В истории партии большевиков было не так уж много внутрипартийных фракций и оппозиций. Была «рабочая оппозиция». Были «левые коммунисты», «правые уклонисты», «право-левацкий блок» (трудно это представить, но тем не менее). Но все они не подвергали коренной ревизии марксизм сам по себе, воспринимавшийся ими как догма. Зачастую расхождения были лишь по вопросам той или иной линии партии. Самой необычной внутрипартийной фракцией и вместе с тем самой слабоизученной была «мусульманская». На самом деле она так никогда не называлась, именовали это течение по имени лидера — «султангалиевщина». Хотя оно и не было влиятельным, очень напугало большевиков. Настолько, что Султан-Галиев был исключен из партии и арестован еще при живом Ленине. Это был первый в истории партии арест видного коммуниста за его оппозиционные взгляды. Например, в то же самое время лидер «рабочей оппозиции» Шляпников не только не был исключен из партии, но и отправлен торгпредом во Францию. В конце концов, еще был жив Ленин, который при всей нетерпимости к политическим оппонентам и просто несогласным все же не истреблял видные кадры.
Об идейном вдохновителе течения Султан-Галиеве довольно мало информации. В советское время на «султангалиевщину» наложили табу. В поздние перестроечные времена в Татарстане пытались поднять его на щит, добились реабилитации, переименовали в его честь несколько объектов. Но с наступлением капитализма интерес к нему угас. Настало время разобрать биографию и взгляды человека, который одним из первых попытался использовать Восток для сокрушения западной «империалистической» цивилизации.
Мирсаид Султан-Галиев родился в 1892 году в Уфимской губернии. Его мать происходила из захудалого и давно обедневшего рода татарских мурз, отец работал народным учителем. Эти учителя в дореволюционное время составляли особую прослойку. В отличие от гимназических преподавателей, народные учителя, как правило, готовились по ускоренной программе. Или набирались из числа тех, кто не окончил среднее учебное заведение (например, так и не окончивший семинарию Сталин имел право работать народным учителем). Работали они в сельских школах.
Среда народных учителей была взрывоопасной. С одной стороны, они были грамотны, с другой, зарабатывали в разы меньше остальных преподавателей, жили в деревне, преподавали в земских школах, не имели шансов на карьерный рост. Фактически — своеобразные ландскнехты, которые могли кочевать по стране, нанимаясь учительствовать по контракту с земством на год-другой. Из-за своего пограничного состояния они были крайне подвержены революционной пропаганде.
Султан-Галиев унаследовал профессию отца. Отучившись в казанской татарской учительской школе, он несколько лет проработал сельским учителем в Стерлитамакском уезде. Иногда публиковался в периодических изданиях, подписываясь псевдонимами «Сухой», «Он», «Сын народа» и «Учитель-Татарин».
Серьезной политикой он не занимался и к партиям не примыкал. Скорее, придерживался стандартных оппозиционных взглядов среднестатистического разночинца. Последние несколько лет до революции работал и жил в Баку, сотрудничая с местными изданиями (вел рубрику «новости уммы». Называлась она по-другому, но суть была такой). В 1913 году начал заниматься мелким политическим хулиганством. Он входил в небольшой кружок народных учителей, который пару раз опубликовал прокламации против угнетения мусульман русскими империалистами, а также призывал бить русских учителей. В организацию его втянул другой учитель Гирей Кадрачев, создавший весьма оригинальную теорию «убить всех людей». Суть ее была такова:
Человек испортил Землю. Он уничтожил ее естественную дикую красоту. Он не живет, а воображает лишь, что живет, он гниет и лишь продолжает портить природу. Люди, обитающие сейчас на Земле, никуда не годятся. Это не люди, а никому не нужные паразиты, выродки… Человечество надо оздоровить. А для этого мало уничтожить всех больных, калек, уродов и, кроме того, 99% всех живущих на Земле людей. Пусть сгниют и удобрят почву. Надо оставить лишь самых здоровых, красивых и способных. Природа вернется тогда к своей естественной красоте. Человек будет дик, здоров и счастлив.
Как вспоминал сам Султан-Галиев:
Я был не согласен с ним в его «принципиальных» положениях, но мне понравились его простота, решительность и революционный характер его мыслей.
В кружок входило несколько человек и серьезной роли он не играл. Кадрачев в 1918 году погиб. Как писал Мирсаид:
Шутя и играя он покончил жизнь самоубийством.
После Февральской революции все слои населения кинулись проводить свои съезды, принимать постановления и т. д. Всем казалось, что проклятый русский царизм их шибко зажимал, и теперь они стремились себе урвать побольше. Не стали исключением и мусульмане. Уже 1 мая в Москве открылся Всероссийский съезд мусульман, организатором которого стала мусульманская фракция Госдумы. Для участия в съезде прибыло более 800 делегатов из Поволжья, Туркестана, Сибири, Крыма, Кавказа и даже среднеазиатских протекторатов — Хивы и Бухары.
Помимо ритуального чтения Корана (было и такое) съезд постановил — достаточно русский царизм угнетал товарищей, и теперь они выдвигают свои требования. Стоит отметить, что требования были весьма серьезными. Во-первых, создание национальных мусульманских частей в армии. Во-вторых, эти части должны находиться только на своей территории. То есть если часть сформирована из татар, то и находится она только в Казанской губернии. В-третьих, во всех учебных заведениях под контролем мусульман в качестве обязательного предмета вводится единый тюркский язык.
На местах образуются свои мусульманские организации, как явно левые, так и более правые. В одну из таких организаций вступает Султан-Галиев. Речь идет о Мусульманском социалистическом комитете, созданном Муллануром Вахитовым, деятелем, лично знакомым с Фрунзе, Гамарником и другими видными большевиками. До самой своей гибели в 1918 году именно он был лидером этой восточной версии большевизма. Султан-Галиев возвысился только после его смерти.
В том же 1917 году Султан-Галиев вляпался в неприятную историю. Он узнал, что его жена ему изменяет. После откровенного разговора она поведала мужу, что тот ее не удовлетворяет и она вынуждена встречаться с другими мужчинами. Мирсаид решил вопрос по-восточному — задумал убить обидчика. Им оказался некий кавказский доктор по фамилии Оруджиев. Султан-Галиев застрелил несчастного дон жуана, но суда над ним не было — Вахитов замял дело. Революция, как это обычно бывает, всё списала. Про убитого Вахитов говорил, что он был мусаватистом. Все это Султан-Галиев откровенно описал в своей автобиографии.
Летом 1917-го Мирсаид поехал в Петроград. В партии большевиков он тогда еще не состоял, но симпатизировал ей. Там он пару раз пытался выступить перед толпой с большевистскими лозунгами, но оба раза его едва не побили. Спасителем выступил Кадрачев, который заверил толпу, что тот не большевик, а мусульманин.
Тем временем в Казани состоялся Всероссийский военный мусульманский съезд. Который, в соответствии с решениями Всероссийского съезда мусульман, начал работу над созданием национальных мусульманских частей в распадающейся армии, а также мусульманских военных комитетов в войсках. Организовать это должен был Всероссийский военный мусульманский совет, известный также как Харби Шуро. Возглавил его Ильяс Алкин — бывший ученик Молотова (в свое время тот подрабатывал репетитором). Алкин в прошлом числился меньшевиком, но по состоянию на 1917 год входил в состав партии эсеров.
Усилиями Шуро были созданы мусульманские полки в Оренбурге, Уфе, Витебске и пара батальонов в Финляндии. Организация позиционировала себя умеренно левой и принимала других левых в свои ряды. Этим решили воспользоваться Вахитов и Султан-Галиев, намеревавшиеся использовать тактику «подрыва изнутри». То есть занять руководящие позиции в организации, подтянуть своих людей и перехватить управление. Такой своеобразный рейдерский захват.
В первую очередь их интересовали военные. Удалось перетянуть на свою сторону одну из татарских рот, командиром которой стал дядя Вахитова. Сразу же после Октябрьской революции Алкин попытался выдавить большевиков из организации, однако действовал слишком мягко. Кроме того, Вахитов и Султан-Галиев уже заручились поддержкой некоторых мусульманских частей.
Они решились на эффектный шаг — покинуть «безжизненное» Шуро и создать свой большевистский мусульманский комиссариат. Договорились с половиной деятелей и громко хлопнули дверью. Однако история завершилась скорее комично. Ушедшие вместе с ними активисты сразу же вернулись обратно. В итоге получилось, что Шуро покинули только несколько человек, что привело в восторг Алкина.
Ильяс Алкин
Делать было нечего, пришлось учреждать комиссариат из того, что было. Заодно Султан-Галиев официально вступил в партию. Вскоре большевики разогнали в Петрограде Учредительное собрание, а в Казани прошел второй Всероссийский военный мусульманский съезд, который провозгласил Штат Идель-Урал на территории нынешних Татарстана, Башкирии и частично Самарской, Оренбургской и Ульяновской областей.
При этом большая часть мусульманских рот поддержала левых «националистов». Большевики оказались в затруднительном положении и запросили столицу о помощи. Им в поддержку выдвинулся отряд моряков. Тем временем члены Мусульманского комиссариата начали аресты деятелей Шуро. В итоге взбунтовались местные татары и татарские части, и Султан-Галиеву пришлось бежать в русскую часть города — под защиту «угнетателей и империалистов».
На некоторое время конфликт заморозился. Татарскую часть Казани контролировали противники большевиков. Разрешилась ситуация только после приезда моряков.
Султан-Галиев теперь бомбардировал Москву предложениями создания Татаро-Башкирской автономной республики.
Почему именно татаро-башкирской? Помимо того, что Султан-Галиев мечтал о татарах как авангарде пробуждающегося исламского мира, в этом проекте была и непосредственная выгода для его народа. Казанская губерния при почти равном количестве населения (разница в 300 тысяч человек) с Уфимской губернией имела в два с лишним раза меньше земли (56 тысяч верст против 122 тысяч). Соответственно, татарское население сильнее страдало от отсутствия земли.
Впрочем, Султан-Галиев в своих статьях и выступлениях напирал на то, что татары и башкиры на самом деле один народ, искусственно разделенный кровавым царизмом:
Мы видим в истории, что башкиры в культурно-просветительском отношении ассимилируются с татарами. Кто являются учителями? Татары. Литература общая, язык общий. Мы видим, что Башкирское правительство издает газеты для башкир на татарском языке, а меньшевики-националисты и шовинисты говорят, что нет, у башкир есть своя культура, свой язык и должен быть свой язык, должна быть своя литература. В своем стремлении доказать, что башкиры — это действительно отдельная нация, а вовсе не похожа на татар, они доходят до такого абсурда, что начинают говорить о том, что арабский и татарский шрифты не походят друг на друга.
Татаро-башкиры угнетались в течение веков русским национализмом, русским империализмом. Для того чтобы эти народности представляли из себя осколки, чтобы эти народности не могли объединиться, чтобы они не могли представлять угрозы для русского национализма, для русского империализма, русский империализм разделил их на части.
На бумаге все было гладко, но на деле возникли проблемы. Идея татаро-башкирской республики ни у кого не нашла поддержки, кроме Султан-Галиева и группы его сподвижников. Нет, сам Ленин был готов отписать республику, но не в тех условиях, когда против нее восстали все. Недовольны были башкирские активисты, а также присланные из столицы большевики, которые лишались своего прежнего влияния. Активным противником проекта являлся, к примеру, Борис Эльцин. Был в свое время такой большевик во главе уфимского губсовнаркома.
Борьба за Татаро-башкирскую республику продолжалась достаточно долго. Султан-Галиеву и другому большевику Саид-Галиеву даже удалось докричаться до Кремля и попасть на прием к Ленину, о котором Саид-Галиев вспоминал:
Мы храбро старались «убедить» Ильича в том, что между татарами и башкирами в сущности разницы почти нет. На это Ильич примерно в таком смысле ставил нам ряд вопросов:
— А есть разница в языках или наречии татар и башкир?
— Есть, но совсем незначительная, и то только среди крестьян, — следовал наш ответ.
Затем мы указывали на то, что вражда татар ограничивается лишь узким кругом шовинистически настроенной башкирской интеллигенции.
Тогда Ильич задал нам примерно такой вопрос:
— Ну, а кто же так недавно выгонял с побоями из башкирских деревень татарских учителей и даже мулл, как колонизаторский элемент, башкирская интеллигенция или сами крестьяне?
— Конечно, — отвечали мы, — делали это крестьяне, но это было результатом агитации башкирской интеллигенции.
— А кто сформировал полки и бригады из башкирских крестьян и сумел их повести в бой против кого угодно?
— Тоже башкирская интеллигенция, — тихо промолвили мы упавшим голосом.
На несколько секунд беседа прервалась. Мы молчали, ибо дальше некуда было ехать. Ильич нас поставил, что называется, прямо лицом в угол.
До конца 1919 года Султан-Галиев пытался добиться создания республики, но в конце концов Политбюро решило не создавать ее «в связи тем, что все представители коммунистов Башкирии против».
Но это будет чуть позже. А тогда, в начале 1918 года, Султан-Галиев в составе Мусульманской секции при наркомате по национальностям вышел на своего шефа Сталина и заручился его поддержкой. В марте 1918 года Сталин даже опубликовал в «Правде» текст о скором создании республики:
Идя навстречу желаниям татаро-башкирских революционных масс и исходя из решения III съезда Советов, провозгласившего Россию Федерацией Советских Республик, Народный комиссариат по делам национальностей, в согласии с указанием Совета Народных Комиссаров, выработал нижеследующее положение о Татаро-Башкирской Советской Республике Российской Советской Федерации. Учредительный съезд Советов Татаро-Башкирии, созыв которого не за горами, разработает конкретные формы и детали этого положения. Центральный Исполнительный Комитет и Совет Народных Комиссаров утвердят — мы не имеем основания сомневаться в этом — результаты работ этого съезда.
Мусульманская секция при Наркомнаце была создана большевиками для перетягивания на свою сторону мусульман. Поначалу она занималась вопросами организации турецких частей РККА, комплектуемых военнопленными. Возглавил организацию турок Мустафа Субхи, некоторое время работавший секретарем Султан-Галиева. Однако Субхи плохо знал местные расклады и часто отвлекался, поскольку по совместительству комиссарил в турецкой роте РККА и заодно готовился к тому, чтобы возглавить коммунистические силы в Турции.
Мустафа Субхи
Пока Султан-Галиев агитировал за Татаро-башкирскую республику, каппелевцы взяли Казань. Его давний соратник Вахитов не успел убежать из города и был казнен. Наступление белых испугало большевиков, и они обратили большее внимания на мусульман. Нельзя сказать, что до этого мусульман не замечали, однако теперь перетягивание их на свою сторону стало вопросом выживания.
После потери Уфы и Казани влияние Султан-Галиева резко возросло, поскольку он имел контакты со многими военными из мусульманских полков, часть которых оказалась в армии Колчака. В сентябре усилиями Троцкого, устроившего красноармейцам децимации, Казань удалось отбить. Однако положение все еще было не самым простым.
К этому времени Султан-Галиев оставался ключевым лидером Российской мусульманской коммунистической партии, основанной летом 1918 года вместе с еще живым тогда Вахитовым. Формально партия была независимой, хотя и действовала в связке с большевиками. Мирсаид начал играть на страхах большевиков, предлагая немедленно начать работу по созданию мусульманских национальных частей Красной армии. Разумеется, на базе мусульманской компартии. Планы у Султан-Галиева были огромные, что пугало уже самих большевиков. Он планировал стать, ни много ни мало, мусульманским Лениным. Партия имела свои агитационные газеты, активно лоббировала создание собственных национальных вооруженных сил. Более того, Султан-Галиев создал свое мусульманское ЧК. Называлось оно «Чрезвычайная комиссия по восстановлению мусульманских пролетарских организаций и борьбой с контрреволюцией среди мусульман». Председательствовал сам Султан-Галиев. Ему удалось согласовать вопрос со своим шефом Сталиным и негласным шефом ВЧК Петерсом. Но в итоге организация так и осталась существовать лишь на бумаге.
Большевики, конечно, хотели перетянуть мусульман на свою сторону, но вовсе не путем умножения неподконтрольных сущностей. В итоге тема с исламским ЧК была заблокирована, а в конце 1918 года свернута и сама партия. Впрочем, ее активы перешли в мусульманские коммунистические комитеты, которые формально были уже секциями при РКПб.
Сворачивание мусульманской партии огорчило Мирсаида. Но частично компенсировалось тем, что Султан-Галиеву удалось встать во главе мусульманских частей. Стоит отметить, что их формирование началось еще при живом Вахитове. Но после его гибели их шефом стал Мирсаид, который руководил Центральной мусульманской военной коллегией. Кроме того, при Султан-Галиеве были сформированы новые мусульманские части и в других городах (прежде их создали в Казани и Уфе). Планы у него были поистине наполеоновские:
Создание бронированного пролетарского кулака из мусульман имеет значение еще и потому, что Советскому правительству в скором будущем придется сделать организованный нажим на англо-французский империализм в его мусульманских колониях: Афганистане, Белуджистане, Индии и Аравии.
Наиболее активно комплектовать их стали в начале 1919 года. На весну Колчак планировал грандиозное наступление по всему фронту, и большевики хватались за любую помощь. Для мусульманских частей сформировали своих знамена (с арабской вязью), у бойцов-мусульман были свои шевроны с полумесяцем и звездой. В Казани открылись мусульманские пехотные командные курсы, экстерном готовившие командиров для этих частей. В перспективе Султан-Галиев рассматривал мусульманские части как кузницу кадров для подготовки будущих мусульманских управленцев и вождей революции в странах Востока.
Сами большевики, давая добро на создание этих частей, рассчитывали на то, что мусульман из армии Колчака удастся переманить на свою сторону. Занимался этим в том числе и Султан-Галиев, в то время уже де-факто ставший главой российских мусульман. Была даже учреждена специальная должность комиссара по делам мусульман внутренней России. Помимо него большую роль в переходе башкир на сторону красных сыграл видный башкирский деятель Ахмет-Заки Валидов, также известный как Заки Валиди.
Валидов вел переговоры с большевиками, обещая переход башкир на их сторону в обмен на создание башкирской автономии и отдельных башкирских частей. Большевики согласились, и башкиры переметнулись к красным. Интересно, что начальником штаба Башкирского войска был уже знакомый нам Алкин из Шуро.
Султан-Галиев же занимался мобилизацией татар в мусульманские части в Казани. В итоге наступление Белой армии было остановлено, но Мирсаид оказался в числе проигравших — Башкирскую республику в итоге учредили, и это не оставляло шанса созданию Татаро-башкирии.
Кроме того, он так и не добился полной автономии мусульманских частей. Да, они существовали, но большевики использовали их не как отдельную «татарскую армию», а вперемежку с остальными частями РККА. А с 1920 года эти национальные части понемногу начали сворачивать.
Из-за этого влияние Султан-Галиева начало падать. В Казани появились конкурирующие с ним группировки. И в этой борьбе Москва сделала ставку на более контролируемого Саид-Галиева, который не претендовал ни на что, кроме управления будущим автономным Татарстаном. Взгляды же Султан-Галиева казались откровенно подозрительными. Фактически он подверг ревизии классический марксизм, разрабатывая свое собственное учение и пытаясь вплести в западный марксизм элементы пантюркизма и даже паназиатизма, маскируя их большевистской фразеологией.
Суть его сводилась к тому, что большевики совершают большую ошибку, делая ставку на западный пролетариат. Европейские страны имеют множество колоний, которые нещадно эксплуатируют. Поэтому за счет сверхприбылей они имеют возможность подкупать рабочее движение, создавая пролетариям достойные условия жизни. В этих условиях все внимание необходимо обратить на Восток, который давно угнетен западными империалистами. Мусульманское население — неисчерпаемый источник топлива для революции. Хотя там почти нет пролетариев, там много злых и бедных мусульман, которых можно поднять на борьбу с Западом пусть даже и под пантюркистскими или исламистскими лозунгами. Восставшие колонии подорвут финансовую базу западных стран, что в свою очередь создаст революционную ситуацию и там.
Нельзя сказать, что большевики не обращали внимания на Восток. Но он всегда был на периферии их зрения. Классический марксизм утверждал, что революции в первую очередь возникнут в развитых капиталистических странах Запада, уже прошедших все стадии развития. Большевики считали свой захват власти скорее удачной случайностью, и до середины 20-х жадно следили за тем, когда же наконец начнется на Западе. Главной страной, в которой должна была случиться революция, считалась Германия.
Большевики пытались подступиться к Востоку, но скорее символически. Например, организовали Съезд народов Востока в Баку. Однако это было в первую очередь пропагандистским ходом. Красные не имели на Востоке своих людей и не слишком рассчитывали на то, что левой идеологией кого-то там можно увлечь. Скорее это было декларацией для западных стран — дескать, руки прочь, буржуи, а то мы вон как можем сделать.
Востоку большевиков не сильно интересовал. В том числе потому, что от него почти нечего было взять. Ведь изначально большевики рассчитывали на мировую революцию. Они вовсе не хотели сидеть изгоями на окраине Земли. По плану, их должны были поддержать европейские пролетарии. А после создания пролетарской социалистической Европы — оказать помощь советской России технологиями и товарами. Чисто по-братски. А чем мог помочь нищий Восток, где не было ни пролетариев, ни промышленности?
Поэтому большевики смотрели на него сквозь пальцы. А Султан-Галиев, напротив, в упор не замечал Европы и не обращал на нее внимания. Его интересовали в первую очередь мусульмане и Восток, и коллеги по партии стали считать его кем-то вроде еретика. Судите сами.
Во-первых, Мирсаид считал, что религию (ислам) совсем необязательно во что бы то ни стало побеждать, поскольку она может быть важным фактором «пробуждения» Востока. К тому же в шариате было много полезного и не противоречащего марксизму (Мирсаид даже составил подборку полезных хадисов). А уже потом можно будет аккуратно его свернуть. Такая позиция сильно отличалась от марксовского «опиума для народа».
Во-вторых, Султан-Галиев отрицал классовый подход для мусульманского общества и считал, что революцию можно сделать и без пролетариата. В том числе используя национальную буржуазию. Существует достаточно лозунгов, которыми можно увлечь мусульман. Он призывал не бояться пантюркизма и исламизма, считая, что они могут быть страшны только русским националистам и шовинистам. Тогда как большевики не должны их опасаться, ведь это революционные идеологии, почти не противоречащие большевизму, их можно и нужно использовать в интересах мировой революции. Фактически он предлагал вести широкие мусульманские массы к коммунизму через национализм или исламизм (и есть ощущение, что коммунизм сюда он добавлял только для того, чтобы не разгневать партийное начальство еще сильнее).
В общем, натуральная ересь, отрицающая авангардную роль пролетариата в революции (все равно, что католический монах стал бы отрицать роль Иисуса) и заигрывающая с враждебными течениями. Однако стоит отметить, что исламистом (в современном смысле слова) он не был. Скорее, стремился взаимно подогнать друг к другу как социалистические, так и исламские нормы, учитывая потребности мусульманского населения Востока.
В-третьих, он требовал неограниченной автономии для всех мусульманских регионов, которые по своему весу должны были равняться союзным республикам. Но большевики не могли пойти на это, во всяком случае тогда. У них было не так много местных кадров, к тому же большая часть интеллигенции исламских народов была нелояльна и придерживалась либо буржуазного национализма, либо исламизма. Риск того, что мусульманские регионы станут неуправляемыми и превратятся в источник дестабилизации, виделся слишком большим. Пример басмаческого движения ясно иллюстрировал проблему.
В-четвертых, он считал, что заниматься Востоком должны представители «угнетенных национальностей». Он полагал, что русские большевики, какими бы интернационалистами они ни были, являются представителями угнетавшей нации и никогда не смогут по-настоящему понять представителя угнетенной нации. А Султан-Галиев, будучи представителем угнетенных татар, считал, что сможет воспользоваться своими знаниями и легче найти подход к колониальным народам, надавив на чувствительные струны в их душе.
Султан-Галиев стал терять влияние. Он проиграл партийную борьбу за власть в автономном Татарстане Саид-Галиеву. Причем их склока дошла до того, что разбирать ее приехала из Москвы специальная комиссия ВЦИК. При этом Саид-Галиев утверждал, что султангалиевцы совершили покушение на него, тогда как Султан-Галиев уверял, что оппонент инсценировал нападение.
Тем не менее еще некоторое время Султан-Галиев сохранял свое влияние на мусульманскую среду. Он все еще оставался председателем Центрального бюро коммунистических организаций народов Востока при ЦК. Первым сигналом для него стало расхождение со Сталиным. Ранее Султан-Галиева можно было назвать сталинистом, поскольку он всегда выверял свою линию в соответствии с наркомом по делам национальностей. В годы Гражданской войны он на все лады восхвалял его:
Советская власть не выделяла из своей среды авторитетного как в глазах революционного Востока, так и в смысле понимания и познания Востока, человека, который постоянно, не отрываясь от своего дела, сидел бы над ним и творил бы его. Таким лицом, по нашему глубокому убеждению, был бы народный комиссар по делам национальностей т. Джугашвили-Сталин. Своей открытой, честной, прямой и решительной политикой в национальном вопросе он сразу привлек к себе внимание широких слоев населения всех национальных меньшинств Советской России, особенно же народов восточного происхождения, и завоевал у них громадный авторитет. Человек, вышедший из Кавказа, т. е. из страны, представляющей из себя до сотни разных языков и племен, а потому в высшей степени чуткий ко всякому национальному вопросу, поскольку он имеет естественно-исторический и пролетарско-классовый характер, тов. Сталин вполне правильно оценивал значение национального вопроса в развитии социальной революции, и та форма разрешения его, какую получал этот вопрос у него в отдельных случаях, была единственно правильной формой его разрешения как принципиально, так и тактически. Но почему-то до последнего времени тов. Сталину не давали возможности как следует работать в области национальной политики и, в частности, восточной. Несмотря на то, что формально тов. Сталин продолжал считаться комиссаром по делам национальностей, фактически же его делом руководили другие или, вернее, никто не руководил, т. к. те люди, которые заменяли тов. Сталина, слишком были далеки от правильного понимания своих задач и лишь тормозили начатую им работу. Мы слишком редко видали тов. Сталина в своей прямой обязанности, мы видим лишь одно: как его назначают то комиссаром продовольствия на Северный Кавказ, то отправляют на расследование причин отдельных неудач отдельных фронтов, то назначают членом РВС фронтов и т. д. По нашему мнению, продолжаться дальше такое положение не может. Тов. Сталина необходимо отозвать с фронта и поручить ему руководство всей внутренней и внешней политикой Советской власти на Востоке, назначив его комиссаром иностранных дел на Востоке и соответствующим образом реорганизовать Наркоминдел. Считаем своим долгом заявить, что все те недоразумения, которые происходили и происходят в настоящее время с башкирами, киргизами и туркестанцами, объясняются в значительной степени отсутствием тов. Сталина в центре и неумением других работников наладить с ними правильные отношения.
Однако из-за опасных ересей на Султан-Галиева стали косо посматривать. Сталин не пустил его на Съезд народов Востока в Баку, хотя руководитель такого уровня обязан был там присутствовать. Но большевики уже сомневались в его лояльности.
Султан-Галиева отправили проинспектировать Крым, проверить, как там дела у крымских татар. Он приехал в ужасе и негодовании. Мол, у крымских татар все плохо, потому что в Крыму правят сумасшедшие. Он написал достаточно резкий отчет о своей поездке:
Вначале секретарем областкома была тов. Самойлова (Землячка) — крайне нервная и больная женщина, отрицавшая в своей работе какую бы то ни было систему убеждения и оставившая по себе почти у всех работников память «аракчеевских времен». Не нужное ни к чему нервничание, слишком повышенный тон в разговоре почти со всеми товарищами, чрезмерная требовательность там, где нельзя было ей предъявлять ее, незаслуженные репрессии ко всем тем, кто имел хотя бы небольшую смелость «сметь свое суждение иметь» или просто «не понравиться» ей своей внешностью, — составляли отличительную черту ее «работы». Высылка партийных работников из Крыма обратно на север, особенно после постановления Оргбюро ЦК партии о направлении партийных работников в Крым только с разрешения ЦК, приняла эпидемический характер. «Высылались» все без разбора, кто бы то ни был, и не единицами, а целыми пачками — десятками и сотнями. Такая терроризация организации дала самые отрицательные результаты. В бытность тов.Самойловой в Крыму буквально все работники дрожали перед ней, не смея ослушаться ее хотя бы самых глупых или ошибочных распоряжений.
После отъезда тов.Самойловой ее заменил член реввоенсовета 4-й армии тов. Лидэ, замещавший также до приезда из Центра тов. Полякова должность председателя Крымревкома (после Бела Куна). Тов. Лидэ — больной психически, сильно утомившийся и нуждающийся в отдыхе работник. У него парализованы оба плеча и одна нога, и он с большим трудом двигается. Исследовавшие его недавно врачи утверждают, что переутомление его организма достигло крайних пределов, и что если он не будет лечиться, то через несколько месяцев может сойти с ума. Ясно, что требовать от такого работника умелого руководства партийной работой было нельзя.
К этому моменту Султан-Галиев начал разочаровываться в партии. Его выступления и статьи намекают на обман национальных меньшинств большевиками. Выиграв Гражданскую войну, большевики начали сворачивать вольницу. Поначалу очень аккуратно, но и это не осталось незамеченным Султан-Галиевым. По мере упрочения советской власти всевозможные мусульманские комитеты и бюро также стали закрываться либо терять свои полномочия. Среди руководителей на местах было слишком много русских, а не местных «националов». Большевики может и ставили бы их, да только где же их всех взять.
Если поначалу в некоторых регионах были значительные послабления вплоть до признания шариатской системы, то теперь вольницу стали сворачивать. В общем, большевики стали устанавливать свой порядок, и Мирсаиду это очень не нравилось. Он попытался оседлать модный тогда тренд разоблачения великорусского шовинизма:
Говорили, что, борясь с великодержавным шовинизмом, необходимо одно временно бороться с местным национализмом. Это означает, что надо бороться со всяким национализмом, потому что проявление великодержавного шовинизма есть проявление национализма более крупной национальности, прогрессирующей и наступающей. Что же такое местный национализм? Если местный национализм есть проявление борьбы против этого великодержавного шовинизма, это не национализм, а это просто борьба с проявлением великодержавного шовинизма. С национализмом, когда это есть на самом деле, национализмом, который в виде угнетения более мелких национальностей, необходимо бороться. Но здесь необходимо отчетливо указать, с чем мы должны бороться, а то на практике борьба с этим национализмом часто принимает самые ненормальные формы. Если поручим тем товарищам, которые сами заражены великорусским шовинизмом и прикрывают его борьбой с местным национализмом, то, конечно, они будут этот шовинизм проводить. И вместо того, чтобы бить великодержавный русский шовинизм, они будут бить башкирского коммуниста под видом башкирского националиста.
Но серьезные проблемы у него начались только после того, как большевики взялись за создание СССР. Трения по поводу будущего объединения республик хорошо известны. Сталин создал свой проект автономизации, националы отстаивали свой. Сталинский подразумевал создание автономий в составе РСФСР. Националы хотели равноправной конфедерации самостоятельных республик. Ленин, на короткий миг вернувшись из овощного состояния, разругал сталинский проект и в итоге был создан СССР как конфедерация. Впрочем, полномочия республикам все же урезали.
Султан-Галиева не устраивал ни проект Сталина, ни проект республиканских лидеров. Он утверждал, что эта национальная политика не имеет ничего общего с обещаниями большевиков о равноправии. Он выступал за то, чтобы вообще все автономии входили на правах равноправных субъектов в новый союз. То есть Татарстан, Башкирия и прочие приравнивались к союзным республикам, а собственно русская Россия входила в союз на правах Великорусской республики. Кроме того, он хотел создания двух Советов. Один комплектовался бы на пропорциональной основе. Второй комплектовался союзными республиками и автономиями в равных пропорциях. Только такой СССР, по мнению Султан-Галиева, хоть как-то соответствовал обещаниям большевиков о равноправии народов.
Султан-Галиев начал сколачивать свою фракцию внутри партии. Завел контакты с уцелевшими в войну соратниками. Ленин был еще жив, но уже не работал. Сталин еще не был главным, но понемногу примерялся к рычагам власти. И для него не осталась незамеченной деятельность Мирсаида.
В 1923 году Султан-Галиев в обход начальства установил секретную связь с Заки Валиди. Если помните, это именно тот человек, который в 1919 году организовал переход башкир от Колчака в обмен на автономию. Правда, у большевиков ему не понравилось. Ведь они обещали полунезависимую Башкирию и отдельную башкирскую армию, а в итоге все урезали и части влили в РККА. Обиженный Валиди бежал в Туркестан, где стал одним из руководителей басмаческого движения.
Султан-Галиев, видимо, рассчитывал переманить его и использовать в качестве козыря. Дескать, он сможет прекратить басмачество в обмен на привилегии мусульманам. Но большевики уже не нуждались в таких посредниках. Война закончилась, проблемы на далекой периферии их не сильно заботили. А вот тот факт, что член коллегии наркомата по делам национальностей (фактически один из руководителей наркомата) состоит в тайной переписке с вождем басмачей, они не собирались оставлять без последствий.
Дело инициировал лично Сталин, добро на арест Султан-Галиева дали все крупные большевики. Допрашивали его лично Менжинский и Агранов. Мирсаид признал все обвинения, но объяснил свои мотивы происками русских великодержавных держиморд:
Мне казалось, что то обстоятельство, что мой поступок был совершен до XII партийного съезда, т. е. до момента фиксации партией роста и усиления так называемых «великодержавничества» и «великорусского шовинизма» и необходимости решительной борьбы с ними, как с крайне опасными для данного момента революции отрицательными факторами, также до некоторой степени должно было ослабить мою вину, так как все мое преступление происходило именно как реакция (быть может, и болезненная) на рост и усиление этого самого «великодержавнического шовинизма».
Времена тогда были еще не кровожадные (по отношению к партийцам), так что Султан-Галиев отделался только исключением из партии. Через год он уже писал Сталину и в ЦК ходатайства о восстановлении в партии. Однако от него потребовали публично выступить с отречением от взглядов. После отказа он снова взялся за свои неосторожные философствования. В работе «Тезисы об основах социально-политического, экономического и культурного развития тюркских народов Азии и Европы» (которую он давал почитать только соратникам) он писал:
Установлением Союза ССР панрусисты хотели бы восстановить фактически единую неделимую Россию, т. е. гегемонию великоруссов над другими народами, но не прошло и года, как все народы заявили свой громкий протест против централистических тенденций панрусистской Москвы.
Из опыта последней революции в России мы пришли к выводу, что какой бы класс в России ни стоял или ни пришел к власти, никому из них восстановить былого «величия» и могущества этой страны больше не удастся.
Россия как многонациональное государство и государство русских неизбежно идет к распадению и к расчленению. Одно из двух: или она /Россия/расчленится на свои составные национальные части и образует несколько новых и самостоятельных государственных организмов, или же власть русских в России будет заменена коллективной властью «националов», т. е. гегемония русского народа над всеми остальными народами сменится диктатурой этих последних над русским народом.
Далее почти все внимание в работе уделялось восточным странам, пробуждающимся и способным в будущем стать влиятельной силой. Собственно, эти тезисы стали основой для полуфракции Султан-Галиева. Полноценной эта фракция не была и в основном состояла из его старых соратников, лишившихся постов после его падения. Правда, он пытался наладить контакты с другими обиженными «националами». В том числе и Буду Мдивани — противником Сталина и лидером «грузинской оппозиции», одним из самых влиятельных лидеров «националов».
Это опять же не осталось без внимания Сталина, но он в то время был занят войной с более опасными политическими соперникам. До Султан-Галиева очередь дошла только в 1928 году, когда он снова был арестован. Следователям он заявил:
Коммунизм, по моему анализу и в новом понимании, рисовался мне как новая и прогрессивная на первое время форма европейского национализма, понимая под этим политику консолидации и объединения материальных и культурных сил народов метрополий под эгидой пролетариата. В дальнейшем я намеревался расширить эти тезисы по колониальному вопросу вообще, положив их в основу радикальной ревизии ленинской теории об империализме и сталинского ее толкования.
Социальной базой будущей нашей партии «Колониального Интернационала» мы определяли рабочих, крестьян и мелкую буржуазию. Тактически мы стояли за использование также прогрессивной части крупной национальной буржуазии (промышленной буржуазии).
Группа Султан-Галиева была охарактеризована как «правые». Следствие тщательно пыталось выведать их связи с троцкистами и зиновьевцами. Мирсаид признался, что оппозиции сочувствовал. Также он рассказал, что было бы неплохо создать туранское государство, объединяющее тюркские народы СССР, которое, с одной стороны, послужит буфером между Китаем и Индией, а с другой, будет входить в состав СССР на правах союзной республики.
Всего по делу о «султангалиевщине» проходило 77 человек. Большая часть получила ссылку или незначительные сроки. Десять лидеров и сам Султан-Галиев были приговорены к расстрелу. Однако наказание заменили 10 годами лагерей. Тем не менее в 1934 году он вышел на свободу. В большую политику Мирсаид больше не возвращался. В 1937 году его предсказуемо арестовали и обвинили в создании контрреволюционной организации башкир. В 1940 году деятеля расстреляли. В отличие от многих других погибших коммунистов, не был реабилитирован в последующие годы. Из всех видных вождей его реабилитировали самым последним — в 1990 году (даже Бухарина и Зиновьева раньше).
Что касается его давнего знакомого Заки Валиди, убежавшего от большевиков, то он благоразумно уехал из Туркестана в Турцию, где преподавал в университетах. Затем создал общество радикальных пантюркистов и даже угодил на некоторое время в тюрьму. После войны продолжал преподавательскую и научную деятельности, считался крупным специалистом по тюркам. Манчестерский университет даже удостоил его звания почетного доктора. Умер он в 1970 году.
Султан-Галиев действительно стал необычным явлением в партии. Трудно сказать, насколько искренним большевиком он был. Есть основания полагать, что не очень. В партию вступил уже после переворота, постоянно выдвигал свои идеи, радикально расходящиеся с партийными. После первого ареста один из татарских коммунистов внезапно «вспомнил», что Султан-Галиев в свое время говорил ему:
Когда в 1918 году я встретил Султан-Галиева, он советовал нам отделиться от Организации русских коммунистов — шовинистической и империалистической — с тем, чтобы основать собственную организацию, независимую восточную коммунистическую партию.
Судя по всему, Мирсаид планировал использовать большевиков как базу для своих целей. Воспользовавшись ресурсами партии, которая декларировала равноправие народов, он хотел в дальнейшем вести свою игру. Европа и Россия в действительности мало интересовали его. Пролетариат он тоже вспоминал в основном в ритуальных целях. Султан-Галиев жаждал пробуждения Востока, который сокрушит западных империалистов, и неважно, под какими лозунгами это будет сделано. Даже роль негласного лидера советских мусульман, которую он играл непродолжительное время, не удовлетворяла его амбиций. Он действительно пытался создать свое политическое течение, что-то вроде мусульманского социализма. И создал бы его, если бы из-за арестов и преследований не забросил работу над своими «программными тезисами».
Султан-Галиев пытался восхвалять Сталина, своего непосредственного начальника, но затем разошелся с ним по вопросам нацстроительства, и это стало фатальным для него. Именно он стал первой жертвой партийной борьбы и был отлучен от партии еще при живом Ленине. Мирсаид разрабатывал свое политическое течение, но аресты и преследования не дали ему довести эту работу до конца.