии, во главе которой встал генерал Сидорин, там же действовали кубанцы Покровского и Шкуро. Против этих сил были сосредоточены: 13-я, 8-я и 9-я армии РККА, а также ватаги Махно.

Южный фронт в начале 1919 года

Справа, немного в стороне от основного фронта, действовала донская группа Мамонтова, отошедшая от Царицына и остановившаяся в междуречье Сала и Маныча. Сократившийся в результате боев, тифа и дезертирства до 5–6 тысяч человек отряд поддерживался 10-тысячным войском генерала Кутепова (главным образом из кубанских казаков Улагая), сосредоточенным в районе станицы Великокняжеская (ныне город Пролетарск). Великокняжеская — кроме всего прочего еще и станция Царицынско-Тихорецкой ветки Владикавказской железной дороги, от нее до Царицына 350 километров. Против Мамонтова и Кутепова, образующих манычский фронт, действовала 10-я РККА экс-полковника Егорова, все больше теснившая белые части на этом направлении.

Красный фронт, массой многократно превосходящий белых, сдавливал тиски, старался прижать Деникина к морю. Егоров писал в работе «Разгром Деникина»:

«…Как будто бы белые находились в отчаянном положении. Красные армии Южного фронта сплошным почти кольцом окружают добровольческие и донские войска, начиная от Мариуполя через Дебальцево, Луганск, Каменскую и Великокняжескую. Казалось, еще несколько усилий — и белые либо будут принуждены сдаться, либо должны быть сброшены в море. И тем не менее, как мы уже видели, успехи красного оружия на этом прекратились».

Наступление было остановлено в ходе ожесточенных боев начала 1919 года. Красные имели трехкратный численный перевес (130–150 тысяч против 45-ти), но воля к сопротивлению, доминирующий в Гражданской войне фактор, в этот раз была на стороне белогвардейцев. Это признавали и сами большевики. Егоров вспоминал:

«…для всех белых войск определяется характер их борьбы как борьбы за собственное существование. Или победа над большевиками, окончательная и полная, или окончательное и полное поражение, вернее — уничтожение. Третьего пути — нет».

Белые в каменноугольном районе ценой колоссальных усилий не отошли ни на шаг, умыв кровью наступавшего врага. Движение 10-й армии, начавшееся успешно, выдохлось на берегу Маныча, а единственным его очевидным результатом стало взятие станицы Великокняжеской.

Красный фронт остановился и начал раскачиваться. Генерал Деникин сразу перешел в контрнаступление. Основные боевые действия развернулись в каменноугольном районе, занятом Кавказской Добровольческой армией. Войсками в то время командовал начальник штаба Врангеля генерал-лейтенант Яков Юзефович, сам же барон болел тифом, но в меру сил следил за событиями и был, мягко говоря, недоволен происходящим.

В штабах складывалась причудливая обстановка. Штаб Кавказской Добровольческой армии был категорически против активных действий в каменноугольном районе и призывал командование перебросить армию на шаткое манычское направление, для уничтожения 10-й РККА, взятия Царицына и последующего соединения с Восточным фронтом. В «Очерках» об этом вспоминал Деникин:

«…Юзефович, потом Врангель многократно и настойчиво добивались изменения этого плана; вокруг вопроса создавалось нервное настроение, далеко выходившее из области чистой стратегии и из специально-технической заинтересованности…

Генерал Врангель считал „главнейшим и единственным“ направление на Царицын, дающее возможность установить связь с армией адмирала Колчака. С этой целью он предлагал „пожертвовать каменноугольным районом, в котором нам все равно не удержаться…“, оттянуть наши части…оставить на правом берегу Дона только Донскую армию, а Кавказскую Добровольческую перебросить на царицынское направление, по которому и наступать, прикрываясь Доном…»

Деникин, всегда прохладно относившийся к царицынскому направлению и однажды уже отказавший Краснову в помощи, считал инициативу Врангеля убийственной. О рокировке Добровольческой армии с её «цветной» элитой не могло идти речи. Впрочем, в этом вопросе Главнокомандующий сумел найти с бароном определенный компромисс. Главный штаб сохранил первенство за северным направлением «на Харьков», но и царицынский фронт не остался без внимания.

18 апреля (ст. стиль) Деникин приказывает войскам манычского фронта активизировать боевые действия, «разбить противника и отбросить его за Маныч и Сал».Кубанская конница Улагая отправилась в рейд на Царицын-Тихорецкую железную дорогу, где имела жестокий сабельный бой с кавалерией красных. За неделю боев белые полностью очистили свой берег реки и дважды форсировали Маныч. Операцией некоторое время командовал лично Деникин, именно он собрал кавалерийский кулак из 1-го кубанского корпуса, астраханской дивизии и горской бригады. В этом кулаке, занесенном над Великокняжеской, была сосредоточена практически вся мощь кубанской конницы во главе с прославленными кавалеристами Покровским, Фостиковым, Момоновым…

Южный фронт РККА, апрель 1919-го

Команду над отрядом 2 (15) мая «сразу и охотно»принял генерал Врангель, основной проводник идеи «царицынского удара» и выдающийся кавалерийский начальник. В записках Врангеля по этому поводу есть строчка, как нельзя ярче характеризующая честолюбивого барона:

«Радовала меня возможность, непосредственно руководя крупной массой конницы, разыграть интересный и красивый бой».

Бой действительно предстоял выдающийся. Сражение за станицу Великокняжескую продлилось три дня. Передовые сотни казаков вброд пересекли Маныч и ударили по красным разъездам на противоположном берегу еще вечером 3 (16) мая. Топкая река не позволяла с такой же легкостью перетащить необходимую в бою артиллерию, поэтому под выстрелы, раздававшиеся с противоположного берега, ночью к реке бросились саперы и пластуны, тащившие громоздкие настилы, собранные из заборов едва ли не всех окрестных хуторов и станиц. Солдаты вошли в ледяную майскую воду и утопили в ней щиты. Утром 4 мая по настилу, прочно вдавливая доски в ил, пошла основная масса войск. За пехотой спокойно ползла артиллерия генерала Фока (тот самый Фок, лейтенант терции «Донна Мария де Молина», погибший в 1937 году в окружении в сарагосской деревне Кинто), без проблем преодолевшая опасную водную преграду. Армия была на другом берегу и сразу атаковала противника.

К вечеру 4 (17) мая кавалерия Шатилова и Покровского прочно закрепилась за Манычем.

Шатилов захватил Баранниковскую переправу, на следующее утро Покровский овладел ближайшими к станице Великокняжеской хуторами Пишванова и братьев Михайликовых. Врангель позднее так описывал увиденное:

«Хутора эти, зимовники донских коннозаводчиков, когда-то дышавшие богатством, ныне представляли собой груду развалин: дома стояли с оторванными дверьми, выбитыми окнами, фруктовые сады с деревьями, обломанными и обглоданными конями, амбары с растасканными соломенными и камышовыми крышами, заржавленными и поломанными земледельческими орудиями. Все являло собой картину полного разрушения, следы многократных боев. Огромное, разбросанное по всей степи, количество трупов коней, рогатого и мелкого скота дополняло эту унылую картину. Многочисленные, частью пересохшие, соленые бачаги и вся солончаковая степь кругом были буквально усеяны падалью. Ее сладкий, противный запах положительно пропитывал воздух».

Бой с переменным успехом шел 5 и 6 мая. Красные, научившиеся воевать в конном строю, разбили астраханскую бригаду, все командиры которой в схватке выбыли из строя. Полковник Фостиков, командовавший бригадой в дивизии Шатилова, записал в дневнике: «Упорнейшие бои в течение целого дня с противником»и дальше — «…казалось, что наши не выдержат огня…» Исход сражения 6 (19) мая во многом решила кубанская авиация полковника Ткачева, ударившая по скоплению красной конницы и произведшая такой эффект, что упорный до этого «противник бросал по пути все, уводя лишь живую силу».

Ткачёв

Вячеслав Ткачев — кубанский казак и кадровый артиллерист, увлекшийся модной в 1910-е авиацией. Он быстро перерос любительский уровень аэроклубов и к 1914 году был уже профессиональным военным пилотом. За три года войны Ткачёв участвовал в разведках и воздушных боях, имел на счету несколько побед, стал одним из первых на восточном фронте использовать пулеметный огонь в небе. Ткачев был награжден орденом Св. Георгия IV степени (то ли первым среди летчиков, то ли одним из первых) и оружием «За храбрость». Дослужился до полковника и революцию встретил в Ставке Главнокомандующего. Ткачев был не только практикующим летчиком, но и одним из первых теоретиков воздушного боя.

Во время Гражданской войны полковник некоторое время скитался по Кубани, с винтовкой участвовал в антибольшевистском партизанском отряде, был главой кубанской миссии на гетманской Украине и все это время мечтал вернуться в небо. В начале 1919 года, раздобыв минимально необходимую материальную базу, он приступил к формированию 1-го кубанского авиационного отряда. Майские бои в районе Маныча стали для Ткачева и его летчиков боевым крещением.

Кубанские аэропланы застали красную кавалерию на марше в степи — искать спасения от бомб всадникам было просто негде. Самолеты, совершая по несколько вылетов, бомбили скопления конницы и к концу дня совершенно рассеяли её. Сам Ткачев позднее писал, что «здесь впервые выяснилось исключительное значение активных действий авиации в маневренном бою и особенно подчеркнулась её мощь в борьбе с конными массами».

С этого момента и до окончания наступления Кавказской армии белые владели небом при полной пассивности противника. М. Хайрулин заключил, что на каждый из по меньшей мере 14 самолётов красных авиаотрядов в районе Маныча приходилось в среднем три вылета в месяц. Большевистские аэропланы летали только на «осмотр района», не производили бомбометаний и не пытались атаковать в небе, хотя были оснащены синхронными пулеметами. Красные присутствовали в воздухе над станицей Великокняжеской, но не пытались атаковать бомбардировщики Ткачёва, как позднее не пытались помешать белым обстреливать корректировочный аэростат бронепоезда «Воля» или бомбить пехоту на Сале.

«Великокняжеская была взята. Успех противника, форсировавшего Маныч и проникшего в глубокий тыл Добровольческой и Донской армий, грозя отрезать их от главнейшей базы, завершился нашей победой. 10-ая армия красных была разгромлена. Противник за три дня потерял около 15000 пленных, 55 орудий и 150 пулеметов. Путь к Царицыну и Волге был открыт», — констатировал, немного приукрасив потери врага, барон Врангель.

Особенности голой и безлюдной местности, малоприспособленной для обороны, вынудили красных после поражения почти без боя отступить на рубеж реки Сал, где они рассчитывали закрепиться.

Кубанцы выбились из сил в тяжелых боях. Майские дожди превратили дорогу в сплошную грязь, в которой тонули и кони, и артиллерия. Погода сокращала переходы до жалких 10 километров в день. Несмотря на трудности, «подъем в армии был хорош, и все с нетерпением ожидали движения вперед»(Фостиков).

На пути к Царицыну. Степной поход Кавказской армии

На следующий день после штурма в освобождённую станицу Великокняжескую прибыл Деникин. Войска манычского фронта его приказом объединялись под командованием генерала Врангеля в Кавказскую армию, перед которой ставилась вожделенная для барона задача:

«Манычская операция закончилась разгромом противника и взятием Великокняжеской. Приказываю генералу Врангелю овладеть Царицыном».

Внимание главнокомандующего ВСЮР было приковано к северному направлению, Врангель же, занявший со своей новой армией крайний правый фланг, был практически предоставлен самому себе и своей задаче. Такие моменты вдохновляли барона. В каждом движении отчетливо проявлялся его яркий характер и жесткая модель управления войсками. Не переносящий падения дисциплины, он в первый же день повесил на центральной площади Великокняжеской нескольких всадников-горцев, уличенных в грабежах. Деникину генерал обещал быть под стенами Царицына с армией, едва собранной воедино, через три недели. Так определился тон операции — быстрое и собранное движение вперед.

Кавказская армия представляла собой главным образом кубанский кавалерийский массив из трех конных корпусов: 1-го конного (Кубанского казачьего) генерала Покровского, 2-го конного (также Кубанского казачьего) генерала Улагая и 3-го корпуса генерала Шатилова. Донских казаков в соответствии с приказом Деникина из состава армии вывели. Пехота, слабая сторона армии, была представлена 6-й дивизией, собранной из саратовских и астраханских частей, и ряда мелких пехотных и инженерных подразделений (терская пешая бригада, пластунская бригада Ходкевича и т. д.). Всего армия насчитывала около 20 тысяч человек при 88 орудиях и 432 пулеметах, несколько броневиков, а также уже упоминавшийся авиационный отряд Ткачева.

10-я красная армия состояла из: 32-й стрелковой дивизии, собранной из ставропольских крестьян; 37-й стрелковой дивизии, наследницы «стальной» дивизии Жлобы; 38-й и 39-й стрелковых дивизий. Пехота не вызывала у командования восторга, и основная надежда возлагалась на кавалерийские дивизии Буденного и Апанасенко (номера 4 и 6), которые были надежной и боеспособной, но, по сравнению с белой кавалерией, малочисленной силой. Перед началом белого наступления в 10-й армии было 18 тысяч пехоты и 5 тысяч кавалерии при 224 орудиях и 950 пулеметах, 5 авиационных отрядов и 15 бронепоездов (возможно, вместе с летучками).

Численное (как и техническое) превосходство неизменно оставалось на стороне красных. В целом повторялась ситуация 1918 года — масса кавалерии, пользуясь преимуществом в скорости и маневре, стремительно наступала на пехоту, стараясь обходить её фланги, вынуждая сниматься с укрепленных позиций и отступать дальше и дальше к Царицыну.

Врангель в воспоминаниях подчеркивал, что красные отступали по степи так быстро, что «едва удавалось поддерживать соприкосновение с противником», Буденный объясняет это тем, что белые не пытались преследовать части 10-й армии, что выглядит довольно странно. На самом деле командование красных цеплялось за естественные рубежи на пути движения Кавказкой армии — реки, а степное междуречье, где армия была особо уязвима перед кубанцами, старалось проскочить как можно быстрее, максимально используя железную дорогу.

11–12 (24–25) мая началось форсирование реки Сал, в ходе которого снова развернулись кровопролитные бои. В одной из красных контратак был ранен командующий армией Егоров. Так об этом вспоминал Буденный:

«На выходе из хутора Плетнева ко мне подскакали двое бойцов из походного охранения головного полка и доложили, что в четырехстах метрах западнее хутора лежит тяжело раненный командующий армией. Я сейчас же поскакал к указанному бойцами месту. Егоров был ранен в левое плечо. Я застал его лежащим рядом с убитой под ним лошадью. Два бойца пытались остановить у него сильное кровотечение. Я вытащил из кобуры седла своей лошади чистую рубаху, разорвал ее на полосы и перевязал раненое плечо командующего, а потом с помощью бойцов осторожно положил его на пулеметную тачанку. Егоров молчал».

Егоров позднее получил орден Красного Знамени за то, что

«лично принял командование над частями 4-й и 6-й кавалерийских дивизий и бросился с ними в атаку на неприятеля. Несмотря на отчаянное сопротивление врага, особенно его пехотных частей, тов. Егоров стремительным натиском смял его и отбросил на южный берег реки Сал. В результате этой лихой атаки вся неприятельская пехота, находившаяся на северном берегу, около 2–3 полков, осталась в наших руках и была частью взята в плен, а частью изрублена. В наших руках остались богатые трофеи в виде орудий и пулеметов. Тов. Егоров в одной из атак был ранен, но, невзирая на довольно тяжелое сквозное пулевое ранение надключичной области с значительным кровоизлиянием, не оставил поля сражения».

10-я армия действительно оказывала яростное сопротивление. 17 (30) мая почти погибла 6-я пехотная дивизия и её начальник Иван Патрикеев, пытавшийся остановить бегущих солдат.

Командование красными частями после ранения Егорова принял бывший подполковник Клюев. 38-летний кадровый офицер, выпускник академии Генштаба, он добровольно вступил в РККА в первые дни её создания. В отличие от многих военспецов, Клюев был, видимо, идейным, по крайней мере в коммунистическую партию в 1919 году он явно вступил добровольно. В 10-й армии бывший генерал занимал должность начальника штаба и 13(26) мая автоматически получил пост врио командующего.

С Сала большевиков сбили. Следующий рубеж обороны ждал Кавказскую армию на берегу Аксай-Есауловской — это меньше 150 километров до Царицына. Егоров в свое время назвал Аксай «последней преградой» перед городом. В ходе боев 20–24 мая (2–6 июня) красные оставили и эти позиции, хотя наступательное движение давалось Кавказкой армии все сложнее.

Полковник Фостиков упоминает, что «пехота противника отступала исключительно по железной дороге под прикрытием броневиков, разрушая при отступлении железнодорожные мосты, будки, стрелки и станции».Красные двигались по железной дороге, а кавалерия белых, шедшая по пятам противника, такой возможности уже не имела. Кубанцы в буквальном смысле гнались по степи за поездами.

Степь

«…Необозримые солончаки, покрытые молочаями. Вода тут была редкостью. Накачавшись до предела, мы везли ее с собой. Жара была потрясающая. Горизонты вибрировали, как огромные струны. Наконец эти струны стали превращаться в миражи. Казалось, что где-то блестит вода и в нее смотрятся стоящие в небе вниз головой тополи. Я знаю, что вообще мираж означает отображение. Где-то, иногда очень далеко, эти тополи действительно существуют. Но отражаются вниз головой на очень большом расстоянии там, где их нет…» — так вспоминал эти степи Шульгин, отправившийся спустя месяц по пути Кавказской армии.

Местность, в которой приходилось сражаться белым и красным, даже в лучшие годы не отличалась гостеприимством и процветанием, 18-й же год выжег её окончательно. Фон Дрейер, генерал Императорской армии, категорически не принятый в армию Белую и служивший военным корреспондентом на южном фронте, в работе «Крестный путь во имя Родины» так описывал земли, на которые ступила Кавказская армия:

«…коннице пришлось идти по маловодной степи, а на участке Жутово-Червленная — по совершенно безводной пустыне. Приходилось везти с собой воду в бочках. Случалось, что лошадей не поили по два дня, а казаки не получали хлеба по десять дней. Местные средства, всегда здесь скудные, теперь совершенно отсутствовали, так как весь скот был угнан, а фураж сожжен…»

Врангель вспоминал:

«…Оставив поезд у реки Сала, я автомобилем в сопровождении полковника Кусонского, начальника оперативного отделения полковника фон Лампе и одного офицера службы связи выехал в Котельниково. На всем пятидесятиверстном пути мы не встретили ни одного жилья. Безлюдная, покрытая ковылем, местами солончаковая степь, была совершенно пустынна».

Им вторил и противник. Штаб 10-й армии рапортовал, что пришлось отступать землями «совершенно истощенными местными средствами еще в период зимних боев».

Недостаток воды и подножного корма усугублялся логистическими проблемами, с которыми в большей или меньшей степени сталкивается любая армия в наступлении. Интендантства и обозы безнадежно отставали от кавалерии, к тому же красные разрушили железнодорожный мост через реку Сал, на несколько недель лишив части Кавказской армии возможности пользоваться полотном линии Тихорецкая-Царицын Владикавказской дороги. Боеприпасы, амуниция, раненые курсировали от фронта к тылу благодаря рельсовым платформам с запряженными в них лошадьми. Относительно небольшие грузы, таким образом, могли попадать из действующей армии в тыл и обратно, но ни о танках, ни о тяжелой артиллерии и бронепоездах, необходимых для штурма, до ремонта моста не могло быть и речи. «Довольствие отвратительное, подвоз из тыла невозможен», — находим короткий комментарий в дневнике того же Фостикова.

В таких условиях проходил поход Кавказской армии.

…

Обе стороны несли большие потери в упорных боях. Впрочем, Буденный снова дарит нам альтернативный взгляд. По его мнению,

«белые наступали нерешительно… 10-я армия имела все возможности успешно обороняться, и не только обороняться, но и перейти в наступление. Однако этого, к сожалению, не случилось…

С оборонительного рубежа по рекам Аксай-Есауловский и Гнилой Аксай корпус снялся среди белого дня, при совершенном бездействии со стороны противника. Разведка донесла, что противник обнаружил отход корпуса и начал продвижение лишь на третий день после того, как корпус оставил оборонительные позиции…»

Возможно, Буденный таким образом старался усилить контраст между успешной сталинской обороной и «бездарной» обороной военспеца Клюева. Вопреки его теории, Кавказская армия продолжала развивать наступление и 27 мая (9 июня) подошла к новому рубежу 10-й армии, атаковав его в районе станции Тингута. До Царицына оставалось меньше 60 километров по линии Царицын-Тихорецкая. Армия пошла веером. Через несколько дней кубанцы появились в районе реки Червленая — 40 километров до города по западной Волго-Донской дороге. Врангель констатировал:

«Обещание мое генералу Деникину было выполнено. Неотступно преследуя противника, моя конница в самых тяжелых условиях пересекла безлюдную и безводную калмыцкую степь, преодолела ряд укрепленных и отчаянно оборонявшихся противником рубежей и подошла к Царицыну, „Красному Вердену“, как именовали его большевики, пройдя около 300 верст, в назначенный мною Главнокомандующему трехнедельный срок».

Кавказская армия потеряла около трети состава за три недели боев, была сильно вымотана и едва ли готова к штурму города. 10-я армия тоже находилась не в лучшей форме. Так её состав после отступления от Маныча до Царицына описывал командарм Клюев:

«32 дивизия — настроение митинговое, с отходом от реки Маныч перестала существовать, как боевая единица… лишь к половине июня удалось создать что-то вроде сборного отряда.

37 дивизия — почти полностью потеряла третью бригаду и понесла большие потери (до 50%) в остальных полках.

38 дивизия — в боях на Маныче потеряла полностью два полка.

39 дивизия — была разрезана на две части, одна из которых полностью рассеялась».

Задача номер один Врангелем была выполнена — 10-ю армия загнали в Царицын за три обещанные недели. Но дальнейшие действия натыкались на серьезные трудности. С одной стороны, правильно было бы запереть армию красных и ждать необходимую для приступа пехоту и технику — с другой, можно было рискнуть и попытаться на плечах разбитой армии войти в город.

В пользу второго плана говорило состояние красных войск, а также временной фактор, пока игравший на руку Врангелю. Клюев позднее признавал, что оборонительные рубежи города не успели привести в надлежащий порядок ввиду стремительности наступления Кавказской армии. Выигранное время было бы пущено красными на укрепление оборонительных позиций. Ждать значило позволить красным пополнять состав своей армии, ведь город не был окружен и в него на выручку своим стекались части Красной армии (Казанский и Симбирский крепостные полки, конный отряд Жлобы и пр.).

При этом печальный опыт Донской армии показывал, что уступающее противнику в численности кавалерийское войско, лишенное должной поддержки пехоты, обречено на поражение в наступательных боях за редуты, прикрытые проволокой «в пять колов». Царицын был укрепленным городом еще с 1918 года. Проволочные заграждения, полные профили окопов на высотах вдоль кольцевой железнодорожной ветки и у самой городской черты, редут на высоте 496 (район Гумрака), заминированные мосты. Орудия и бронепоезда, как и во время первого сражения за Царицын, имелись в избытке. Врангель это прекрасно знал, но выбрал атаку.

«Конница может делать чудеса, но прорывать проволочные заграждения не может»

Строчка, вынесенная в заглавие этой части, — это цитата самого барона из его требовательной телеграммы Деникину. Врангель неоднократно настаивал на присылке в Кавказскую армию необходимой помощи — техники и пехоты.

Вопреки собственным словам, Врангель решил проверить возможности своей конницы. 29 мая (11 июня) командующий издал приказ:

«…а) 2-му Кубанскому корпусу генерала Улагая наступать на фронт Царицын — Воропоново и овладеть Царицыном с юга; б) 4-му (ранее 3-му — прим.) Конному корпусу генерала Шатилова, сосредоточив главную массу своих сил на левом фланге, — наступать на фронт Воропоново — Гумрак и овладеть Царицыном с запада; в) 1-му корпусу генерала Покровского наступать вдоль железной дороги Лихая — Царицын и по овладении станцией Карповка составить армейский резерв, направить одну бригаду в район станции Котлубань — хутор Грачевский, с целью отрезать противнику пути отхода на северо-запад…»

Как и во время первой обороны, образовались три естественных направления наступления вдоль железнодорожных путей. На Гумрак с севера (Грязе-Царицынская железная дорога), на Воропоново с запада (Волго-Донская), на Сарепту с юга (Царицын-Тихорецкая). Штаб Кавказской армии признал наиболее перспективным западное направление, на котором оперировал корпус Шатилова. Ему были приданы части (бригада и две дивизии) корпуса Улагая, шедшего близ Волги и опасавшегося попасть под огонь Волжской флотилии красных, усиленной плавбатареей 75-миллиметровых орудий. Так дальнейшие события описывал сам Врангель:

«…1 (14) июня армия перешла в решительное наступление. Ударная группа стремительно атаковала позиции противника на реке Ягодной, прорвала фронт красных и заняла станцию Басаргино. Развивая далее наступление, к б часам вечера овладели селением Червленноразное, несколько раз переходившим из рук в руки, станциями Воропоново и Крутенькая. Противник при поддержке могущественной артиллерии и бронепоездов оказывал упорное сопротивление, задерживаясь на каждой позиции.

С утра 2 июня бой снова разгорелся. Ударная группа генерала Шатилова, развивая достигнутый накануне успех, с прежней стремительностью атаковала позиции красных; однако, встреченная сильнейшим огнем батарей и бронепоездов, вынуждена была отойти…

Двухдневный бой выяснил, что овладеть Царицыным нам не под силу. С болью в сердце вынужден я был предположенную в ночь со 2 на 3 июня атаку отменить…»

Барон был очень близок к недостижимой в этих условиях победе. Красные 2(15) июня уже начали эвакуацию, командарм Клюев вспоминал:

«В момент наибольшего нажима противника на центральном участке, где противнику удалось временного занять станцию Воропоново, армейскому командованию пришлось штаб армии и все армейские учреждения погрузить на суда…»

Нужен был еще один нажим, но силы противоборствующих сторон были просто несопоставимы. Командарм Клюев в середине июня имел 16 тысяч пехоты и 6 тысяч кавалерии при 134 орудиях и 626 пулеметах, не считая огневой мощи 7 бронепоездов. Кроме того, были мобилизованы до 1000 человек царицынских рабочих, на фронт вышел батальон красных курсантов. Фактически численный состав 10-й армии, потерявшей в отступлении не менее половины пехоты, благодаря пополнениям совершенно не уменьшился. Поражение выдавала только потрепанная артиллерия, сократившаяся почти на сто орудий. Кавказская армия, потерявшая в боях до трети состава, лишилась к тому моменту еще и единственной пехотной дивизии, разбитой на Сале. Всего барон располагал не более чем 5-ю тысячами пластунов, то есть по числу пехоты в три раза проигрывал Клюеву.

4 (17) июня красные перешли в контрнаступление в районе Воропоново и отбросили Кавказскую армию от города. Лишь в районе Сарепты белым удалось закрепиться. Успех контрнаступления воодушевил большевиков, сидевших на чемоданах в Царицыне. Один из красных комиссаров — Литвиненко — в газете «Борьба» в статье «Царицынский орех» писал:

«…волчьи зубы уже четыре раза с треском ломались от прикосновения к стально-революционной скорлупе Царицынского ореха…»

Несмотря на браваду, штаб красных еще десять дней на всякий случай базировался на судах и только 14 (27) июня сошел на берег.

В рисунке боёв начали проступать знакомые черты царицынского противостояния 1918 года — казачья кавалерия, на этот раз кубанская, разбилась об эшелонированные позиции, занимаемые красной пехотой, наконец-то почувствовавшей себя уверенно под прикрытием траншей и концентрированного огня. Кавказская армия дралась отчаянно, Врангель докладывал Деникину:

«…армию упрекнуть не могу. За время операции некоторые полки дошли по составу до сотни. Убито и ранено пять начальников дивизий, три командира бригад, одиннадцать командиров полков».

Это моральное состояние армии, пожалуй, и было главным её отличием от донцов. Кавказская армия хотела драться, воевала гораздо упорнее, не митинговала, не переходила сотнями к красным, не отступала без приказа на десятки километров. Белым нужно было «ночь простоять и день продержаться». И помощь была уже близка. Пока кубанцы дрались за Воропоново, спешно восстанавливалось железнодорожное полотно Царицын-Тихорецкая, прерванное в районе железнодорожного моста через Сал. За рекой уже стояла свежая 7-я пехотная дивизия генерала Бредова, танки и бронепоезда…

Уже 9 (22) июня на фронт стали поступать столь необходимые Врангелю средства. Барон вспоминал:

«Вид частей порадовал меня. Полки были отлично одеты в английскую форму хаки и металлические шлемы. Люди выправлены, в частях большой процент старых кадровых офицеров. Начальник дивизии генерал Бредов был чем-то задержан в Ростове и во главе дивизии стоял полковник Непенин. Последний произвел на меня прекрасное впечатление. Следом за 7-ой дивизией подошли танки. Сосредоточение подкреплений происходило крайне медленно, дорога пропускала лишь шесть пар поездов в сутки».

Штурм

Первое наступление на город Врангель вел с запада. Он не хотел встретиться с красной Волжской флотилией, контролировавшей берег Волги. Новые обстоятельства вынуждали Врангеля изменить направление удара. Бронепоезда и танки были прикованы к линии Царицын-Тихорецкая, кроме того, Кавказская армия, опиравшаяся на станцию Сарепта, ближе всего к городу оказалась именно с юга. Врангель принял решение оголить центр, а «на протяжении около 25 верст, сосредоточить 0,75 своих сил на крайнем правом фланге и этим кулаком нанести удар вдоль Волги по левому крылу неприятеля».

Силы перетекли из группы Шатилова в группу Улагая, в которой оказались: 2-й и 4-й кавалерийские корпуса, 7-я пехотная дивизия, отряд танков и пять бронепоездов (тяжелая «Единая Россия» и лёгкие «Орел», «Вперед за Родину», «Атаман Самсонов» и «Генерал Алексеев»).

Танки и англичане

Стоит остановиться на танковом дивизионе, приданном Врангелю командованием. 1-й танковый дивизион был сформирован в Екатеринодаре в апреле 1919 года. Танки были английские (знаменитые Mark V и легкие Mark A «Уиппет»), а экипажи русские, обученные в «английской танковой школе» специальной командой инструкторов во главе с харизматичным одноруким майором Юэном Брюсом. Майор относился к типу, который можно встретить в любой армии любой нации. Он буквально жил войной, не задумываясь принимал участие во всех авантюрах, хотя еще в 1917 году остался после попадания разрывной пули без правой руки. Трембовельский, танкист 1-го дивизиона, в воспоминаниях ошибочно называл однорукого офицера капитаном Коксом. Кокс служил в английской школе танков, но руки имел две.

К моменту штурма 1-й танковый дивизион уже успел принять участие в боях в каменноугольном районе. Борис Штейфон, свидетель работы танков, вспоминал:

«Первые красные части, заметив какие-то двигающиеся машины, не уяснили, по-видимому, их роль, но когда, несмотря на огонь, свободно преодолевая местные препятствия, танки врезались в неприятельское расположение и стали в полном смысле уничтожать красные цепи, разразилась полная паника. Весть о появлении танков быстро разнеслась среди большевистских войск и лишила их всякой сопротивляемости. Ещё издали, завидя танки, большевики немедленно очищали свои позиции и поспешно отходили».

Таких грозных машин в распоряжении Врангеля оказалось семнадцать — четыре отряда по четыре танка. Два отряда состояли из тяжелых пушечных «male Mark», другие два из пулеметных «Уиппетов». Еще один тяжелый танк выставили английские инструкторы.

Брюс, человек отважный и неспособный усидеть на месте, проигнорировал строгое предписание британского правительства не участвовать в боях. Майор принял на себя командование всем дивизионом, а на поле боя послал один «Марк» (известен даже заводской номер — 9340) c английским экипажем капитана Уэлша (позже его сменил капитан МакЭлвайн).

Атака на опережение

Все было готово к наступлению, которое, по воспоминаниям Клюева, не стало для красных неожиданностью. 15 (28) июня перебежчик сообщил штабу 10-й армии о том, что с рассветом 16(29) июня начнется белая атака «на участке левой группы». Клюев стреножил часть 6-й кавалерийской дивизии для усиления этого участка фронта, кроме того, в резерв участка вдобавок к 37-й дивизии были переведены несколько полков и заградительный отряд. Эти меры, впрочем, несли исключительно формальный характер.

План Клюева заключался в том, чтобы попытаться предупредить атаку Врангеля. С рассветом 16 (29) июня он хотел двинуть в наступление части всего фронта, резонно полагая, что основные войска противника сосредоточены на юге. Буденный должен был вырваться из городских предместий на севере и уйти в рейд по тылам Кавказской армии, вынуждая ударную группу Улагая отступить вместе с остальными корпусами.

Красные опоздали. Атака Кавказской армии началась не «с», а «перед» рассветом. В два часа тридцать минут белые танки прорвали заграждения в районе 37-й дивизии, третья бригада которой в панике бежала.

Многие, вероятно, представили, как десяток танков в пыли несется на колючую проволоку, сминая её и пулеметным огнем рассеивая пехоту. Реальные возможности танков той эпохи несколько отличались от кинематографической картинки. Танки не брали позицию с наскока. Их главной задачей было аккуратно снять заграждение для получения максимально широкого коридора. К проволоке цепляли «якорь», и танк, газуя, с корнем выдергивал всю линию оплетенных столбов. Имея очень ограниченную скорость, машины, аккуратно переползавшие траншеи, больше походили на черепах, по панцирям которых бесконечно барабанили осколки и пули отчаявшегося противника. Вид неуязвимых чудовищ производил неизгладимое впечатление на красноармейцев, до этого ничего подобного не видевших.

Машины за несколько часов расчистили 8 верст и поползли зигзагом на север к станции Воропоново, попутно ведя огонь по траншеям. За машинами медленно и неотступно катились груженные топливом и боекомплектом телеги, запряженные волами.

1000+ материалов, опубликованных в 2015 году. Пожалуйста, поблагодарите редакцию: