Ранее: часть I
В отечественной научной и публицистической мысли последних лет проблематика студенческой корпорации изучена слабо. Есть всего-навсего несколько книг и более-менее крупных статей, посвящённых этой теме, причём подавляющее большинство из них (если не все) написаны советскими и просто левыми исследователями. Соответственно, весь дискурс строится на нескольких спорных тезисах, вытекающих один из другого. Считается, что огромное количество студентов со всей Российской Империи состояло в студенческих организациях корпоративного толка, а именно корпорация присуща исключительно немецким объединениям Юрьевского университета. Также считается, что большая часть студенческих организаций была левой, революционной и прогрессивной. Наконец, исследователи говорят о контроле и подавлении студенческого самоуправления со стороны государства вообще и Министерства народного просвещения в частности.
Так вот. Прочитав позднейшие исследования студенческой жизни в России можно подумать, что все студенты были «прогрессивной» революционной социалистической молодёжью, которую нещадно травил «кровавый царизм». Это не так. Во-первых, все исследования студенческой самоорганизации базируются на советском видении российской истории, согласно которому практически всё левое до 1917-го — это хорошо, а всё правое — плохо. Отсюда и проистекают ошибки в интерпретации тогдашней университетской и студенческой жизни.
В Российской Империи за всю историю её государственности последовательно существовало пять основополагающих документов, связанных с университетами и академической жизнью страны. Первый, елизаветинский «Проект об учреждении Московского университета», созданный при активном участии Ивана Ивановича Шувалова — обычный для XVIII века документ, основной задачей которого стало регулирование отношений преподавательского состава и Правительствующего сената. «Проект» не сильно отличался от западноевропейских университетских уставов и регламентировал привычные и традиционные отношения между государством и академией. Профессура не подлежала государственному суду, главой университета был куратор, назначавший преподавателей и утверждавший курсы лекций, административные функции выполнял директор, чиновник из стороннего ведомства. Стоит ещё сказать о сословности образовательной системы — но для тех времен это норма.
При Александре I появилось Министерство народного просвещения — в 1802 году. А через два года, в 1804 году, приняли первый университетский устав Российской Империи. Он оказался невероятно свободолюбивым: университеты становились гораздо более автономными, чем в XVIII веке; ректор и профессура избирались, имелся собственный суд (как и раньше), высшая администрация не имела права вмешиваться в университетские дела, и, что немаловажно, университеты могли назначать учителей в гимназии и училища своего округа (всего шесть округов по числу университетов). Но тогда же был принят и первый цензурный устав, а в университетах появились цензурные комитеты, которые тем не менее состояли из профессоров и магистров.
О русских студенческих корпорациях тех лет мы говорили в прошлый раз, и поскольку дальше речь будет идти о финале XIX и начале XX веков, необходимо разобраться с первопричинами тех или иных студенческих устремлений и идей.
Да, при Александре Павловиче университеты были, если можно так выразиться, свободными. Конечно, присутствовал контроль и надзор, но лишь в необходимой мере. Однако через 16 лет всё изменилось — на трон взошёл Николай Павлович, политика государства стала охранительной и реакционной. Александровский устав отменили и изменили. В новом уставе 1835 года университеты лишались собственных судов, «был установлен полицейский надзор» за студентами и профессорами.
Разрабатывался устав целой командой специалистов, ведущую роль в которой играл граф Сергей Семёнович Уваров, известный в первую очередь как создатель теории официальной народности. В советской историко-социальной мысли Уваров считался «цепным псом царского режима», врагом вольнодумства и прочего декабризма. Уваров разработал новый университетский устав, который значительно ограничивал свободу университетов. Однако и здесь Россия лишь шла бок о бок с другими европейскими державами (кроме Германии, там студенты пользовались невообразимыми свободами). Государства старались (успешно) контролировать университеты — именно для того, чтобы остановить вольнодумство.
Университетский устав 1863 года, принятый при Александре II, так же как и николаевский устав запрещал всяческие студенческие объединения. Однако, как мы помним, в 1837 году появились первые студенческие корпорации в Санкт-Петербурге, закрытые аж в 1844 году.
В 1883 году (совсем другая эпоха) появляется Санкт-Петербургская студенческая корпорация, закрытая полицией в 1884 году — студенты связались с террористами из «Народной воли».
Чтобы говорить о вопросе студенческого радикализма объективно, необходимо прежде всего понимать, где скрываются корни этого явления. Мы говорим в первую очередь вовсе не о политическом противостоянии, но о социальном протесте, об отношениях поколений. «Отцы и дети».
Для начала надо осознавать, что «революционерами» (я сознательно беру это слово в кавычки и сейчас объясню, почему) молодые люди в Российской Империи конца XIX века становились вовсе не потому, что поголовно были убеждёнными марксистами и социал-революционерами. Сознательные радикалы встречались во множестве, но всё же подавляющее, огромное большинство были просто-напросто молоды. Студенты выступали не против самодержавия, не против «садистов-генералов» и Охранного отделения. Они выступали против своих отцов. Это закономерный и абсолютно нормальный и предсказуемый процесс, по крайней мере для европейской цивилизации. Неважно, господствовала в момент смены поколений, грубо говоря, консервативная или либеральная идея. Важно то, что она была идеей отцов. Точно то же самое происходит и сейчас — пассионарная, «эдиповская» молодёжь выступает решительно против левой, неомарксистской гегемонии, воплощая в себе юнгеровские идеи консервативной — но революции. Абсолютно то же самое происходило на рубеже XIX и XX века. Студенты объединялись в революционные кружки, руководствуясь обновительскими началами, их интересовал вовсе не передел земли и собственности.
Вернемся к студенческим корпорациям. Та корпорация, о которой мы говорили в прошлой статье — исключительно немецкое явление, характерное для немецкой культуры. Во Франции, например, форма студенческих объединений была другой, факультетской. В Англии существовала клубная система. В России тоже имелись корпорации — но корпорации русские.
Суть корпорации заключалась (и заключается) не в фуражках и не в распитии спиртных напитков под немецкие народные песни, не в цветах флагов и не в мензурном фехтовании. Она заключается в самом слове «корпорация». В Российской Империи студенты объединялись в кружки, товарищества, землячества, те же корпорации, братства — но по сути своей это были корпоративные структуры. Они базировались на принципах самоуправления и взаимопомощи, на единстве взглядов и идей.
Конечно, идеи носили самый разнообразный характер. К февралю 1917 года в России существовало огромное количество студенческих объединений на любой вкус. Имелись уже знакомые нам землячества, причём не только студентов-инородцев, но и русских студентов с разных концов Империи. Основной функцией землячеств оставалась помощь членам, в том числе и финансовая, но существовала и другая часть их жизни. Практически все землячества были политизированными, причём их политические идеалы носили левый оттенок. Так, существует ряд исследований, в которых говорится об участии землячеств в революционных беспорядках 1905 года, однако практически все монографии написаны уже в советское время, и поэтому нет оснований чрезмерно им доверять — особенно в вопросе студенческих движений. Да, действительно, некоторые студенты были социалистами и революционерами. Однако вовсе не подавляющее большинство. Давайте разберёмся.
Итак, факт первый. Студенчество было политизировано. Факт второй: оно не было левым на 90%, как нас стараются уверить советские монографии. Каким же тогда?
Равномерным. Студенческая среда практически полностью копировала в политических устремлениях остальное российское общество: большое количество консерваторов, большое количество либералов, большое количество социалистов. Да, по сравнению со, скажем так, «взрослой» частью общественности существовала диспропорция в пользу социалистов. Но в целом студенчество повторяло контуры «общероссийской» мысли.
Студенты по всей России занимались тем, что организовывали горизонтальные связи. Правые, левые — неважно. Важно, что в Российской Империи студенческая корпорация была эквивалентом клуба в Британской. Но если в Соединённом Королевстве в клубы ходили все, от мала до велика, в Германии в корпорации люди числились до самой смерти, то в России старшее поколение ходило в клубы, младшее в кружки и корпорации — объединяясь, помогая друг другу словом и делом, и, наконец, формируя национальную интеллигенцию.
В последнее время всё больше и больше публицистов и философов бьётся над проблемой национальной русской интеллигенции. Существует мнение, что она возникнет сама по себе, сформировавшись с течением времени и старением поколения. Учитывая развитие интернета — вполне возможно и очень вероятно, что именно так всё и будет. Предлагают и другие способы: например, собираться в клубах и пить там чай.
Но есть и путь, которого старательно избегали последние 98 лет — начиная с 1917 года. Путь студенческой корпорации. Создание национальных академических независимых объединений студентов, построенных на основе самоорганизации. Братства, финансировать которые можно как и из кармана самих корпорантов, так и с помощью сторонних инвесторов-меценатов, не влияющих на деятельность корпорации. Кстати, в Российской Империи «академические», правые корпорации финансировались Государем из казны. Но у нас тут не Российская Империя, поэтому выкручиваться надо самим. Потихоньку.
Более того, в России уже наверняка есть национально ориентированные русские студенческие корпорации. Ну хотя бы одна. Человек на 100. Лиха беда начало.
