«Я знаю, что книга Коран очень сильная, и она мне нравится, потому что это книга сильного Бога, мне от неё большая польза и потому я люблю всех людей, которые её читают».
— Осеи Туту Кваме, царь народа асанти и немусульманин
К началу XX века под властью Германии проживало около 2.6 млн мусульман. Но кайзер претендовал на гораздо большее — в преддверии мировой бойни он планировал мобилизовать на немецкие военные нужды сотни миллионов мусульман, проживавших в колониях конкурирующих европейских держав. Для этого ему было необходимо заручиться поддержкой османского султана, бывшего в ту пору халифом правоверных.
Как немцы смогли за относительно короткий срок склонить на свою сторону пробританскую администрацию Порты? Как Германия отреагировала на геноцид армян? Как немцы обрабатывали российских военнопленных-мусульман? И насколько результативным оказался османо-германский джихад против Антанты? Обо всем этом — в нашем сегодняшнем лонгриде.
«Расскажи мне о водах своей родины»: немцы перехватывают инициативу в Османской империи
Если искать истоки германо-турецкой дружбы, то за отправную точку стоит взять не установление дипломатических отношений в XVIII веке, а 1838 год, когда Османы сражались с Мухаммедом Али, мятежным губернатором Египта. Одной из европейских держав, поддержавших тогда стамбульскую администрацию, была Пруссия, пославшая к армии султана своих офицеров во главе с Хельмутом фон Мольтке. В итоге османские командующие сделали всё вопреки советам немцев и проиграли египтянам, хотя немцы успели хорошо зарекомендовать себя на службе Порты. По возвращении в Германию Мольтке, кстати, стал главой прусского Генштаба и даже написал книгу о турках и устройстве их империи. Помимо этого, Мольтке обратился к вышестоящему начальству с планом проникновения немцев в Османскую империю с целью последующего её подчинения целям развития Великой Германии: немецкие колонисты должны были заселять Палестину и пространства между Тигром и Евфратом в Месопотамии; а немецкие промышленники и инженеры должны были связать германскую метрополию с ресурсными месторождениями Ближнего Востока постройкой железной дороги от Берлина до самого Багдада. Схожие идеи озвучивали и немецкие экономисты Даниэль Фридрих Лист и Вильгельм Рошер. Они оба придерживались стереотипного взгляда на Османскую империю как «больного человека Европы» и ожидали развала Порты со дня на день — и определённые куски этой державы видели как колониальные трофеи для немецкого народа.
Но в этот период Германия воздерживалась от активного участия в делах за пределами Европы. На протяжении большей части XIX столетия после Наполеоновских войн и вплоть до 1890-х Германия выступала на разных европейских конференциях и переговорах в качестве дипломатического посредника, благожелательно настроенного к Османам. Недостатка в таковых мероприятиях в ту эпоху не было, ибо Османская империя тогда постоянно становилась объектом порицания и интервенций со стороны европейских держав по итогам очередной межэтнической бойни. Навскидку можно вспомнить события 1821–1833, 1860–1861, 1866–1869, 1896–1900 и 1903–1908 в разных частях постепенно демонтировавшейся империи. Поддерживать такого рода дружбу было очень дёшево: учитывая то, что практически все европейские державы использовали эти события как повод оторвать от империи кусочек для себя, а Германии было достаточно благоразумно не вводить разного рода санкции против Османов. Довольно доброжелательное поведение Германии на этом фоне выделялось отсутствием признаков откровенного хищничества*, что позволяло организовать платформу для сближения между османскими и немецкими дипломатами.
Основным каналом проникновения немцев в Османскую империю была армия: Османы приветствовали более тесное военное сотрудничество с передовой военной европейской державой, чьи офицеры помогали реформировать армию Порты. Эта миссия впоследствии известна по имени её последнего руководителя Кольмара фон дер Гольца, но изначально ей руководил полковник Отто Кёлер, преставившийся в 1885 году и освободивший место руководителя.
Тут, правда, встаёт вопрос: а как немцы смогли перехватить контроль над Османской империей, в которой уже давно и прочно окопались британцы, к середине 1870-х подчинившие себе местный рынок и железнодорожную систему? Одним из итогов русско-турецкой войны 1877–1878 гг. стал разгон турецкого парламента, отмена только что принятой конституции султаном Абдул-Хамидом и установление им режима ручного контроля, чему англичане, привыкшие ловить рыбку в мутной воде, были совсем не рады. Хотя в той войне англичане выбили для Османов не худшие условия мира и отвели в очередной раз русскую угрозу, они в том же году отобрали Кипр и спустя несколько лет вторглись в османский Египет. Поэтому халиф начал дистанцироваться от англичан и постепенно их заместили французы, взявшие в свои руки контроль над железными дорогами и вставшие во главе «Администрации Османского государственного долга»*. Но для французов хорошие отношения с русскими оказались гораздо важнее судьбы Порты, и в 1894 году Романовы и Третья республика заключили оборонительный союз. После этого Османам было буквально некуда идти, кроме как к немцам, чья военная миссия с 1883-го фактически руководила реорганизацией османской армии. Эта армия нового образца сначала одержала победу над Грецией в 1897 году, а затем из её офицерства вышли наиболее влиятельные фигуры внутренней политики империи последних 20 лет её существования. Так что можно сказать, что Германия стала повивальной бабкой новой Османской империи.
О самой Османской империи того времени принято говорить в манере Совы из мультфильма про Винни-Пуха: мол, это было «жалкое, душераздирающее зрелище». Эта точка зрения оправдана лишь отчасти. Действительно, Османский девлет образца XIX века сложно назвать мощной сверхдержавой, но, с другой стороны, это было вполне дееспособное политическое образование, объединявшее вместе не самые цивилизованные и культурные территории. Бремя колонизатора в этих землях нёс человек не в пробковом шлеме, а в феске — но в этом и состоит основная разница. Всё остальное — вопрос наличия времени, возможности и достаточных ресурсов. По всем трём параметрам Османам повезло сильно меньше своих европейских соседей, поэтому её устройство в большей степени покоилось на сложном балансе сил, сохранявшемся в отношениях между элитами разных провинций и центральной властью в Стамбуле. Активная фаза развала империи началась как раз в ту эпоху, когда её руководство решило создать современное централизованное государство, что привело к череде восстаний и внутриэлитных конфликтов. В какой-то степени можно сказать, что Османская империя эпохи Танзимата это петровская Россия, которой просто не повезло.
Русские карикатуры на германо-турецкий альянс в годы Первой мировой
На этом фоне Германия была единственной серьёзной державой, которая занимала безоговорочно дружественную позицию по отношению к Османам и была заинтересована в укреплении и сохранении пространства всей империи. Точнее, под «Германией» мы понимаем про-османски настроенную часть немецкого руководства, включавшую в себя кайзера Вильгельма II. Старый Бисмарк был против слишком крепкой дружбы с Османами, поскольку боялся поссориться из-за этого с Романовыми*. Он даже заключил с Россией тайный договор, в котором обещал нейтралитет в случае вступления России в войну с третьей страной (которой в тех условиях могла быть только Османская империя). У Вильгельма II была иная точка зрения на этот вопрос, и причиной тому были колонии.
В принципе, ещё в начале XIX века было ясно, что если Германия и поспеет на колониальный раздел мира, то получит не то, что ей хотелось бы, а то, что получится взять — то есть не самые лучшие земли. Так и вышло. В этих условиях кайзер хотел найти другой вход в Азию и Африку, и для этого наилучшим вариантом представлялась Османская империя. В 1889 году, за год до того, как окончательно «уйти» Бисмарка из правительства, Вильгельм II посетил с дружеским визитом султана Абдул-Хамида II, дабы укрепить связи Германии с Халифатом. Второй визит, 9 лет спустя, запомнился тем, как кайзер объявил себя другом и покровителем всех мусульман мира, что означало претензии не столько даже на верховенство в Османской империи, сколько на симпатии сотен миллионов мусульман, живших во владениях других европейских держав. Улучшать имидж Германии немецкие агенты стали через распространение на восточных базарах слухов о тайном обращении немецкого императора в ислам, в результате чего в исламском мире своей жизнью зажила легенда о «Хаджи Вильгельме», западном защитнике ислама, который готовился освободить мусульман всех континентов от господства неверных (в этом контексте под «неверными» понимались эксклюзивно англичане, русские и французы). До афганских базаров легенда о хаджи Вильгельме дошла в модифицированном виде — в это версии кайзер даже совершил тайное паломничество в Мекку.
В описываемый нами период правительство Абдул-Хамида II возродило старую идею мусульманского единства, смысл которой был в сплочении вокруг Порты всех мусульман мира, вне зависимости от того, чьими подданными они юридически являлись на тот момент. Эта идея обладала потенциально взрывоопасным потенциалом, но султану она была нужна не для ведения наступательных войн, а для мобилизации ресурсов мусульманских сообществ по всему миру на нужды его империи. То есть речь была о сборе средств на нужды османских вооружённых сил и увеличении объёмов качественной трудовой миграции — то есть обладавших квалификацией и навыками специалистов-мусульман из той же России и колоний других европейских стран. В пользу этой точки зрения говорит следующий факт: несмотря на обилие нападений на империю со стороны европейских государств в ту эпоху (Россия и Австро-Венгрия в 1878-м; Британия в 1882-м; Греция в 1897-м), султан так ни разу и не объявил джихад. С другой стороны, панисламизм как идеология неожиданно пустил глубокие корни далеко от места появления — и получил широкое распространение в Индии и Индонезии. Индонезийские трудящиеся даже больше прочих сделались восприимчивыми к идее общемусульманского братства и бдительно следили за всеми новостями из халифата. В ходе бесконечной голландской войны в Аче Абдул-Хамид II даже предлагал своё посредничество колониальным властям, но голландцы отказали ему, боясь размытия своего суверенитета в Ост-Индии.
В Германии же новая дружба с Османами породила запрос на «специалистов по востоку». Сильная школа исламоведов у немцев уже была создана, но она была «книжной», там не хватало практиков. Так началась карьера Макса фон Оппенгейма, известного ориенталиста кайзеровской эпохи. В начале 1890-х с благословения немецкого правительства он устроил вояж по Большому Ближнему Востоку, в ходе которого выучил арабский и разведал обстановку в знаковых мусульманских регионах.
Забавно, но будучи евреем по происхождению и оказавшись среди арабов, он пытался выдавать себя за мусульманина. Изначально он не имел никакого дипломатического статуса в немецких консульствах*, но после 1898-го оказался в поле зрения кайзера, который дал ему официальный чин юридического советника при МИДе. После этого фон Оппенгейм выступал в более-менее официальном качестве германского разведчика на Ближнем Востоке и агента влияния. Основная его функция заключалась в составлении аналитических записок для немецкого МИДа. В период 1896–1909 гг. он написал 467 отчётов на тему событий в мусульманском мире. Он также завязал важные контакты с лидерами египетских*, алжирских и ливийских националистов и рассылал по всему региону из Каира воззвания о начале джихада против европейских колонизаторов. Вся эта дружба имела практическое измерение: один из друзей Оппенгейма, тунисский шейх-пансламист Абдул Азиз Шавиш, возил оружие для мусульман в Ливию в ходе итало-османской войны 1911-го. Тогда же немцы отметились мобилизацией верующих мусульман: ориенталист Курт Прюфер помогал набирать и отправлять на ливийский фронт мусульман-добровольцев.
Диверсия в «Восточном экспрессе»: проект Багдадской железной дороги
Развитие железнодорожной сети Османской империи было проектом эпохальным, но осталось в тени строительства Суэцкого канала. Хотя своей целью оно имело точно то же самое — развитие транспортных связей между Европой и Азией (и импорт азиатского сырья и продовольствия). Этот процесс имел за пределами самой Порты как сторонников, так и противников. С первыми всё понятно — для англичан это был дополнительный бизнес-проект (соединить Персидский залив и Средиземноморье), а для французов он стал проектом политическим (они хотели развить железнодорожную сеть интересующих их Сирии и Ливана, которые они позже отхватили себе). С противниками тоже всё ясно: русские стремились добить южного соседа и всеми силами старались сорвать развитие его инфраструктуры, чтобы затруднить проведение мобилизации в случае войны. В 1900 году русский царь даже выбил себе право наложения вето на строительство железных дорог в Северной Анатолии и в районах, примыкавших к Русскому Кавказу.
Для немцев же это был проект стратегического значения, позволявший обеспечить бешено растущую немецкую промышленность поставками необходимых ей полезных ископаемых, которыми были богаты азиатская часть Турции (минералы) и месопотамские владения Османов (конечно же, нефть). В каком-то смысле это было также важно для немцев, как сегодня для современной КНР проект Нового Шёлкового пути. Население Германии росло очень быстро и его нужно было занимать работой и кормить. Багдадская железная дорога, которая в идеале должна была протянуться до Кувейта (или хотя бы до Басры), для Германии была альтернативой Суэцкому каналу, контролируемому Британией.
А для Османов это был проект, обеспечивавший выживание и развитие их империи — планировавшаяся железная дорога должна была соединить Анатолию с Аравийским полуостровом, закрепляя связь Османов с Меккой. Это был очень тонкий момент, поскольку ни один османский султан в своей жизни не совершал паломничества в Мекку (оставаясь в статусе халифа всех мусульман). Перемещение же центра султанской власти в Мекку было невозможно по ряду причин, главной из которых был тот факт, что реальная жизнь империи протекала в основном в европейских и околоевропейских провинциях, а владения на Аравийском полуострове оставались весьма неразвитыми, малонаселёнными и плохо связанными с основной империей. На момент описываемых нами событий Багдад, некогда важный центр исламского мира, имел население всего лишь 150 тыс. человек*. А окрестности Мекки и вовсе были окружены пустынями и очень редкими племенами бедуинов, совершавших набеги на паломников. К слову, сам институт шерифа Мекки появился в результате смещения реального политического центра исламского мира в другие регионы (Каир, Дамаск, позже Стамбул) как должность для организатора охраны правопорядка в местах паломничества.
Немцам же нужна была достаточно сильная Османская империя, представлявшая опасность для России на южных флангах и для Британии на востоке. В случае Англии немцы с тревогой наблюдали за тем, как англичане обхаживают арабских племенных старейшин в районе Мекки. Оппенгейм небезосновательно считал, что британцы готовят отделение аравийских территорий от Османской империи с целью создания там независимого от Стамбула исламского центра. В метрополии взгляды Оппенгейма разделяли и приняли решение способствовать модернизации и развитию Османской империи как стратегически важного партнёра Германии на Востоке. Как хорошо выразился по этому поводу Пауль Рорбах, «ни пфеннига за слабую Турцию, но за сильную Турцию мы готовы отдать всё!».
Маршрут «Берлин — Вена — Стамбул — Багдад — Басра — Кувейт» получил общее название Багдадской железной дороги, и хотя изначально он задумывался султаном как интернациональный, где-то с 1888 года ведущую скрипку там играли немцы, предоставившие Порте спасительный заём в 30 миллионов марок (позднее, в 1910 году, кайзер снова спас Османскую империю новым займом). Сами немцы поначалу тоже скромничали и поощряли участие французского и британского капитала в концессии, но это была скорее мера для маскировки общей «германской» направленности всего проекта. Позже, в 1890-х, иноземные инвесторы это поняли, и немцы выкупили их доли. Германским концессионерам досталась не только сама железная дорога, но и десятки километров территории вокруг этого пути с эксклюзивными правами на добычу всех полезных ископаемых и пр. Правда, с русской «полосой отчуждения» КВЖД это всё равно было не сравнить: в случае Китая русские получали практически железнодорожное государство в государстве, и, в отличие от немцев, не были связаны договорными обязательствами о благотворительных взносах и обязательном предпочтении туземцев при найме на работу.
Учитывая то, что на дороге хорошие деньги зарабатывали только немцы, то получалось так, что Абдул-Хамид II сделал им большое одолжение. За это немцы заплатили с лихвой, правда, в другой валюте: султан выторговал также право на получение разведданных об антигосударственной деятельности османских подданных, проживавших в Европе. Здесь немцы делали все, что в их силах, задействуя для слежки не только немецкую агентуру, но и даже свою гражданскую полицию в Германии. Надо сказать, султана это всё равно не спасло: в 1908 году младотурки устроили революцию, которая в конечном итоге привела к падению старого режима. Но на турко-германскую дружбу это не повлияло, поскольку движущей силой революции было как раз прогермански настроенное офицерство. Многие выходцы из этих кругов, к слову, учились лично у фон дер Гольца: позднее, «немцы» занимали в этом режиме важные места — как, например, Ахмед Иззет-паша и Махмуд Шевкет-паша. А учитывая то, что младотурки декларировали желание модернизировать империю, это укладывалось в планы немцев по укреплению этой державы, и поэтому после краткого периода революционных беспорядков дела пошли по-прежнему.
Абдул-Хамид II и Вильгельм II
Принц Фуад, внук султана Мурада V. Служил в германской императорской гвардии
Закончить дорогу на юге Аравийского полуострова не позволила начавшаяся мировая война. Хотя и во время войны администрация железной дороги продолжала активно работать над ней и даже добиваться определённых успехов, конечно, сказывалась нехватка рабочей силы (связанная в том числе и с депортацией армянских рабочих). Ближе к концу войны строительные бригады иногда работали по 16 часов в сутки. Впрочем, Багдадская дорога не помогла Османам выиграть войну на Ближнем Востоке, и через какое-то время она оказалась в руках англичан.
Но и до неё транспортный вопрос мог быть причиной вооружённых столкновений в этом регионе. В 1905 году работавший на Османов немецкий инженер Генрих Август Мейсснер предложил расширить Хиджазскую железную дорогу до Акабы — этот план пересекал воображаемую границу с Египтом*, и тогда Османы и британцы стянули войска к «границе» и чуть не случилось большой войны. Но поскольку тогда ещё немцы не были готовы к военному противостоянию, конфликт очень быстро разрешился. Кстати, сама Хиджазская дорога была примером совмещения панисламизма и немецких технологий: её построили немецкие инженеры на деньги, собранные Османами со всего исламского мира.
Примерно в то же самое время англичане сорвали османо-германский план строительства ветки дороги до Кувейта: дав эмиру гарантии сохранения у власти, они получили в свои руки контроль над внешней политикой эмирата, поэтому обсуждавшийся ранее немецкий проект после этого зарубили без объяснения причин.
Пушки августа: немецкие технологии и оружие для султана
Параллельно немцы использовали потепление в отношениях с Османами для увеличения своего экспорта в эту страну, и только в период 1888–1893 гг. немецкий импорт вырос в 3.5 раза, за 20 лет с момента первого визита кайзера доля Германии во внешней торговле Османской империи выросла с 6% до 21%.
Наверное, важнейшей статьёй экспорта с точки зрения влияния на самих турков были поставки немецкого оружия. Надо сказать, для некоторых немецких предприятий османские контракты оказались мощнейшим стимулом для развития. Например, Mauser и «Леве и ко» смогли увеличить производственную базу после получения огромного контракта на поставку османской армии 500 тыс. ружей и 100 млн патронов.
Впоследствии Германия стала ключевым поставщиком вооружения для османской армии, чему помогало особое положение немецких офицеров, руководивших её реформированием. Фон дер Гольц добился очень высокого положения при дворе султана и получил от него титул «паши», и потому имел самые широкие возможности по лоббированию интересов немецкой военной промышленности.
В принципе, можно сказать, что оружейно-экспортные отношения Германии и Порты соответствовали тому, что мы видим в истории колониальной торговли: европейцы продают азиатским потребителям продвинутые сложные товары и покупают сырьё. С другой стороны, немцы построили пару оружейных заводов в Турции и даже активно делились с османскими инженерами ноу-хау и способствовали подготовке турецких специалистов у себя.
Германия и геноцид армян
Хотя геноцид армян в Османской империи обычно ассоциируется у всех с Первой мировой, этим событиям предшествовали крупные силовые операции и до этого. В частности в 1894-м, 1896-м и 1912-м гг., когда Абдул-Хамид II подавлял первое армянское восстание 1894 года (около 50 тыс. убитых), германский МИД громко заявил о недопустимости вмешательства в дела суверенной державы. В 1896 году (ещё 5 тыс. убитых) кайзер в качестве знака непрекращающейся дружбы послал султану их совместную фотографию, сделанную в 1889 году, а немецкие дипломаты отмолчались по вопросу о преследованиях армян. Когда в 1912-м пришло время очередного раунда армянского кризиса, германская пресса и дипломатический корпус подняли шум о недопустимости раздела владений Порты хищной царской Россией, которая выступала в качестве покровительницы армян. Немцы предложили свой план «введения ответственного современного управления» в армянских провинциях под надзором европейских наблюдателей (под этим понималась смешанная англо-франко-германская комиссия безо всякого участия России). План в итоге развалился по причине того, что союзники по Антанте не были готовы жертвовать русскими интересами в преддверии мировой войны, а все другие опции включали в себя деволюцию османской политической администрации в регионе и воспринимались и в Стамбуле, и в Берлине как пролог к разделу империи в интересах России (надо сказать, небезосновательно).
В годы войны и геноцида немецкое правительство и дипломаты озаботились «сбором доказательств» для обоснования позиции османского правительства в отношении армян и других христианских меньшинств: по их мнению, принятые меры были адекватны условиям военного времени, поскольку армянское движение (в интерпретации немцев) было инспирировано разведслужбами стран Антанты. Также немецкое правительство взяло курс на информационную блокаду касательно судьбы османских подданных-армян, хотя в частной переписке сотрудники дипведомств, конечно, выражали несогласие с политикой османского правительства. Что же касается немецких военных (которые в определённый момент стали играть решающую роль в военных усилиях Порты), то на местах они старались помогать армянам как могли, хотя, конечно, их возможности защитить мирное население были ограничены прифронтовой полосой. С другой стороны, некоторые немецкие офицеры, работавшие в Османской империи, позднее после войны поддерживали действия османского правительства той поры.
За султана и кайзера: джихад на фронтах Великой войны
Начало Первой мировой Османы встретили, будучи совершенно неготовыми к большой европейской войне, и в то же время обладая огромным боевым опытом. По сути начиная с 1911 года османская армия непрерывно воевала в Европе и на Ближнем Востоке до самого 1922 года, т. е. до упразднения халифата и создания Турецкой республики Ататюрка.
На момент начала кризиса в Европе османские дипломаты взвешивали возможные варианты действий и предлагали союзнические отношения Франции и даже Романовым. Но получив отказ в обоих случаях, они поняли, что европейские державы приняли решение ликвидировать Порту и разделить между собой её владения*. В итоге в конце июля 1914 года османские дипломаты сами обратились к немецким послам с предложением военного союза, на что германские дипломаты изначально ответили отказом, считая, что Османы будут для них обузой с военной точки зрения. Но вскоре кайзер лично вмешался в процесс переговоров и заключил с Портой военный союз из тех опасений, что отвергнутые турки перейдут к французам или англичанам. То есть германо-османский союз, несмотря на все имеющиеся связи, не был изначально гарантирован немцам.
В обмен на просьбу немцев об участии Османов в войне те попросили 5 млн турецких лир золотом на военные усилия и это не было завуалированной просьбой о взятке — в османской казне оставалось совсем немного денег, а война против англичан и французов отсекала их от крупнейших площадок для займа капитала. Немцы дали 2 млн под обещание начать войну сразу по поступлении денег*, и в октябре 1914-го, после того как деньги прибыли в Стамбул, Османская империя объявила войну России, и через некоторое время оказалась в состоянии войны со всей Антантой. Султан, пользуясь своим положением халифа, объявил о начале джихада против стран Антанты, к которому (по мысли Османов и немцев) должны были присоединиться мусульмане, воевавшие на противоположной стороне.
Успешен ли был призыв? Вообще, были случаи «доморощенных джихадистов» (как их называют сегодня) в западных странах. В австралийской глуши, например, афганский погонщик верблюдов объявил о верности султану и устроил перестрелку с местными, в ходе которой убил и ранил несколько человек — но это был случай из ряда вон. Куда большую прыть в планировании священной мусульманской войны проявили не сами Османы, а их немецкие друзья, строившие очень большие планы в отношении населения исламских регионов, находящихся под властью их врагов.
Широкие возможности по организации мусульманского восстания [в теории] представляли оккупированный Египет, индийские колонии и Афганистан.
В случае Египта немцы собирались создать в каждом квартале ячейки из 15–20 местных исламистов или оппозиционно настроенных офицеров армии и полиции, чтобы сеять хаос в стране по мере наступления османской армии на Суэц. В Афганистане группа из 30–40 немецких офицеров при поддержке османской военной миссии должна была поднять местного эмира Хабибуллу-хана на вторжение в Британскую Индию. Где-то между всеми этим событиями предполагалось инспирировать беспорядки в Персии, которые должны были вылиться в восстание против русских и английских оккупантов в этой стране. Также германские агенты отправлялись в Ливию и Абиссинию, чтобы поднять местные племена на джихад. Надежды эти не оправдались.
Нельзя сказать, что немцы не прилагали усилий. Немецкие шпионы, зачастую вместе с османскими союзниками, пробирались в интересующие их регионы, распространяли пропаганду, встречались с местными старейшинами, но всё было тщетно.
Распространение печатной пропаганды среди восточных народов Антанты оказалось не столь эффективным, как надеялись немцы, поскольку уровень грамотности среди колониальных мусульман был очень низким — поэтому тщательно составленные тексты били мимо своей целевой аудитории. Откровенно говоря, даже немецкие пропагандистские усилия в пределах самой Порты* тоже были не очень эффективны по причине недостаточной грамотности населения. Во всяком случае, уровень дезертирства в османской армии эпохи ПМВ просто зашкаливал.
Белокурые бестии в голландской Ост-Индии
Германский план объявления всемирного джихада не ограничивался границами стран-участниц, агенты кайзера надеялись мобилизовать всю умму. Бывший ученик голландского исламоведа Христиана Снук-Хюргронье (знакомого вам по второй части нашего исследования об исламе в голландских колониях), немец по имени Макс Ролофф-Бреслау, должен был отправиться под голландским паспортом в Ост-Индию, будучи снабжённым значительной суммой денег от немецкого атташе ВМФ в Стамбуле. Уже в голландской колонии он должен был затесаться среди индонезийских паломников, отправлявшихся в хадж (!), чтобы по пути на Ближний Восток распространять среди них прогерманские настроения и, может быть, даже мобилизовать их на участие в джихаде против Антанты. Неизвестно, отправился ли Ролофф-Бреслау в свой хадж (германский МИД смотрел на всю идею с изрядной долей скепсиса), но мы не можем подивиться настойчивости и амбициозности немцев.
Если вы читали предыдущие части этого цикла, то знаете, что к моменту начала ПМВ все страны-участницы Антанты давно и прочно контролировали своё мусульманское население, сочетая использование традиционных мусульманских институтов, поставленных на службу колониальному аппарату как туземный аналог чиновничества, манипуляции с религиозным дискурсом и, наконец, военные и полицейские (включая тайные) операции. Немцы явно переоценили влияние халифа на мусульман всего мира, подсознательно ожидая, что он будет для них чем-то вроде Папы Римского для католиков. Но в исламе даже халиф не является безусловным авторитетом на самом верху иерархии: есть священный текст и установления, и уже вокруг них существует огромное количество школ и авторитетов, выдающих зачастую противоположные суждения по одним и тем же вопросам. Султан выпустил фетву о восстании мусульман против колонизаторов? Хорошо, находящиеся у тех на зарплате авторитетные богословы выпустят десятки фетв, с теологических позиций безупречно доказывающих, почему джихад нужно вести против Османской империи («халиф ненастоящий, даже в Мекку не ездил ни разу» и пр.). Упомянутый выше Христиан Снук-Хюргронье в ответ на объявление германо-османского джихада обрушился с критикой на немцев с тех позиций, что они слишком переоценили значение султана-халифа в глазах мусульман всего мира, которым никогда не было дела до того, что происходило в предполагаемом центре жизни исламского мира. История показала, что он был не совсем прав*, но общий ход мысли был верным.
Издание было призвано познакомить немецких читателей с народами и культурой Османской империи и других мусульманских регионов, которые немцы желали видеть в своей зоне влияния. Но значительная часть публикаций кроме пропаганды джихада против Антанты освещала коммерческие перспективы, открывающиеся перед Германией и немецкими поданными в землях Порты. Также заметное место в издании занимали публикации египетских националистов, видевшихся кайзеру в качестве ценных союзников в послевоенном переустройстве мира
Что касается «спорных» территорий вроде Египта и Персии, то там деятельность британских и русских оккупационных сил и разведки позволила предотвратить полномасштабные выступления против властей. В случае Египта была идея совместить османское наступление на Суэц с восстанием бедуинов — но получивший от немцев значительную сумму золотом местный вожак Мумтас-бей скрылся с деньгами, так и не подняв союзные племена на войну против колонизаторов. Вообще, бедуины в основной массе проявили себя индифферентными, когда дело касалось религиозных людей, поэтому апелляции к их исламскому самосознанию били мимо.
По иронии судьбы, куда большими мусульманскими фанатиками оказались воины ибн Сауда, пробританского аравийского мятежника и основателя Саудовской Аравии. Нельзя сказать, что немцы не осознавали наличия «арабской проблемы», но они были изначально скованы существовавшей системой племенных союзов, в которой все места уже были распределены — за Османов стоял ибн Рашид, а его противником был ибн Сауд (который автоматически становился другом англичан). В 1915 году немцы отправили в Аравию своего эмиссара, габсбургского подданного и ориенталиста Алоиса Мусила с наказом помирить ибн Рашида с более мелкими местными вождями для создания более широкой прогерманской коалиции на полуострове. Мусил не просто не справился с задачей, но и дезинформировал немцев касательно политической ориентации вождей: по нему это ибн Рашид был пробританским вождём, а ибн Сауд придерживался идеи союза с немцами. Может быть, им руководили недобрые намерения*, но может статься, тогда арабские вожди ещё не приняли окончательного решения. История показала, что в тех краях лояльность — понятие относительное.
Журнал «Исламский мир», выходивший в Германии в годы ПМВ
Да и сами арабские вожди постоянно подтверждали известную максиму Лоуренса «Аравийского» о том, что их можно только нанять на время, но не купить. По итогам переговоров Оппенгейма с Файсалом, 3-м сыном шерифа Мекки, немцы вроде как достигли договорённостей о том, что шериф будет выступать за немцев и Османов и поддерживать соответствующие настроения в Мекке и Медине. Но как выяснилось позднее, это была не более чем уловка с целью скрыть его тайные переговоры с англичанами, которые обхаживали его ещё с довоенных времён. В то же время Османы опасались увеличения немецкого влияния на арабов (восстания которых сами боялись) и чинили препятствия немцам на пути их проникновения в этот регион. В частности, они ограничивали перемещения германских эмиссаров по этим территориям и не позволили немцам открыть ещё одно консульство в Джедде. Как мы уже сказали выше, в этом плане руки у немцев были связаны, и они не спешили их освобождать: дабы не прогневать Османов, они не устанавливали контакт с арабскими националистическими организациями Леванта и отвергали попытки представителей последних общаться с ними — поэтому у них вечно недоставало оперативных сводок о состоянии дел в арабском обществе. Это, впрочем, было бичом всех немецких исламоведов и арабистов: как можно увидеть из таблицы ниже, в среднем количество немецких исследований на тему Ближнего Востока, посвящённых современным темам, было меньшим, чем на исторические темы. То есть получалось нечто похожее на попытки Геббельса понять сталинский СССР, основываясь на чтении русской классики.
Позже, в 1917 году, по мере приближения британских войск и арабских инсургентов к Палестине, немцы отчаянно пытались организовать восстание арабских вождей на линиях снабжения англичан, с целью чего выслали несколько диверсионных группы, но эти попытки не увенчались успехом: первая миссия завершилась поимкой её лидера Конрада Прюссера англичанами, а вторая провалилась, потому что немцы пожадничали и недоплатили арабам денег. К слову, британский план по делегитимации султана в качестве халифа ввиду восстания шерифа Мекки («вы только посмотрите, даже в центре ислама не одобряют политики Стамбула!») не сработал: в широком исламском мире к этому относились как к чисто арабскому бунту против халифа правоверных, а в Индии это ещё и вызвало рост симпатий к Османской империи, ибо арабские мятежники виделись индийцам английскими марионетками.
Привлечь ко вторжению в Египет с западной стороны орден санусситов, партизанивший в Ливии против итальянцев, тоже не получилось*. С другой стороны, силы ордена, действовавшие совместно с османскими агентами, смогли доставить и итальянцам и французам немало проблем в годы ПМВ.
Говоря о самом Египте — война положила конец его сложному статусу: находившийся в стамбульском изгнании египетский хедив (османский титул — аналог европейского «вице-короля») Аббас Хильми призвал египтян восстать против англичан, и те сместили его, объявив Египет независимым султанатом и своим протекторатом — а правителем стал дядя Аббаса, пробритански настроенный Хусейн Камиль.
Ну а «афганский» план изначально был предприятием весьма авантюрным, поскольку доставить эмиру требуемые деньги и оружие предполагалось через очень длинный и тянувшийся по всему Ближнему Востоку маршрут, на котором невозможно было обеспечить сохранность перевозимого груза в условиях той войны. Впрочем, отдадим немцам должное: немецкая шпионская миссия в Афгане запустила цепь событий, приведшую к новой войне афганцев с англичанами уже после ПМВ.
Хинду-мусульманские разногласия и немецкая пропаганда
Немцы пытались поднять восстание не только среди мусульман, но и также среди представителей других конфессий Британской Индии. Для успеха всех выступлений было очень важно, чтобы угнетаемые народы выступали единым фронтом — продолжительность восстания 1857 года и вызванный им ущерб были обусловлены как раз «межконфессиональным согласием» в рядах мятежников. Поэтому спонсируемый немцами журнал индийских исламистов «Джихад-Ислам» с 1915 года начал публиковать материалы, посвящённые в том числе и нуждам сикхов и индусов (это вызвало негодование сотрудников-мусульман). Что особенно забавно, когда немцы готовили пропагандистские тексты для индийских мусульман, то ввиду недостатка собственно мусульман им пришлось привлекать индусов, которым давали «по-мусульмански звучащие» псевдонимы: Л. П. Варма стал «Хусейном Али», Б. Н. Дасгупта превратился в «Али Хайдара», М. Т. П. Ачарья стал «Мухаммедом Акбаром», а Тарак Нат Дас принял имя «Багатур Хан».
Но усилия немцев были тщетными, поскольку задолго до войны англичане приложили огромные усилия, чтобы создать в Индии ложный и вредный для самих индийцев дискурс с противопоставлением индусов и мусульман. Эти надуманные противоречия перешли и в среду индийских политэмигрантов, составлявших берлинский Индийский комитет — созданный немцами прообраз индийского национального правительства. Всю власть в комитете захватили индусы, которые постоянно ссорились с мусульманскими коллегами, чем снижали эффективность общей работы. Впрочем, стоит отметить, что в период Первой мировой в националистически заряженной индийской среде Германия всё равно воспринималась как самый вероятный союзник в получении независимости (проводились аналогии с Францией и революционной Америкой), поэтому война вызвала бум увлечения изучением немецкого языка среди индийских студентов в период 1914–1918 гг.
После войны индийские политэмигранты разных конфессий остались в Германии — некоторые из них по-прежнему оставались на зарплате у МИДа, кому-то даже повезло получить стипендию на создание собственных изданий — как мы рассказывали в материале о сотрудничестве нацистов и мусульман, даже в годы Веймарской республики немецкое правительство находило силы и средства для поддержки угнетенных народов Востока.
Относительным успехом можно считать реакцию мусульман из африканских колоний Британии. В Западной Африке фетва султана вызвала большие волнения, с которыми англичане боролись массовыми посадками и депортациями проблемных активистов. Открытые восстания начались в удалённых регионах Судана (где ещё были живы ветераны «империи дервишей» Махди), что вынудило англичан увеличить своё военное присутствие в этой стране.
Возможной причиной недостаточного эффекта джихада (то есть отсутствия массовых восстаний мусульман в тылу Антанты и среди солдат-мусульман на фронте) является его очевидная ангажированность и направленность против очень конкретных «неверных» при полном игнорировании других. Например, Болгария после достижения независимости начала очень активно избавляться от своего мусульманского населения (то есть заниматься этническими чистками), но в войну вступила на стороне Центральных Держав — поэтому на них джихад не распространялся. Или Америка оттягивала вступление в ПМВ до последнего, и поэтому кайзер не стал поднимать на восстание филиппинских исламистов, против которых американцы незадолго вели жестокую войну.
>Алоис Мусил — чех и ориенталист на германской службе
Но на это можно посмотреть и с другой стороны. На всю ПМВ Германия потратила 168.6 млрд марок золотом. Из этих денег на подрывные активности разного рода (как пропаганду, так и отправку шпионов и оружия и пр.) среди колониальных подданных Антанты у немцев ушло 48 млн марок золотом. Меж тем одни англичане потратили на защиту от этих мер (контрпропаганду, полицейские и военные операции и пр.) 30 млн фунтов золотом (или 600 млн марок золотом). Несколько сотен немецких диверсантов занимали десятки тысяч солдат Антанты в удалённых уголках мира, предотвращая их отправку в Европу, где решалась судьба всей войны — и уже это можно считать успехом.
Эфенди никто не пишет: Османская империя как военный союзник Германии
Идеологический эффект османо-германского джихада мы рассмотрели выше. Но что касается военного вклада халифата в общее дело?
325 тысяч османских солдат погибли в ходе боевых действий, ещё 240 тыс. погибли от болезней. Неплохо для страдающей от логистической дезинтеграции империи с населением около 18.5 млн человек.
Также османская армия нанесла англичанам тяжёлые поражения в сражениях при Эль-Куте и Галлиполи, по мере сил тормозила продвижение русских на Ближний Восток (хотя эта задача давалась ей с большим трудом). Когда было нужно, Османы делились своими скудными ресурсами с немцами на других фронтах — в частности, они отправили полдюжины дивизий в Галицию и на Балканы. Не стоит недооценивать их вклад в военные усилия всего блока.
По сути, армии и ресурсы империи направлялись немцами. Руководство Порты не сдавало суверенитета немцам, но де-факто общий ход боевых действий корректировался и направлялся немецкими военными советниками военной миссии Лимана фон Сандерса: фактическим главой штаба военного министра Энвер-паши большую часть войны был майор фон Шеллендорф*. Немецкие офицеры часто принимали на себя командование на уровне дивизий и всегда участвовали при принятии решений в штабах. Барон Кресс фон Крессенштайн командовал османскими войсками в Палестине; майор Феликс Гузе был главой штаба начальника 3-й Османской армии в Восточной Анатолии вплоть до выхода России из войны; начальником штаба другой армии был Франц фон Папен*.
Османская армия в Галиции, фото 1915–1917 гг.
Слева: Немецкие моряки в Стамбуле в эпоху ПМВ. Справа: Немецкие офицеры в Османской империи празднуют Рождество
Также в пределах владений Порты служили немецкие солдаты. Их численность постепенно увеличивалась с осени 1914 года с 2 тыс. до 25 тыс. под конец войны — не так много по меркам мирового конфликта, но всё же немало, если учесть ограниченные людские ресурсы Порты.
Завершая разговор о сотрудничестве Германии и Османской империи, добавим, что несмотря на ведущую роль Германии в этом дуэте, Османы всё-таки пытались вести свою игру.
Султан Абдул-Хамид II, воплощавший в себе все лучшие и худшие качества своего дома, мог быть неуступчивым партнёром. Например, в 1900-м Германия пыталась в одностороннем порядке («больной человек Европы» же!) построить морскую базу на османских территориях в районе Фарасана для снабжения своих кораблей, идущих в Китай. Султан забрыкался, и отношения между двумя державами едва не дошли до войны, прежде чем Порта предложила немцам контракт на снабжение немецких кораблей в этом районе углём. Вильгельм II тоже не оказывал Османам безусловной поддержки — в Балканской войне он [по крайней мере, на словах] поддержал родственный ему правящий дом Греции. Противоречия достигли пика в 1918 году после Брест-Литовского мира, когда Османы стремились продвинуться дальше на Кавказ вопреки пожеланиям немцев, уже получивших от своих большевистских друзей всё, что им было необходимо, и не желали крушения этого режима: поэтому Берлину пришлось оказывать серьёзное давление на Османов, чтобы те оставили свои завоевания на Кавказе.
Но несмотря на все разногласия, это был практически идеальный союз по расчёту, так как обе стороны получали от него именно то, чего ожидали — пусть и не в тех объёмах, которые были бы достаточными для победы в мировой войне. И опять-таки, как и в случае с кампанией мирового джихада, отвлечённые Османами дивизии стран Антанты не попали на европейский фронт. Так что участие Порты в войне на немецкой стороне уже само по себе являлось огромной удачей для кайзера хотя бы с тактической точки зрения.
Огни большой метрополии: джихад в удалённых уголках Рейха
Фетва султана разнеслась по всему миру, и для удобства восприятия жителями Германской Восточной Африки переведена на арабский, немецкий и суахили с османского. Правда, в случае подданных кайзера основной месседж заключался не в поднятии восстания, а в повышении боевого духа колониальных боевых частей и низового персонала местной администрации, большая часть которых являлись мусульманами.
Листовки с воззваниями также распространяли среди мусульманских торговцев, прибывающих на территорию колонии с британских и французских территорий — позднее спецслужбы Антанты перехватывали их в большом количестве в своих экваториальных колониях.
В спорном районе рядом с озером Ньяса германские агенты пытались склонить местного мусульманского правителя на свою сторону, дабы он инициировал восстание против англичан и передавал немцам сведения о перемещениях британских войск. Основным аргументом (помимо денег, конечно) была именно его солидарность с халифатом как верующего мусульманина. Восстания не произошло, но что касается шпионских функций, то, вероятно, вождь помог немцам, поскольку до самого конца войны* войска немецкого генерала Леттов-Форбека успешно сражались и уходили от преследования превосходящих сил противника вплоть до самого конца войны — что было возможно только при хорошо налаженной системе сбора информации.
В своих воззваниях к мусульманам Восточной Африки немцы упирали на роль англичан и французов в предшествовавшей ПМВ колоссальной кампании по освобождению рабов. Об этом процессе мы рассказывали в соответствующих частях цикла, здесь стоит повторить только то, что немцы меньше прочих европейцев участвовали в этом процессе, чем заслужили признательность подчинённых мусульманских элит. В ходе войны было даже создано отдельное «арабское» подразделение, состоявшее из сыновей прибрежных элит — оно больше служило пропагандистским целям.
Сама по себе война привела к росту ислама в Восточной Африке, поскольку по обе стороны фронта мусульмане составляли большинство личного состава. Постоянные перемещения такой организованной массы войск по внутренним районам Африки делало колониальных солдат-мусульман посредниками в процессе культурного обмена на континенте. Так, к середине 1920-х мусульмане составляли уже 25% населения всей Восточной Африки. Этот процесс начался уже при колониальной администрации, поскольку львиная доля туземных чиновников являлась мусульманами, но война придала ускорение этому процессу. Также джихад в Восточной Африке имел и иные последствия, не предусмотренные немцами.
Христианские миссионеры и Великая Война в Восточной Африке
До войны христианские миссионеры играли очень важную роль в развитии колоний как независимые агенты колониальной администрации, предоставлявшие местному населению базовые услуги (в первую очередь медицинские) там, где присутствие метрополии практически никак не ощущалось. Катаклизмы, вызванные войной, привели к упадку миссий, поскольку враждующие армии арестовывали и интернировали европейских миссионеров как подданных враждебных государств и существовавшие миссии оказывались без надзора. Например, после ареста миссионеров ранее обращённые в христианство народы макуа и мверу быстро перестали следовать христианским обрядам. Устояли те христианские сообщества, в которых миссионеры изначально делали упор на воспитание священников из числа туземцев.
По мере продвижения английских войск немецкие миссии были переданы английскими миссионерам, что вызвало большое неудовольствие местных в большинстве случаев, поскольку немецких миссионеров больше любили. Позднее, после войны между немецкими и английскими миссионерами, происходили долгие переговоры по передаче миссий. Также вызванный войной упадок миссий можно считать одной из причин роста ислама в регионе.
Сама по себе джихадистская пропагандистская кампания имела смешанный успех. Вызвать массовое дезертирство и восстания чёрных мусульман в армиях Антанты у немцев не получилось, хотя немцы экспериментировали с особыми условиями содержания военнопленных-мусульман в Европе, где для них был отстроен специальный лагерь с соблюдением всех уставов исламской веры. С другой стороны, боевой дух германских солдат из числа туземцев на протяжении войны оставался очень высоким — и на Чёрном Континенте немецкая армия ушла непобеждённой. Немецкая инспирация привела к широкому распространению в регионе антиколониальных идей, которые демобилизованные солдаты после войны разносили по родным местам. Например, в 1922 году среди мусульман бывших немецких колоний широко распространялись слухи о пришедшем из Медины пророчестве о том, что скорому концу света будет предшествовать упадок и падение европейского господства. Появившиеся в конце 1920-х мусульманские гражданские организации вроде «Мусульманской ассоциации Танганьики», сыгравшие немалую роль в деколонизации, стали прямым следствием немецкой пропагандисткой политики времён ПМВ.
Т. н. «лагерь полумесяца» в Германии для военнопленных-мусульман. На фото запечатлён процесс молитвы. На первом плане османские чиновники, позади — сами военнопленные
Другая война: немецкие инспирации в среде мусульман Российской Империи
Как мы писали выше, немцы не оставляли попыток поднять восстание мусульманских народов враждебных империй. Там, куда не могли дотянуться османские и немецкие диверсанты, должна была дотянуться «Служба информации по Востоку», созданная Оппенгеймом при германском МИДе. Служба осуществляла свою деятельность на 20 языках и целью её являлось «распространение правды о священной войне среди мусульман всего мира», то есть ведение антиколониальной пропаганды среди исповедовавших ислам подданных стран Антанты. Всего там работало 59 человек.
У организации было и русское бюро, которое возглавлял российский подданный Харальд Козак (этнический немец). Поскольку достигнуть российских мусульман в их родных регионах было проблематично*, то львиная доля усилий бюро была сконцентрирована на обрабатывании попавших в плен российских солдат-мусульман.
В сотрудничестве с османскими политическими и религиозными деятелями немцы пытались убедить тюркских военнопленных в необходимости устроить джихад против России. Довольно быстро, впрочем, оказалось, что этому мешает «отсутствие природной ненависти татар к русским», как это описывал комендант Вайнбергского лагеря* подполковник Бёлау. Лоялистские настроения среди пленных татар поначалу были очень сильны и в лагере даже произошла маленькая гражданская война (без жертв) между сторонниками Романовых и коллаборационистами. Но мало-помалу пропаганда и особые условия содержания (почти «люкс» по сравнению с условиями в лагерях для основной массы военнопленных) начали действовать, и немцы стали получать массовые заявки на участие в джихаде, коих набралось около 7 тысяч. Немцы успели подготовить 2 тыс. джихадистов, но только часть из них была отправлена на фронт на Ближнем Востоке — львиная доля осталась в лагере. В1916 году было решено оставить остальных джихадистов в Германии, чтобы… отправить их на посевные работы ввиду нехватки трудоспособного населения. Будущие воины джихада заволновались, и немцам пришлось-таки отправить 1 тыс. добровольцев в Малую Азию, но дальнейшая их судьба неизвестна — а остальным пришлось остаться в Германии (и примерно 1500 всё равно пришлось участвовать в посевных работах).
Газета «Эль-Джихад», выпускавшаяся немцами для пропаганды среди мусульман стран Антанты на самых разных языках, но в разных пропорциях. Например, на татарском выходило 3500 экземпляров, а на русском — 1500
Война подстегнула рост интереса немецких исследователей к культуре мусульманских народов России, которых они начали изучать с истинно немецкой дотошностью: пускали в лагеря для военнопленных фольклористов, записывали образцы речи и музыки российских татар на пластики и так далее.
Суть работы русского бюро очень быстро перешла от простого перепрограммирования военнопленных с целью дальнейшего использования на фронте к куда более широкому предназначению по работе в родных регионах после возвращения в качестве «носителей национально-религиозного сознания» и источника информации для немцев из этих земель уже после войны. То есть немцы готовили будущую агентуру. Надо сказать, накопленный ими объём знаний и опыт работы с тюркскими народами России пригодились Германии гораздо позже, в годы Второй мировой, когда уже нацисты пытались воздействовать на мусульманское население Союзников и СССР.
Выводы
Завершая наш рассказ о том, как немцы использовали исламский фактор и последнюю великую мусульманскую державу в мировой войне, вынесем из их истории важные уроки.
Во-первых, нужно всегда искать/ждать возможности заместить влияние «стратегического противника» даже в казалось бы надёжно контролируемых им регионах. Османская империя на момент 1870-х надёжно и прочно контролировалась англичанами и французами, но их разногласия позволили немцам заместить их и поставить природные и людские ресурсы Порты себе на службу.
Во-вторых, для того, чтобы создать крепкий и полезный союз (каким был союз с Османами) нужно, как говорил в другом случае Михаил Каин, «предложить противоположной стороне ДЕЛО». Немецкий проект предполагал выживание и развитие Османской империи, поэтому в Стамбуле бились за него из последних сил, несмотря на то, что Германия в нём играла очевидно ведущую роль. Сил этих было, конечно, не так много, но без создаваемого Османами давления на других участках фронта немцам было бы ещё тяжелее.
В-третьих, хорошая дружба не требует огромных трат и должна быть выгодной. Да, Германия со временем стала ключевым экономическим партнёром Османской империи, но не за счёт огромных кредитов (как мы помним, Германия так и не стала главным кредитором Порты). Даже профинансированная немцами Багдадская дорога стимулировала спрос на производство продвинутых товаров в самой Германии и в будущем должна была служить интересам немецкой промышленности. Это не говоря уже о том, что программа перевооружения османской армии стимулировала развитие немецкой оружейной промышленности.
В-четвёртых, пусть немцы и действовали исходя из собственных интересов, они понимали, что сохранение Османской империи гораздо лучше её деконструкции. Стратегия России по отчуждению у Порты её христианских и славянских территорий вполне логична, но власть Османов над мусульманскими территориями стоила того, чтобы сохранить халифат и империю. По местным меркам, дом Османа являлся вполне европейским и просвещённым агентом цивилизации. И в случае чего Османы санкционировали европейские интервенции в своих владениях, что позволяло вовремя разрешать гуманитарные кризисы и даже модернизировать эти территории мирным эволюционным путём. Порта была идеальным контрагентом для воздействия на дикие и архаичные сообщества, населявшие земли империи — заместить её не получилось ни у одной из наследовавших ей местных и колониальных администраций, что и является основной причиной всех последовавших потрясений в регионе. Сегодня, в эпоху ИГИЛ и «террористической империи» Саудовской Аравии, отсутствие Османов на Ближнем Востоке ощущается особенно болезненно.
И, наконец, пятый урок — накопленные знания и «социально-дипломатический капитал» потом ещё могут сыграть свою роль. Кайзеровская Германия создала себе очень сильные позиции в странах Востока, и в следующей войне она снова смогла использовать этот фактор. Позднее, после ВМВ, эти позиции помогли наладить ФРГ экономические связи на постосманском пространстве, в первую очередь с Турцией. Так что активная работа на внешнем фронте создаёт наследство, которым могут воспользоваться потомки (как в мирных целях, так и не очень).
Лучшим завершением материала будут тюрки, поющие о «наших немецких друзьях»
Источники
Книги:
Ian Almond «History of Islam in German Thought: From Leibniz to Nietzsche»
Ursula Wokoeck «German Orientalism: The Study of the Middle East and Islam from 1800 to 1945»
Peter Hopkirk «Like Hidden Fire: The Plot to Bring Down the British Empire»
Davide Rodogno «Against Massacre: Humanitarian Interventions in the Ottoman Empire, 1815-1914»
August H. Nimtz «Islam and Politics in East Africa: The Sufi Order in Tanzania»
Jane L. Parpart, Marianne Rostgaard «The Practical Imperialist: Letters from a Danish Planter in German East Africa, 1888-1906»
George Steinmetz «The Devil’s Handwriting: Precoloniality and the German Colonial State in Qingdao, Samoa, and Southwest Africa»
Sükrü Hanioglu «A Brief History of the Late Ottoman Empire»
Itohan Osayimwese «Colonialism and Modern Architecture in Germany»
Roderic H. Davison «Essays in Ottoman and Turkish History, 1774-1923: The Impact of the West»
Daniel Allen Butler «Shadow of the Sultan’s Realm: The Destruction of the Ottoman Empire and the Creation of the Modern Middle East»
Marian Kent «The Great Powers and the End of the Ottoman Empire»
Jonathan McMurray «Distant Ties: Germany, the Ottoman Empire, and the Construction of the Baghdad Railway»
Mustafa Aksakal «The Ottoman Road to War in 1914: The Ottoman Empire and the First World War»
Sean McMeekin «The Berlin-Baghdad Express: The Ottoman Empire and Germany’s Bid for World Power»
Alejandro Quesada, Stephen Walsh «Imperial German Colonial and Overseas Troops 1885-1918»
Naci Yorulmaz «Arming the Sultan: German Arms Trade and Diplomacy in the Ottoman Empire Before World War I»
Статьи:
Abdin Chande «Muslim-State Relations in East Africa Under Conditions of Military and Civilian or One-party Dictatorships»
Tessa Hoffman «The Genocide against the Ottoman Armenians: German Diplomatic Correspondence and Eyewitness Testimonies»
Michael Pesek «Jihad made in Germany. German propaganda in East Africa during the First World War, 1914-18»
Karin Pallaver «Muslim communities, Long-distance: Trade and Wage Labour along the central caravan road Tanzania, 19th century»
Holger Weiss «German Images of Islam in West Africa», «Race to Lake Chad or White Man’s Tours in West Africa, c 1900-1902», » The Illegal Trade in Slaves from German Northern Cameroon to British Northern Nigeria»
Jörg Haustein «Strategic tangles: Slavery, colonial policy, and religion in German East Africa, 1885–1918»
Donald M. McKale «Germany and the Arab Question in the First World War»
Thaddeus Sunseri «Slave Ransoming in German East Africa, 1885-1922»
Ethan R. Sanders «Missionaries and Muslims in East Africa before the Great War»
Louise Pirouet «East African Christians and World War I»
Susannah Heschel «The Rise of German Imperialism and the German Jewish Engagement in Islamic Studies»
Dietrich Jung «The ‘Ottoman-German Jihad’: Lessons for the Contemporary ‘Area Studies’ Controversy»
The illusions of encounter: Muslim ’minds’ and Hindu revolutionaries in First World War Germany and after
Kris K Manjapra «The illusions of encounter: Muslim‘minds’ and Hindu revolutionaries in First World War Germany and after»
Rebekka Habermas «Islam Debates Around 1900: Colonies in Africa, Muslims in Berlin, and the Role of Missionaries and Orientalists»
Marcia Wright «Local Roots of Policy in German East Africa»
ABDURRAHİM AYDIN, TUNCAY ZORLU «Transfer of German Military Know-How and Technology to the Ottoman Military Factories at the beginning of the First World War»
С. А. Шерстюков «Джихад „made in Germany“: Первая мировая война и споры об исламе»
И.А. Гилязов «Германская Служба информации по Востоку и Организация печатной пропаганды среди мусульманских народов России в годы Первой мировой войны», «Мемориал в Церенсдорфе — памятник Первой Мировой войны», «Готтхольд Вайль как исследователь татар и татарского языка»
Д.Ю. Козлов «Османская империя периода Первой мировой войны в новых публикациях германских архивных документов»
Л.Р. Гатауллина «Из истории создания военных формирований татарских джихадистов в Германии (1915–1916 гг.) (по материалам архива Министерства иностранных дел. Германии)»
Д.Е. Цыкалов «„Германо-турецкое „танго“: османо-германский альянс в русской военной карикатуре 1914–1918 годов»