Какую политическую силу в мире можно считать наиболее влиятельной? Некоторые из вас могут сказать, что это рынок облигаций. Другие назовут возрождение религии или продвижение демократии и прав человека. А может, это цифровые технологии, представленные Интернетом и всем, что с ним пришло в нашу жизнь? Или, может быть, вы думаете, что это ядерное оружие и многочисленные последствия его существования, которые заставляют глав государств задумываться об использовании силы в конкретных ситуациях?
Всё это достойные претенденты (читатели наверняка отдадут предпочтение своему варианту), но мой личный выбор в номинации «Наиболее могущественной силы в мире» — национализм. Вера в то, что человечество состоит из множества разных культур — т.е. групп, объединяемых едиными языком, символикой и интерпретацией своего прошлого (обычно всегда ангажированной и полной мифов) — и что эти группы имеют право на обладание собственным государством, имела ошеломляющий эффект в мире последние несколько столетий.
Это национализм стал основой большинства европейских держав в эпоху Модерна, превратив их из династических государств в национальные, распространение национализма за пределами Европы помогло уничтожить Британскую, Османскую, Австро-Венгерскую, голландскую, французскую, португальскую и советскую империи. Национализм — это главная причина наличия в ООН 200 стран-членов сегодня (по сравнению с 51 страной в 1945 году, сразу после основания). Это также и причина того, почему сионисты хотели создать государство для еврейского народа и почему палестинцы хотят создать своё государство сегодня. Это то, что позволило вьетнамцам победить французов и американцев на поле боя в эпоху Холодной войны. Это также и причина, по которой курды и чеченцы до сих пор стремятся обрести государственность, почему шотландцы продолжают требовать большей автономии в составе Соединённого Королевства и почему сегодня у нас есть республика под названием Южный Судан.
Понимание силы национализма также даёт ключ к пониманию того, что происходит сегодня в Европейском Союзе. Во времена Холодной войны европейская интеграция не вызывала столько проблем, поскольку происходила в пределах своеобразной «теплицы», существующей под американской защитой. Однако сегодня Соединённые Штаты постепенно теряют интерес к обеспечению безопасности Европы, европейцы и сами сталкиваются с новыми угрозами, да и проект ЕС страдает от чрезмерного расширения и создания плохо обустроенного финансового союза. То, что мы видим сегодня — это постепенная ренационализация европейской внешней политики, подогреваемая несовместимостью различных экономик и, частично, страхами местных (т.е. национальных) идентичностей перед возможными угрозами. Когда вы видите, как датчане волнуются насчёт ислама, каталонцы требуют автономии, фламандцы и валлонцы ведут дебаты в Бельгии, немцы отказываются спасать банки греков и никто не хочет пускать Турцию в ЕС — будьте уверены, это национализм.
Силу национализма хорошо понимают реалисты, как это доказывает мой прежний соавтор Джон Мирсхаймер в своей новой важной работе («Kissing Cousins: Nationalism and Realism»). Нации — потому, что они существуют в мире, где царит дух состязательства и который иногда становится достаточно опасным местом — ищут способ защитить свою идентичность и свои культурные ценности. Во многих случаях лучший для этого способ — это получить своё государство, потому что этнические или национальные группы, не имеющие государства, обычно подвержены риску вторжения, поглощения и ассимиляции.
Точно так же современные государства располагают всеми необходимыми средствами для продвижения идеи национального единства — иными словами, для стимулирования национализма — потому что прекрасно иметь лояльное и объединённое население, желающее приносить определённые жертвы (в особых случаях — сражаться и умирать) для усиления своего государства и его способности отражать внешние угрозы. В высококонкурентной среде международной политики у наций есть все основания для того, чтобы строить собственные государства, а у государства есть все основания поддерживать единую национальную идентичность своего населения. Сложившись вместе, эти два фактора создают долговременный тренд появления всё новых и новых национальных государств.
Очевидно, что нации и государства не всегда достигают цели создания единого национального государства. Некоторые нации так никогда и не преуспевают в деле получения независимости и некоторые государства никогда не преуспевают в создании единой национальной идентичности. И не каждая культурная или этническая группа воспринимает себя как нацию или стремится к независимости (хотя нельзя исключать, что такие группы могут обрести «национальное самосознание» и пойти по пути строительства собственной государственности). Тем не менее, в ходе последних ста лет значительно увеличилось количество государств и значительно возросло количество национальных движений во многих из них и я не вижу причин ожидать обращения этого тренда вспять.
С момента своего появления национальное государство становится самовосстанавливающимся феноменом. Национальные государства сложно завоевать и сломить, потому что местное население будет постоянно сопротивляться внешнему вторжению и продолжать бороться против иностранных оккупантов. Успешные национальные движения ведут к появлению аналогичных движений, которые только увеличат общий запрос на обретение государственности. Несмотря на редкие исключения из общего правила (существование «провальных государств» [failed states] вроде Сомали, Йемена или Афганистана), национальные государства ещё долго будут оставаться наиболее важной политической общностью в мире.
Поскольку американская национальная идентичность исходит из гражданского понимания национализма (строящегося на предположительно универсальных принципах — таких, как индивидуальные свободы) и не придаёт особого значения историческим и культурным элементам (хотя очевидность их существования не подлежит сомнению), американские лидеры часто недооценивают силу местных связей и мощь культурных, племенных или территориальных предпочтений. В эпоху Холодной войны мы часто переоценивали силы транснациональных идеологий вроде коммунизма и недооценивали возможность национальных идентичностей и интересов провоцировать интенсивные конфликты в марксистском лагере. Усама Бен Ладен совершил ту же ошибку, когда думал, что террористические акты и видео-проповеди инициируют появление массового движения за восстановления транснационального исламского халифата. И каждый, кто думает, что растущий Китай готов покорно склониться перед США и принять западную систему взглядов на правильное устройство мира не понимает, насколько важное место национализм занимает в китайской картине мира — а оно сильно выше показательной приверженности идеалам коммунизма.
Пока мы не признаем силу национализма, мы будем совершать многочисленные политические ошибки. Это наиболее могущественная политическая сила в мире и игнорировать её будет себе дороже.
Стивен М. Уольт (оригинал статьи).
Реквизиты для личной благодарности переводчику:
- Яндекс-деньги 410011852570979
- Киви
+79528854469 - WebMoney R393176351728 (рубли), Z113474851552 (доллары)
- PayPal: [email protected]
