«Во всяком случае, от магометан в значительной степени стоит в зависимости разрешение вопроса — должна ли Босния-Герцеговина остаться страною сербскою или превратиться в страну хорватскую»
— А. Н. Харузин, «Босния-Герцеговина. Очерки оккупационной провинции Австро-Венгрии» (1901)
В первой части нашего исследования мы представили обзор истории отношений Габсбургов с исламом и рассказали о том, как происходил их приход в Боснию. Но как они умудрились привести восточную провинцию в современность, не вызвав новых больших восстаний? Какую роль в обустройстве новой имперской провинции играли другие народы империи и их амбиции? Наконец, как и почему мусульмане встали в оппозицию к новым властям, оставшись при этом лоялистами и образцовыми подданными империи?
Демусульманизация провинции: как Босния — Герцеговина стала более светской
Большую роль в развитии импровизированной «колонии» играли 70.8 тыс. габсбургских подданных, прибывших из других областей империи, чтобы работать там чиновниками, учителями и в качестве квалифицированных специалистов. Но диспропорционально хорошо там были представлены хорваты (32.7 тыс. чел.), политическая элита которых вынашивала проект присоединения Боснии к своей части империи. Собственно, по этой причине имперские власти очень долгое время поддерживали проект отдельной «боснийской» идентичности вместо неофициального присоединения к своим южнославянским католическим областям: в Вене прекрасно видели угрозу, которую несло усиление Хорватии — рост патриотических «великохорватских» настроений и попытка сецессии. Поэтому Габсбурги даже пошли на сохранение кириллицы для обучения православных детей, несмотря на угрозу со стороны «кириллических» Сербии и России с их идеями освобождения балканских славян. Мусульманам же «повезло» учиться вместе с католиками на латинице. Кириллицу в провинции отменили только в годы ПМВ.
Из истории мусульмано-католической дружбы в Боснии: Салих Сахинагич, мусульманский студент, раненый на демонстрации прохорватски настроенной молодёжи в Сараево в 1912 году. Католиками Боснии преподносился как «мученик за хорватское дело»
Австрийские реформы и новшества, пусть и в крайне мягкой, даже «щадящей» форме (происходившее в Боснии было не сравнить с Французским Алжиром или даже Русским Туркестаном) вело к слому многовекового уклада жизни Боснии.
Из-за своего характера мусульмане были не так хорошо представлены в административном аппарате: их было всего 11% от всего чиновничества. Также их стало меньше и в процентном соотношении в составе населения: в 1885 году мусульман было уже 36.88%, а в 1910-м уже 32.25% (612 тыс.). Количество православных же осталось стабильным, а вот католиков стало больше — накануне ПМВ их было уже 22.87% населения (434 тыс.). Как мы с вами можем наблюдать сегодня, мусульманские семьи отличаются крайней плодовитостью, поэтому при общем увеличении уровня жизни такое снижение было бы возможным только в условиях масштабной миграции, которая действительно имела место. Точных цифр мусульманской миграции из австрийской Боснии нет, но по подсчётам боснийских историков, за всё время господства Габсбургов уехало около 150 тыс. мусульман; по заниженным габсбургским цифрам выходит 56 тыс. человек; османская статистика говорит о 100 тыс. (таким образом, в тот период боснийцы составляли ежегодно от 3 до 10% въезжавших в Османскую империю мигрантов). Из всего этого потока домой впоследствии вернулись только 10–15%.
Самый крупный «одномоментный» отъезд имел место в 1881–1882 гг., когда из Боснии уехали 8 тыс. мусульман. На тот момент мигранты состояли в основном из верующих или просто владетельных мусульман. Первые были не согласны принимать порядки христианской державы (и тем более служить в её армии), вторые пострадали от действий оккупационного режима или ожидали репрессий. Некоторые боялись ожидаемого вала обращений в христианство — и широкая деятельность прибывших католических миссий подтвердила их опасения. Так что часть миграции была обусловлена страхом перед обращениями: в мусульманской среде распространялись слухи о том, как коварные католики похищают мусульманских девушек, насильно крестят их и выдают замуж за неверных в Вене.
Католическое лобби в империи было весьма сильным, и даже оккупационная администрация Каллая не могла его игнорировать. Фактический проконсул Боснии был озабочен ростом миграции боснийцев (этот процесс истощал пул рабочей силы территории) и пытался несколько раз убрать из провинции главного архитектора миссионерской кампании боснийского архиепископа Йосипа Стадлера, но каждый раз терпел неудачу. Более того, Стадлер даже обратил в католичество жену и дочь Каллая (до этого всё семейство придерживалось протестантизма). В 1891 году, вняв жалобам мусульман, австрийское правительство приняло закон, согласно которому обращение в католичество считалось действительным только по прошествии 2-месячного «испытательного срока», по итогам которого чиновники могли точно сказать, имело ли место принуждение при крещении. Но в 1895 году Стадлер получил от Папы Римского дозволение игнорировать это предписание — и это вскрылось в 1903 году, когда оказалось, что Стадлер замешан в насильственном крещении мусульманской вдовы и двух её детей.
При этом итоги миссионерской деятельности среди мусульман оставались больше психологическими: по габсбургским данным, с 1878-го по 1900-й было зарегистрировано всего лишь 50 случаев обращения из ислама в католичество. То есть те, кто покидал Боснию, опасаясь угрозы обращения своих близких в религию неверных, редко наблюдали подобные случаи. Но мусульмане отправляли возмущённые петиции по этому поводу как в Стамбул, так и в Вену.
Ресторан Боснийского павильона на Парижской выставке. Обложка меню
Позже миграция стала более «экономической». Согласно данным за 1891–1897 гг., социальный и профессиональный состав этой миграции выглядел следующим образом: 71.5% составляли земледельцы, очень многие из которых были землевладельцами; а ещё 10% были ремесленниками, которые оказались не у дел после слома традиционной экономической модели мусульманского общества (об этом мы более подробно поговорим позже).
Затем, с расцветом националистических движений у «сербов» (православных) и «хорватов» (католиков), соответствующие общины начали рассматривать мусульманские земли как свои исконные и стали выкупать-заселять территории, которые прежде принадлежали мусульманам (очень напоминает первоначальные этапы еврейской колонизации в 1920-х гг.), что способствовало миграции соседей из деисламизирующихся народов. В этом им, кстати, помогали частные и государственные фонды, созданные в соседней Сербии, где правительство тоже имело виды на Боснию. Наблюдая процесс заселения «ассимиляционистски» настроенных православных по соседству, жители близлежащих мусульманских районов тоже паковали вещи и уезжали. Эта «волна колонизации» вызвала в целом исход 17 тыс. мусульман.
Удивительно, но как австрийские, так и стамбульские власти старались препятствовать миграции боснийцев. Австрияки были недовольны сокращением пула рабочей силы, необходимой для индустриализации края. С османской стороны не было никаких иных причин, кроме как давления со стороны немцев, отстаивавших интересы своих габсбургских друзей — ну и конечно слабости Порты, не позволявшей бросить вызов передовой европейской державе. Но с османской стороны, как мы убедились из цифр эмиграции, усилия явно были недостаточными — возможно, такова была неофициальная позиции Стамбула, заинтересованного в привлечении квалифицированных мусульман со всего мира.
И кайзеру, и султану: боснийские дезертиры в Османской империи
Начиная с 1880-х боснийцы служили в габсбургской армии, но для некоторых из них мусульманская сторона была милее австрийской, и они дезертировали. Могли сбегать в целом даже представители привилегированных слоёв общества: в 1896 году учащийся Венской военной академии Абдулла-эфенди сбежал в османский Измир и попросил разрешения учиться в местной военной академии. С началом масштабной мусульманской миграции из Боснии некоторые военнослужащие-мусульмане добровольно уходили на службу к Порте со своих постов в австро-венгерских войсках. Они могли дезертировать целыми группами, как это сделал в апреле 1904 года сержант-трубач Сулейман Салих и 12 его сослуживцев — он был определён в сержанты жандармерии в Бурсе. Иногда дезертиры становились мусульманами позже: так, австрийский офицер боснийского происхождения Милан Ропович в январе 1913-го сначала сбежал в Османскую империю, а там уже принял ислам и поселился в Анкаре.
Исламская интеллектуальная мысль среди остававшихся босняков под влиянием австрийцев и созданных ими обстоятельств постепенно склонялась в ту же сторону, что и у джадидистов среди российских тюрок: использование продвинутых европейских методик и наук при сохранении традиционной мусульманской духовной основы. Верховный муфтий Джамалудин Чаучевич инициировал включение светских наук в учебную программу боснийских медресе. Кроме того, он придерживался весьма либеральных взглядов (например, говорил, что женщины необязательно должны ходить с покрытым лицом). Он пробыл на этом посту до 1930-го, пережив, таким образом, Австро-Венгрию и задав тон последующему развитию ислама среди бошняков.
Ещё одним достижением австрийцев стало медленное, но неуклонное выдавливание османского языка (и арабского алфавита вообще) из печати. То есть некоторые боснийцы использовали арабский алфавит, но многие интеллектуалы писали всё чаще на боснийском языке, что ещё больше ослабляло культурную связь с бывшей метрополией. Первое поколение боснийских авторов, писавших на родном языке с латиницей, появилось как раз в первое «австрийское десятилетие», и в дальнейшем эта тенденция только усиливалась.
Из описанного выше складывается впечатление, что австрияки вели в отношении ислама жёсткую политику разряда «бить и плакать не давать». Так бы оно и было, если бы не внешняя сторона вопроса: когда дело не касалось вопросов реальной власти, австрийцы выказывали огромный пиетет по отношению к исламу и поддерживали все мусульманские учреждения. На религиозные нужды мусульман (соблюдения исламских предписаний военнослужащими, ремонт и строительство религиозных зданий и мн. др.) только с 1890-го по 1900-й было потрачено 1.155 млн крон, довольно крупная сумма (для сравнения — расходы бюджета составляли 42 млн крон в год). Дело в том, что австрийцы были заинтересованы в создании в провинции про-габсбургского большинства, которого не было. Однозначно хорошо оккупацию воспринимали только католики, но их доля в общем составе населения еле дотягивала до 1/5. Православное большинство в целом выступало против австрияков, поскольку имело возможность ориентироваться сразу на две независимые державы, деятельно подпитывавшие их стремление выйти из-под австрийского контроля: близкая и относительно слабая Сербия и далёкая, но могущественная Россия (собственно, сербская проблема в итоге послужила предлогом для начала Первой мировой). В этих условиях мусульмане и были третьей силой, которая могла склонить чашу весов в сторону оккупантов, поэтому над их обработкой трудились тщательно. В итоге сложилась парадоксальная ситуация: край стремительно европеизировался и модернизировался (трамвай там запустили даже раньше, чем в Вене), пока мусульманское сообщество сохраняло свои довольно архаичные порядки при содействии колониальных властей. В частности, к началу XX века у мусульман сохранилось диспропорционально много конфессиональных школ: если православные и католики отдавали своих детей преимущественно в смешанные светские школы (на них приходилось по 70 и 29 церковных школ соответственно), то у мусульман всё ещё большую роль играли религиозные училища (1005 мектебе). Несмотря на усилия Габсбургов по вовлечению мусульман в жизнь империи через увеличение числа мусульманских студентов вузов, в целом эта группа давала меньше всего студентов. В 1910-м 94.65% мусульман Боснии всё ещё были неграмотными. Среди мусульманских женщин этот процент был ожидаемо больше — 99.68%.
Последний факт сильно беспокоил австрияков с самого начал оккупации Боснии, поскольку низкий уровень грамотности среди населения в целом снижал эффект от попыток культурной индоктринации населения, а среди женщин он, получается, был практически нулевым. В 1897 году Габсбурги решились на эксперимент и открыли в Сараево отдельную мусульманскую школу для девочек, в которой успели обучиться 100 мусульманских учениц до начала войны, когда посещаемость упала до 3 девочек в классе. Что интересно, бо́льшая часть учениц не имели отца, то есть решение о хождении в школу принимали их вдовствующие матери, в то время как в полных семьях мужчина-глава семьи часто блокировал идею отправки дочери в учреждение без наличия там родственника мужского пола — а у вдов таких препятствий не было.
«Аллегория Боснии», Альфонс Муха (1900)
В целом женское [нерелигиозное] образование с точки зрения мусульман было не просто бесполезным, но вредным. Как гласила боснийская поговорка того времени: «Научи девушку читать и писать, и рано или поздно ты пожалеешь об этом». Эта точка зрения поддерживалась муалимами, учителями религиозных школ, которые подвергали порицанию всех, кто отдавал своих дочерей в эту школу. Закон 1911 года, делавший начальное образование обязательным для всех, был проигнорирован мусульманами, которые упорно не желали отдавать своих дочерей в школу, где им будут рассказывать об «учении еретиков Дарвина и Канта» (цитата из «Письма в защиту мусульманских женщин», подписанного учителями исламских школ Сараево). В принципе, проблему можно было решить, наняв в школу учительниц-мусульманок, но для этого не хватало женщин-мусульманок с подходящей квалификацией, поэтому бо́льшая часть учителей была из числа католиков-хорватов с небольшим количеством православных. Несмотря на все неудачи, этот проект представлял огромную важность для колониальной администрации, что и было лишний раз продемонстрировано в июне 1914-го, когда за день до своей гибели жена эрцгерцога София в ходе визита пары в Сараево посетила и мусульманскую школу для девочек. Наследие школы пережило империю: её выпускницы впоследствии создали первую крупную женскую мусульманскую организацию на территории современной Югославии.
В 1908 году в ходе революции младотурков в Османской империи Австро-Венгрия оперативно аннексировала Боснию — Герцеговину, которая уже давно стала их провинцией во всём кроме официального статуса. Вопрос в том, почему австрийцы тянули так долго и решили сделать это внезапно? В принципе, сложившаяся ситуация «фактического управления без официального присоединения» (примерно как с Палестиной в Израиле, только без внутренних границ и зверств) устраивала в Вене всех. Главным образом австрийцев напугал триумф сторонников идей панисламизма в Стамбуле и они опасались возможной мусульманской ирреденты — и последующей интервенции Сербии и Черногории в этот конфликт с целью подрыва габсбургского господства на Балканах. В частности, Сербия лелеяла планы создания большой южнославянской державы, в которой Босния была одним из важнейших элементов, и сербские офицеры поддерживали православных ирредентистов в спорном вилайяте. Как хорошо заметил по этому поводу глава тогдашнего сербского МИДа Милованович:
Самостоятельная жизнь Сербии и Черногории должна опираться на Боснию и Герцеговину. Без свободной политической и экономической связи с Боснией и Герцеговиной мы не можем иметь постоянной гарантии для нашей будущности.
Сербское правительство было согласно на сохранение фиктивного суверенитета Порты в Боснии, поскольку слабая османская власть, по их мнению, представляла меньшую угрозу для «великой Сербии», нежели Австро-Венгрия*. Сербские и черногорские власти подняли страшный шум, дело шло к войне, но под давлением русского царя дальнейшего развития конфликта не произошло. Однако это была пиррова победа, поскольку эти события вызвали в балканских государствах цепь заговоров и переворотов-контрепереворотов, которые постоянно выливались в террористические акты на территории Боснии. Чем всё это закончилось — всем прекрасно известно.
Здесь, правда, встаёт вопрос — почему балканские государства отстаивали османский суверенитет над этими землями более рьяно, чем, собственно, Османы?
Восточный вопрос снова актуален, карикатура из Le Petit Journal от 1908 г. Нажмите для увеличения
Карикатура «Шаги цивилизации в Боснии — Герцеговине». Османское печатное издание «Kalem» (14 января 1909)
Дело в том, что пока столицу империи лихорадило от революционных событий того года и происходила потеря управляемости, о полной независимости объявила Болгария (находившаяся на тот момент в статусе автономного княжества-вассала), а османский Крит объявил о присоединении к Греции. В это же самое время Российская Империя возобновила давление на Стамбул по вопросу о русском доступе на Босфор. В этих обстоятельствах безусловно драматическая утрата Боснии, честно завоёванной Османами и инкорпорированной в империю 400 лет назад, была обидной, но не главной из проблем. Благодаря немецкому посредничеству*, отношения между Веной и Стамбулом оставались довольно хорошими, и младотурки в целом безболезненно принесли юридическую фиксацию ситуации, давно сложившейся в Боснии — но Габсбургам пришлось заплатить 2.5 млн фунтов отступных (289.1 млн сегодняшних фунтов). Благо, к тому моменту список обидчиков девлета пополнялся каждый день, и «умеренность» австрийских аппетитов выгодно отличала их от итальянцев (отобравших целую Ливию) и коалиции балканских государств (сокративших присутствие империи в Европе до минимума) — и это не говоря об исконных русских врагах на севере.
Но и до, и [некоторое время] после этого возникали разного рода юридические коллизии, связанные со статусом жителей Боснии в Османской империи. Дело в том что Австро-Венгрия, как и другие топовые европейские державы, имела договор (т. н. «капитуляции») с Портой насчёт того, что габсбургские подданные остаются под юрисдикцией Вены, находясь на османской земле. Тонкость заключалась в том, что боснийцы, будучи де-факто австрийскими подданными (о чём австрияки никогда не забывали всем напоминать), де-юре в теории оставались в ведении шариатских судов Османской империи. Поскольку боснийцы были связаны с другими частями девлета через семейные и дружеские связи, и поэтому даже без эмиграции достаточно часто и в больших количествах пересекали границу, то в случае возникавших юридических коллизий (например, бракоразводный процесс) оказывались между австрийскими консульствами и, собственно, османскими судами. После нескольких дел такого рода [и уже после аннексии] Вена приняла соломоново решение: боснийцы должны решать свои споры по шариатским законам… но в шариатских судах в самой Боснии. Османы были несогласны с такой интерпретацией, но Балканские войны первой половины 1910-х привели к радикальному сокращению османского присутствия в Европе и исходу десятков тысяч боснийских экспатов обратно в пределы габсбургской державы — так что вопрос окончательно закрылся сам собой.
Головные уборы и исламские колонисты: реакция Османской империи на аннексию Боснии
В Османской империи общественное мнение требовало отмщения, и вскоре последовали «контрсанкции» в форме кратковременного бойкота австро-венгерских товаров. Последствием этого стало массовое ношение белых фесок подданными империи (красные ранее приходилось импортировать из Австрии). В более практическом выражении революция и аннексия повлекли усиление османской пропаганды хиджры (то есть исхода) боснийцев в пределы девлета. При Абдул-Хамиде II османские власти в целом были солидарны с Габсбургами и по мере сил тормозили процесс миграции боснийцев. Но победившие младотурки куда активнее использовали панисламизм в своей внешней и внутренней политике, поэтому старались нагнать как можно больше боснийцев к себе в надежде заселить собратьями-мусульманами проблемную Македонию. Назим-бей, глава османской правящей партии «Единение и прогресс», в 1909-м давал совершенно фантастические цифры потенциальных проосманских колонистов, ждущих отправки в Македонию: 200 тыс. одних только боснийцев (!), ещё 1 млн других мусульман (!!) и даже неопределённое количество сионистов (!!!), которыми Османы надеялись разбавить ненадёжный христианский элемент. Стоит ли говорить, что этим смелые планы остались нереализованными?
Правда, юридически став подданными Габсбургов, жители Боснии не получили всех прав жителей Австро-Венгрии — в монархии у них сохранялся особый статус, который должен был, по замыслу венского правительства, дорасти до полноценного гражданства постепенно — поскольку боснийцев они считали закоснелыми и отсталыми даже по балканским меркам.
Партия «зелёных»: политический ислам в габсбургской Боснии
Несмотря на все плюсы европейского управления и «особые послабления» со стороны оккупационной администрации, боснийские мусульмане чувствовали себя проигравшими — и тому были серьёзные причины.
Во-первых, с уходом Османов они перестали быть привилегированным «сословием господ», хотя на социальной структуре общества это не сказалось значительным образом. В 1910-м мусульмане всё ещё составляли очень значительный процент (91.5%) всех землевладельцев с батраками, 70.62% всех землевладельцев без батраков, а среди крестьян-арендаторов мусульмане составляли только 4.58%. Для сравнения: 73.92% арендаторов были православными, а 21.49% католиками. С другой стороны, новая администрация не давала мусульманам никаких преимуществ в рассмотрении дел (к которым они привыкли при Османах), и переговорная позиция батраков-христиан де-факто серьёзно усилилась. Батраки регулярно выносили свои споры с землевладельцами в суды, и хотя масштабной земельной реформы австрийцы не провели, за первые 30 лет оккупации христианские (в основном) арендаторы смогли приватизировать (в том числе и через суды) 23.7 тыс. земельных участков — чуть больше 1/6 от их общего числа. Сложилась патовая ситуация для австрийцев: чересчур медленные темпы приватизации злили православных, толкая их в объятия сербских ирредентистов, а решение этой проблемы было возможным только за счёт мусульман (что злило уже мусульман). Но вообще в новой европейской системе права в долгосрочной перспективе православные оказывались теми, кто вёл успешное наступление: с каждым годом количество судебных разбирательств по вопросу о приватизации обрабатываемой земли только росло и в 1905-м составляло 18 тыс. дел — через 6 лет их уже было 22.6 тыс.
Также габсбургские реформы привели к упадку тех сфер экономической жизни Боснии, в которых доминировали мусульмане: ремесленное производство и традиционная (караванно-базарная) торговля. Несмотря на увеличение объёмов производства сельскохозяйственной продукции, средний уровень власти и богатства у землевладельцев мусульман упал весьма значительно: если в 1882 году у среднего мусульманина-землевладельца работало 17 арендаторов, то к 1910-му их было уже около 9.
«Нада» (серб. «надежда») — прогабсбургское издание. Продвигало идею надконфессиональной и отдельной боснийской идентичности. Нажмите для увеличения
Боснийский павильон на выставке в 1900 г. Нажмите для увеличения
В новых для Боснии видах экономической деятельности (рабочие, инженеры, независимые предприниматели) больше преуспевали культурно близкие Европе христиане, в среде которых начал формироваться националистически настроенный городской средний класс, ведущий бурную политическую деятельность. Новые европейские экономические порядки с их либерализацией цен и условий ведения дела выбили из дела традиционные османские цеха и привели к закрытию множества традиционных бизнесов — от сапожников до переплетчиков книг. Неожиданной жертвой стали турецкие хамамы: из 7 в Сараево за 30 лет австрийского правления остался только один; в Мостаре все закрылись к 1896 году. Нельзя сказать, что предшествовавшее австрийской оккупации общество было плохим — просто оно было очень традиционным и экономический рост в нём измерялся столетиями. Ничего хорошего в европейском укладе того времени для многих из тех, кто в нём жил, не было: жизнь большинства (рабочих, переезжающих в города) была отражением ада на земле и большинство «отсталых» стран того времени вроде Османской империи считаются таковыми потому, что отодвигая неприятный и неизбежный момент индустриализации, они не получили того мобилизационно-технологического преимущества, которое европейские страны получили с введением казарм и рабочих бараков. ВВП рос «в общем», а на частном уровне при такой ломке общества видны одни огорчения.
Во-вторых, новые правители Боснии вмешивались в жизнь своих подданных гораздо больше, чем это делали при султане. Старая Османская империя эпохи до Танзимата куда больше соответствовала либертарианскому идеалу limited government, что и обеспечило многовековое нахождение в её составе таких разных сообществ, как североафриканские пиратские анклавы, аравийские племена и разнообразные христианские общины, которые пользовались невообразимой по нынешним временам автономией в системе миллетов. Как мы увидели выше, османская централизация, вызвавшая серьёзное отторжение в Боснии, оказалась более ограниченной в сравнении с тем, что устроили в провинции Габсбурги, поэтому когда стало ясно, что из Стамбула помощь не придёт, боснийские мусульмане стали самоорганизовываться для защиты своей культуры.
В 1899 году на фоне новостей об очередном обращении мусульман в христианство начало расти идентаристское мусульманское движение, которое в 1906 году окончательно оформилось в политическую партию под названием «Мусульманская народная организация» (МНО) — между прочим, это была первая зарегистрированная современная политическая партия в Боснии*. Одним из ключевых вопросов в их повестке дня был контроль над вакуфными средствами и финансированием религиозных учреждений. Также их волновало сохранение религиозного сообщения с халифатом в Стамбуле. Духовная связь оказалась настолько сильной, что даже после упразднения халифата в Стамбуле и установления в Югославии коммунистического режима в боснийских мечетях в пятничной молитве регулярно упоминался султан-халиф*.
Посетивший Боснию в начале XX века сын египетского хедива Мухаммед Али-паша отмечал недовольство местными мусульманами австрийским управлением, корни которого видел не в качестве самого управления, а в отсутствии голоса самих мусульман при принятии решений.
Как это ни удивительно, но православные политические активисты в эпоху 1880–1900 гг. часто заключали союзы с мусульманами, поскольку в их интересах была децентрализация и автономизация провинции. Разница, однако, состояла в том, что для них это был этап на пути к воссоединению с Сербией, а для мусульман — конечной целью. В 1890-х по заказу православных политиков даже перевели на сербо-хорватский язык Коран*, дабы укрепить славянское сербское единство. Свой резон в такого рода союзах имелся — оба сообщества видели католиков Габсбургов своими врагами. Этому помогала активная католическая пропаганда в школах и официальных учреждениях — и мусульмане, и православные видели в этом прямую угрозу своей идентичности. Также имела место антимусульманская пропаганда среди «хорватов»-католиков, которая автоматически ставила мусульман в оппозицию к главной прогабсбургской группе населения. Сербские власти активно использовали мусульманский фактор в 1890-х, стараясь привлечь боснийских мусульман к ирреденте — «вы такие же сербы, как мы, только мусульмане». Австрийцы очень внимательно следили за всеми движениями в этом направлении и не стояли безучастными: когда сербский посол в Стамбуле нанял боснийского мусульманина для организации «культурной деятельности» среди находящихся в османской столице боснийцев, австрийцы быстро завербовали его как своего шпиона.
На это накладывались конфликты в самом мусульманском движении: самой умеренной его частью были землевладельцы, чьё благосостояние при любых раскладах зависело от сохранения более-менее дружественных отношений с австрияками, в руках которых была реальная власть и средства принуждения. Союза с православными больше всего хотели, как это ни удивительно, именно мусульманские радикалы — и землевладельцы препятствовали этому процессу как могли, поскольку именно православные составляли большинство их арендаторов.
В итоге австрияки больше преуспели в обхаживании мусульман, которые в общении с рядовыми сербскими активистами наталкивались на конфессиональную ненависть к ним как к «потурченцам» (что, конечно, было несправедливо, поскольку боснийские мусульмане не утратили своего славянского характера). На это накладывался указанный земельный вопрос, поэтому после восстания православных арендаторов против мусульманских землевладельцев в 1911 году мусульманская партия образовала коалицию с католической, и это положение дел сохранялось в дальнейшем. Это, в принципе, является нормой и в сегодняшней Боснии. В годы ПМВ хорватский парламент, имевший виды на Боснию как часть гипотетической «великой Хорватии», даже расщедрился на признание ислама в качестве одной из государственных религий страны.
Само по себе мусульманское движение, несмотря на выраженный оппозиционный характер, было, по сути, не сепаратистским, а умеренно автономистским. Функционеры МНО ориентировались не на далёкие средневековые времена существования Боснии как независимой политии, а на опыт вилаята в «классической» Османской империи с максимальной автономией и минимальным вмешательством государства в культурную и социальную жизнь.
Успех партии можно оценивать как смешанный. Не уступив мусульманам ни в чем, что касалось реальной власти, австрийцы пошли на ряд мелких религиозных уступок. На первых боснийских парламентских выборах МНО заняла второе место сразу после православных соседей, получив 24 места из 72. Правда, боснийский парламент в отличие от других регионов державы обладал очень ограниченной властью и его решения являлись в большей степени рекомендациями, но это был крупный успех хотя бы потому, что Габсбурги всегда прислушивались к дельным советам. Поэтому мусульмане должны были быть довольны, поскольку стали пусть и миноритарными, но всё же акционерами.
Наверное, главной победой мусульманского движения при Габсбургах можно считать то, что они добились не новых привилегий (это было невозможно), а хотя бы как-то защитили уже те, что имели: на момент начала ПМВ мусульманам по-прежнему принадлежала ¾ всей сельскохозяйственной земли и больше 50% всей внутренней торговли, при том что они составляли чуть меньше трети населения провинции. Находясь в изначально проигрышном положении, они всё-таки избежали насильственного выкупа своих земель, как это делается, например, сегодня в ЮАР в отношении белых фермеров. За понимание и уважение боснийские мусульмане отплатили Габсбургам самой дорогой монетой: позднее, в Первую мировую 2-й Боснийско-герцеговинский пехотный полк получил больше наград за храбрость, чем любое другое подразделение императорской армии, а боснийские мусульмане потеряли за время конфликта больше людей в расчёте на 1 тыс. человек, чем даже немцы с австрияками.
Двадцатый век начинается: Габсбурги и Османы в преддверии Великой Войны
Позициям Германии в Османской империи мы посвятили отдельную часть нашей серии. Но что можно сказать об их австрийских союзниках?
По идее, укрепление Порты было в интересах Австрии, поскольку обратный процесс способствовал росту влияния России в этом регионе. Но на самом деле Габсбурги и после оккупации Боснии деятельно участвовали в деконструкции девлета, и речь сейчас идёт вовсе не об их инициативах касательно формальной аннексии самой Боснии. Несколько раз (в 1897-м и 1904-м) Габсбурги подписывали с Романовыми соглашения о взаимном нейтралитете в отношении Османов и согласовании внешней политики в их отношении — то есть о совместном их прессинге. В 1903-м на фоне восстания в османской Македонии австрияки договорились с русскими навязать Османам план реформ в провинции (который впоследствии был реализован лишь частично), который в целом должен был способствовать ослаблению османской власти в регионе. Ещё австрийцы деятельно способствовали развитию сепаратистских настроений в османской Албании* и впоследствии поддержали её сецессию, которая закончилась воцарением габсбургского друга Вильгельма Вида. К слову, после этого в стране началось строительство светской албанской идентичности, по масштабам жестокости и исторической несправедливости очень напоминающее «коренизацию» в славянских республиках СССР — большинство населения Албании придерживалось как раз проосманских взглядов и им навязывали «новую прогрессивную» систему взглядов.
Перед самым началом ПМВ австрийское правительство в своём пренебрежении зашло настолько далеко, что даже не сопротивлялось (в отличие Германии) навязыванию русскими дипломатами плана автономизации армянских областей Османской империи.
Вообще с налаживанием османских связей у Франца-Иосифа, правившего Австро-Венгрией в течение жизни нескольких поколений, получалось не очень: в 1869 году он встречался с султаном Абдул-Азизом по пути в Египет на открытие Суэцкого канала, но после этого правители Австро-Венгрии не встречались с османскими султанами лично до самого мая 1918 года, когда императором был Карл I, а война для Центральных держав была, по большому счёту, проиграна.
Когда пришло время, австро-венгерские войска (общей численностью около 3 тыс. человек) отвоевали на Ближнем Востоке. Удивительно, но после себя они (кстати, по большей части это были этнические венгры) оставили добрую память у местного арабского и еврейского населения. Причин тому было несколько.
Во-первых, после того как саранча уничтожила урожай 1916/1917, австрийские военные организовали раздачу хлеба для населения в Вифлееме. Во-вторых, австрияки уделяли большое внимание культурной стороне жизни и организовывали концерты для публики (как-никак, Вена — музыкальная столица Европы!), показы кино (не только пропаганды, но и нормальных немых фильмов). В-третьих, австрийские военные врачи лечили местное население и помогали локализовать вспышки тифа, дизентерии и холеры.
Габсбургские войска на марше
Австро-венгерские войска в Палестине, где-то в период 1916–1918
Вопреки образу, созданному Гашеком в пасквиле про солдата Швейка, Австро-Венгрия воевала хорошо* — это же касалось и ближневосточного фронта, где габсбургские солдаты показали себя с лучшей стороны в меру своих скромных сил. Хотя их профессионализм и не смог изменить положения дел в Палестине.
Завершая разговор об отношениях между Габсбургами и Османами нельзя не заметить, что австрийцы совершенно не стеснялись давить Порту по всем фронтам, в самом лучшем случае сохраняя крайне недружелюбный нейтралитет — поэтому никакой заслуги австрияков в присоединении Османов к войне на стороне Центральных держав нет. Скорее, Османы присоединились к союзу вопреки всему, что делали в их отношении Габсбурги — благодаря немецким усилиям по сохранению исламской империи. Австрийским «приданным» в этом союзе стала Болгария, разрушительница европейских владений Порты в эпоху до войны. Но вообще похоже, что Габсбурги не считали Османов способными инспирировать ещё одно мощное восстание против европейских колонизаторов в Боснии, и поэтому вели себя «по-хозяйски», без оглядки на номинальных правителей провинции в Стамбуле, а потом ещё и аннексировали её без затей. Для сравнения: англичане и французы долгое время обхаживали султанов, чтобы получить определённый уровень легитимности в глазах своих мусульманских подданных.
***
Что мы поняли из истории ислама в Дунайской монархии?
Во-первых, всему своё время. Интересы это явление, куда постоянное, нежели враги (и тем более друзья). Автор жёстких антиисламских памфлетов Абрахам а Санта-Клара после окончательной победы Габсбургов над Османами в 1688 году присутствовал на ужине с османскими послами и по итогам общения с ними повесил на входе в родной монастырь изображение христианского и мусульманского солдат, мирно пьющих вместе кофе. Ну а что такого, война-то закончилась — значит, можно позволить себе немного терпимости для торговли. Так на протяжении столетий менялась и габсбургская политика в отношении ислама — в зависимости от текущих интересов. При этом они никогда не забывали, что это всё-таки это чуждая европейскому духу религия и придерживались о ней соответствующего мнения.
Во-вторых, «учиться, учиться и ещё раз учиться». Австрийцы никогда не брезговали тем, чтобы обогатить свои познания о близких и дальних соседях. Судя по имеющимся результатам, австрийские ориенталисты действительно хорошо знали своё дело — исламский мир они изучили очень хорошо и их познания постоянно пополнялись новыми замечаниями. В каком-то смысле они были даже умнее многих своих европейских коллег по имперскому ремеслу: практически все европейские страны получали свои знания, набивая шишки на восстаниях и войнах. А австрийцы, не имея своих крупных колоний, отправляли людей учиться в чужие заморские владения — и это принесло свои плоды, когда под властью Габсбургов оказалась крупная мусульманская община. Используя полученные знания, австрийцы смогли сформировать дискурс, выгодный для империи и обеспечивший лояльность этой общины.
В-третьих, конечно, местные условия и генезис подвластных сообществ должны определять всю политику на местах. Босния это пусть и не Алжир, но и не Богемия — управляли там соответственно с поправками на местный менталитет: австрийцы принимали во внимание то, что боснийцы хоть и мусульмане, но всё же славяне; однако не забывали о том, что те хоть и славяне, но всё же мусульмане. При всём при том ничего менять и заниматься активной социально-политической инженерией не стали, зафиксировав более-менее устраивающий всех местных статус-кво. В Чёрной Африке немцы начали заниматься де-факто исламским прозелитизмом из соображений уровня «я тут в книжке прочитал, что для отсталых регионов авраамические религии хорошо подходят, поэтому давайте тут построим шариат для прогресса», что никак не повысило управляемость территорий, пока немцы несли огромные издержки. В то же время австрийские успехи в некоторой степени обусловлены и культурой самих боснийцев — с теми же темпами модернизации традиционных сообществ где-нибудь в Азии колонизаторам пришлось бы каждый год подавлять кровавые восстания, в то время как более близкие Европе боснийцы в случае чего не отрезали головы европейским чиновникам, а культурно митинговали.
В-четвёртых, границы между цивилизациями могут быть очень зыбкими, но сами цивилизации от этого не становятся менее различающимися в своей основе. Безотносительно европейской компоненты, в Боснии было очень много любителей исламской духовности, которые крайне удачно избавили провинцию от себя путём исхода в пределы Османской империи. Это не тот урок, который извлекли бы габсбургские управленцы, которые смотрели на людей с позиций эпохи промышленной революции: рабочие руки, налогооблагаемая база и потенциальные солдаты без поправки на далеко идущие культурные последствия. Но с позиции длительной перспективы можно сказать, что успешная европеизация и модернизация края была возможна только при условии, что большинство будет европейским по своему менталитету. Фанаты побивания жён камнями и длинных дискуссий на тему религиозной допустимости элементарных бытовых действий смогли отправиться на милую их сердцу духовную родину, а австрийцы смогли обустроить Боснию — и все остались довольны. В этом, кстати, заключается великая [и недооценённая никем] роль Османской империи как прибежища для многих миллионов мусульман со всего мира, которые при отсутствии такой альтернативы точно бы стали проблемой для европейских колонизаторов. Современный ИГИЛ ввиду своей брутальности стал привлекательным местом для колонизации в случае всего лишь десятков тысяч экстремистов, в то время как куда более многочисленные диаспоры, оставшиеся в Европе, воздерживаясь (временно?) от убийства полицейских и терактов, активно желают шариата на новой родине и даже совершают определённые шаги в этом направлении в плане переобустройства окружающей их социальной инфраструктуры. Перефразируя Вольтера, если бы Османской империи не было, то её стоило бы выдумать.
В-пятых, экономика должна быть экономной. Оккупация провинции была военно-политическим проектом, но рачительные австрияки сделали её самоокупаемой и, в принципе, выгодной для империи. Никакой политики бесконтрольного заваливания деньгами — босняки работали работу на благо державы «цара Франьо» и каждый вечер приносили домой в потном кулачке заработанные кроны, которые потом тратили на товары, произведённые в империи, которую снабжали необходимым сырьём. Все при деле, все довольны. А кто недоволен — см. пункт 4.
В-шестых, на поле «культурных битв» не может быть слишком незначительных целей. Габсбурги проводили свою линию очень мягко, но непреклонно, и замещали привычную османскую культуры европейской, меняя всё — музыку, язык, бытовые привычки.
Суммируя всё вышесказанное, Босния-Герцеговина при Габсбургах — это очень интересный и полезный пример того, как европейское государство можно замирить и обустроить не вполне цивилизованный край.
Now hopeful mountaineers climb up
To eclipse like the whole sun
’Cause it’s been said that two would know
What to do, it’d been told
Shadows of the mountain
Don’t tell them what’s under
The breadth and the height
Of an undiscovered first
Источники
Книги:
Paula Sutter Fichtner «Terror and Toleration: The Habsburg Empire Confronts Islam, 1526-1850»
Davide Rodogno «Against Massacre: Humanitarian Interventions in the Ottoman Empire, 1815-1914»
Edin Hajdarpasic «Whose Bosnia: Nationalism and Political Imagination in the Balkans, 1840-1914»
Mustafa Aksakal «The Ottoman Road to War in 1914: The Ottoman Empire and the First World War»
Robin Okey «Taming Balkan Nationalism: The Habsburg ’Civilizing Mission’ in Bosnia 1878-1914»
Marian Kent «The Great Powers and the End of the Ottoman Empire»
Диссертация Emrah Safa Gürkan «Espionage in the 16th century: Mediterranean Secret Diplomacy, Mediterranean go-betweens and the Ottoman-Habsburg Rivalry»
Диссертация Leyla Amzi-Erdoğdular «Afterlife of Empire: Muslim-Ottoman Relations in Habsburg Bosnia Herzegovina, 1878-1914»
А.Н. Харузин «Босния-Герцеговина. Очерк оккупационной провинции Австро-Венгрии»
Андрей Шарый, Ярослав Шимов «Корни и корона. Очерки об Австро-Венгрии: судьба империи»
Сборник «Славяне-мусульмане на Балканах: язык, культура, идентичность»
Статьи:
Aydin Babuna «The Berlin Treaty, Bosnian Muslims, and Nationalism»
Xavier Bougarel «Farewell to the Ottoman Legacy? Islamic Reformism and Revivalism
in Inter-War Bosnia-Herzegovina»
Malte Fuhrmann «Vagrants, Prostitutes and Bosnians: Making and Unmaking European
Supremancy in Ottoman Southeast Europe»
Gábor Ágoston «Information, Ideology, and Limits of Imperial Policy: Ottoman Grand Strategy in the Context of Ottoman-Habsburg Rivalry»
Hannes Grandits «Violent social disintegration: nation-building strategy in late-Ottoman Herzegovina»
Charles Jelavich «The Revolt in Bosnia-Hercegovina, 1881-2»
Edin Radušić «The Ottoman Wrong Horse? The Question of Bosnia and Hercegovina in the Last Phase of the Eastern Crisis»
John Schindler «Defeating Balkan Insurgency: The Austro-Hungarian Army in Bosnia-Hercegovina, 1878–82»
Mehmet Hacısalihoğlu «Muslim and Orthodox Resistance against the Berlin Peace Treaty in the Balkans»
Fabio Giomi «Forging Habsburg Muslim girls: gender, education and empire in Bosnia and Herzegovina (1878–1918)»
Robert Donia «The Proximate Colony Bosnia-Herzegovina under Austro-Hungarian Rule»
Ian Sethre «Occupation and Nation-Building in Bosnia-Herzegovina, 1878-1914»
Risto Pekka Pennanen «Between Sultan and Emperor: Politics and Ottoman Music in Habsburg Bosnia-Herzegovina, 1878–1918», «Tattoos, Colonial Policies and Entertainment The Roles of Military Bands in Habsburg Bosnia and Herzegovina (1878-1918)»
Anida Sokol «The Austro-Hungarian Language Policy in Bosnia and Herzegovina»
Lana Pacuka, Fatima Hadžić «Oriental Music Tradition in Bosnia and Herzegovina during the period of Austro-Hungarian rule»
Andrea Feldman «Kállay’s Dilemma On the Challenge of Creating a Manageable Identity in Bosnia and Herzegovina (1882-1903)»
Дино Абазович «Босния и Герцеговина: размышления о соотношении конфессиональной, этнической и национальной идентичности (на примере бошняков / мусульман)»
Я.В. Вишняков «Боснийский кризис 1908 1909 гг. И славянский вопрос»
А.В. Крючков «Экономическое проникновение Австро-Венгрии и России в Османскую империю в последней трети XIX — начале ХХ вв.»
Л. Ю. Пахомова «Проблема управления новоприсоединенными землями в Новое время. Опыт австро-венгерского управления оккупированными областями — Боснией и Герцеговиной (1878-1908 гг.)», «П.А. Ровинский о мусульманском обществе на начальном этапе австро-венгерской оккупации Боснии и Герцеговины», «Анализ причин и характера антиавстрийского выступления в 1881–1882 гг. российскими дипломатами»
Д.О. Пономарев «Австро-Венгрия и Османская империя в системе международных отношений на Балканах в начале XX века»