…наверное, существует какая-то иная вера, помимо той, которую когда-то исповедовало существо внутри него. Эта вера требует ярости и крови, ее догмы — это сны. И как же тогда лучше всего ему обратиться в эту веру, как не выкупавшись в крови врага?
— Клайв Баркер, «Сумерки над башнями»
Сегодня сложно это представить, но ещё 100 лет назад Голландия была одной из крупнейших мусульманских держав в мире с более чем 60 миллионами подданных-мусульман – даже больше чем тогда жило в Турции.
Нидерландский опыт управления мусульманскими территориями сильно отличается от того что мы могли увидеть в случае России, Англии или Франции. Как мы увидим позже – голландцы решили пойти своим путём, что в конечном итоге стоило им всей империи.
Каким был исламский мир Ост-Индии на момент проникновения голландцев и как он менялся? Какое место в колониальном миропорядке занимали китайские диаспоры? Почему голландцы долгое время игнорировали исламский фактор и что заставило их пересмотреть свои взгляды?
Истоки голландской исламской политики
Голландия — это страна, созданная вручную и в буквальном смысле слова отвоёванная у моря и болот путём строительства каналов и дамб. «Стартовые» территории современных Нидерландов вообще могли вместить лишь 100–300 тыс. человек, не более. Постоянная борьба с природой и обстоятельствами вырастила из голландцев людей находчивых, упорных и, как это выяснилось в ходе их колониального управления, невероятно жестоких.
Коммерческая империя Голландии эпохи Рембрандта
Республика Соединённых провинций появилась на свет в 1581 году в ходе войны против Габсбургов, которая с перерывами продолжалась до 1648 года. Но ещё до своего формального появления на свет Нидерланды установили союз с Османами. В морских боях против испанцев голландские моряки даже поднимали на своих судах османские флаги в то же самое время, когда флот султана атаковал владения католического короля в Тунисе. Мусульманская Порта официально признавалась голландскими элитами как сюзерен более предпочтительный, чем европейский король из Габсбургов. Такой вот раннемодерновый мультикультурализм.
В начале XVII века голландцы затеяли широкую колониальную экспансию и сумели подчинить себе значительные территории. Правда, с самого начала у них был мощный «гандикап»: в XVI веке Антверпен играл роль одного из главных колониальных портов Европы после Лиссабона, где португальцы кредитовались и разгружали свои товары; тогда же многие выходцы из Нидерландов работали в колониальных структурах Испании и Португалии на востоке (Ян Гюйген ван Линсхотен, например, много лет проработал в качестве секретаря епископа Гоа). Позднее война против Габсбургов привела к упадку города и финансово-колониальный центр Северной Европы сместился в Амстердам. Уже после этого голландцы начали предпринимать самостоятельные экспедиции в Индию.
Первые успехи Голландии как самостоятельного актора в колониальном разделе были связаны с «мусульманской дипломатией»: в 1600 году агенты голландской Ост-Индской компании (ОИК) заключили договор о совместной дружбе против португальцев (включавшую в себя как строительство голландской военной базы, так и торговое соглашение) с мусульманскими правителями народа хиту, проживавшего на севере острова Амбон. Так, голландцы успешно выбили португальцев с острова уже через пять лет и в последующем расширении своего влияния полагались не только на силу, но и на дипломатию.
Заключение договоров о дружбе и обороне с мусульманами всегда получалось проще и стояло на более прочном фундаменте, чем бывало с язычниками или анимистами. И дело не только в «авраамической солидарности» христиан-голландцев и ост-индских мусульман (хотя этот фактор всегда играл роль в колониальной политике всех европейских империй). Ислам, помимо религиозных взглядов, даёт полноценную юридическую основу для заключения контрактов и договоров — собственно, это и облегчало ведение переговоров именно с мусульманами. Ведь как ни крути, а шариат — это письменные законы и уложения, в системе которых можно работать и заключать сделки. Например, в чёрной Африке даже сегодня после деколонизации и этнических чисток арабо-мусульмане (или арабизированные верующие чёрные мусульмане) во многих местных странах играют непропорционально большую роль в коммерческих структурах. Это, кстати, объясняет, почему в Индии европейцы «прокрались» путём заключения политических и коммерческих соглашений уже в XVII веке, пока и в самой Европе не оформились полноценные промышленность и государственные институты. Для сравнения: в той же самой Африке европейские колонизаторы очень долго оставались закреплёнными только на побережье. «Чёрный континент» покорился им сравнительно поздно, уже после промышленной революции, и в основном путём военных усилий. Основная масса населения там была далека и от ислама, и от европейских ценностей, и потому европейцам стоило немалых усилий договориться с местными.
Голландские владения в Юго-Восточной Азии. По сути, это современная Индонезия
От крайне немногочисленного народа, каким являлись голландцы, стоило бы ожидать продолжения дипломатичной линии в отношении туземных политий Ост-Индии, но в течение всей истории голландского господства в регионе они показывали себя как исключительно жестокие правители, которые всем прочим методам предпочитают военные операции. Например, в 1621 году они образцово-показательно устроили масштабную зачистку архипелага Банда, убив и депортировав тысячи местных за их незаконную (по условиям ранее заключенного соглашения) торговлю с другими европейскими державами.
Ещё более брутальные порядки царили на территориях, напрямую управляемых голландцами. В Батавии (ныне — Джакарта) в 1643-м мусульманам запретили заниматься проповеднической деятельностью среди туземных язычников, проводить обрезание и держать открытыми свои школы на их территориях. В 1716 году на кораблях ОИК даже запретили перевозить паломников в Мекку, поскольку считалось, что те плохо воздействуют на голландских мусульман.
«В Индонезии, где „колонии“ голландцев определенно жили на широкую ногу, процветали неповиновение, контрабанда, полунезависимость и беспорядок. Бросавшаяся в глаза и уже обычная в XVII в. роскошь шикарных кварталов Батавии с годами лишь возрастала и становилась еще ярче. Деньги, алкоголь, женщины, целые армии слуг и рабов: Батавия заново начинала странные, опьяняющие и извращенные приключения Гоа» (Фернан Бродель «Материальная цивилизация, экономика и капитализм, том III: время мира»)
Голландские «нацераны» (искажённое туземное «назаретяне»; так местные называли белых европейцев) были вынуждены терпеть ислам в Ост-Индии, поскольку на островах он уже пустил глубокие корни и колониальным управляющим даже без религиозной розни хватало войн против местного населения и иберийских конкурентов.
Что касается распространения христианства, то обычно говорят о том, что «рациональные голландцы не были заинтересованы в религиозных гонениях, поскольку «Библии они предпочитали золото и выгоду», но это совсем не так. В 1641 году, отобрав у португальцев Малакку, голландцы первым делом начали преследования против католиков и передали католические церкви протестантам. Но часть истины в этом утверждении всё же присутствует: голландцы не так активно использовали прозелитизм, если сравнивать с габсбургскими администраторами в Америках и Европе. Первые несколько столетий голландская Индия управлялась как коммерческое предприятие ОИК, работавшая как акционерное общество для извлечения прибыли. И зарабатывали они действительно хорошо: в переводе на сегодняшние деньги стоимость всех активов компании на пике процветания в 1637 году составляла бы фантастические $7.9 трлн.
Бремя белых: как ислам пришёл в Южную Африку
В наших исследованиях ислама в британских и французских колониях мы очень подробно осветили вопрос о том, как мусульмане появились на западе и востоке Чёрного континента и какое место они занимали в местных иерархиях. Но на самом юге ислам появился через европейских посредников-колонизаторов в 1656 году, всего через несколько лет после основания там голландской колонии. Первыми мусульманами там были уроженцы Ост-Индии, сосланные из родных краёв в Африку за участие в восстаниях против европейцев. Но свободных мусульман начали привозить с Амбона уже в конце того же десятилетия, чтобы они выступали в роли казаков, охраняя пределы поселения от негров. Вообще им было запрещено открыто исполнять обряды своей веры, но сложно сказать, насколько это правило исполнялось. В конце 1660-х гг. в африканскую колонию ссылали уже высокоранговых мусульман-изгнанников вроде шейха Абдурахмана Матахе Ша и шейха Махмуда. Впоследствии поток мусульман-политзаключённых усилился, могилы некоторых из них сегодня являются местами паломничества для мусульман. Уже в 1697-м в колонии появился рукописный Коран, а в конце XVIII века мусульманское сообщество было достаточно значимым, чтобы ему позволили построить мечеть. Сегодня исламская община в ЮАР является очень крепкой и сплоченной.
Тем не менее даже у ОИК сохранялись свои предпочтения по части религии: за 200 лет управления компании в голландской Ост-Индии отслужили 900 рукоположенных священнослужителей на корпоративной зарплате. К слову, для христианских миссионеров администраторы компании «зарезервировали» в наименьшей степени исламизированные Северный Сулавеси и Северную Суматру. И учитывая то, что сегодня в независимой Индонезии чуть меньше 10% населения являются христианами, то их попытки христианизации Индонезии можно считать относительно успешными. «Относительно» потому, что из этих христиан большая часть является католиками, а не протестантами.
В то же время серьёзные гонения на мусульман исключались по причине отсутствия решающего демографического преимущества у «расы господ». Скажем, в 1679 году из 32.1 тыс. человек населения Батавии европейцев насчитывалось всего лишь 2.3 тыс., а с ними было всего 700 метисов. Чуть более поздние (1700 г.) оценки численности христианского населения Батавии говорят о 20-тысячном сообществе христиан, половина из которых являлись протестантами, а половина католиками — но даже в этом случае сложно говорить о серьёзном преимуществе христиан в численности.
Эпизод из истории столкновения ислама и христианства в ранней голландской Ост-Индии
В 1625 году церковный совет Батавии попросил губернатора запретить все мусульманские обряды в городе (включая обрезания, совместные молитвы и свадьбы). Губернатор выпустил соответствующий запрет, но он не имел никакого влияния и через несколько лет его официально отменили.
Султан Амстердам
Активная фаза исламизации Индонезии пришлась на первую половину XVI века — тогда же в регионе появилось множество мусульманских политий, которые провели большую часть своего существования в войне с португальцами. В итоге к концу XVI века в районе Малаккских проливов доминирующей силой стали три державы: две мусульманских (султанаты Аче и Джохор) и одна христианская (Португалия). Как это ни удивительно, но мусульманский Джохор боялся усиления Аче и нередко сотрудничал с португальцами. Что ещё более удивительно, туземные политии соперничали с европейцами на равных и к моменту прихода голландцев султаны Аче были грозной силой. Пика они достигли при Искандаре Муде, которого в 1629 году португальцы разбили с большим трудом.
Существовали в регионе и другие мусульманские политии (вроде Демака), политический центр которых находился на побережье и которые расширялись за счёт завоевания соседей из числа буддистов и индуистов. Хорошим примером такой модели развития будет Гова, чьи правители приняли ислам в 1605 году и предложили соседям-немусульманам последовать их примеру. За последовавшим отказом последовала серия военных кампаний 1608–1611 гг., результатом которой стала исламизация Южного Сулавеси.
Несмотря на мусульманское большинство, сегодняшняя Индонезия является чрезвычайно пёстрой как в этническом, так и религиозном плане, поскольку исламизация проходила поверхностно и покрывала огромное количество племён и этносов, сильно отличавшихся друг от друга. В упомянутом выше Южном Сулавеси и сегодня сохраняется множество традиций и пережитков доисламского времени. И это всё накладывалось на укрепившийся на островах индуизм и буддизм, которые при исламизации внутренних районов Индонезии оставили глубокий след в местной культуре и обычаях.
Мечеть Кудус на северном побережье Явы, построенная в 1549 году. Название происходит от арабского «Кудс» — так мусульмане называют Иерусалим
Мы устроили этот небольшой экскурс в историю, чтобы разъяснить, с чем пришлось столкнуться голландцам в Индонезии: их ждала крайне динамичная и подвижная среда, где даже мусульманское сообщество не было однородным. Там жили и потомки арабов, и недавно исламизированные автохтоны, и китайские мусульмане-хуэй. Несмотря на удалённость от центра исламского мира на Ближнем Востоке, регион вокруг Явы не был мрачной окраиной (к числу каковых, например, можно отнести аннексированные русскими ханства восточной части Европы). Там бурно развивалась литературная и богословская традиция, существовали прочные экономические и культурные связи с центром исламского мира в Османской империи. Скорее всего, главная причина заключается в более высокой коммерческой привлекательности всего региона Ост-Индии, в котором развивалась торговля пряностями: богатеющие местные купцы обеспечивали развитие мусульманской культурной среды примерно так же, как укреплявшиеся правители Европы Раннего Модерна обеспечили деятелей Ренессанса заказами и покровительством.
Упомянутое разнообразие Индонезии (чрезвычайное даже по меркам региона) помогает объяснить, почему крайне стеснённые в людских ресурсах голландцы сумели покорить такие огромные пространства: в регионе была очень конкурентная среда с огромным количеством серьёзных политических игроков, воевавших друг с другом за право контроля над ценными и востребованными на западе ресурсами. В этой мутной воде голландцы весьма широко практиковали союзы с одними политиями против других. Так, например, случилось во второй половине XVII с султанатами Тидоре и Тернате, где независимый султан Тидоре помог «нацеранам» подчинить единоверцев Тернате. Исходный конфликт, кстати, возник из-за голландской миссионерской активности среди населения Тернате, беспокоившей местное духовенство и султана. Дальнейшая история Тидоре показательна: в 1720-х султан столкнулся с центробежными тенденциями во внутренних районах политии, ОИК отправила своих солдат ему на помощь — сражаться фактически за укрепление шариата и султанской власти.
Кадр из документального фильма Вернера Херцога «Into the inferno», посвящённого вулканам по всему миру. В отрывке про Индонезию там есть интересный момент: в Йогьякарте местный мусульманский султан и его мусульмане-подданные участвуют в абсолютно немусульманской церемонии поклонения, связанной с вулканом Мерапи. Это довольно сложный культ с очевидно языческим наполнением, в которой центральное место занимает союз султана-мусульманина с силами природы
Собственно, первые полтора века существования голландской Ост-Индии европейцы по большому счёту контролировали напрямую только Батавию, побережные фактории (где отгружали товары) и, собственно, море (то есть торговые маршруты); львиная же доля функций на местах исполнялась местными султанами, которые вели друг с другом войны и заключали союзы. Вдали от побережья уже при голландцах возникали и рассыпались целые туземные империи, а ОИК выступала в качестве одной из сторон противостояния. При этом нельзя сказать, что голландцы проявляли чудеса изворотливости. Напротив, они часто были очень прямолинейны и шли на военный конфликт. Собственно, история всей голландской Ост-Индии и состоит из бесконечных «контртеррористических операций» с массовыми зачистками, вызывающими в памяти сцены из «Рэмбо IV». За одной интервенцией следовала другая, и всё это повторялось до бесконечности. А поскольку дела в этой части света вела коммерческая корпорация, то ни о каком полноценном оформлении политического пространства и речи не шло — война использовалась как одна из экстренных мер. Но это был как раз тот случай, когда чрезвычайное положение становится правилом вместо исключения.
Так что ни о каком контроле над религиозным и культурным дискурсом тогда и речи не шло. В этом противостоянии голландцы не проиграли только потому, что в местных политиях из-за социальных и географических условий эффективная централизация власти так и не случилась, и только ОИК выступала единственной стороной конфликта, в тылу которой не вспыхивали восстания и где не было постоянных династических конфликтов.
В этих условиях отношения голландских колонизаторов и местных мусульман развивались как антагонистические, что позднее имело негативные последствия. Колонизаторы постоянно ожидали удара в спину, и в 1722-м в Батавии даже вскрылся заговор (или, вернее, так дело представили судьи) под предводительством местного богатого метиса Питера Эрбервельта. Конечная цель заговора заключалась в убийстве всех европейцев и создании на руинах колонии исламского государства. По этому делу казнили 49 человек. Не оправдывая колонизаторов, заметим, что, возможно, не все обвинения со слов голландских судей являются преувеличением. В голландских колониальных владениях того времени и вправду царили гротескные расистские порядки, при которых небелые неголландцы не могли ожидать продвижения по социальной лестнице. Хорошим примером являются батавские китайцы, которых по уму колонизаторам стоило противопоставить автохтонам-мусульманам: к началу XVIII века они составляли чуть меньше 20% населения Батавии и выполняли ту же функцию, что и армяне на русском Кавказе — торговцы и ремесленники, выступающие в качестве посредников между колонизаторами и колонизируемыми.
Казалось, после восстания Эрбервельта логичным выглядело решение усилить китайскую компоненту в пику зазнавшимся метисам и априори нелояльным туземцам, но нет — ОИК решила ограничить китайскую миграцию. Это им, впрочем, не удалось, поскольку из-за тотальной коррумпированности капитанов ОИК китайцев всё равно провозили в Батавию в больших количествах нелегально, из-за чего вокруг города выросли трущобы, наполненные китайскими деклассированными элементами. В 1740 году проблема стала настолько зримой, что власти начали задумываться о депортации китайцев. Слухи об этом дошли до самих китайцев, и они начали нападать на европейцев. В октябре того же года в Батавии произошли антикитайские погромы, в результате которых погибло примерно 10 тыс. китайцев. Бежав на восток Явы, они создали организованное вооружённое сопротивление и начали захватывать побережные посты ОИК и даже осаждать региональные штаб-квартиры в некоторых частях острова. Более того, китайцы вступили в союз с местным туземным царём Пакубуваной II, который укрепил 3500 китайцев своими 20 тыс. воинов. После первоначальных успехов Пакубувана II был настолько уверен в успехе, что объявил себя врагом всех европейцев и предводителем местной священной войны. В общем, вся эта история вовлекла других яванских царевичей, и следующие 17 лет ОИК провела, сражаясь в самой крупной индонезийской войне XVIII века. Она завершилась победой голландцев, но вряд ли они были рады итогам — конфликт отнял слишком много сил и средств.
Англо-голландская война 1780–1784 годов кроме временной изоляции Индонезии привела к тому, что ОИК пришлось обратиться за финансовой помощью к метрополии. За этим последовало масштабное расследование деятельности компании, в ходе которого вскрылись многочисленные случаи злоупотреблений, коррупции и уже надвигавшееся банкротство. Так управление Индонезией как частным предприятием подошло к концу.
Новое время, старые вопросы
Есть в историографии такой интересный термин, как «империализм попутчиков» (hitchhiking imperialism), которым обычно обозначают действия скандинавских стран, использовавших колониальную экспансию крупных европейских держав для продвижения собственных коммерческих интересов на новоколонизированных территориях. Голландия вроде бы малой страной не считается, но по факту после т. н. «Славной революции» 1688-го, когда голландцы завоевали Англию и усадили там представителя голландской правящей фамилии в качестве короля, Нидерланды (точнее, правящая семья Оранских) иногда использовали помощь братского английского народа. Так и в 1795-м Вильгельм V, бежавший от французских революционных войск, которые собирались строить в Нидерландах Батавскую республику, поручил губернаторам всех колоний передать их в управление британцам — правда, Индонезия избежала этой участи и до английского вторжения 1811-го управлялась голландцами, находившимися под влиянием наполеоновской Франции. В ту эпоху в «континентальной» Голландии, наконец, ввели прямое управление Ост-Индией, а в 1800-м формально упразднили ОИК.
Возвращаясь к «империализму попутчиков». После наполеоновских войн англичане отдали голландцам практически все их владения, оставив себе только Капскую колонию в Африке (нынче Кейптаун в ЮАР) и порт Малакка в Азии (нынче город на юге Малайзии), заплатив за них 6 млн фунтов — сумму, равную по размере субсидиям для России, Австрии и Пруссии в войнах 1812–1814, то есть с огромной «переоценкой». К тому же из Капской колонии в знак протеста ушло большинство голландского населения, что ознаменовало старт расселения африкандеров по Южной Африке и впоследствии привело к англо-бурским войнам. Индонезию британцы передали голландцам без проблем и впоследствии из Лондона одёргивали колониальную экспансию англичан в регионе. Английская оккупация даже оказалась в чём-то выгодной голландцам, поскольку английские войска помогли подавить несколько выступлений туземных царьков, а британский генерал-губернатор Раффлз провёл ряд экспериментальных экономических реформ, суть которых сводилась к тому, что колониальные власти укрепили контроль над индонезийской деревней и могли более эффективно её эксплуатировать, выжимая из туземцев ещё больше соков. Так что после восстановления голландской власти в Ост-Индии батавская администрация могла действовать более уверенно в отношении местных султанатов, при которых за 30 лет до этого её резиденты находились де-факто (и де-юре) в статусе послов. Метрополия взялась за колонию всерьёз — и местным это не сулило ничего хорошего.
Новая «политическая» администрация Ост-Индии не особенно отличалась от ОИК в своём стремлении зарабатывать деньги, вводя новые налоги и повышая существующие. Также при новой администрации особенно усердно культивировали выращивание опиума, составлявшего 12% доходов казны. В Нидерландах тем временем был установлен новый старый порядок — страна окончательно стала монархией, но августейшей фамилией оказалась семья штатгальтеров Оранских.
Новая администрация куда более прямо вмешивалась в дела туземных политий, чем ОИК, но здесь голландцы оставались так же ограничены в ресурсах, как и раньше. Поэтому голландцы стали куда более лояльно смотреть на китайцев, которые снова заняли место посредников между автохтонами и европейцами — уже не только как торговцы, но и как ростовщики, помогавшие колонизаторам закабалять сельское население.
Китайцы в голландской Ост-Индии. Из воспоминаний Модеста Бакунина, русского консула на Яве в начале XX века:
«Они на Яве, даже внутри острова, захватили в свои цепкие руки всю торговлю и играют здесь роль жидов-факторов в наших губерниях Северо-Западного края. Без китайского посредничества шагу нельзя ступить. Китайцы в то же время торговцы, ремесленники, кассиры в банковых конторах, администраторы на плантациях; они же занимаются ростовщичеством и почти исключительно содержат откупа опиума, составляющего монополию правительства. Китайцы изрядно-таки эксплуатируют, особенно внутри края, туземное население, быстро обогащаются и притом часто и безнаказанно совершают злостные банкротства».
С подачи голландцев местные цари и царьки вводили плату за проезд повсюду, что серьёзно снижало маржу крестьян, торговавших на местных рынках. Ввиду тотального засилья инородцев во внутренних районах Индонезии, где были сильны религиозные настроения (и при этом исламская традиция не контролировалась голландцами никак), появилась мощная база для массового недовольства. При этом в Батавии никакой толковой исламской политики не велось, поэтому мусульманская жизнь в Индонезии шла своим чередом — и в направлении, совершенно не выгодном колонизаторам.
Означенное недовольство выросло сразу в несколько восстаний с серьёзными религиозными мотивами. В 1821 году под руководством мусульманского богослова по имени Туанку Имам Бонджол на западной Суматре было создано враждебное голландцам и их союзникам мусульманское государство, с которым колонизаторы с перерывами воевали до 1838 года; в 1825–1830 гг. уже ближе к административному центру колонии произошло восстание под предводительством сына джокьякартского султана Дипонегоро. В последнем случае голландцы за ценой не постояли: они потеряли 15 тысяч солдат (чуть меньше половины которых были европейцами), а гражданское население Джокьякарты потеряло 200 тыс. человек.
Замирять «перезавоёванные» территории голландцами помогала местная туземная аристократия, которую совершенно не устраивали антиколониальные исламские движения, в дискурсе которых (как и на российском Кавказе примерно в то же самое время) туземная знать была назначена врагом №2 после европейцев. Но та же знать не очень плотно контролировала ислам, поэтому местные улемы и киаи («киай» — яванское слово, обозначающее знатока ислама) находились в перманентной оппозиции к господствующему порядку. Поэтому сначала шли движения против обычаев-адатов, превращавшиеся в восстания против знати и, соответственно, против аффилированных с ними голландцев, к которым приводили все пути. Например, мусульманские круги выступали против выращивания и употребления опиума (на котором плотно сидела значительная часть населения края), и доходы от которого шли в колониальный бюджет.
То же восстание 1825 года было абсолютно легитимным с точки зрения местных мусульман, поскольку Дипонегоро получил хорошее исламское образование, чем активно пользовался в своей деятельности. Он установил тесные связи с деревенскими мусульманскими святыми, агитировавшими за него, приняв титул «халифа пророка Бога» и «первого серди уверовавших».
Исламизация Западной Суматры (которая привела к образованию там шариатского государства) протекала весь XVIII век под влиянием кадирийских и накшбандийских мусульманских орденов — то есть голландцы пропустили проникновение чуждых мусульманских течений в свою зону влияния. Правда, в ходе войны 1821–1838 гг. голландцы смогли установить прочный союз с традиционными мусульманскими старейшинами-пенгулу (яван.: penghulu), которые справедливо опасались уменьшения своего влияния при новых религиозных порядках. Но это был больше тактический союз, в котором голландцы выступали пассивной стороной, по-прежнему не пытаясь осмыслить исламский фактор.
В каком-то смысле, положительным эффектом от войн в начале XIX века стало вовлечение голландцев в жизнь внутренних районов Индонезии, где на протяжении предшествующих 200 лет представителей голландской власти практически не видели, и они не участвовали в управлении территориями напрямую. Война с Дипонегоро изменила положение дел, и голландское правительство начало организовывать экономику местных территорий, подчинив их выращиванию нужных метрополии культур (т. н. система принудительных культур, cultuurstelsel; ещё её называют «системой культивации») и экспорту их в Нидерланды по ценам сильно ниже рыночных. Правда, нужно отметить, что административное деление всё равно оставалось очень пёстрым, практически как в Британской Индии (где была сплошная чересполосица княжеств и территорий с неоднозначным юридическим статусом) — и значительную долю бремени управления несли на себе местные аристократы; однако при них состояли голландские резиденты, которые активно вмешивались в процесс принятия решений.
Местная знать тоже поражала своей пестротой. Например, существовала наследственная яванская аристократия, «условно доголландская» (условно потому, что фактически они все поднялись в XVII–XVIII вв. на сотрудничестве с европейцами), оставалась при колониальной администрации в статусе «регентов» (голл.: «regenten») как официальные региональные руководители на зарплате. Параллельно им существовали прияи (priyayi), мусульманские вожди-старейшины, которых голландцы в XIX веке стали выделять в особенную касту и противопоставлять «древней» яванской знати.
Стоит отметить, что голландцы смогли установить рабочую вертикаль власти (хотя это и был трон на штыках) в Индонезии: в 1865 году в азиатских колониях всего лишь 175 (!) голландских чиновников стояли над 12 млн населения (!!), которыми реально управляли 69 «регентов» и 400 вождей-прияев, решавших повседневные вопросы с тысячами деревенских-старейшин по всей стране.
Система принудительных культур значительно упрочила материальное положение местной знати, поскольку кроме голландских зарплат и премий они получали свой процент с поставок экспортируемых культур (в основном, кстати, кофе) в порты. Какое место в этом занимал ислам?
Ислам был для колонизаторов проблемой, которую им приходилось терпеть. В 1848 году в метрополии приняли новую конституцию, разделявшую церковь и государство, и в теории её положения распространялись на колонии — что означало отсутствие предпочтений относительно разных религий (опять-таки, в теории). Конечно, с таким небольшим чиновничьим аппаратом * голландцам не оставалось ничего, кроме как предоставить шариатским судам дела туземцев о наследовании и семейных спорах. На это накладывались местные адаты, которым голландские арбитры и их контрагенты среди местной знати отдавали предпочтение, памятуя о «перманентной оппозиции» существующему порядку среди толкователей исламского права. Этому отчасти помогала «поверхностность» исламизации основной массы населения, сохранявшей элементы анимистских, языческих, индуистских и буддистских верований. С такой «электоральной базой» претендовать на серьёзное восстание против голландцев было бы самоубийством, поэтому улемы и имамы терпели колонизаторов. Тем более что в период 1850–1860 гг. в Ост-Индии произошло некоторое ослабление порядков, в результате которого постепенно исчезли ограничения на хадж в Мекку. В результате в Ост-Индии стало расти число людей, обладающих хорошим мусульманским образованием. Они бросили вызов местному «деревенскому» духовенству, поэтому довольно длительное время большая часть индонезийской уммы занималась внутренними дебатами о сущности и будущности ислама в архипелаге.