Второй Кубанский поход

Кубанский поход продолжался, Добровольческая армия неудержимо шла вперед, освобождая казачьи станицы от красных одну за другой. В середине июля бои шли в непосредственной близости от Екатеринодара — 14 числа дроздовцы при поддержке частей 1-й дивизии после упорного боя захватывают станцию Динская, несколько сотен пленных и богатые трофеи. Казалось, победоносное окончание Второго Кубанского похода близко. Однако уже на следующий день начали приходить тревожные вести. Крупные силы большевиков — до 25 тысяч штыков и сабель под началом местного уроженца Ивана Сорокина, ветерана боев на Кавказском фронте, обошли авангард белых и прорвались к станице Кореневской. Над дроздовцами нависла угроза окружения. Попытка Казановича и Дроздовского контратаковать увенчалась полной неудачей — бойцы Добровольческой армии откатились к Динской, отброшенные пулеметным огнем. Не помогло и мужество самого Михаила Гордеевича, шедшего в атаку на позиции противника в полный рост. На ночном совещании обсуждение дальнейших перспектив отрезанной группировки вылилось в яростный спор. Михаил Гордеевич, всегда стремившийся сберечь своих людей, настаивал на отступлении, однако Казанович, номинальный командующий сводных сил 1-й и 3-й дивизий, настоял на повторной атаке. Когда утром 17 июля марковцы и дроздовцы вновь двинулись вперёд, казалось, что повторится история вчерашнего дня. Большевики на удивление стойко оборонялись, а их огромное численное превосходство лишало белых шансов на успех. Более того, отбросив противника, Сорокин повел своих людей в контратаку. В этой, казалось, безнадежной для белых ситуации спасение пришло неожиданно. Натиск красных начал внезапно слабеть, а вскоре они и вовсе отступили, попав под удар 2-го Офицерского конного полка. Как выяснилось позже, это Деникин вовремя определил время и направление удара и бросил в атаку все резервы, стоявшие в Тихорецкой. Потери деморализованных ударом с двух сторон большевиков могли бы быть еще больше, если бы Дроздовский сумел организовать преследование противника силами своей пехоты. Он, однако, не стал этого делать, сославшись на общую усталость и большие потери подразделения — до трети «дроздов» погибли или были ранены. В числе последних оказался и Туркул — пуля попала ему в ногу и раздробила кость.

Отправив 1-ю дивизию преследовать рассеянные силы большевиков, Деникин оставил дроздовцев защищать Кореневскую. Уже 19-го числа Сорокин сумел собрать свои разбитые части и вновь атаковал позиции белых, вынудив их после упорного боя отойти на 30 верст к станице Бейсугской. Здесь до Дроздовского доходит приказ командования, обязывающий его несмотря на потери и усталость бойцов начать контрнаступление на Кореневскую, прикрыв тем самым позиции дивизии Казановича. Михаил Гордеевич начал движение в сторону станции, но так до нее и не дошел, остановленный сведениями разведки о скоплении в Кореневской огромных сил красных. Почти неделю Дроздовский ведет себя крайне пассивно, пока 25 июля не начинает ускоренный марш, заходя в тыл расположенной в Журавках группировке красных. Эта пассивность и фактическое невыполнение приказа Деникина вряд ли добавили Михаилу Гордеевичу поклонников в штабе Добровольческой армии. По всей видимости, Дроздовский осознанно не пошел на помощь 1-й дивизии, движимый, с одной стороны, желанием сохранить жизни своих людей, а с другой, обидой на Казановича, вынудившего амбициозного командующего дивизией подчиняться своим приказам.

Между тем атака дроздовцев оказалась успешной. Несмотря на неразбериху в ходе наступления, в результате которой марковцы попали под огонь бойцов 3-й дивизии, группировка красных под Журавкой была окружена и полностью разгромлена. Сорокин, ставший к тому времени командующим всеми силами Красной Армии на Северном Кавказе, отступал, а дорога на Екатеринодар оказалась открыта. К концу месяца войска Добровольческой армии охватывают город с севера и востока, с тяжелыми боями захватив Усть-Лабинскую, Кирпильскую и Воронежскую станицы. К 1 августа наступает завершающая фаза операции — бои в пригородах Екатеринодара и самом городе. На дроздовцев возложена задача по захвату пригородной станицы Пашковской, и с этим подчиненные Михаила Гордеевича прекрасно справились, лобовой атакой при поддержке кубанцев пробив оборонительные рубежи красных и обратив тех в беспорядочное бегство. Первой в сам город прорвалась конница генерала Ивана Георгиевича Эрдели, а вошедшая следом пехота вступила в ожесточенные уличные бои. К вечеру 3 августа столица Кубани была полностью освобождена от большевиков, Второй Кубанский поход завершился триумфом. Увы, для Дроздовского и других генералов Добровольческой армии победный марш по улицам Екатеринодара был лишь кратким мигом отдохновения.

Хотя поход на Екатеринодар и удался, а дроздовцы сыграли в освобождении города очень важную роль, отчуждение между Дроздовским и некоторыми штабистами Добровольческой армии нарастало. Многих не устраивало поведение Дроздовского в ходе боев за Кореневскую, а сам Михаил Гордеевич в разговорах с подчиненными прямо обвинял генерала Романовского в желании уничтожить состоящую из монархистов дивизию, бросая дроздовцев на самых опасных участках под пули красных.

Бои за Армавир

Август и начало сентября дроздовцы провели в боях в окрестностях Армавира. Этот эпизод завершился захватом города и полным уничтожением окруженной в нем группировки Сорокина. Однако спустя всего лишь неделю к Армавиру подходят огромные силы Таманской Красной армии. В лице таманцев белые встретили достойного противника. Совершив марш-бросок от Туапсе, таманцы соединяются с остатками сорокинских частей и штурмуют Армавир. Начиняются бои за город, в которых силы 3-й дивизии неумолимо тают. Оказавшись перед угрозой полной гибели своих частей, Дроздовский отдает приказ об отступлении. В ночь на 13 сентября дроздовцы переправляются через Кубань, закрепившись на подступах к станице Прочноокпской. Деникин быстро осознал масштабы возникнувшей угрозы, перебросив на помощь Михаилу Гордеевичу полторы тысячи марковцев под началом полковника Тимановского. Однако попытка выбить красных из города привела лишь к серьезным потерям. К этому моменту за два месяца беспрерывных боев 3-я пехотная дивизия уже потеряла до 75% личного состава, почти не получая пополнений. Неудачной была и попытка Дроздовского нанести удар по нависавшей с фланга михайловской группировке противника — сказывалась как полное превосходство красных в числе, так и нехватка артиллерии. Более того, здесь Дроздовский вновь проявил своеволие при выполнении приказа командующего. Сам Деникин позже писал:

«Я был 16-го в отряде Дроздовского. Он считал бесцельным дальнейшее наступление на Армавир, пока не будет разбита Михайловская группа… Согласившись с ним, я оставил на армавирском направлении слабый заслон полковника Тимановского и в тот же день двинул Дроздовского с главными силами против Михайловской, дав ему задачу — нанести быстрый и внезапный удар с востока во фланг и тыл Михайловской группе и совместно с конницей Врангеля разбить ее. Дроздовский вышел только к вечеру 17-го на фронт Врангеля и принял иное решение: ночью произвести смену 1-й конной дивизии на ее позиции и с 7 часов утра 18-го атаковать с востока в тыл Михайловской. Атака Дроздовского не имела успеха; части его понесли тяжелые потери и к вечеру отошли к Петропавловской».

Результатом стал выговор командующему 3-й дивизии. О возникнувшем конфликте говорит и содержание рапорта Дроздовского Деникину, в котором Михаил Гордеевич высказал свое возмущение выговором. Рапорт, однако, до командующего не дошел, он попал к Романовскому, а тот оправил бумагу обратно. Судя по всему, Деникин, с одной стороны, был крайне раздражен своеволием Дроздовского, но с другой — осознавал невозможность замены популярного и любимого подчиненными командира дивизии в разгар боев. В конце концов он наказывает Дроздовского, сняв его с самого ответственного участка в непосредственной близости от Армавира и заменив дроздовцев силами 1-й дивизии. Казанович, впрочем, не сумел превзойти Дроздовского, и при штурме тоже потерпел фиаско. Сами «дрозды» в начале октября заменили силы Боровского, выбитого большевиками из Невинномысской. К этому моменту по всему фронту развернулась позиционная борьба — обе стороны были слишком измотаны и обескровлены для решительного наступления. Судьба Армавира теперь решалась в локальных столкновениях, и здесь чаша весов потихоньку склонялась в пользу белых.

В середине октября ситуация по-прежнему висела на волоске — дроздовцам пришлось оставить защищаемый ими Ставрополь и в сопровождении толп беженцев отступить к станице Рождественской. В эти мрачные дни позиции 3-й дивизии навестил сам Деникин:

«18 октября в одной из хат станицы Рождественской собралось офицерство 3-й, отчасти 2-й дивизий; я ожидал, что после перенесенных безмерно тяжелых боев и ставропольской неудачи увижу хоть тень моральной усталости и разочарования… И был глубоко обрадован их настроением. Они жадно ловили всякий намек на улучшение общего положения и интересовались только тем, что облегчало нам дальнейшее ведение борьбы. Я видел части — сильно поределые, истомленные, полуобмерзшие, в обтрепанный легкой одежде — зимняя стужа наступила в этом году рано — и тем не менее готовые к новым боям. Я мог порадовать их последними сведениями о европейских событиях, о падении Германии, торжестве союзников и об открывающихся перспективах. Помогут ли нам союзники войсками — не знаю, но материальную частью — несомненно и в широком масштабе. Это, впрочем, дело будущего…».

Вскоре дроздовцев ждала еще одна радостная весть — Кубанская дивизия Покровского разметала красных и освободила Невинномысск. Покровский успел отличиться еще ранее, приказав расстрелять в Майкопе всех взятых в плен красноармейцев. Хаос в тылах противника позволил Дроздовскому пробиться к предместьям Ставрополя и связать позиционными боями расположившиеся в городе силы большевиков. Тем временем город был охвачен с юга и запада войсками Врангеля, Покровского и Казановича. А 31 октября 1918 года красные, стремясь прорваться из города, всеми силами обрушились на обескровленные части 2-й и 3-й дивизий, вынудив добровольцев отступать. Дроздовский, как всегда в подобные критические моменты, вскочил на коня и повел своих людей в контратаку у стен Иоанно-Мартинского монастыря. В этот момент пуля ударила командира 3-й дивизии в ступню. Раненого Михаила Гордеевича подчиненные стащили с коня и на тачанке отправили в тыл. Большевики сумели уйти из Ставрополя. В дальнейшем освобождение этого города станет поворотной точкой, с которой начнется очищение Кубани и Северного Кавказа от красных.

Смерть и бессмертие

Поначалу никто не воспринял всерьез это ранение, выглядевшее, по словам очевидца случившегося капитана Тер-Азарьева, «скорее царапиной». Однако все оказалось гораздо мрачнее. В екатеринодарском госпитале, куда Дроздовского доставили после перевязки, Михаил Гордеевич перенес восемь операций. Безрезультатно. Началась гангрена. Здесь же, в Екатеринодаре, Дроздовский успел заслушать приказ о присвоении ему генеральского чина. В декабре мучимый жестокими болями Михаил Гордеевич попросил перевезти его в Ростов-на-Дону, в клинику к своему хорошему знакомому — профессору Напалкову. Здесь, в Ростове, носилки с раненым Дроздовским встречали толпы горожан, в памяти которых еще были свежи события пасхального боя. Здесь же, на вокзале, Дроздовского застал еще не оправившийся от ранения и передвигавшийся с помощью костыля Туркул:

«Дроздовского привезли в синем вагоне кубанского атамана. Я вошел в купе и не узнал Михаила Гордеевича. На койке полулежал скелет — так он исхудал и пожелтел. Его голова была коротко острижена, и потому, что запали щеки и заострился нос, вокруг его рта и ввалившихся глаз показалось теперь что-то горестное, орлиное. Я наклонился над ним. Он едва улыбнулся, приподнял исхудавшую руку. Он узнал меня. — Боли, — прошептал он. — Только не в двери. Заденут… У меня нестерпимые боли».

В клинике Напалкова была немедленно произведена ампутация пораженной гангреной ноги. Тщетно. Утром 1 января нового 1919 года на позиции 3-й дивизии из Ростова приходит телеграмма о смерти командира.

Нелепая, и оттого еще более трагическая смерть Михаила Гордеевича вызвала массу пересудов как в рядах дроздовцев, так и в других частях Добровольческой армии. Ответственным за гибель называли главного недруга Михаила Гордеевича — генерала Романовского, а исполнителем злого умысла — лечащего врача Плоткина. Увы, Дроздовский стал лишь одной из многих санитарных потерь для обеих сторон. Тысячи бойцов по обе стороны фронта умерли в ужасных муках на пропитанных кровью больничных койках — от нехватки банальных антисептиков.

Командование воздало умершему должные почести. Спустя две недели после смерти Михаила Гордеевича 3-я пехотная дивизия Добровольческой армии была переименована в 3-ю генерала Дроздовского пехотную дивизию. Началась ожидаемая чехарда с командующими — на этом посту сменились генералы Асташов и Май-Маевский, и в конце концов должность закрепилась за старым соратником Дроздовского, участником похода Яссы-Дон, генерал-майором Владимиром Константиновичем Витковским.

Тело Михаила Гордеевича было погребено в Екатеринодаре, откуда позже, перед лицом наступающих красных, офицеры полка вывезут его в Новороссийск. Но и этот город не станет последним пристанищем для праха павшего русского офицера. По приказу Туркула гроб с телом командира 3-й дивизии вывезут в Севастополь. По иронии судьбы, останки Дроздовского найдут покой в Крыму, где десятилетиями раньше проливал кровь отец Михаила Гордеевича, защищавший полуостров от англичан и французов.

Донбасс

Зиму 1918–1919 годов дроздовцы провели в боях на Донбассе. Тут и там мелькают знакомые названия — Дебальцево, Волноваха, Горловка. Со стратегической точки зрения бои в Каменноугольном бассейне преследовали прежде всего цель облегчить положение донских казаков, совершенно деморализованных большими потерями и неудачами в борьбе с большевиками. Для коммунистов эта борьба также имела огромную важность — Троцкий в своих директивах из Москвы призывал красных командиров вести «пролетариат в борьбу за советский уголь». Здесь, на основном направлении удара, командование Добровольческой армии собрало лучшие силы — Дроздовский, Корниловский и Марковский полки, самурцы. Прибыл и неизменный бронеавтомобильный отряд капитана Нилова в составе «Верного», «Добровольца» и «Кубанца». Перед Май-Маевским стояла сложнейшая задача — удержать значительно превосходящие войска красных. Одновременно белым приходилось вести борьбу с ватагами махновцев, совершенно распоясавшихся после ухода немцев и падения власти гетмана Скоропадского.

Единственным способом нивелировать многократное численное превосходство неприятеля было использование мобильности и маневренности «цветных» частей, их высокий воинский дух и дисциплина. Красные наступали по линиям железных дорог, при поддержке бронепоездов, и в эти ключевые точки перебрасывались пехотные части белых для ликвидации очередного прорыва. Неоценимую помощь пехоте здесь оказывала немногочисленная артиллерия.

Вот так описывал быт артиллеристов боец 7-й артиллерийской бригады, дроздовец Дмитрий Федорович Пронин:

«Солдаты 3-ей легко-гаубичной батареи (позже переименованной в Дроздовскую) жили в теплушках уже несколько месяцев. Компания собралась довольно разношерстная. Юнкер Сергиевского артиллерийского училища, два кадета, два студента — один из Петербурга, другой из Харькова, два пленных красноармейца — из мобилизованных большевиками пермяков, взятые в плен в январских боях, два ставропольских хуторянина из иногородних и два кубанских казака. Всех объединяла ненависть к коммунизму… Теплушка сделалась домом. Посреди чугунная печка, с боков нары, где помещались люди. На печке чай, над ней же сушили портянки, промокшую одежду и обувь. На позицию состав подавали обыкновенно еще затемно с таким расчетом, чтобы разгрузку можно было произвести до рассвета и не лопасть под артиллерийский обстрел во время выгрузки лошадей и скатывания орудий с платформ. Самая разгрузка обычно происходила в поле без рампы. Ставились рельсы, на них накладывались дощатые щиты, по ним выводили коней. Те же рельсы приставлялись к платформам и номера скатывали по ним на лямках орудия и зарядные ящики. Дошли до такой виртуозности, что разгрузка и погрузка происходили очень быстро. Грузились в эшелон вечером, когда наступала темнота. Как убитые, валились на нары и просыпались уже на узловой станции, где получали фураж для коней, снаряды и обед. Перевезенные ночью на другое направление, опять перед рассветом разгружались… И так изо дня в день. Да и бои были какие-то монотонные. Всё так же с севера густым частоколом черных линий шли большевистские цепи. Из складки местности, закрытой посадкой, показывался дымок притаившегося бронепоезда и начинался артиллерийский обстрел…»

Так проходила для дроздовцев и других русских добровольцев эта зима — в промерзлых теплушках, в бесконечной тряске, снова и снова под пули большевиков. В этой борьбе силы 3-й дивизии таяли, как в осенних боях за Армавир и Ставрополь. Люди умирали не только от пуль, осколков снарядов и шашек, но и от морозов и сыпного типа, без разбора косившего всех — белых, красных и пытавшихся остаться в стороне. Туркул описывает умонастроение бойцов Добровольческой армии той зимой: «Мы были одни, и нас было немного в студеной тьме». В феврале районом самых страшных боёв стали окрестности Дебальцево и Юзовки. Здесь дроздовцы и корниловцы вновь отбросили огромные силы большевиков, захватив бронепоезд «Роза Люксембург». В начале марта красные, швыряя в горнило боёв все новые и новые резервы, вновь переходят в наступление. Им противостоят обескровленные части Добровольческой армии — в ротах осталось 10–15% штатного состава, а операции ведутся силами отрядов в 50–100 человек при поддержке одного-двух орудий, имеющих по дюжине снарядов. Но в этих монотонных зимних боях одна за другой перемалывались красные дивизии, приближая весну и победу.

В апреле грязь сменила сошедший снег, обнажив следы войны: сотни и сотни тел, груды гильз. Тогда же, в апреле, большевики пошли в последнее наступление, заняв Юзовку и Моспино. На большее их не хватило. В мае на помощь жалким остаткам 3-й дивизии, истаявшим, но задержавшим красный накат, приходят подкрепления — прибывшие из района Минеральных вод корниловцы, кубанцы, пластунские батальоны. В район боев перебрасывают белые бронепоезда — «Иоанн Калита», «Князь Пожарский», «Единая Россия». Шкуро лихим наскоком захватывает Юзовку, а дроздовцы блокируют и захватывают в Авдеевке три бронепоезда и несколько набитых оружием и боеприпасами составов. Красные в беспорядке бегут, дорога на Харьков открыта. Тогда же, весной, силы Добровольческой армии пытаются восполнить потери в живой силе за счет жителей Донбасса. Туркул писал:

«Под Горловкой мой батальон занял село Государев Байрак. Село большое, грязное, пьяное, издавна обработанное красными посулыциками. В селе нами была объявлена, кажется, одна из первых белых мобилизаций. На мобилизацию пришли далеко не все шахтерские парни. За неявку пришлось грозить арестами, даже судами. Зимой мы подались от села, но с весенним наступлением вернулись туда снова. Тогда было поймано двое уклонившихся. Им основательно всыпали, и тогда Государев Байрак потек на мобилизацию толпой. Шахтерские рабочие, народ рослый и угрюмый, — точно в них въелась угольная пыль, — сильные парни, не очень-то по доброй воле и с не очень-то, разумеется, добрыми чувствами пошли в наши ряды, к кадетам, к золотопогонникам».

Надежность этих частей, само собой, никогда не была особенно высокой, а набранные таким образом рабочие и крестьяне часто разбегались или и вовсе переходили на сторону красных. Идейных же сторонников «белого дела» безжалостно косила война. Но тогда, в мае 1919 года, Добровольческая армия, отдохнувшая и восполнившая свои потери, выглядела грозной силой, способной вести наступление. Шахтёры же Государева Байрака, как вскоре оказалось, дрались с большевиками зло и весело.

Московская директива

Той светлой весной 1919 года наступление Добровольческой армии буквально захлестнуло деморализованных красных, в тылу которых одно за другим вспыхивали крестьянские и казачьи восстания. За месяц белые продвинулись на 300 верст, отбрасывая противника на всех направлениях. Вместе с другими рвались на север и дроздовцы. К концу мая освободили Славянск, Бахмут, Лозовую. Взятие последней было омрачено трагической гибелью полковника Туцевича, но случайности убитого снарядом его собственной батареи. Попытка большевиков под командованием Клима Ворошилова перейти в контрнаступление полностью провалилась. Досталось и союзникам красных — махновцы были жестоко биты силами Кубанского корпуса Шкуро. Тем временем Добровольческая армия подходит к Харькову, охватывая город со всех сторон, добровольцы входят в Белгород. В тылы красных для уничтожения коммуникаций уходят казаки Мамонтова и Топоркова.

Дроздовцам было поручено прорваться в сам город. Их, только что освободивших Изюм, сажают в вагоны и везут к станции Основа, занятой красными. Станция была освобождена почти сразу, первой же лобовой атакой. Окрыленные успехом дроздовцы, ведомые Туркулом, продвигаются к центру города, наталкиваясь на все более ожесточенное сопротивление. В центре Харькова белым сумел сильно досадить экипаж броневика «Товарищ Артем». Броневик, несмотря на артиллерийский огонь и броски ручных гранат, маневрировал по городским улицам, ведя плотный огонь по пехоте. Наконец из-за повреждения двигателя броневик заглох, а его экипаж был позже взят в плен и расстрелян. Здесь же, на месте, «Товарищ Артем» был переименован в «Полковник Туцевич», и новое название намалевали белой краской на борту. На этом организованное сопротивление красных в городе прекратилось, осталась лишь долгая и опасная работа по отлову и ликвидации друзей рабочих, укрывшихся на чердаках и в подворотнях. Спустя несколько дней на Николаевской площади состоялся торжественный парад войск Добровольческой армии, на котором присутствовали Деникин, Кутепов и Май-Маевский.

Захват Харькова позволил Деникину перейти к реализации самой трудной и важной из задач. Директива №08878 обозначала в качестве главной цели летнего наступления освобождение Москвы от большевиков и уничтожение сил Красной армии во всей Центральной России. Современным историкам этот план кажется заведомо невыполнимым. Под рукой у Деникина к июлю 1919 года было не более 90-95 тысяч штыков и сабель, а большевики только вдоль линии фронта сумели собрать 200 тысяч красноармейцев. Превосходство в пулеметах и артиллерии у Красной армии было пятикратное. К тому же ВСЮР предстояло вести наступление на огромной по протяженности линии фронта — от Киева до Саратова. Но тогда, как вспоминал потом сам Антон Павлович, все бойцы Добровольческой армии буквально жили надеждой на освобождение Москвы. А русские добровольцы уже не раз и не два продемонстрировали свою способность наносить поражение многократно превосходящим силам красных и вести малыми силами успешное наступление. В ходе рейда Мамонтова по тылам красных казаки учинили настоящий разгром, разрушая линии коммуникаций и вызывая хаос везде, где ни появлялись.

Для дроздовцев, включенных в состав 1-го армейского корпуса, марш на Москву начался с освобождения Сум. В ходе переправы через Сейм у села Теткино несчастливый артиллерийский снаряд накрыл сразу три десятка человек. Несмотря на потери, в середине сентября дроздовцы занимают Севск, где к белым присоединяются десятки местных гимназистов. Развивая наступление, Туркул ведет своих людей на Дмитров, возле которого на пеших дроздовцев, двигавшихся в сопровождении гаубичной батареи, обрушилась лавина красной конницы:

«У всех сжаты зубы. Едва колеблет дыханием ряды малиновых фуражек, блещет солнце на пушечных дулах. Батальон стоит в молчании, в том дроздовском молчании, которое хорошо было знакомо красным. Слышно только дыхание людей и тревожное конское пофыркивание. Накатывает топот, вой. В косых столбах пыли на нас несутся лавы. На большаке в лавах поблескивает броневая машина. Мы стоим без звука, без выстрела. Молчание. Грохот копыт по сухой земле отдается в груди каменными ударами. В пыли высверкивают шашки. Конница перешла на галоп, мчится в карьер. В громадных столбах мглы колышутся огромные тени всадников. Я до того стиснул зубы, что перекусил свой янтарный мундштук.

Я обернулся, махнул фуражкой.

— Огонь!

Отряд содрогнулся от залпа, выблеснув огнем, закинулся дымом. От беглой артиллерийской стрельбы как будто обваливается кругом воздух. Залп за залпом. В пыли, в дыму, тени коней бьют ногами, корчатся тени людей. Всадники носятся туда и сюда. Задние лавы давят передние. Кони сшибаются, падают грудами. Залп за залпом. Под ураганным огнем лавы отхлынули назад табунами. Степь курится быстрой пылью».

Красные были отбиты, повторив судьбу махдистской конницы при Омдурмане.

На следующий день Дмитров заняли самурцы. Тем временем Туркул повел 2-й дроздовский (пехотный) полк на занятие станции Комаричи. Здесь добровольцы взорвали железнодорожные пути, блокировав бронепоезда красных. Гаубицы дроздовцев прямой наводкой били по остановившимся бронепоездам, выгоняя красных на полотно, прямо под огонь пулеметчиков 2-го полка. Но тут внезапно подходит красный эшелон, большевики бросаются в отчаянную штыковую атаку, тонкие цепи дроздовцев начинают колебаться… Исход боя решает удар двух белых рот в тыл неприятеля — поручик Рябоконь, приведший их, гибнет в том же бою. Те же, кто пережил этот день, получили в награду несколько дней отдыха после изнурительных марш-бросков. К началу октября ВСЮР освободили от большевистской власти огромные территории с населением свыше 40 миллионов человек, были заняты Киев, Одесса и Курск, а фронт установился на линии Воронеж-Орел-Чернигов-Киев-Одесса. Казалось, еще один удар, и Красная армия окончательно рассыпется, обнажая дорогу на Москву.

Отступление

Этого не случилось. Наступление Добровольческой армии шло все медленнее, пока не остановилось совсем. В августе большевики подготовили две группы армий, острие удара которых было направлено на силы 1-го армейского корпуса, в том числе и на дроздовцев. Успешные действия красных не только снимали угрозу с Москвы, но и приводили к разделению Добровольческой и Донской армий. На этом участке большевикам удалось добиться заметного численного превосходства — 20 тысячам русских добровольцев противостояли трехкратно превосходящие силы красных, включающие к тому же самые лучшие и надежные части — Эстонскую дивизию и латышских стрелков. Для дроздовцев наступает время позиционной борьбы — они то оставляли, то с боем захватывали Севск, Комаричи и Дмитров. Попытка контрнаступления Кутепова провалилась, а с севера тем временем шли все новые и новые дивизии красных. Наконец, после прорыва Буденного у Касторной белые подались назад по всей линии фронта. Маятник военной удачи качнулся в другую сторону. При отступлении от Льгова белым пришлось взорвать бронепоезда «Иоанн Калита», «Москва» и «Дроздовец», блокированные на станции после взрыва путей и виадука. Командир «Дроздовца» Владимир Владимирович Рипке застрелился. Здесь же в упорных оборонительных боях понес тяжелейшие потери знаменитый самурский полк.

Дроздовцы шли в арьергарде отступающих частей, связывая боями передовые силы красных. Все было тщетно — измотанная и потерявшая половину личного состава Добровольческая армия отступала со столь же неизбежной поспешностью, с какой шла вперед летом. Донские и кубанские казаки, потеряв веру в победу над большевиками, сотнями бегут на Дон и Кубань, защищать свои станицы и хутора. В декабре белые оставляют захваченный менее полугода назад Харьков, а Деникин отстраняет от командования Май-Маевского, которого Антон Павлович позже характеризовал как человека храброго, но проигравшего главную свою битву — с алкоголем. Неблагодарная работа — командовать отступлением — достаётся Врангелю. В декабре силы ВСЮР откатились уже на Донбасс, оставив почти сразу и его. Накануне нового 1920 года измотанные дроздовцы остановились в хорошо им знакомом селе Мокрый Чалтырь, где разместился британский танковый отряд. Днем позже английские офицеры-танкисты поведут свои машины в бой, пытаясь помочь бойцам 3-го полка, на чьи позиции шли в атаку пешие красноармейцы, но сами окажутся в окружении. Помощь придет со стороны 1-го полка под командованием Туркула, удар которого отбросит противника и спасет измотанных дроздовцев от большевистского плена. У Славянской «дроздов», гибнувших под напором казачьей конницы Буденного, спасут переброшенные от Новороссийска бронепоезда. Так заканчивался 1919 год, подаривший Добровольческой армии выдающиеся победы, а всей России надежды на избавление от большевизма. И почти сразу эти надежды отнявший. Поход, начавшийся на Дону, на Дону и заканчивался. Вся территория севернее была залита петлюровскими и махновскими бандами, кубанскими самостийниками и ордами красных.

Новороссийск

Ранней весной 1920 года на фоне полного развала фронта командование Добровольческой армии принимает трудное решение — оставить Новороссийск. Город, ставший местом сбора всех противников большевизма, — офицеров, студентов и гимназистов, журналистов и вчерашних политиков — накрывает волна отчаяния. Для всей этой огромной массы людей в порту было просто-напросто недостаточно транспортных судов, даже несмотря на обещание помощи со стороны англичан. Известие о падении Екатеринодара спровоцировало панику, на пристанях скопились толпы людей, началась давка. Эвакуацию с моря прикрывала английская эскадра адмирала Сеймура, чьи корабельные орудия вели огонь прямой наводкой по силам красных на берегу. Сюда же в разгар эвакуации из Славянской прибывают дроздовцы, получившие задание задержать красных. Отбросив наступающих, Туркул ведет своих людей в порт, где часть полка грузится на транспорт «Екатеринодар». Офицерскую роту Туркул сумел разместить на миноносце «Пылкий». Там же находились гробы с телами Дроздовского и Туцевича.

Большинству дроздовцев той ночью повезло — они сумели покинуть гибнущий под ударами большевиков город. Участь многих других была страшной. Большевики изрубили бойцов 3-го калмыцкого полка, десятки оставшихся в городе офицеров предпочли покончить собой, но не попасть в руки красных. Среди них были и отбившиеся от своих «дрозды». Донской казак, генерал-майор М.А. Моисеев, в своих мемуарах вспоминал мрачные сцены, свидетелем которых он стал:

«Момент пленения нас большевиками не поддается описанию; некоторые тут же предпочитали покончить счеты с жизнью. Мне запомнился капитан Дроздовского полка, стоявший недалеко от меня с женой и двумя детьми трех и пяти лет. Перекрестив и поцеловав их, он каждому из них стреляет в ухо, крестит жену, в слезах прощается с ней; и вот, застреленная, падает она, а последняя пуля в себя».

В Русской армии

На следующий день корабли были уже в Крыму. Те войска, которые Врангелю удалось собрать на полуострове, становятся Русской армией, призванной защитить этот последний свободный от большевизма клочок родной земли. Генерал Кутепов сохранил командование над 1-м армейским корпусом, в который входили и дроздовцы. Очень скоро им предстоит принять участие в Хорловской десантной операции. Хорлы — стратегически важный порт, расположенный на берегу Черного моря, после захвата которого предполагалось пройти 40 верст и ударить в тыл силам красных у Перекопа. 31 марта после погрузки в Севастополе в сторону цели на транспортных судах выдвинулся 2-й дроздовский полк под руководством самого Витковского. Однако суда попали под плотный артиллерийский и пулеметный огонь — неожиданно для всех порт оказался занят большими силами противника. Отойдя в открытое море, офицеры начали совещание. Отступление в Севастополь без выполнения поставленной задачи было исключено, поэтому оставалось ждать ночи. В темноте батальон полковника Петерса в сопровождении пулеметной команды на тральщике «Скиф» двинулся к берегу. «Скиф» подошел прямо к пристани, откуда практически в упор открыли огонь красные. Петерс в упорном бою выбил противника из порта, дав возможность подойти к берегу другим судам. Весь следующий день ушел на выгрузку людей и боеприпасов. Однако запланированное на утро наступление было сорвано внезапной вечерней атакой красноармейцев, отбитой с большими для них потерями. Но своей цели атакующие добились — дроздовцы начали свой марш утром, так толком и не отдохнув. Четыре десятка верст до Перекопа белые прошли боевым маршем, в постоянных сражениях с красной конницей и под огнем вражеской артиллерии. Раз за разом винтовочный и пулеметный огонь отбрасывал большевиков, давая возможность колоннам двигаться дальше. Без лошадей, всего лишь с двумя подводами, везущими раненых, дроздовцы пробились к Перекопу, деморализовав силы красных и сорвав их наступление. За Хорловскую операцию, которая стоила 2-му полку 575 раненых и убитых, Туркул был удостоен Врангелем, встретившим дроздовцев в Армянске, звания генерала.

В мае 1920 года для 1-го армейского корпуса вновь начались дни походных маршей — Русская армия шла из Крыма на Донбасс. Перед началом наступления Врангель издал приказ:

«Русская армия идет освобождать от красной нечисти родную землю. Я призываю на помощь мне Русский народ. Мною подписан закон о волостном земстве и восстанавливаются земские учреждения в занимаемых армией областях. Земля казенная и частновладельческая, сельскохозяйственного пользования, распоряжением самих волостных земств, будет передаваться обрабатывающим ее хозяевам.

Призываю к защите Родины и мирному труду русских людей и обещаю прощение заблудшим, которые вернутся к нам.

Народу — земля и воля в устроении государства.

Земле — волею народа поставленный хозяин.

Да благословит нас Бог!»

Первым делом для дроздовцев стал захват Перво-Константиновки, несколько раз переходившей из рук в руки. В ходе сражения была полностью разгромлена 3-я латышская дивизия, но и «дрозды» понесли тяжелые потери — в полном составе попала в плен и была расстреляна 11-я рота 1-го Дроздовского полка. Летнее наступление Русской армии выглядело необычно. Лишившись поддержки англичан, покинувших Крым на исходе мая, не имея конницы, русские добровольцы пешими колоннами при поддержке артиллерии и оставленных союзниками танков шли вглубь причерноморских степей. Им противостояли огромные массы красной кавалерии и наиболее боеспособные пехотные дивизии, прежде всего латышские стрелки. За месяц белым удалось отодвинуть фронт от Перекопа на 100–120 верст. Тяжелые потери компенсировались мобилизацией пленных красноармейцев, которых прямо на поле боя включали в состав штатных рот. Туркул вспоминает забавный эпизод — когда белые дошли до знаменитого заповедника Аскания-Нова, дроздовцы едва не открыли огонь по стадам антилоп и зебр, в клубах пыли приняв их за красную конницу. Причудливы пути человеческие — бойцы дивизии, уже два года не видевшие ничего, кроме жестоких боев, попали в полное умиротворения место, единственными обитателями которого оказались экзотические животные и райские птицы.

Красные, обеспокоенные прорывом Врангеля из Крыма, бросили силы 13-й советской армии Уборевича в контрнаступление. Сводная конная группа комкора Жлобы в 10 тысяч сабель отбросила донских казаков и заняла село Верхние Токмаки. Однако, не располагая точными сведениями о силах белых, Жлоба опрометчиво начинает загонять себя в ловушку. В ходе боев 18–20 июня бойцы Дроздовской и Корниловской ударной дивизий при поддержке 3-й донской казачьей дивизии окружили и нанесли полное поражение корпусу Жлобы, потерявшему большую часть людей, всю артиллерию, пулеметные тачанки и обоз. В этой уникальной операции пешие части превзошли в мобильности кавалерию противника, сумев окружить ее и уничтожить. Разгром корпуса Жлобы сорвал контрнаступление большевиков, позволив белым двигаться дальше.

Путь бойцов Русской армии лежал мимо казачьих станиц, деревень и сел иногородних, а также немецких колоний с красивыми названиями — Андеребург, Гейдельберг. Но в эти места, где за полтора столетия трудолюбивые люди посреди безлюдной степи возвели свои тихие патриархальные городки, теперь пришла война. В конце июня дроздовцы неудачно атаковали позиции красных в колониях Гогхейм и Гейдельберг, откуда вскоре были выбиты. К этому времени полки наполовину состояли из мобилизованных пленных. Все же, перегруппировавшись, 3-й Дроздовский полк после массированного артиллерийского обстрела занял усеянный трупами красных Гейдельберг, захватив вдобавок несколько сотен большевиков. Дальше дроздовцы ударили по красным тылам, сорвав вражеское контрнаступление, после чего были заменены марковцами и выведены на отдых в колонию Гоффенталь.

Вновь, как и летом 1919-го, белые перемалывали одну красную дивизию за другой, но с севера шли и шли новые. Мобилизационный потенциал Красной армии многократно превосходил все людские ресурсы белого Крыма. С запада давили махновцы, а большевики, сумев после провала наступления на Варшаву заключить перемирие с поляками, начали переброску войск Западного фронта в Северную Таврию. В октябре Фрунзе, добившись пятикратного превосходства, всего лишь за неделю отбросил Русскую армию к ее исходным рубежам, заперев Врангеля в Крыму. У Знаменки конница Буденного словно катком прошлась по позициям Корниловской дивизии, потерявшей до двух третей состава. Под угрозой окружения оказались и дроздовцы, и марковцы, вынужденные на лютом морозе отступать к Перекопу. Они отличились и здесь, вновь и вновь отбрасывая лавину красной кавалерии. Утром 21 октября растянувшая колонна, пройдя Чонгар и Сиваш, вышла к станции Таганаш. На следующий день 1-й и 3-й полки уже стояли на Перекопском валу. В примыкавшем к валу Армянском базаре просто не хватало домов, и многим бойцам Русской армии пришлось ночевать на морозе.

Утром 27 октября 2-й дроздовский полк неожиданно для всех получил приказ выдвигаться к Чувашскому полуострову — большевики прорвались и отбросили кубанцев. Прибывшие батареи открыли огонь по скоплениям красной пехоты, но та продолжала напирать. Оставшийся на льду в окружения батальон полковника Потапова из 2-го Дроздовского полка сдался, что глубоко потрясло генерала Туркула. В то же время 3-й батальон, потерявший всех офицеров, с огромными потерями был отброшен у хутора Тимохина. Для ликвидации прорыва не оставалось резервов. Несмотря на это лобовую атаку красных на Юшуньские позиции удалось остановить. Более того, 28 октября пехота 1-го полка даже перешла в наступление, захватив до тысячи пленных, но не получила поддержки со стороны и откатилась назад. Это была последняя атака дроздовцев в Гражданской войне. Спустя час красные, завалив окопы и проволочные заграждения своими трупами, прорвали оборону, заставив дроздовцев и корниловцев беспорядочно отступать. Был смертельно ранен командир 3-го полка полковник Дрон, во 2-м полку — полковники Рязанцев и Потапов. Силы Фрунзе прорвались, и 29 октября защитники Крыма потекли в сторону Севастополя, Феодосии и Евпатории, наконец получив приказ отступать. Последний бой на крымской земле прогремел вечером 30 октября у станции Курман, где марковцы в который уже раз винтовочным огнем отбросили и разметали вражескую конницу. Перед отступавшими дроздовцами разворачивалась апокалиптическая картина: беспорядочные толпы беженцев и колонны полков Русской армии, от которых осталось по 100–150 человек; брошеные гаубицы и бронемашины, развороченные взрывами железнодорожные пути.

По крайней мере, сама эвакуация была организована несравнимо лучше, чем в Новороссийске. Прибывших в Севастополь дроздовцев направили в Килен-бухту и там погрузили на транспорт «Херсон». В два часа ночи корабли вышли из Севастополя. Русская земля осталась позади.

Галлиполийское сидение

После того как большинство транспортов прибыло в место сбора и стало на рейде оккупированного союзниками Константинополя, Врангель объявил о сведении всех сил Русской армии в три корпуса. Армейскому, в который были включены и дроздовцы, было приказано организовать лагерь в Галлиполи. К началу 1921 года здесь собралось около 25 тысяч человек, сохранивших верность Белому делу и готовых продолжить борьбу с большевизмом, если представится такая возможность. У всех несмотря на военное поражение сохранялась надежда на то, что большевизм лишь краткий страшный миг в истории России, и очень скоро Ленин, Троцкий и их подельники, развалив все что можно, сбегут из разоренной страны. Пока же в Галлиполи под руководством Кутепова создавался огромный лагерь — занимали старые бараки, ставили палатки и рыли землянки. Разумеется, боеспособная русская армия неподалёку от турецкой столицы не устраивала вчерашних союзников — французов. Для них бойцы Армейского корпуса были всего лишь беженцами и не имели права носить оружие. Однако, натолкнувшись на однозначный отказ разоружиться, французы на время смирились с текущей ситуацией.

Несмотря на суровые бытовые условия и перебои с поставками продовольствия, почти сразу были возобновлены строевые занятия, налажена торговля с местными. Врангель, побывавший в лагере в декабре, остался крайне доволен увиденным. После его отъезда работы продолжались, солдаты сажали деревья, строили магазины и рестораны. 26 февраля, в день третьей годовщины начала похода Яссы-Дон, дроздовцы прошли торжественным парадом по лагерю, заслушав поздравления Туркула, Витковского и Кутепова. А 21 мая состоялось еще одно необычное событие — финальный футбольный матч между корниловцами и марковцами, в котором первые одержали победу и получили из рук генерала Кутепова серебряный кубок.

Тем временем французы возобновили переговоры о вывозе подразделений Армейского корпуса на Балканы — союзники очень хотели распылить белых. Генералы Кутепов и Витковский в ответ даже разрабатывают план марша через Болгарию и захвата Константинополя. Французы, подозрительно относившиеся к усиленной подготовке русских добровольцев, урезают поставки продовольствия. Наконец, летом командованию Армейского корпуса и французам удалось достигнуть соглашения об отправке белых в Сербию и Болгарию. К 29 августа дроздовцы и алексеевцы приступили к разборке своих лагерей, а спустя два дня уже погрузились на транспорты, отправлявшиеся в Варну. Окончательно лагерь в Галлиполи был ликвидирован в мае 1923 года, когда его покинули последние обитатели. Напоминанием о галлиполийском сидении остался созданный бойцами корпуса мемориал в память «братьям-воинам, в борьбе за честь родины нашедшим вечный покой на чужбине в 1920-1921 годах».

Вечные часовые

Прибыв в Варну, дроздовцы начали потихоньку разъезжаться по разным европейским странам. Дроздовская дивизия прекратила свое существование. За два с половиной года боев и походов дивизия потеряла свыше 15 тысяч человек убитыми, прошла сотни верст, приняла участие в сотнях больших и малых сражений. Теперь ее ветеранам пришла пора обустраиваться на чужбине. Не отказавшись при этом от священной для них цели — борьбы с большевизмом. 1 сентября 1924 года генерал Врангель учреждает Русский Обще-Воинский союз (РОВС). Его преемник — бывший командующий «дроздов» Кутепов — был похищен в 1930 году в Париже сотрудниками ОГПУ. Самих дроздовцев судьба разбросала по всему свету. Генерал Витковский долго жил во Франции, а после Второй мировой перебрался в США. Многие ветераны 3-й дивизии воевали за франкистов в Испании. Среди них генерал Анатолий Владимирович Фок, прошедший путь от рядового в Дроздовской артиллерийской бригаде до подпоручика испанской армии и павший под Сарагосой в сентябре 1937 года. Другие «дрозды» выбрали путь сотрудничества с нацистами, рассудив, что немцы для русского народа не так страшны, как большевики. Не нам их судить. Для генерала Туркула, покинувшего этот бренный мир 20 августа 1957 года в Мюнхене, делом всей его послевоенной жизни стало сохранение памяти о подвиге «дроздов» и их командира. Ведь пока жива память о людях, в мрачные годы Смуты прошедших ради спасения России сквозь огненный ад Гражданской войны, жива и сама Россия.

Литература

Ветераны Дроздовской дивизии и их противники оставили множество мемуаров. Автор опирался на классический четырехтомный труд А. Н. Деникина «Очерки Русской Смуты». Список воспоминаний самих дроздовцев стоит начать с дневника Михаила Гордеевича. Кроме того, достойна упоминания книга Туркула «Дроздовцы в огне», белогвардейский эпос в полном смысле этого слова. «Война и люди (Семнадцать месяцев с дроздовцами)» Георгия Венуса — книга совсем другого рода. Наполненные бытовыми деталями мемуары Венуса показывают более мрачную, непарадную сторону этой войны. Книга была издана в СССР, куда Венус вернулся из эмиграции. В 1939 году он умер в тюремной больнице. Оставил свои воспоминания и командир Дроздовской дивизии — В. К. Витковский. В числе других мемуаров ветеранов 3-й дивизии стоит упомянуть «Записки дроздовца-артиллериста» Дмитрия Федоровича Пронина и «Дневник дроздовца-артиллериста» Николая Николаевича Ребикова, воевавшего позже против советской власти в составе РОА. Огромный объем информации содержится в двухтомном сборнике за авторством еще одного «дрозда» — Владимира Михайловича Кравченко. В его «Дроздовцах от Ясс до Галлиполи» разобран весь воинский путь дивизии. Из числа научных и научно-популярных работ, посвященных дроздовцам и белому делу вообще, стоит упомянуть монографию Шишова «Генерал Дроздовский», сборник мемуаров «Вооруженные силы на Юге России» под редакцией С. В. Волкова и его же «Трагедию русского офицерства». Ценные сведения о социальном составе и мировоззрения бойцов Добровольческой армии содержатся в монографиях Р. М. Абинякина и покойного В. Г. Бортневского.