Буря над Индией: восстание сипаев 1857 года. Часть II

Ранее: часть первая

Мирный Восток показывает зубы: улыбка Вишну обернулась оскалом Кали. Осада Канпура, резня в Сатичаура Гхат и бойня на вилле Бибигарх. Британская Индия на грани падения.

Город Канпур (Cawnpore в английской колониальной транскрипции) расположен примерно в 260 милях к востоку от Дели, на южном берегу Ганга. Крупный торговый центр расположен на важном перекрестке коммуникаций всего региона. После британской аннексии Авадха гражданская администрация Компании разместилась в столице бывшего княжества — Лакхнау. В Канпуре же расположилось военное командование провинции. Здесь находилось второе по величине в Авадхе (после Лакхнау) европейское поселение и крупный военный гарнизон. На начало 1857 года в Канпуре служили около 300 европейских и 3000 туземных солдат (один британский пехотный полк и четыре индийских полка, из них — три пехотных и один кавалерийский). Командовал гарнизоном 70-летний генерал-майор сэр Хью Уилер — один из опытнейших офицеров армии Ост-Индской компании, прослуживший в Индии в общей сложности 54 года. Старый служака Сэр Хью досконально знал свое дело и всегда полагался на себя. Карьера сложилась непросто и неровно, удача не давалась в руки легко — Уилера неоднократно обходили вполне заслуженными чинами и почестями. Секрет нелюбви начальства никак не связан с профессиональными качествами — это личная жизнь бравого офицера. В свое время сэр Хью увел жену у коллеги. Скандальный роман продолжался долго и получил огласку. Когда обманутый муж погиб в 1842 году в Афганистане, Уилер женился на вдове. Колониальное общество подвергло пару дружному остракизму. Как-никак, на дворе стояла викторианская эпоха, и моральный облик значил много. Но даже глухая неприязнь властей и окружающих не смогла в конечном итоге затмить безусловных способностей Уилера. Слишком хороший солдат, чтобы пойти в утиль, он — пусть медленно и с обидами — добился причитающегося.

Уилер славился и как отличный солдат, но и как знаток Индии и индийцев. Генерал был на короткой ноге со многими ключевыми фигурами туземного истеблишмента в Канпуре и окрестностях. Среди его друзей и гостеприимцев числился уже хорошо знакомый нам Нана Сахиб, проживавший с небольшим двором в доставшемся по наследству дворце в городе Битуре примерно в шести милях к северо-западу от Канпура. Нана Сахиб часто бывал у генерала и других видных англичан из местной администрации. Английские офицеры ему симпатизировали, дамы считали очаровательным и колоритным туземным джентльменом и охотно приглашали на всевозможные вечеринки и праздники, устраиваемые местным колониальным обществом. Когда произошел мятеж в Мируте, именно Нана Сахиб постарался убедить Уилера, что подобная ситуация не повторится в Канпуре. Если среди гарнизона и населения начнется какое-то брожение, он, Нана Сахиб, узнает одним из первых благодаря связям, и обязательно предупредит английских друзей о надвигающейся опасности. Успокоенный Уилер через несколько дней после мирутского мятежа отослал свой единственный английский полк на помощь гарнизону Лакхнау — где, как он считал, опасность волнений была куда больше. История иногда шутит над людьми, и шутит зло.

К середине мая ситуация деградировала. Восстание расползалось по Индии. Почти каждый день приходили известия о мятежах в различных гарнизонах. В индийских частях в самом Канпуре, несмотря на заверения Нана Сахиба, чувствовалось напряжение. Ощущение приближающейся бури потом вспоминали многие выжившие участники событий. Генерал Уилер разумно решил принять меры для защиты европейского населения на случай беды.

Город Канпур, как и большинство колониальных поселений в Британской Индии того времени, состоял из трех основных частей, расположенных рядом, но отдельно. Собственно туземный город, окруженный старинной крепостной стеной. Английская «станция» — европейский квартал, где располагалась гражданская администрация и жили большинство белых. Наконец, военный городок, где стояли войска гарнизона. Комплекс тянулся вдоль Ганга, причем гражданская станция находилась к северу от старого города, а военный лагерь — к югу. Различные стратегически важные сооружения — телеграф, арсенал и т. п. — были разбросаны вокруг крепостных стен. Где здесь можно занять оборону? С первого взгляда напрашивалось здание арсенала к северу от города — мощное каменное сооружение с толстыми стенами, построенное именно с расчетом выдержать осаду. Однако Уилер, подумав, отказался от этой идеи. Арсенал находился слишком далеко от реки. Генерал между тем был убежден, что именно со стороны реки может прийти помощь — подкрепления удобнее и быстрее перебрасывать по Гангу от Калькутты, чем пробиваться по небезопасным дорогам.

К юго-востоку от города, на открытой равнине, примыкавшей с одной стороны к реке и отстоявшей на некоторое расстояние от основного комплекса военного городка, находились два вытянутых прямоугольных здания казарм. Одно из них целиком каменное, второе — покрытое соломенной крышей. Пространство вокруг казарм Уилер приказал огородить рвом и земляным валом. Рабочих рук не хватало, индийцев старались привлекать по минимуму. Бруствер получился невысоким — не более метра в высоту — и весьма небольшой толщины — у вершины легко пробивался пулями.

Впоследствии много спорили, почему Уилер выбрал именно такой способ обороны станции, и прав ли был. Учтем контекст ситуации. Генерал вполне знал, что происходило в стране, где вспыхивали мятежи туземных войск. Повсюду события развивались по одному и тому же сценарию — бунт, погром ближайшего европейского квартала, затем организованный марш в сторону Дели. Нигде мятежники не предпринимали целенаправленных и упорных попыток уничтожить европейское население, если не удалось сделать этого сразу. Нигде не ввязывались в серьезные столкновения с английскими войсками, предпочитая сразу отступить. Об осаде европейских поселений речь не шла. Станция, не застигнутая врасплох и сумевшая отбить первую атаку, могла вздохнуть с облегчением. У генерала Уилера не было ни малейшего основания полагать, что в этот раз все будет как-то иначе. Он готовился не к осаде, а к короткой стычке — отрезвить мародерствующих бунтовщиков и продемонстрировать, что легкая добыча не светит. В только что законченном укреплении Уилер разместил свою небогатую артиллерию — шесть 9-фунтовых орудий и одну легкую 3-фунтовую пушку. Негусто, конечно, но чтобы дать от ворот поворот разнузданной толпе сипаев, должно хватить.

К концу мая напряжение в городе стало невыносимым. Вспыхнуть могло в любую минуту. Уилер отдал приказ эвакуировать все европейское население во вновь отстроенное укрепление и одновременно все-таки послал к сэру Генри Лоуренсу в Лакхнау за подкреплениями — благо ожидаемое выступление в Лакхнау тоже пока не состоялось. Лоуренс прислал всех, кого смог — 48 человек из 32-го пехотного пока (британского) и два эскадрона иррегулярной туземной конницы под командованием капитана Флетчера Хэйса. Конница прибыла уже в состоянии явного брожения. Уилер не рискнул впустить ее внутрь укрепленного периметра. Капитан Хэйс вызвался вывести эскадроны на разведку, надеясь, что изоляция от остального гарнизона позволит утихомирить страсти. Назад он не вернулся. Как выяснилось потом, спустя два дня офицера застрелил в спину один из подчинённых соваров, после чего конница перешла на сторону мятежников. Еще несколько дней спустя в Канпур прибыли подкрепления из Калькутты — 100 человек из 84-го британского пехотного полка, но Уилер сразу же отослал половину из них дальше в Лакхнау — его очень беспокоила безопасность столицы провинции.

Между тем в Канпуре происходила эвакуация. Несмотря на все усилия Уилера, избежать паники гражданских не удалось. Перепуганные женщины и плачущие дети, вооруженные чем попало отцы семейств, галдящие слуги заполонили пространство внутри защитного периметра. Белые семьи и полукровки-евразиаты набились в казармы как сельди в бочки. Слуги-индусы заняли все островки тени, которые только можно было найти вне зданий. Вскоре выяснилось, что запасы воды явно недостаточны — носильщиков не хватало. Колодца внутри периметра не было. Собственно, никто ведь и не рассчитывал, что место придется удерживать дольше одного-двух дней, так что собирались потерпеть.

В это время к Уилеру неожиданно явился старый друг всех англичан Нана Сахиб. Предложил помощь — у него, конечно, немного войск, и не самого лучшего качества, но это хоть что-то. К тому времени Уилер начинал изрядно сомневаться в искренности Нана, но особого выбора не оставалось. Сахиб прислал около трехсот человек с двумя пушками. Уилер попросил их взять под охрану казначейство станции и арсенал. Вполне вероятно, что генерал неплохо отдавал отчет в ненадежности этих людей, но это позволило ему освободить еще горстку английских солдат для обороны периметра. Буквально в последний момент, когда уже никто не ждал, прибыла еще небольшая, но ценная помощь от Лоуренса — полубатарея конной артиллерии под командованием лейтенанта Эша в составе двух 9-фунтовых пушек и одной 24-фунтовой гаубицы.

Всего на начало июня 1857 года внутри оборонительного периметра находились: 60 английских артиллеристов, 70 инвалидов, 48 солдат из 32-го пехотного, 50 солдат из 84-го пехотного, около 200 вооруженных мужчин (в их числе «свободные» офицеры, находившиеся в это время в Канпуре, и просто боеспособные гражданские), около 330 женщин и детей.

В ночь на 4 июня — случилось. Условный сигнал, три пистолетных выстрела, прозвучавших в лагере одного из туземных полков, ознаменовал начало бунта.

Субедар-майор Бховани Сингх, седой и закаленный в боях индийский офицер, ветеран обеих Англо-сикхских войн и вторжения в Афганистан, дежурил в ту ночь в штабе 2-го Бенгальского полка. Вскоре после полуночи в помещение штаба вошла группа вооруженных соваров и потребовала выдать знамя и полковую казну. Бховани Сингх отказался. Мятежники оглушили его ударом по голове и забрали знамя и сундук с деньгами. Под командованием нескольких младших офицеров полк снялся с лагеря в темноте и выступил по дороге в сторону реки. На выезде из лагеря путь преградил английский командир, полковник Джон Эварт. Один, на белом коне, он попытался остановить своих солдат и повернуть их вспять. «Дети, не делайте этого! — кричал он. — Это не ваш путь! Вернитесь назад!» Совары проигнорировали его. Ни у кого не поднялась рука на полковника; они просто обогнули его, стараясь не глядеть в его сторону. Опозоренный и оскорбленный Эварт поскакал к Уилеру и потребовал срочно послать в погоню за бунтовщиками конно-артиллерийскую полубатарею Эша. Уилер отказался — люди Эша были его единственными мобильными силами, и он боялся потерять их в темноте и хаосе.

Взбунтовавшиеся полки разграбили арсенал и казначейство станции — охрана, столь любезно предоставленная Нана Сахибом, немедленно присоединилась к мятежникам. Затем сипаи двинулись к единой заранее назначенной точке сбора — Навабганджу. Там главные офицеры-заговорщики (несколько человек из разных полков, в их числе — субедар Тика Сингх, хавильдар-майор Гопал Сингх и другие) планировали привести войска в порядок, чтобы выступить оттуда к Дели. Не все сипаи последовали за ними — около двадцати человек, в основном сохранивших лояльность офицеров, присоединились к англичанам в укреплении. Там же укрылись и около 40 музыкантов взбунтовавшихся полков. Это неудивительно — музыканты туземных частей в армии Компании, как правило, набирались из евразиатов-христиан, и рассчитывать на что-то хорошее от сослуживцев-мятежников не приходилось. Навабганджа мятежные полки достигли к рассвету и остановились на привал. Туда же прибыл Нана Сахиб на слоне с пышной свитой.

С самого начала Нана Сахиб планировал присоединиться к мятежным сипаям, если удастся — возглавить их в походе к Дели и упрочить свое положение в глазах нового режима. Однако против выступил Азимулла Хан. Зачем вообще идти в Дели? — спросил он. В Дели Нана Сахиб будет лишь одним из многих, значение его там будет если не равно нулю, то в любом случае весьма низко. Особых друзей при дворе Бахадур Шаха у него нет. Никаких гарантий, что режим возрожденных Моголов будет более благосклонен к мечтам и чаяниям вечного претендента, чем колониальная администрация. К чему все это? Не лучше ли использовать сложившуюся ситуацию для себя? В Навабгандже сосредоточились довольно значительные силы. Если удастся склонить их на свою сторону… что ж, и с меньших ростков начинались великие империи. Что мешает Нана Сахибу утвердить собственную власть — сначала в Канпуре, затем в Авадхе в целом, а там, глядишь, и в Бенгалии? Что сейчас стоит между ним и троном, о котором он мечтал с детства и которого его так коварно лишили? Реально — только горстка англичан, засевших в своем жалком земляном укреплении.

Долго убеждать Нану не пришлось. После непродолжительных переговоров с вожаками мятежников войска выстроились для парада. Субедар Тика Сингх, как представитель сипаев, пал ниц перед слоном, на котором восседал Нана Сахиб, и приветствовал нового Пешву возрожденной конфедерации маратхов. Солдаты выразили ликование громким криком. Новоиспеченный Пешва произнес небольшую, но проникновенную речь — обещал удвоить жалованье сипаям и вдобавок выдать каждому по золотому браслету стоимостью в 100 рупий после уничтожения английского гарнизона, и, развернув войска, повел их снова на Канпур.

Между тем генерал Уилер, выждав после отбытия основных сил мятежников, отправил конных артиллеристов Эша на разведку. Однако они едва успели отъехать от защитного периметра на 500 ярдов (примерно 450 метров), как столкнулись с передовыми частями возвращающегося противника. Ввиду категорической разницы сил люди Эша поспешно отступили. Все, кроме офицера, лошадь которого понесла, доставив владельца в самую гущу врагов, где несчастного немедленно подняли на штыки.

Нетрудно представить шок англичан. Их расчет строился на том, что мятежники не попытаются всерьез осадить не слишком убедительное укрепление, а сразу же уйдут — и, повторюсь, были все основания предполагать, что именно так и произойдет. Но с первым орудийным выстрелом надежды бесповоротно рухнули.

Сипаи, не теряя времени, подтянули артиллерию и начали ураганный обстрел английских позиций. В течение нескольких часов к северу и к западу от периметра было установлено пять осадных батарей. В общей сложности — 14 орудий, преимущественно тяжелых. Англичане попытались вести контрбатарейный огонь и вывели из строя одну из вражеских пушек, но их более легкие орудия уступали в дальности. Мятежники просто отодвинули свои батареи подальше и продолжили обстрел почти безнаказанно — теперь из всех английских орудий до них доставала лишь одна 24-фунтовая гаубица. На головы англичан обрушился настоящий ливень огня и железа. Основной мишенью стали казармы, битком набитые людьми.

XIX век — эпоха величайшего расцвета эпистолярного и дневникового жанра. Люди писали друг другу много, охотно и по любому поводу, а когда у них оставалось свободное время от этой переписки — писали для самих себя, для своих гипотетических потомков, иногда просто в стол, лишь бы высказать, зафиксировать, передать свои чувства и мысли — если не собеседнику, так хоть бумаге. Благодаря этому история приобретает особый, очень личностный разрез. Мы открываем окно в тот ушедший, полузабытый мир. Это хоть и не дает общей картины, позволяет выхватить какие-то яркие цветные детали — иногда даже звуки, запахи, неясные ощущения — которые испытывали люди. Давно ушедшие, они становятся живыми свидетелями, и звучат голосами, которые не позволяют истории превратиться в сухой и скучный перечень фактов.

В эпизоде осады Канпура такой свидетель для нас — симпатичная 18-летняя девушка-евразиатка Эмили Хорн, пережившая всю осаду от начала до конца. Равно как и события, которые за ней последовали — в чем Эмили оказалась удачливее многих товарищей по несчастью.

Вот что она пишет о первом дне осады:

Вокруг нашего укрепления находилось несколько больших построек… они были заняты мятежниками, и с их крыш и из окон весь день на нас дождем лился сплошной поток пуль. Бомбы падали повсюду… Одна бомба с шипением упала в окоп и взорвалась, убив семерых женщин. Окна и двери были очень быстро сорваны с петель, пули, ядра и бомбы начали свободно гулять по ничем не защищенным зданиям…

Чуть дальше Эми описывает, как одна ее знакомая семейная пара попыталась укрыть двух своих дочерей 8 и 9 лет в дальней комнате в самой глубине казармы — им казалось, что там будет безопаснее. Через полчаса бомба, выпущенная из тяжелой гаубицы, пробила крышу и разорвалась в комнате; от девочек не осталось практически ничего. Английский чиновник, Чарльз Хиллерсдон, отвел беременную жену за угол казармы, с противоположной стороны от линии обстрела, надеясь, что там укрыть от огня мятежников. Но в тот момент, когда он говорил с ней, ядро пробило здание насквозь и попало ему в живот, забрызгав жену с головы до ног кровавыми ошметками. Вдова пережила мужа ненадолго — спустя несколько часов ее заживо похоронило под обломками обрушившейся стены. Ее откопали, но череп несчастной проломила упавшая балка, и жертва умерла, не приходя в сознание. Но ад только начинался.

Самое удивительное — многие выжили там, где не могло выжить ничто. Люди учились сливаться с землей, перемещаться по всей территории «укрепления» перебежками, не разгибаясь. Очень скоро они перестали замечать постоянный свист пуль над головой. Мертвых хоронили наскоро здесь же, в неглубоких траншеях, кое-как присыпав комьями земли. Каждый раз, когда мятежники пытались пойти на штурм, надеясь добить горстку выживших защитников одним ударом, из-за брустверов, где уже давно не должно было быть ничего живого, их встречал плотный ружейный огонь. Сипаи снова откатывались, устилая путь отступления своими трупами. Осажденные периодически даже совершали вылазки. В одну из ночей небольшому отряду из числа офицеров и гражданских добровольцев под командованием капитана Мура из 32-го пехотного полка удалось подобраться к особенно досаждавшей им батарее мятежников, перерезать часовых и вывести из строя две гаубицы, заклепав запальные отверстия гвоздями.

А к мятежникам продолжали прибывать подкрепления. Прослышав о воцарении Нана Сахиба, к нему потянулись взбунтовавшиеся войска из других окрестных гарнизонов. По сути дела, возник второй центр мятежа, альтернативный Дели. Очень скоро под командованием Нана Сахиба находилось не менее 6–7 тысяч человек. Распространялись баснословные рассказы о деяниях и могуществе Нана Сахиба. Среди прочего говорили, что «Нана Сахиб отправил гонца на верблюде к шаху России, скоро тот пришлет большую армию и всем англичанам придет конец». Многие считали — у англичан нет других войск, кроме тех, что в Индии. Победа над Англией считалась делом решенным.

Первым распоряжением новоявленного Пешвы и большого друга белых по прибытии в Канпур в самый первый день осады стал приказ о прочесывании города в поисках остававшихся европейцев. Найденных приказывалось немедленной казнить, равно как любого индийца, заподозренного в укрывательстве. Приказ выполнили неукоснительно. Немалое количество англичан, как выяснилось, по той или иной причине не подчинилось решению Уилера о тотальной эвакуации. Кого-то задержали дела в городе, кто-то эвакуировался, но потом вернулся за чем-то и оказался застигнут вспыхнувшим бунтом вне пределов периметра. Спастись не удалось никому. Один из жителей Канпура, раджпут, впоследствии рассказал англичанам, как в одном из европейских бунгало сипаи нашли прячущуюся английскую семью — мужчину, женщину и ребенка. Их отволокли к Нана Сахибу, который немедленно приказал убить их. Всех троих тут же расстреляли.

Спустя несколько дней в руки мятежников попала обильная и сладкая для восточного человека добыча — много безоружных беженцев. Индийская конница перехватила большую партию гражданских из британской станции в Фатехгархе. Беглецы пытались спуститься по Гангу в лодках — около 120 человек (чиновники, миссионеры, торговцы и их семьи). Пленных привели в город связанных одной длинной веревкой, со скрученными за спиной руками. Многие шли босиком, с кровоточащими ногами, в изможденном состоянии, падая от жажды. За долгий путь под палящим солнцем пленникам досталось в лучшем случае по глотку воды на человека. Собрался совет. Очевидцы впоследствии вспоминали, что Нана Сахиб сначала хотел сохранить англичан как заложников, но против единодушно и громогласно выступили его младший брат Бала Рао, Азимулла Хан и Тика Сингх. Последний кричал, что если Нана Сахиб не отдаст приказа убить пленных, он сам сделает это. Нана Сахиб согласился. Людей загнали в глубокую траншею и расстреляли.

Положение осажденных с каждым днем ухудшалось. Потери росли, запасы воды и провизии таяли, медикаментов практически не осталось, как и боеприпасов. Пришлось экономить порох. Уилер слал отчаянные письма Генри Лоуренсу в Лакхнау. Слугам-индусам платили по 5000 рупий и больше за одно письмо, пронесенное под покровом ночи через позиции мятежников. «Дайте мне еще 200 человек, — писал Уилер, — и я сниму осаду. Но без помощи мы не сможем держаться до бесконечности». Но Лоуренс сам к тому времени попал в осаду. Помощь можно было ждать лишь со стороны Аллахабада, где концентрировались британские войска для экспедиции на помощь осажденным гарнизонам Авадха. Но их было катастрофически мало и сосредоточение происходило болезненно долго.

Бродячий факир, Гуру Дабидин, предсказал Нана Сахибу: британские позиции падут 23 июня, в день столетней годовщины битвы при Плесси, считавшейся началом английского владычества в Индии. К торжественной дате мятежники психологически взвинтили себя до состояния слепого фанатизма. Утром 23 июня по сигналу на штурм укреплений пошли не менее 4000 сипаев. Англичане подпустили их практически вплотную и встретили залпом в упор картечью из всех оставшихся орудий. Мятежники откатились назад, но ненадолго. Весь день атака следовала за атакой с разных направлений почти без перерывов. Бойня была страшной. Неоднократно дело доходило до рукопашной. В итоге ни одному из сипаев так и не удалось прорваться внутрь периметра. К вечеру рвения у них ощутимо поубавилось. Колонны атакующих лишь периодически делали ленивые финты, отступая при первых выстрелах со стороны англичан.

Штурм захлебнулся, оставив практически все открытое пространство вокруг периметра усеянным окровавленными телами. Но потери осажденных также были велики. Среди погибших — сын генерала Уилера, которому оторвало голову ядром на глазах у отца. Расход бесценных боеприпасов оказался невосполним. Еды и воды почти не оставалось. Стало ясно — второго штурма осажденные не переживут. На следующий день, 24 июня, Уилер написал свое последнее письмо Лоуренсу: «Остался лишь британский дух, но и он не вечен… У нас нет инструментов, нет лекарств… мы понесли большие потери… Я не верю, что нам позволят погибнуть, как крысам в клетке».

Лоуренс получил это письмо лишь три дня спустя, 27 июня, и сразу же ответил: держитесь, только держитесь! Ему только что стало известно — бригадный генерал Хэвлок выступает из Аллахабада с отрядом в 700 человек, пехотой, кавалерией и артиллерией, он должен подойти к Канпуру через 2–3 дня. «Ни в коем случае не доверяйте Нана Сахибу, — писал Лоуренс, переходя на французский, видимо, на тот случай, если письмо случайно попадет не в те руки. — il a tué beaucoup de prisonniers» («он убил много пленных»). Письмо к адресату уже не попало.

Утром 25 июня Уилер получил письмо от Нана Сахиба. В изысканно-вежливых выражениях индус восхищался храбростью осажденных, сожалел о тяготах и потерях, которые довелось пережить, и заверял в том, что лично он, Нана Сахиб, несмотря на ужасные обстоятельства, всегда симпатизировал англичанам. И сейчас отнюдь не желает их смерти. Дальнейшее сопротивление бесполезно, и все это понимают. Но Нана Сахиб не кровожаден, о нет. Пусть англичане сложат оружие — и им позволят в полной безопасности отступить в Аллахабад.

Уилер с самого начала категорически выступил против предложения. Но другие офицеры — например, Мур и Эш, герои осады, которых никто не мог заподозрить в трусости — выступили за капитуляцию. Они видели в ней хоть какой-то шанс спасти женщин и детей, обреченных на верную гибель в случае второго штурма. Никто не верил Нана Сахибу слепо — наивными они не были. Но все понимали, что в случае сдачи у гражданских появится пусть довольно сомнительный, но шанс. После долгой дискуссии предложение приняли. Делегация от англичан встретилась на следующее утро с представителями сипаев. Поспорив, приняли условия капитуляции: англичане сдают оставшиеся пушки и казну, но сохраняют ручное оружие; Нана Сахиб обеспечивает их достаточным количеством лодок со всем необходимым, включая провизию, чтобы добраться по реке до Аллахабада; полностью гарантирует их личную безопасность. Исход наметили на утро 27 июня.

Примерно в то время, когда сэр Генри Лоуренс в Лакхнау читал последнее письмо генерала Уилера, печальная процессия покинула такое обманчиво слабенькое, но так и не взятое врагом укрепление под Канпуром. Изможденные, в лохмотьях, покрытые грязью, пылью и пороховой гарью, поддерживая раненых, с женщинами и детьми в середине колонны, англичане двинулись к реке. Сзади, спереди и по сторонам их сопровождал многочисленный конвой из вооруженных сипаев. Как огромный раненый зверь, истекающий кровью и волочащий простреленную лапу, колонна проследовала к речной пристани в неглубокой лощине, густо поросшей тростником. Это место называлось Сатичаура Гхат.

Здесь по обе стороны лощины выстроились как на парад войска мятежников. За ними толпилась, волнуясь и шумя, многочисленная городская чернь. Со ступеней индуистского храма на ближайшем пригорке за происходящим наблюдал сам Нана Сахиб со свитой. На воде покачивались лодки.

Лодки стояли на якоре на некотором удалении от берега, и англичанам пришлось войти в воду по пояс, чтобы до них добраться. Люди набивались плотно, грозя перевернуть суденышки. Эми Хорн пришлось забраться на навес, призванный прикрывать пассажиров от палящего индийского солнца, вместе с маленькой сестрой, которая сломала ногу. Но прежде чем лодки успели заполниться до конца, с одной из них прозвучал пронзительный крик ужаса.

В лодках не было весел. И не было провизии. Зато были кувшины с маслом, и маслом же были обильно политы пальмовые листья навесов и доски корпуса. И среди всего этого тлели фитили.

У тех, кто в последний момент понял, что происходит, хватило времени только повернуться к берегу и встретить грудью первый залп. Пушки, спрятанные в тростниковых зарослях, ударили картечью по лодкам и по людям, барахтавшимся в воде. Несколько перегруженных лодок вспыхнули сразу, мгновенно превратившись в огромные факелы. Другим удалось кое-как, отталкиваясь чем попало, отвалить на середину реки, но теперь по ним стреляли ядрами и разрывными бомбами. Конница устремилась на мелководье, рубя тех, кто пытался выбраться обратно. Сипаи со штыками наперевес бросились на англичан, еще остававшихся на суше. Здесь погиб генерал Уилер. Полковника Эварта вместе с женой зарубили совары его же бывшего полка. Капитана Мура и лейтенанта Эша убило ядро, когда герои пытались сдвинуть с места севшую на мель лодку, наполненную людьми.

Спастись удалось лишь одной лодке, но и из числа пассажиров в итоге уцелели лишь четыре человека. После многих злоключений они добрались до территории дружественного англичанам раджи, который отказался выдать несчастных мятежникам.

Между тем резню на берегу остановили спустя некоторое время по сигналу Нана Сахиба, который хотел получить некоторое количество пленников и выкуп. Порядка 125 человек, из них примерно 10–15 мужчин, остальные — женщины и дети в полувменяемом состоянии, отконвоировали обратно в Канпур, где поместили под сильной охраной в небольшом особняке на окраине города. Усадьба носила название Бибигарх — «дом любовницы» (когда-то ее построил английский офицер для любовницы-индианки). Непосредственно перед Мятежом там жил колониальный чиновник с семьей. Для одной семьи — уютное и комфортное место. Для ста с лишним человек — изможденных, голодных, оборванных, израненных и только что переживших ужас Сатичаура Гхат — немногим лучше самой тесной и сырой подземной темницы.

Бригадный генерал Генри Хэвлок действительно выступил из Аллахабада со своим отрядом. Но продвижение к Канпуру заняло больше времени, чем «два-три дня», на которые надеялся Лоуренс. В войсках началась дизентерия. Стычки с передовыми отрядами мятежников и страшная жара отнюдь не облегчали задачу. Люди падали и умирали от солнечного удара прямо на марше. Лишь 16 июля колонна Хэвлока добралась до окрестностей Канпура и разбила превосходящие силы, выставленные против нее Нана Сахибом. Колоссальное превосходство продемонстрировали те самые винтовки «энфилд», послужившие поводом к возникновению мятежа, которыми теперь были перевооружены британские части. 17 июля часть вошла в город. Англичане немедленно бросились искать пленных соотечественников. Они опоздали.

15 июля, когда до Канпура донесся грохот английской канонады, Нана Сахиб понял, что его надежды на торговлю с правительством на более-менее равных условиях становятся все более призрачными. А вот виселица за зверства — реальной. В панике индус приказал уничтожить пленных и замести следы, чтобы никто не смог рассказать, что произошло в Канпуре и о роли Пешвы в этих событиях.

Мужчин-пленных в Бибигархе просто вывели во двор и без долгих разговоров расстреляли. Но когда сипаям, охранявшим усадьбу, приказали занять все окна и двери и стрелять в находящихся внутри здания женщин и детей, даже у головорезов сдали нервы. Сипаи дали один залп поверх голов и отказались стрелять дальше. Тогда Нана Сахиб прислал трех человек из числа личной охраны. Войдя в дом с обнаженными саблями, они начали методичное избиение пленников. Труд не из легких — женщины пытались сопротивляться, чем-то баррикадировать двери, прятали детей. Несколько раз ломались клинки сабель, приходилось останавливаться и делать передышку, пока слуги доставляли из города замену. Спасения не было.

Когда англичане нашли Бибигарх, дом представлял собой бойню. «Я не преувеличиваю, — писал один из офицеров, — когда говорю, что кровь доходила мне выше подошвы сапог». Если Нана Сахиб всерьез надеялся таким образом спрятать концы в воду, то просчитался жестоко — спрятать следы было физически невозможно. В равной мере не стоило полагаться и на молчание соплеменников — жители окрестных домов с готовностью рассказали англичанам все и показали колодец, куда свалили тела убитых — наполнив почти до краев. Некоторых жертв сбрасывали в колодец еще живыми. У этой общей могилы свирепые бородатые хайлендеры из шотландских частей колонны Хэвлока плакали, как дети.

Резня в Канпуре произвела в Англии эффект, сопоставимый с тем, который имел теракт 11 сентября в Нью-Йорке. XIX век, при всей жесткости и антилиберальности (по нашим меркам) — время массовой веры в то, что войны должны вестись по определенным правилам. Шок был страшен. Ответ вполне закономерен — англичане перестали брать пленных. Сипаев, захваченных вокруг Канпура, заставляли с тряпкой в руках мыть залитый кровью пол Бибигарха — прежде, чем повесить. Перед смертью английские солдаты заталкивали индусам в глотку куски говядины, мусульманам — свинины. Если неясно было, кого вешают, в глотку пихали свинину с говядиной сразу. В сражениях под Лакхнау сипаев, пытавшихся сдаваться в плен, поднимали на штыки с криком «Канпур!»

Эми Хорн выжила, хотя у нее на глазах погибли мать, отчим и пятеро братьев и сестер. Ее захватил один из мятежных офицеров-мусульман по имени Исмаил Хан, который скрыл девушку от Нана Сахиба и сделал своей наложницей. Бедная девушка девять месяцев провела в лагере сипаев, по ее собственным словам, «каждое утро гадая, не станет ли этот день для меня последним». Когда дела у мятежников пошли совсем скверно, она убедила Исмаил Хана отпустить ее, дав расписку, что она представить такие показания, которые оправдают мятежника во всех совершенных им преступлениях.

Англичане искали Нана Сахиба долго и с особым пристрастием. Его жен нашли позже в Непале. Говорили, что и сам Сахиб прячется там. Но преступника не нашли. Нам всем знаком облагороженный и приукрашенный образ этого человека. Французский писатель Жюль Верн избрал инициатора резни нескольких сотен детей прототипом благородного капитана Немо. Rien de personnel. Ничего личного.

Далее: часть третья