Текст: Стюарт М. Патрик, старший участник и директор Программы международных институтов и мирового управления при Совете по международным отношениям (международный независимый think-tank), для National Interest. Перевод: Антон Попов, «Спутник и Погром»
Из всех «канонических» авторов, принадлежащих к традиции политического реализма — от Фукидида и Гоббса до Моргентау и Миршаймера — именно Никколо Макиавелли по-прежнему больше всех способен шокировать публику. В 1513 году, будучи изгнан из своей любимой Флоренции, Макиавелли написал главный труд своей жизни — «Государя». Пять столетий спустя этот учебник искусства управления остается незаменимым — хотя и неприятным — чтением для практиков и исследователей политики. Что делает Макиавелли оригинальным (а заодно и является источником закрепившейся за ним дурной репутации) — это его твердое отрицание важности традиционной морали в политических делах и последовательно проводимая им идея, что основой искусства управления должен быть реалистичный взгляд на порочную природу человека.
Хотя его часто клеймили как аморального циника — автора «пособия для гангстеров», по выражению Бертрана Рассела — на самом деле, этическая позиция Макиавелли сложнее. Его главный тезис заключается в том, что политика обладает своей собственной моральной логикой, временами требуя для сохранения государства совершать такие действия, которые в культурном обществе показались бы предосудительными. Другими словами, бывают моменты, когда общепринятая этика должна быть отставлена в сторону в пользу прагматических и рациональных принципов, которые в более поздние времена получат название raison d’etat — «государственные соображения».
Что сделало «Государя» настолько дерзко современным, по словам Р.Дж.Б. Уокера, так это то, что он «отрицает все представления о мироустройстве, свойственные его [Макиавелли] эпохе, причем вне зависимости от того, как мы понимаем его идею — будь то фундаментальное отделение политики от морали вообще» или «наличие двух разных завершенных систем морали». Для начала XVI века это был шокирующе светский взгляд на вещи. Разумеется, католическая церковь к тому времени стала уязвима ввиду подъема могущественных государств, боровшихся друг с другом за власть, и всеобщего возмущения коррупцией папства. Всего через четыре года Мартин Лютер приколотит свои 95 тезисов к дверям Замковой церкви в Виттенберге, чем положит начало Реформации и в конечном итоге — расколу западного христианского мира. И всё же не может не вызывать удивления тот факт, что «Государь» не содержит упоминаний естественного права или места человека в Божьем Мироздании, что было общим местом для философии эпохи Возрождения.
Несмотря на закрепившуюся за ним репутацию влиятельного политического мыслителя, Макиавелли оставил после себя не очень много письменных работ. Главные его труды составляют «Государь» и «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия». В отличие от более поздних философов-реалистов Гоббса и Руссо, Макиавелли не пытается предложить некую системную политическую теорию. Скорее он старается с помощью исторического анализа и практических наблюдений найти вечные закономерности человеческого социального поведения и запечатлеть их в наборе максим, афоризмов и принципов, которые призваны помочь государю выжить в коварном мире. Он использует богатую историю классических Греции и Рима, а также бурные перипетии жизни более близких к его времени итальянских городов-государств как источник примеров успешного и провального политического лидерства.
Мотивом к написанию этого «учебника» послужила не только польза его читателей, но и необходимость собственной политической реабилитации автора. Пытаясь выслужиться в глазах нового правителя Флоренции, он посвятил «Государя» «Великолепному Лоренцо де Медичи», который за год до того с помощью испанских войск сверг его предыдущего патрона, Пьеро Содерини. И тем не менее мы не можем считать «Государя» всего лишь продуктом политического оппортунизма. Макиавелли прежде всего был патриотом Флоренции, которому принадлежат слова «мое отечество мне дороже моей души», и его книга раз за разом выдает горечь, вызванную падением родины. Целью Макиавелли было обнаружить причины и предложить решение для недавних бед, постигших Флоренцию. Он считал, что вычленяя фундаментальные реалии и базовые правила политики, он может помочь создать такое государство — по форме предпочтительнее республику — которое окажется одновременно внутренне стабильным и справедливым, и в то же время — способным защитить себя от внешней агрессии.
Он видел своей задачей воскресить слабую и погрязшую в коррупции Флоренцию и трансформировать ее в «сильное, единое, эффективное, морально обновленное отечество» вроде Афин эпохи Перикла или Римской республики. Возвращение Флорентийского государства к славе потребует такого государя, который будет обладать сам теми дохристианскими качествами, которые ценились великими людьми древности, такими как сила, мастерство, храбрость, верность, честь, гражданское чувство и способность думать об общем благе, и будет воспитывать их же в своих согражданах. В то же самое время исцеление язв Флоренции потребует таких мер, которые обычно считаются жестокими, беспринципными и подлыми.
Основой «Государя» — его темным сердцем — является беспощадный и лишенный любой сентиментальности взгляд на природу человека. Большинство людей, по словам Макиавелли, «неблагодарны, непостоянны, коварны, трусливы и алчны». В таком мире любой правитель, который попытается следовать христианской морали, протянет недолго. «То, как люди живут, столь далеко отстоит от того, как они должны жить, что любой, кто предпочтет то, что должно быть, тому, что есть на самом деле, стремится к погибели, а не к выживанию». Он далее объясняет: «Поэтому государю, который заинтересован в своем выживании, необходимо научиться не быть добрым».
Макиавелли хочет сказать, что общественная и частная жизнь — это совершенно разные моральные вселенные, и их кодексы поведения в конечном итоге несовместимы. Выбирая жизнь политического деятеля, а не частного лица, лидер тем самым обещает действовать, руководствуясь совершенно отдельным набором ценностей и принципов, дохристианских по своей природе и посвященных целям создания и защиты «великого и славного государства».
Необходимо понимать… что государь… не может придерживаться тех добродетелей, по которым судят о доброте человека, поскольку ему часто необходимо действовать в противоречии с милосердием, с гуманностью, с честностью, с религией для того, чтобы сохранить государство… он должен стараться быть добрым так долго, как сможет, но будучи побуждаем обстоятельствами, он должен быть пойти по пути зла…
Вместо того чтобы быть святым в мире грешников, государь должен сосредотачивать в своих руках власть и беспощадно расправляться с врагами, не боясь прослыть жестоким и беспринципным.
Приводя исторические примеры от римского императора Каракаллы до Чезаре Борджа, Макиавелли дает советы любому будущему государю.
Прежде всего и превыше всего — делай всё, что необходимо для сохранения твоей власти и безопасности твоего государства. Остерегайся помогать другому усилиться или вступать в союзы с более сильным государством, ибо этим ты навлечешь на себя погибель.
Во-вторых, будь изощрен в войне, «единственном искусстве, которого ожидают от правителя». Поддерживай государство в постоянной готовности к войне и имей достаточно оружия и солдат, чтобы обезопасить свою страну от внешнего агрессора или внутреннего соперника. Относись к миру всего лишь как к возможности перевести дух и подготовиться к новому конфликту. Игнорируй теории о «справедливой войне». Война является «справедливой», когда она необходима — не больше и не меньше.
В-третьих, используй обман как главный инструмент в своем искусстве управления. Скрывай свои истинные намерения и сохраняй верность данному слову только до тех пор, пока это играет тебе на руку. Помни, что другие не будут верны тебе, если только ты не сделаешь так, чтобы их неверность не окупалась. Берегись окружать себя сильными подчиненными. Принимай решения сам и слушай лишь небольшое число советников. Устраняй победоносных генералов и следи, чтобы знать была слабой и разобщенной.
Наконец, используй в равной степени жестокость и доброту, как того требует ситуация, признавая, что лучше, чтобы подданные боялись тебя, чем чтобы любили, если уж нельзя получить и то, и другое вместе. Если причиняешь кому-то вред, делай это внезапно и радикально, чтобы свести на нет возможность ответного удара. По возможности предоставляй другим выполнять грязную работу, поскольку впоследствии ты сможешь заслужить благорасположение подданных, отрубив головы этим исполнителям. Если раздаешь блага, делай это постепенно, чтобы одаряемый лучше их распробовал. Любой ценой избегай превращения в объект презрения. Лучшая защита правителей — это не быть ненавистным для своих подданных.
Цинично. Но Макиавелли не садист. Беспринципные методы оправданы только в том случае, если они служат одной конкретной цели — по словам Кеннета Вальца, сохранению «твоей власти над государством и твоего государства среди других». Автор «Государя» ни в коем случае не превозносит бездумное насилие или избыточную жестокость — не потому, что такие вещи его пугают, а потому, что они контрпродуктивны. Макиавелли, таким образом, советует сделать разумную осторожность и предусмотрительность базовым элементом лидерства.
Самый скандальный аспект «Государя» — сейчас не менее, чем когда книга была написана — это очевидное согласие Макиавелли с принципом «цель оправдывает средства», какими бы жесткими эти средства ни были. Как объясняет сам автор, «во всех деяниях людей, а в особенности в деяниях государей, именно результат выносит приговор, которому нет обжалования».
Для современных читателей в особенности неприятен тот факт, что у Макиавелли полностью отсутствуют сожаления или угрызения совести по поводу тех жестоких методов управления, которые он предлагает. У него нет никаких попыток подсластить пилюлю, успокоить читателя. Полностью отсутствуют нотки трагизма, свойственные более поздним реалистам вроде Гоббса или Руссо — или, ближе к нашему времени, Моргентау, Вальцу и Миршаймеру. Для этих писателей реальная политика и постоянные войны — факты экзистенциального порядка, угнетающие и достойные сожаления, неизбежные побочные следствия анархическо-эгоистической системы, которая побуждает все государства (подобно участникам знаменитой «охоты на оленя» у Руссо) следовать своим собственным интересам — и горе побежденному.
Однако проблема анархии в отношениях между государствами не особенно волнует Макиавелли. Его проницательный взгляд сосредоточен на природе человека. И то, что он видит — не самое красивое зрелище.
Конечно, Макиавелли хорошо представлял себе то, что более поздние реалисты назовут «дилеммой безопасности». В качестве политического и военного советника при Содерини он стремился манипулировать изменяющимся балансом сил среди настороженных и ревнивых итальянских городов-государств. Он наблюдал, как его любимая Флоренция после целой эпопеи ошибок (включая опору на слишком сильных союзников вроде Франции) была вынуждена капитулировать перед врагами. Этот опыт научил его, что «государству невозможно вечно наслаждаться своими свободами и узко очерченными границами в мире; ибо хотя оно само может и не причинять обид другим государствам, рано или поздно они причинят обиду ему, и когда это произойдет, в нем проснется и желание, и потребность в войне».
Что отличает Макиавелли от поздних реалистов вроде Гоббса — и наших современников вроде покойного Кеннета Вальца — так это готовность признать, что человеческая воля играет в определении внешней политики и международных конфликтах не меньшую роль, чем неизменное анархическое устройство международной политики. Используя исторические примеры успехов и неудач, Макиавелли напоминает нам, что роль личности важна. Да, мир постоянно меняется, и эти изменения толкают государство в разных направлениях. Но даже если признать, что «божество намерения наши довершает» — как сказал шекспировский Гамлет — тот выбор, который делает лидер, может иметь решающее значение в политике — как внутренней, так и внешней.
Макиавелли исследует взаимодействие между материальными силами и человеческой волей, используя понятия «удача» (fortuna) и «добродетель» (virtu). Все государи (как, собственно говоря, и все люди) подвержены влиянию социальных и природных сил, с которыми ничего не могут поделать. Тем не менее «свобода воли не подлежит сомнению», настаивает Макиавелли. «Хотя удача и является госпожой половины наших деяний, она все же позволяет нам управлять второй половиной, или около того». Хотя удача капризна, а история имеет свои закономерности, способный лидер может формировать свои судьбу и судьбу своего государства посредством того, что он называет добродетелью, virtu. Это понятие не следует путать с той «добродетелью» (virtue), как она определяется в христианской морали (где она подразумевает честность, благотворительность, смирение и подобные качества). Скорее, это понятие включает в себя те человеческие качества, которые ценились превыше всего в античности, в том числе знание, храбрость, хитрость, гордость и силу.
Макиавелли рассматривает взаимосвязь понятий fortuna и virtu в своих «Рассуждениях»:
Ибо когда у человека лишь немного добродетели, удача в полной мере демонстрирует свою силу; а поскольку удача переменчива, республики и государства часто претерпевают изменения; и они будут продолжать меняться до тех пор, пока не объявится кто-либо, столь преисполненный любовью к древности, что он приведет все вещи в такой порядок, что у удачи уже не будет возможности показывать, на что она способна, с каждым оборотом солнца.
Вызов, который лежит перед государем, заключается в том, чтобы оседлать волну удачи, используя добродетель для того, чтобы направить ее к лучшим интересам государства, как диктуется необходимостью (necessita).
Вклад, внесенный Макиавелли в традицию политического реализма, до сих пор не потерял своей актуальности. Это и побуждение воспринимать мир таким, какой он есть, а не каким он должен быть; признание того, что сила и собственный интерес играют ключевую роль в политике; призыв, что государственное управление — искусство, которое требует от политического лидера умения приспосабливаться как к устойчивым структурам, так и к меняющимся временам; и настоятельное указание на то, что требования raison d’état могут вступать в противоречие с требованиями общепринятой морали. Именно последнее утверждение — что общественная и частная сферы имеют свои различные системы морали — и является самым шокирующим вплоть до нашего времени.
В конце концов, мы живем в эпоху господства демократической формы правления, в рамках которой «государи» избираются гражданами, и потому от них, как от государственных должностных лиц, ожидается, что они будут строить свою деятельность на принципах честности, прозрачности и ответственности. Немалая часть нормального в дни Макиавелли государственного насилия — имперские завоевания, захват рабов, разного рода зверства — теперь морально и юридически недопустима. Всё это запрещают законы о правах человека, гуманитарные законы, законы войны, международные нормы, соглашения и институты. Поступки, сочтенные недопустимыми, влекут за собой санкции или даже интервенции, обоснованные через юридические механизмы. Разумеется, преступления и нарушения по-прежнему случаются — взять хотя бы Сирию или Дарфур. Но в основном стандарты легальности и легитимности трансформировались, и подобные вещи из нормы превратились в исключение.
В остальном «Государь» по-прежнему актуален в том, что касается политики, как внутренней, так и внешней. Рассказы Макиавелли о флорентийской коррупции, об упадке поздней Римской империи и о коварстве итальянских пап многим в Вашингтоне покажутся знакомыми. Ну и совершенно точно для современного читателя не окажется открытием вот эта простая истина: грешники добираются до политической вершины и остаются на ней куда чаще праведников.
Оригинал материала под названием «Макиавелли: шок сквозь пять веков» на сайте National Interest
