последние предреволюционные годы в России возникли сразу две фигуры, чья личность была раздута пропагандой и печатью до поистине космических масштабов. Первая фигура — Распутин, вторая — Евно Фишелевич Азеф. Достаточно открыть любой учебник истории, и читатель сразу же узнает, что Распутин командовал фронтами, назначал министров, обладал пуленепробиваемостью и был сильным лекарем-магом. С Азефом похожая ситуация. После пары минут чтения материалов о нем станет ясно, что невзрачный господин с некрасивой внешностью на самом деле был самим дьяволом в облике усатого тараканища. Он заткнул за пояс всех террористов в истории и в одиночку организовал сотни терактов в Российской Империи, в том числе и против министров и других высокопоставленных служащих. И при этом еще был агентом полиции, которой то ли сдавал своих соратников, то ли, наоборот, никого не сдавал и ловко водил за нос. В русском языке даже появилось новое слово — азефовщина. Что это означало, толком никто не понимал (потому как никто толком не понимал, что к чему было в деле Азефа), но все нутром чуяли, что это что-то страшное и отвратительное.

Сам Азеф тихо умер в Германии 24 апреля 1918 года и никаких мемуаров и записок не оставил. Поэтому желающим разобраться в его запутанной истории (а она действительно весьма запутанная) придется свести воедино все разрозненные осколки его дела, чтобы построить более-менее адекватную и при этом правдоподобную картину. Но даже эта картина вряд ли может претендовать на единственную и неоспоримую, поскольку из нее вытекает как минимум несколько версий, каждая из которых может претендовать на достоверность в той или иной степени. Так кто же такой Евно Азеф? Коварнейший в истории двойной агент? Величайший в истории террорист, водивший за нос спецслужбы? Верный слуга престола, ловко обманывавший революционеров и добравшийся до таких высот, какие и не снились ни одному секретному агенту? Подставное лицо, призванное использовать юных шахидов вслепую и прикрывать собой деятельность придворной фронды? Попробуем разобраться.

Азеф родился в 1869 году в Гродненской губернии. Все энциклопедии сообщают, что Евно родился в семье очень бедного портного, который в поисках своего места под солнцем вырвался из черты оседлости и перебрался в Ростов-на-Дону. Где занимался торговлей, но будто бы неуспешно. Истину здесь установить достаточно трудно, но бедность семьи, по всей видимости, сильно преувеличена исследователями. Потому как сам Евно и два его брата благополучно окончили гимназии. Да, даже бедная семья могла при желании изыскать средства на учебу в гимназии для ребенка, но учить сразу троих детей (всего в семье было 7 детей) в гимназии — это уже не под силу совсем уж откровенному бедняку.

Дальнейшая история Азефа весьма мутна. Утверждается, что он работал везде понемногу, переменил уйму профессий, но нигде так и не закрепился. Это довольно странно, поскольку Ростов в те времена рос и развивался очень быстрыми темпами, а наличие гимназии за спиной автоматически превращало Азефа в образованного и перспективного работника. Азеф будто бы связался с радикальной молодежью, начал ходить по кружкам, в итоге над ним нависла угроза ареста, и он решил бежать. Денег на путешествие раздобыл таким способом: предложил одному мариупольскому купцу продать крупную партию масла (у него якобы имелись связи). Партию он продал за 800 рублей, но в итоге денег купец не получил, потому что Азеф укатил с ними в Германию, где начал новую жизнь, поступив учиться на инженера в Карлсруэ. Такова официальная версия начала деятельности Азефа. О его юности известно слишком мало.

В Карлсруэ существовал небольшой социал-демократический кружок из русских студентов, в который Азеф вступил. Вскоре он порядком поиздержался и оказался на мели. Тогда он (по официальной версии) и установил контакты с Департаментом полиции, предложив свои услуги в качестве осведомителя. Небольшие выплаты со стороны полиции и ходатайства в различные еврейские благотворительные организации об оказании помощи голодающему студенту на некоторое время стали основным источником его дохода.

Вскоре Азеф познакомился на одном из слетов в Берне с Хаимом Житловским, также известным под псевдонимом Григорович. Житловский был создателем Заграничного союза социалистов-революционеров — одной из организаций, ставшей предтечей партии эсеров. Житловский издавал в Лондоне левую газету «Русский рабочий». Однако его постоянно тянуло в раскол по еврейской линии, что привело к созданию отдельной организации — Социалистической еврейской рабочей партии, которая, правда, поддерживала эсеров.

Но это было существенно позже. А пока знакомство с Житловским значительно повысило статус Азефа. Потому что Заграничный союз через некоторое время влился в партию социалистов-революционеров.

Азеф после учебы вернулся в Москву, где получил место инженера в московской электрической компании. Но еще более важным было то, что ему удалось установить контакт с Аргуновым. Этот человек создал в Саратове революционную ячейку под названием Союз социалистов-революционеров. Она тоже стала предтечей партии эсеров и де-факто Аргунов на рубеже веков был одним из самых влиятельных деятелей будущей партии. Аргунов сразу же вышел на контакт с Азефом, поскольку знал, что тот благословлен самим Житловским.

Азеф исправно докладывал полиции о деятельности новой организации и параллельно рос внутри неё. Хотя его вообще не интересовали теоретические вопросы и он никогда не выступал с речами и не писал статей, он быстро вошел в роль незаменимого человека для Союза. Надо достать оборудование для типографии? Азеф подключает связи и достает словно из-под земли. И все в лучшем виде. Естественно, юные любители революции, да и зрелые тоже, находились под обаянием этого проныры, который может решить любой вопрос.

Революционеры обустроили типографию в Томске. И вскоре, несмотря на строжайшие меры конспирации и предосторожности, она была раскрыта, а организация получила сокрушительный удар (при непосредственном участии самого Азефа). Аргунов, ожидавший ареста со дня на день, не нашел ничего лучше, чем назначить своим преемником деловитого Азефа, который давал понять, что у него широчайшие связи как в России, так и за границей, и никого лучше на роль преемника не найти. Аргунов передал ему все явки и пароли, написал списки всех членов организации и сочувствующих в масштабах всей страны. После чего Азеф уехал за границу, а Аргунова через некоторое время арестовали, немного выждав, чтобы не ставить под подозрение агента.

За границей было окончательно оформлено слияние нескольких похожих друг на друга групп в единое целое, которое позднее стало известно под именем эсеров. Роли в новой организации сразу же четко распределились. Главным теоретиком и идеологом стал журналист Чернов. Практиком-организатором стал пламенный азиат Гершуни. В роли патриарха и главного морального авторитета выступал сын миллионера Михаил Гоц, успевший побывать на каторге за народовольческую деятельность еще во времена Александра III. К слову, сестра Гоца была замужем за влиятельным адвокатом и бизнесменом Познером, внучатым племянником которому приходится известный журналист Владимир Познер.

Азеф, будучи преемником Аргунова, в число непосредственных руководителей не вошел, но сблизился с пламенным Гершуни, со временем став его правой рукой. Из всех лидеров эсеров Гершуни слыл самым яростным и радикальным, он был главным апологетом террора. Во многом это было следствием его личных переживаний. В свое время Гершуни угодил в руки полиции, но на допросе смалодушничал и повел себя не совсем так, как положено было настоящему революционеру. И теперь он стремился реабилитироваться и перед собой, и перед другими.

Азеф посвящал Департамент во все дела в подпольной организации и даже похвастался, что проник в самую верхушку партии. Хотя он и сообщал о Гершуни и даже передавал маршруты его передвижений, его никто не арестовывал. Позднее это давало основания утверждать, что Азеф водил полицию за нос, сознательно преуменьшая роль Гершуни. Однако в том, что полиция не спешила с арестом, был смысл. Никогда еще агенту не удавалось подобраться к самой верхушке крупной организации и арест одного из влиятельных ее членов с практической точки зрения не приносил таких уж больших дивидендов (тем более против него пока не было весомых улик), но ставил под удар положение Азефа в организации и отчасти даже его жизнь. Поэтому Гершуни спокойно разъезжал по стране, вербуя новых сторонников, полиция не вмешивалась.

Однако во время вояжа в Россию Гершуни успел навербовать достаточно юных шахидов и организовать убийство министра внутренних дел Сипягина. Этот министр никакими жестокостями и суровостями не отличался, поэтому даже сами революционеры с трудом могли объяснить, зачем его надо убивать. Но надо — значит надо. Гершуни подыскал классического «психического» студента Балмашева, который под видом офицера прибыл на прием к Сипягину и застрелил его. Эсеры и социал-демократы потом до мордобоя спорили, были ли Балмашев по своим взглядам социал-демократом или социал-революционером. Да не был он ни тем, ни другим.

Гершуни готовил также покушение на Победоносцева, но оно провалилось. Он укрылся на конспиративной квартире, где вскоре и был арестован по наводке Азефа. Перед тем как уехать в Россию, Гершуни назначил своим преемником во главе новой Боевой организации Азефа, которому доверял больше всех. Теперь, после ареста Гершуни, Азеф оказался во главе набиравшей силу террористической организации.

Следующим крупным делом Боевой организации стало покушение на нового министра внутренних дел Плеве. Пропагандистский канон, со временем ставший официальной версией, гласит, что это покушение было произведено по инициативе самого Азефа и разработано им же. Будто бы это была его личная месть за какую-то мифическую организацию еврейских погромов. И с этого момента он будто бы начал играть в двойную игру, дуря и полицию, и революционеров поочередно. Однако начальник петербургского Охранного отделения Герасимов, несколько лет лично курировавший Азефа, писал в своих мемуарах, выпущенных много лет спустя после революции, что Азеф наоборот предупреждал о покушении:

Теперь я могу утверждать, что далеко не все обвинения, выдвинутые против Азефа в связи с его деятельностью в 1902–1905 годах, основательны. Как известно, наиболее тяжелым обвинением против него является утверждение, что он организовал и руководил убийством министра Плеве (15 июля 1904). Революционеры-мемуаристы во главе с Б. В. Савинковым рассказывают, что Азеф знал имена всех участников готовившегося покушения, знал все их квартиры — и не сообщил их полиции. В ответ на это я могу привести следующий совершенно достоверный факт. Когда в 1908 году против Азефа в революционных кругах особенно настойчиво стали выдвигать обвинения в предательстве, он однажды попросил меня извлечь из архива Департамента полиции и уничтожить все имеющиеся там документы относительно его службы. Он опасался, что кто-либо из служащих Департамента может выкрасть эти документы и продать их революционерам; после оказалось, что его опасения были вполне основательны, — предателей среди чиновников Департамента полиции оказалось немало. Удовлетворить его просьбу было нелегко, но мне удалось ее выполнить. Я просмотрел тогда в Департаменте полиции целый ряд дел и извлек из них целый ряд документов, компрометирующих Азефа в глазах революционеров. Все эти документы я сжег — в их числе было письмо Азефа, посланное им в начале апреля 1904 года из-за границы лично на имя А. А Лопухина (тогда он был директором Департамента полиции) с сообщением, что Центральный комитет Партии социалистов-революционеров поручил Егору Сазонову организовать боевую группу для убийства Плеве и ассигновал на это предприятие 7000 рублей. Были ли Департаментом полиции получены от Азефа более подробные сведения по этому делу, мне тогда установить не удалось. Но из этого факта несомненно, что нить для поисков Азеф с самого начала руководителям политической полиции дал; его указаний было вполне достаточно, чтобы предупредить убийство Плеве.

В итоге Плеве убили, а к Лопухину мы вернемся позже, поскольку этот загадочный тип сыграл позднее ключевую роль в деле Азефа. Также стоит отметить, что Азеф сдал группу конкурентов во главе с Серафимой Клитчоглу, которая по своей инициативе параллельно ему готовила покушение на Плеве.

Место убийства Плеве эсером Сазоновым, 1904 год

Удачные покушения на двух министров внутренних дел возвели Боевую организацию и ее руководителя в ранг небожителей. От юных шахидов, желавших погибнуть и обессмертить свое имя в революционных кругах, не было отбоя. Интересно, что по многочисленным свидетельствам революционеров, Азеф избрал весьма специфическую тактику вербовки. Собственно говоря, он никого не вербовал. Напротив, он отговаривал потенциальных кандидатов от этого опрометчивого шага, максимально тянул время и лишь когда убеждался, что юный шахид окончательно решил перейти все границы и уйти в террор, брал его к себе. Его предшественник Гершуни действовал наоборот — сам зазывал молодежь, рисуя им фантасмагорические и романтические картины.

Позиции Азефа невероятно усилились. Николаевский вспоминал:

Авторитет Азефа, — главного «организатора этой победы», — поднялся на небывалую высоту. Он сразу стал настоящим «героем» партии. В Женеве его ждала торжественная встреча. Забыты были старые споры, умолкли голоса недоброжелательства. Е. К. Брешковская, — старая революционерка, уже отбывшая две каторги в Сибири и теперь одна из основательниц партии социалистов-революционеров, пользовавшаяся огромным влиянием среди молодежи, — приветствовала его по старорусскому обычаю: низким поклоном, до самой земли.

Вокруг него создается настоящая легенда: он человек железной воли, неисчерпаемой инициативы, исключительно смелый организатор-руководитель, исключительно точный, «математический» ум.

В руках Азефа оказалась сосредоточена огромная власть. Фактически Боевая организация стала отдельной самостоятельной силой и была куда авторитетнее ЦК эсеров, которому формально подчинялась и согласовывала с ним свою работу. В кассу БО потекли огромные деньги. К слову, финансовые источники эсеров до сих пор толком не исследованы. Даже каналы поступления денег в кассу большевиков во многих случаях известны и отслежены более полно. Это при том, что большевики в тот момент были аутсайдерами среди революционеров и интереса не представляли, тогда как самой влиятельной революционной силой, несомненно, была партия эсеров. Известно, что к ним в кассу поступали огромные суммы, достаточные для приобретения целых пароходов, груженных оружием, а на организацию одного теракта порой уходили десятки тысяч рублей (при зарплате простого неквалифицированного рабочего в 20 с небольшим рублей в месяц). Очевидно, что деньги поступали как от зарубежных источников, так и от российских. Причем в случае с Россией речь явно шла не о бедных студентах.

Касса Боевой организации была отдельной от кассы ЦК (!), причем последний не имел никакого контроля над ней, что совсем уж невероятно. Боевая организация была царем и богом партии эсеров, а Азеф был царем и богом внутри неё.

Следующий удар должен был стать по-настоящему массовым. Планировалось убить сначала великого князя Сергея Александровича, а затем на панихиде по Александру II взорвать Трепова, Дурново и великого князя Владимира Александровича. Удалось только первое покушение. Остальные потерпели неудачу. Главный взрывотехник группы Макс Швейцер, живший в Бристоле под именем англичанина, неаккуратно заряжал бомбу и пораскинул мозгами прямо в номере. Остальных через несколько дней арестовали. Фактически Боевая организация была разгромлена одним ударом. На свободе осталось всего несколько высокопоставленных руководителей, включая Азефа.

В то же время в партию пришло письмо от некого полицейского Меньщикова, который будто бы разочаровался в полиции и теперь выдавал всем желающим всех агентов, кого знал. Полицейский определенно указывал на Азефа (хотя по фамилии его не называл), однако его авторитет после нескольких удачных покушений был слишком высок, поэтому письмо восприняли как попытку опорочить его.

В октябре 1905 года вышел манифест о даровании свобод и парламента. После этого Азеф всех изумил, потребовав отказаться от террора. Он будто бы считал свою цель выполненной и даже открыто заявлял соратникам по партии, что ему на их программу плевать и что он вообще только их попутчик до определенного момента.

Картина Репина «17 октября 1905 года»

В ЦК были несколько смущены таким неожиданным предложением и пошли на компромиссный вариант: террор приостановить, но боевиков «держать под ружьем» в состоянии готовности. Но тут заупрямился уже Азеф, заявивший, что это невозможно и он распускает Боевую организацию.

Однако уже через несколько месяцев ЦК решает возобновить террор. Азеф берется за дело без особого энтузиазма. Новыми жертвами были намечены министр внутренних дел Дурново и московский генерал-губернатор Дубасов. На Дубасова покушение постоянно откладывалось и в итоге закончилось неудачей — он был только ранен. Параллельную группу, готовившую покушение, Азеф сдал заранее. Покушение на Дурново также отложили из-за безумия отдельных участников, поскольку брат Михаила Гоца Абрам настаивал на самоподрыве участников:

Гоц носился с планом открытого нападения террористов на дом, в котором жил Дурново: «боевики», одетые в особые «панцыри» из динамита, должны были силой прорваться внутрь дома и там взорвать себя, чтобы под развалинами здания похоронить Дурново и всех, кто был в его квартире. Этот план по разным соображениям был отвергнут.

Кроме того, Азеф сдал план покушения на генералов Римана и Мина. Он предупредил, что террористы явятся к ним под видом офицеров и полиция очень тщательно проверяла всех визитеров.

Эти провалы, закончившиеся к тому же потерей значительного числа террористов, поколебали уверенность в необходимости террора, и ЦК снова притормозил его. А у Азефа появился новый полицейский куратор — Герасимов. После встречи с ним они условились, что Азеф, к тому времени вошедший в ЦК, не будет распыляться по мелочам типа типографий и мелких шестерок, а будет информировать Герасимова непосредственно об обстановке внутри ЦК. Фактически Азеф оказывается ценнейшим агентом в среде революционеров.

ЦК опять решает активно развернуть террор. Но теперь Азеф уже почти открыто саботирует его. Например, покушение на Столыпина готовилось так:

Если смотреть на вещи так, как их видели члены Боевой Организации, то работа последней шла по-обычному. Устраивали конспиративные квартиры, часть боевиков превратилась в извозчиков, другие изображали посыльных, уличных торговцев, разносчиков. Дело ставилось на широкую ногу, — и перед расходами не останавливались. Касса Центрального Комитета в тот период была полна, через нее проходили сотни тысяч рублей, а у кассиров уже существовало освященное традицией правило: для Боевой Организации давать столько, сколько ее руководители просят, не задавая вопросов, на что именно деньги нужны.

После этих подготовительных шагов началась работа по наблюдению за Столыпиным. Это наблюдение вели несколькими группами, в разных местах. Наблюдатели прилагали все усилия, чтобы получить нужные результаты, работали с увлечением, самоотверженно, — но почти без всяких результатов. Редко-редко кому удавалось издали увидеть проезжавшего министра, — чаще же всего им приходилось наблюдать стайки агентов охраны, которые старательно прощупывали глазами всех, кто попадался им на дороге. Если же удавалось установить ту или иную деталь, которая, казалось, выводила наблюдение на правильный путь и создавала надежду, что скоро будет возможно приступить к более активным действиям, — на горизонте неожиданно появлялись тревожные симптомы, которые не только убеждали в тщетности только что возникшей надежды преодолеть бдительность полицейской охраны, но и заставляли опасаться немедленного провала боевиков-наблюдателей.

Скрытый саботаж оказался успешен, несколько месяцев были потрачены впустую, боевики начинали нервничать и психовать. Внезапно раздался взрыв на Аптекарском острове. Он чуть было не порушил все, поскольку в полиции первым делом подумали на Азефа. Однако в действительности это было делом рук эсеров-максималистов — ультрарадикалов, отмежевавшихся от эсеров и принявших политическую программу «убить всех».

Взрыв на Аптекарском острове

При взрыве Столыпин не пострадал, зато погибло много случайных людей. Это дало повод Азефу официально отмежеваться от этого взрыва, чтобы отвести от себя подозрения. Он настоял на том, что ЦК эсеров должен выступить с осуждением теракта и смог убедить в этом остальных. Хотя многие и сомневались, ЦК опубликовал воззвание о своей непричастности к взрыву и моральном осуждении этого непродуманного террористического акта, стоившего жизни множеству простых людей.

Цекисты настаивали на усилении террора. Азеф понимал, что он больше не может сдавать соратников и при этом проваливать теракты, не рискуя быть разоблаченным. Старые успехи давно забылись, а новых давно не было, и некоторые уже начинали посматривать на Азефа с подозрением, вспоминая о слухах про его связи с полицией. Тогда Азеф сделал ловкий ход и объявил, что он больше не может в текущих условиях руководить Боевой организацией и умывает руки. Вместе с тем во главе нескольких новых более автономных террористических групп встали известные ему люди.

Таким образом он обезопасил себя. С одной стороны, он не нес ответственности за новые теракты и полиции нечего было ему предъявить. С другой, все же сохранил кое-какие нити управления в своих руках и при случае мог сориентировать полицию.

Азеф уехал за границу отдохнуть и придумать новые технически совершенные способы террора. Но там он тратил деньги на разные прожекты, изначально обреченные. Например, он срубил денег с партии за проект некоего воздухоплавательного корабля, который с воздуха будто бы способен разбомбить Зимний.

От Азефа полиции был известен конспиративный адрес базы одного из террористических отрядов. Его удалось накрыть. Однако другой отряд обнаружить не вышло, он успел совершить несколько удачных покушений.

Тем временем по Азефу снова был нанесен удар со стороны полиции — по тому же трафарету, что и ранее Меньщиковым. На этот раз некий Бакай (будто бы, как и Меньщиков, разочаровавшийся в службе) начал сливать имена полицейских агентов.

Для сливов компроматов использовался доморощенный шерлок холмс революции и абсолютный кретин Бурцев. В молодости он издавал в Британии погромный журнал «Народоволец» с призывами к убийству царя. В итоге умудрился схлопотать срок в Британии (!), которая таких людей со всего света заботливо собирала в свои спичечные коробки. В дальнейшем Бурцев с чего-то возомнил себя великим сыщиком и специалистом по раскрытию полицейских агентов в рядах революционеров. В итоге полезного дурака активно использовали для слива компромата в формате «все против всех». Уже после Октябрьской революции Бурцев писал погромные воззвания против большевиков (одна из брошюр полностью состояла из требовательных призывов: почему мы не боремся с ГПУ? Как надо бороться с ГПУ, с ГПУ надо бороться именно сейчас, немедленно начинайте бороться с ГПУ!). Все бы ничего, но в тот же самый момент Бурцев собственноручно легализовал в эмигрантских кругах действующего агента ГПУ Алексеева, будущего шефа Информационного отдела ОГПУ. Что многое говорит об уровне бурцевских разоблачений.

Бакай заявился к Бурцеву и заявил, что знает о некоем высокопоставленном полицейском агенте по кличке Раскин. Настоящего имени он не знал, но Бурцева внезапно осенило, что это Азеф — он увидел, что тот едет по улице на извозчике (а по мысли Бурцева, тру-революционер должен был жить в крысиной норе, чтобы его не разоблачили). Бурцев начал на всех углах орать о том, что Азеф провокатор, что вызвало понятное неудовольствие эсеров. Те забили ему «стрелку». Точнее, организовали партийный суд чести по обвинению в клевете.

Бурцев перепугался и начал метаться, потому как никаких доказательств не имел. Пока шла подготовка к суду, Азеф сдал летучий отряд Трауберга, тот самый, что в свое время остался незаметным для полиции и совершил несколько покушений.

Тем временем к метавшемуся Бурцеву явился deus ex machina в лице Александра Браудо. Он считался патриархом еврейской общины в Москве, был человеком очень влиятельным (позднее состоял в масонском Великом востоке народов России, поработал на советскую власть, а затем спокойно эмигрировал в Лондон, где и умер). Браудо чисто по-братски решил помочь бедолаге и пообещал свести его с осведомленным полицейским чином.

Такая встреча состоялась в купе «Восточного экспресса» на территории Германии. Собеседником Бурцева оказался Лопухин. Да-да, тот самый, что не предотвратил покушение на Плеве. Он отметился не только в этом деле, но и в истории с убийством Великого князя Сергея Александровича. Тогда Лопухина просили выделить средства на усиление охраны князя, но он отказал. Таким образом, Лопухин, мягко говоря, сплоховал сразу в двух резонансных делах, и конечно это стоило ему карьеры.

По взглядам Лопухин вроде бы не был революционером, скорее либералом, близким к кадетам. После отставки Лопухин пытался сделать политическую карьеру и развернул шумную кампанию против полиции, обвиняя ее в организации погромов и надеясь таким образом пролезть в Думу от кадетов. Однако для кадетов он считался замазанным, так как служил в полиции. В партию его так и не приняли.

Лопухин подтвердил Бурцеву, что Азеф работает на полицию и даже согласился встретиться с лидерами эсеров, чтобы подтвердить эту информацию. Он даже съездил в Лондон на встречу с ними, а также передал им письмо для оглашения в печати. В письме он возмущался действиями Герасимова, который пытался заставить его не свидетельствовать против Азефа.

Официально считается, что Лопухин решил раскрыть революционерам Азефа потому, что был «потрясен его ролью» в организации убийства Плеве. А между тем Герасимов открыто пишет, что держал в руках донесение Азефа о готовящемся теракте, адресованное Лопухину. При всей загадочности Азефа, самый мутный персонаж в этой истории всё же Лопухин, поскольку объяснить себя он вообще никак не может. Не могут его объяснить и последующие поколения исследователей, повторяющие шаблоны про то, что «Лопухин был потрясен». Интересно, чем он был потрясен, когда, вероятно, танцевал от радости после убийства? Крыжановский вспоминал:

«Лопухин поносил Плеве, при котором сделал свою полицейскую карьеру. Всякий раз, как мне приходилось говорить с Плеве, — сказал он мне, — хотелось схватить со стола письменный прибор и размозжить ему голову».

После того, как Лопухин саботировал просьбу об охране Сергея Александровича, что завершилось его убийством, странного товарища выпнули из полиции и назначили эстляндским губернатором. Как вы думаете, с чего он начал? С того, что выпустил всех боевиков из тюрем и призвал всех немедленно вооружаться и создавать отряды «рабочей милиции». Нетрудно догадаться, что дядя не продержался на посту губернатора и полугода.

Что было дальше? Дальше Лопухин, так и не пробившийся в Думу, подговорил князя Урусова (своего зятя) выступить в Думе с обличениями. Урусов (весьма крупный либеральный политик, бессарабский и тверской губернатор, очень влиятельный масон, входивший сразу в несколько лож. В СССР репрессиям не подвергался и даже получил орден Трудового Красного знамени) толкнул речь про «темные силы» вокруг трона. Да-да, темные силы, которые позднее стали важнейшим элементом околораспутинской революционной пропаганды, были опробованы еще тогда.

Само разоблачение Азефа было вовсе не случайностью, а следствием целой лопухинской интриги. После того, как его не приняли кадеты, он пытался набиться в друзья к Столыпину. Тот дал ему пинка под зад, предварительно объяснив, чтобы со своими революционными штучками он к нему больше не совался. Лопухин обиделся и пообещал ему «устроить». И при первом удачном случае через сливной бачок в лице Бурцева передал информацию про Азефа в ЦК эсеров, рассчитывая этим раздуть грандиозный скандал, что ему таки удалось. Даже не поленился съездить в Лондон, чтобы лично все подтвердить руководству террористов (и это бывший шеф Департамента полиции!).

Это был конец. После такого сомнений в ЦК уже не оставалось. Однако пока цекисты решали, сразу убить Азефа или подождать, он скрылся с новыми документами, полученными от Герасимова. За время работы в БО он скопил денег, к тому же исправно получал немалое жалованье от полиции (под конец службы его ежемесячное жалованье в несколько раз превышало генеральское). В Германии началась новая жизнь двойного агента.

Последнее десятилетие его жизни окутано тайной. Толком неизвестно, чем он занимался. После начала Первой мировой войны его арестовали как русского агента и позднее отпустили. Считается, что он умер в апреле 1918 года. Однако похоронили его почему-то в безымянной могиле и, учитывая обстоятельства и время, нельзя исключить, что смерть была им инсценирована.

История Азефа наделала очень много шума и до раскрутки Распутина была хитом №1. Даже в советское время азефовщине уделялось немало внимания. Благодаря этому фигура Азефа легендирована не меньше распутинской, и отличить правду от лжи, передергиваний или революционной пропаганды не всегда легко. Рассмотрим основные версии, кем же действительно был Азеф. Этих версий несколько, и каждая имеет как аргументы за, так и против.

Версия №1. Классическая. Азеф был двойным агентом, попеременно работая то на революционеров, то на полицию, но всегда соблюдая только свой личный интерес. При этом так и не определено, на какую долю он был революционером, а на какую — агентом. В зависимости от политических взглядов исследователей одни считают его скорее революционером, а другие — скорее провокатором (слово не совсем точное, но на дореволюционном сленге подпольщиков агенты именовались именно так).

В пользу этой версии свидетельствует тот факт, что несколько терактов БО против высокопоставленных персон оказались успешными. Если Азеф был на 100% полицейским агентом, его кураторы вряд ли позволили организовать убийства министров. С другой стороны, тот же Герасимов свидетельствует, что Азеф заранее предупреждал о покушении на Плеве, однако Лопухин его саботировал.

Нельзя сбрасывать со счетов еще один важный фактор против этой версии. Разоблачение Азефа стало сильнейшим ударом по революционному движению вообще и террористическому в особенности. Тот факт, что во главе влиятельнейшей организации долгие годы находился полицейский агент, буквально сокрушил революционеров. Движение сразу же пошло на спад. Если раньше в БО выстраивались очереди террористов, то теперь никто не хотел иметь с ними дело. Имиджу революционеров и террористов был нанесен непоправимый урон.

Чтобы хоть как-то отыграться за разгромное поражение, революционеры организовали мощнейшую кампанию, пытаясь дискредитировать полицию. Дескать, Азеф был полицейским агентом понарошку, а на самом деле ловко дурил всех в своих интересах. Поэтому он хоть и гад, но полиция-то все равно облажалась по полной, там одни дураки и неудачники. А Азеф — супермахинатор, под чары которого попали и некоторые революционеры, но полиция подставилась гораздо больше.

Надо сказать, что кампания была успешной, поскольку ее подхватили все газеты, а после революции она стала одним из догматов веры и с ней никто не спорил. То есть свое поражение революционером удалось превратить во всеобщее поражение. Мы проиграли, но полиция и государство проиграли еще больше, ха-ха, нам не больно.

Отдельной ветвью этой версии является популярное в революционных кругах того времени утверждение, что Азеф хоть и хитрил, но по большей части был честен с полицейским начальством, а вот оно уже делало свои дела и плело интриги, позволяя свершиться покушениям на тех или иных людей к своей выгоде. Впрочем, никаких убедительных подтверждений тут нет, если только не считать Лопухина, но он то де-факто скорее был на стороне революционеров.

Версия №2. Азеф был обычным полицейским агентом, возможно, лучшим в истории России. Ни одному агенту прежде не удавалось достичь столь высокого положения в подполье. На протяжении некоторого времени Азеф являлся буквально королем революционного андеграунда. Тот факт, что не все убийства удалось предотвратить, можно объяснить разными факторами. Например, Азеф не мог выдавать каждую группу, поскольку это быстро привело бы к его краху и разоблачению. В полиции это понимали и закрывали на это глаза, поскольку Азеф в любом случае приносил гораздо больше пользы. Полиция не только предотвращала большое количество терактов (за исключением всяких автономных групп и одиночек), но и была прекрасно осведомлена о ситуации в руководстве эсеров. Азеф выдал полиции столько боевиков, что хватило на несколько составов Боевой организации. Наиболее убедительно свидетельствовал в его пользу его последний куратор Герасимов:

Я решительно утверждаю: если бы я не имел в это время своим сотрудником такого человека, как Азеф, занимавшего в партии центральное положение, политической полиции, несмотря на все ее старания, почти наверно не удалось бы так успешно и так систематически расстраивать все предприятия террористов.

Заслуги Азефа в деле борьбы против революционного террора огромны. И мы должны не ставить ему в вину то, что он не все покушения предупредил, а быть благодарны за то, как много террористических актов он все же расстроил. Таково мое глубокое убеждение и поныне.

Конечно, теоретически можно предположить, что Герасимов пытается выгородить себя. Но мемуары он писал через много лет после этих событий, когда все уже позабылось и никакой России больше не было, к тому же он работал с Азефом только последние два года, когда крупных терактов уже не было, так что оправдываться ему явно не в чем. Тем не менее Герасимов неоднократно свидетельствует в пользу агента. И даже разрушает один из главных мифов о тайной организации Азефом убийства Плеве, сообщая, что тот докладывал о подготовке покушения. Более того, даже бывший эсер Агафонов, утверждавший, что после революции имел доступ к полицейским архивам, пишет, что Азеф неоднократно предупреждал о покушении и своего непосредственного куратора (на тот момент) Ратаева:

Азеф не хотел убийства Плеве, боясь за свою шкуру. Это доказывают его предупреждения, что готовится покушение на Плеве, его чуть ли не ежедневные донесения Ратаеву в феврале 1904 года о том, что террористы съехались, с каким паролем они явятся к нему, и подробное описание их примет.

Версия №3. Азеф не работал ни на эсеров, ни на полицию. Его реальными кураторами были совсем другие люди, оставшиеся в тени. Версия, конечно, попахивает конспирологией. Но и совсем сбрасывать со счетов ее нельзя, хотя она и маловероятна. Существует несколько интересных, хотя и косвенных фактов.

Например, весьма странной выглядит связь Азефа со звездой кафе-шантанов певицей Хеди де Херо, которая была его любовницей. Гуль упоминает ее как Хедвигу Мюллер, Анна Гейфман как Хедвигу Клопфер, а меньшевик Никольский как госпожу N. Все они уделяют совсем мало внимания это странной связи. Неожиданно мало, если учесть, что в тот же самый период она была любовницей великого князя Кирилла Владимировича и даже ездила с ним на русско-японскую войну.

При этом Кирилл Владимирович мало того что был одним из ключевых представителей великокняжеской фронды и одним из потенциальных наследников престола, именно в период расцвета террора у него был открытый конфликт с императором. Николай намеревался исключить его из линии престолонаследия за морганатический брак, что разъярило Кирилла. Интересно и то, что активность Азефа резко падала в определенные моменты. Например, после провозглашения Думы он потребовал сворачивания террора и даже временно добился своего. А после возобновления и вовсе начал саботировать террористическую деятельность БО всеми способами.

Также необъяснимым выглядит появление Азефа во главе террористической организации, что совершенно не совпадало с его политическими взглядами, о чем свидетельствуют вообще все. Герасимов вспоминал:

Во время наших бесед касались мы, конечно, и общеполитических вопросов. По своим убеждениям Азеф был очень умеренным человеком — не левее умеренного либерала. Он всегда резко, иногда даже с нескрываемым раздражением, отзывался о насильственных революционных методах действия. Вначале я этим его заявлениям не вполне доверял. Но затем убедился, что они отвечают его действительным взглядам. Он был решительным врагом революции и признавал только реформы, да и то проводимые с большой постепенностью. Почти с восхищением он относился к аграрному законодательству Столыпина и нередко говорил, что главное зло России в отсутствии крестьян-собственников.

Меня всегда удивляло, как он, с его взглядами, не только попал в ряды революционеров, но и выдвинулся в их среде на одно из самых руководящих мест. Азеф отделывался от ответа незначащими фразами, вроде того, что «так случилось». Я понял, что он не хочет говорить на эту тему, и не настаивал. Загадка так и осталась для меня неразгаданной.

Конечно, Азеф мог дурить его, но о том же свидетельствуют и другие. Меньшевик Никольский писал:

Свидетельства других современников звучат даже более определенно. Им не «кажется», — они совершенно точно утверждают, что именно в таком духе часто высказывался Азеф. Его называли «либералом с террором», — т. е. умеренным либералом по взглядам, которого только принятие террора, как метода борьбы против самодержавия, привело в ряды партии социалистов-революционеров. Он и сам этого не отрицал, и несколько позднее прямо говорил, что он вообще лишь «попутчик» партии, — что он уйдет из нее, как только будет завоевана политическая свобода. В этих условиях странным приходится считать не то, что существовали люди, которые сомневались в пригодности Азефа для роли члена Центрального Комитета. Действительно странной, ненормальной была вообще возможность, самого появления его в составе этого учреждения.

В конце концов, даже главный теоретик эсеров Чернов свидетельствовал:

«Социальные проблемы он отодвигал в далекое будущее». В беседе с Пешехоновым он высказывался еще откровеннее: «неужели вы верите в социализм? — удивленно спрашивал он. — Это нужно, конечно, для молодежи, для рабочих, но не для нас же с вами …»

У современников складывалось ощущение, что человек просто «ходил на работу». Не по каким-то идейным соображениям, а просто потому, что так надо. А почему так надо — никто не знал. Впрочем, «работа» может быть аргументом и в пользу второй версии.

Сначала друг за другом убивают двух министров внутренних дел, каждый из которых был весьма близок к императору. Затем убивают его дядю, также близкого к нему. Наконец, тут же начинается вооруженное восстание. Зато сразу же после обнародования Октябрьского манифеста централизованный террор БО резко сворачивается, а затем и саботируется самим руководством террористов. При этом во главе террористической организации стоит человек, который даже не делает вид, что ему интересно и он разделяет какие-то взгляды остальных участников.

Чтобы заниматься таким специфическим делом, как руководство БО, человек должен иметь какую-то внятную мотивацию. Например, делать это во имя своих политических убеждений. Или хотя бы по финансовым соображениям. Политическая мотивация, как мы знаем из многочисленных воспоминаний современников, не играла для него роли. Финансовая, судя по всему, тоже. Если бы для Азефа были первичны деньги? он мог бы закончить вообще все гораздо раньше. Через БО проходили большие денежные потоки, которые не контролировались никем, кроме Азефа. Да там за пару лет можно было обеспечить себя на всю жизнь и уехать в какую-нибудь тихую страну под надуманным предлогом. Однако он оставался в подполье более десяти лет, причем серьезно рискуя собственной жизнью. Вряд ли он опасался разоблачения со стороны полиции. При желании он мог устроить все так, что никаких вопросов и претензий у кураторов бы не возникло.

Представить, что первая версия реальна, достаточно трудно. Просто потому, что на протяжении полутора десятилетий дурить всех и ни разу не попасться — достаточно сложно. Для этого надо, во-первых, чтобы все революционное окружение Азефа было круглыми дураками. Во-вторых, чтобы круглыми дураками были все полицейские и жандармы. Допустим, среди революционеров дураки и даже откровенные «психические» случались нередко. Допустим, что и в полиции такое явление случалось. Но чтобы и те и другие поголовно… А в-третьих, и сам Азеф должен быть великим гением коварства и махинаций. Эдакий великий тараканище — сидит и усами шевелит, от каждого шевеления вся Россия трясется. Газеты его таким и рисовали, но по свидетельству знакомых, этот образ был далек от реальности. Конечно, Азеф не был глуп, был тем еще пронырой, но демоническим коварством и хитростью явно не обладал в той степени, в какой ему это приписывалось.

В пользу первой версии нередко приводят мемуары сотрудника Охранного отделения Спиридовича, который писал:

Азеф — это беспринципный и корыстолюбивый эгоист, работавший на пользу иногда правительства, иногда революции; изменявший и одной, и другой стороне в зависимости от момента и личной пользы.

Однако стоит отметить, что Спиридович в годы деятельности Азефа работал либо в Киеве, либо лечился от ранения, либо работал в дворцовой полиции. С Азефом он вообще никак не пересекался и ничего о нем не знал. Фактически он знал это дело только по материалам прессы, где вся история именно так и подавалась, так что такое заявление совершенно не удивительно.

Третья версия выглядит весьма интригующе. Некие таинственные силы, стоящие за террористами и убивающие доверенных людей императора для оказания на него давления, а после достижения одним им ведомых целей, сворачивающие террор. Однако в ее пользу нет ни одного прямого и убедительного аргумента. Исключительно косвенные моменты, которые при желании можно связать воедино, но для этого надо сделать много допущений. Так что эта версия — скорее экзотическая умозрительная гипотеза, основанная на косвенных и не самых очевидных фактах.

На их фоне вторая версия выглядит убедительнее всего. Азеф был полицейским агентом с первой и до последней минуты. А если и действовал от себя, то в рамках самосохранения. И такие действия были неминуемы, с этим приходилось мириться полицейскому начальству. Количество успешных терактов при Азефе действительно было не очень велико. Газеты после разоблачения приписывали ему ответственность за все теракты, которые просходили в то время. А это совсем не так.

На самом деле у одних только эсеров помимо БО было еще как минимум три автономных террористических организации, которыми Азеф не руководил. Это Северный летучий боевой отряд Трауберга, Боевой отряд при Центральном комитете под руководством Зильберберга и Отряд Бэлы (Эсфири Лапиной). Кроме них были еще эсеры-максималисты, отмежевавшиеся от эсеров, чтобы организовать террор по-своему. Наконец, были и просто психи-одиночки, совершавшие политические убийства, чтобы прославиться, и не имевшие никакого отношения к БО. Активно занимались террором и анархисты. Так что считать, что всех взорвал и убил БО, совсем не верно. По сути, при Азефе организация успешно проработала менее года, после чего была разгромлена при его же активном участии, затем распалась, восстановилась с новыми людьми, но де-факто почти не действовала, после чего опять распустилась.

На деле при Азефе произошли только два теракта, зато оба резонансные — убийства Плеве и Сергея Александровича. При этом, как свидетельствует Герасимов, Азеф заранее предупреждал полицию (он тогда находился за границей) и даже называл имена непосредственных участников будущего покушения. Герасимов утверждает, что лично уничтожил это донесения на имя Лопухина несколько лет спустя по просьбе Азефа ради его безопасности. Криптореволюционер Лопухин, игравший в свои игры и сплетавший свои интриги, никаких мер не предпринял, потому как Плеве ненавидел (хотя и был обязан ему назначением, т. к. Плеве этим сделал своеобразный жест в адрес либералов). Аналогичным образом он поступил и в случае с Сергеем Александровичем, когда отказался усилить его охрану, хотя информация о готовящемся покушении имелась (правда, непонятно, поступила ли она от Азефа).

При этом Азефа нельзя назвать именно вдохновителем этих терактов. Да, Боевая организация была полностью автономна в своих делах, но задачи ставил ЦК. В ЦК решали, кого убить, и сообщали БО, а там уже действовали на свое усмотрение.

Но откуда же тогда взялись истории про великое тараканище, которые за сто с лишним лет уже превратились в аксиому? Как ни парадоксально это звучит, но всем заинтересованным сторонам они были на руку. После разоблачения Азефа скандал был такой громкий, что оправдываться в Думе пришлось самому Столыпину. В то время шли активные дискуссии на тему того, как далеко может заходить полиция и секретные агенты в своей работе. Допустимо ли иметь агентов не среди мелких шестерок, а среди высокопоставленных руководителей? Не становится ли в таком случае государство как минимум соучастником серьезных преступлений? Сейчас такой вопрос не стоял бы ни в одной стране. Но в те времена общество было несколько более наивным, особенно в России.

Если бы правительство признало в полной мере роль Азефа, то тогда дало бы повод оппозиционной прессе обвинять себя в организации провокации серьезного уровня, либо же вынуждено было признать, что полиция сплоховала в двух конкретных случаях. Существовал и третий вариант: можно было все свалить на криптореволюционера Лопухина, который, мягко говоря, недоглядел. Но он и так был под следствием за разоблачение Азефа, и потому являлся популярной фигурой в оппозиционных кругах, как бы «пострадавшим за правду». Так что валить на него (хотя и оправданно) старые дела было не очень разумно. К слову, для самого Лопухина все закончилось хорошо. Его приговорили к пяти годам каторги за раскрытие государственной тайны, но сразу же заменили приговор простой ссылкой. Через три года он уже вернулся в Москву, по либеральной линии получил руководящий пост в банке. Дружил с большевиками, но в 1920 году с их разрешения перебрался во Францию, где написал мемуары, напечатанные в СССР. Невероятный случай для деятеля старого режима, особенно руководителя полиции.

Поэтому власти была, в общем-то, на руку версия о коварном комбинаторе, который дурил и тех, и других. На руку она была и революционерам. С Азефом они сели в лужу — несколько лет ими руководил агент полиции, а они даже не догадывались. Версия о всесильном Азефе позволяла им сохранить хорошую мину при плохой игре.

Поэтому оппозиционная пресса изо всех сил раздувала дьявольскую хитрость и ловкость Азефа, а правительственная пресса не особенно спорила с ней. В результате этого своеобразного компромисса и сложился шаблон, который начал путешествовать из уст в уста, из газеты в газету, из книги в книгу, из учебника в учебник. Он зажил своей жизнью и стал легендой. На днях ему исполняется уже 110 лет.